Талый лёд

Когда связанного омегу, словно неодушевлённую грузную ношу, грубо заталкивают в просторный заснеженный шатёр, на его глазах стоят слёзы. Тем не менее, совсем не похоже, что он смирился с положением дел. Черноокий длинноволосый брюнет смотрит на варяга с вызовом, дерзко и открыто, и, великий Тор, как же прекрасны его раскосые тёмные глаза в этот момент. Годжо, сильнейший воин своего племени, сбит с толку, ведь молодой мужчина ни на йоту не похож на обычного в его представлении омегу. Он высок, широкоплеч и крепок; и хотя его сладкие феромоны в преддверии течки очень призывные и манящие, что говорит о крайне уязвимом его состоянии, смотрит он на альфу невероятно озлобленно. Годжо заинтересовано хмыкает, приближаясь к нему мягкой, опасной поступью хищника. Достаёт из-за широкого кожаного пояса короткий, но невероятно острый кинжал, перерезая на его покрытых гематомами запястьях толстые верёвки, а затем, недолго думая, режет и тряпки на теле мужчины, служащие одеждой. Омегу уже как следует подготовили и обмыли знахарки, словно он — ценный товар для продажи, и теперь альфа оценивает, обнюхивает его, тычась носом в шею и обвешанные причудливыми серьгами мочки ушей, скользя пальцами по чуть смугловатой коже предплечий, на что мужчина с тихим рыком пытается вырваться. Годжо лишь сильнее сжимает его широкими ладонями, одаривая недоброй улыбкой: неповиновения он не потерпит. Омега не хочет так быстро сдаваться, даже не смотря на то, что всем своим существом чувствует — сила у этого воина недюжинная. — Не знаю, из какого ты племени, понимаешь ли ты меня, но это не так уж и важно, ведь на земле врага каждый твой малейший выпад может оказаться последним. С этого момента ты — моя собственность. — Слова Годжо льются, как переливчатый и плавный, но смертоносный ручей. — Твоя задача проста: сегодня ты должен как следует ублажить меня, и в зависимости от того, понравится ли мне это, или нет, я буду решать, оставлять ли мне тебя в живых. В словах беловолосого мужчины — лёд. Он и сам, словно лёд, ведь внешне он, хоть и так же широкоплеч и крепок, полная противоположность омеги. Невероятно высокий и статный, светлокожий и голубоглазый, как скандинавский бог; его практически идеальную, кристально чистую красоту портят лишь уродливые боевые шрамы на точёных скулах. Красноватые губы изгибаются в издевательской усмешке, когда омега тихо стонет, почуяв выпущенные им феромоны. Годжо по умирающим, невероятно умным глазам видит — тот его понял. Но всё равно предпочитает настырно молчать и бездействовать. Варяг смотрит на набухший, аккуратный член омеги, что, по правде, совсем не представляет для него интереса. Затем грубо хватает его за запястье, вынуждая улечься на подготовленное ложе из шкур убитых диких зверей. Шатёр увешан несколькими массивными факелами, и брюнет отчаянно вперивает взор в один из них, глядя, как его пламя, зажатое меж металическими прутьями, яростно дрожит и пылает, но не может вырваться за их пределы. Оно хоть по природе своей и опасно, но столь же беззащитно, как и сам омега, распластанный перед альфой на мягком ковре из шерсти. Вокруг них — на многие и многие километры расстилается беспощадная, смертоносная зима, пометившая мёрзлую землю тяжёлым снегом, и брюнет вдруг так ясно, так чётко осознаёт своё гиблое положение, что у него внутри всё мертвеет. Он на чужбине один, среди кровожадных варягов, наёмников, воспитанных бесконечными льдами и суровыми вьюгами, а его племя, скорее всего, уже давно погребено под этими вечными снегами. Он не смог никому помочь, потому что был слишком слаб, и никто уже не поможет ему. Возбуждение, жаркими волнами накатывающее на омегу, сейчас кажется ему омерзительным и таким постыдным, но позволяет хотя бы немного отвлечься от этих дурных мыслей. Он смотрит на скинувшего меховой тулуп, уже полностью обнажённого альфу снизу, скользя взглядом по его выточенному боями, крепкому рельефному телу, по его огромному, возбуждённому органу, и не может сопротивляться желанию как можно скорее с ним совокупиться. Омега внутри требует ему отдаться, требует узел и полное омежье лоно спермы, принимая в этом свирепом мужчине достойного его самца. — Вижу, что тебе уже не терпится. — Беловолосый варяг продолжает в открытую глумиться над ним, дразняще скользя ладонью по своему крупному достоинству. — Но ты должен как следует постараться, чтобы получить его. Брюнет встаёт на колени, для удобства немного раздвинув свои крепкие длинные ноги. Смазка, сочащаяся из ануса, уже стекает на ковёр, скапливаясь на его шерсти лужицей, но омега сейчас этого не замечает. Он обхватывает губами толстый член варяга, начиная неумело, но очень старательно его посасывать и вылизывать, и громкий вздох сверху даёт ему понять, что мужчине приходится это по душе. Омега начинает действовать немного решительнее, к тому же, ему действительно самому очень нравится сосать эту пышащую силой плоть, сглатывая слюну и смазку. Ему, к своему стыду, даже кажется, что он сможет кончить лишь от того, что ласкает губами орган этого невыносимого варяга, но когда тот начинает несдержанно толкаться бёдрами навстречу его рту, пытаясь загнать своё достоинство в его глотку всё глубже, возбуждение отходит на второй план. Это крайне неприятно и даже немного опасно, ведь омега начинает задыхаться, закатывая глаза и теряя сознание от нехватки кислорода, но горячая сперма неожиданно бурно и обильно выплёскивается ему прямо в горло. Мужчина держит его за волосы, всё ещё не давая отстраниться, поэтому брюнету приходится из последних сил сделать над собой усилие и проглотить всё до последней капли. Он буквально падает на ковёр, почти отключаясь, но варяг не даёт потерять ему связь с реальностью, грубовато хлопая его по щекам ладонями. Тем не менее, когда омега открывает глаза, он видит что лёд в глазах напротив будто бы немного подтаял. Мужчина удовлетворён его поведением, однако вновь возбуждён, ведь альфе в гон требуется невероятно много долгих часов сношения. Его феромоны такие невыносимо влекущие, дурманящие сейчас, что брюнет снова негромко скулит, не зная, сколько он сможет ещё терпеть дальше, будучи не заполненным им. — Хочешь воды? — белокурый пристально вглядывается в него, и в его потемневших от возбуждения, практически синих глазах читается… волнение? Нет, скорее, нетерпение, ведь он так жаждет получить ещё большее. — Я хочу тебя, — на его языке измождённо отвечает ему омега с сильным, но очень трогательным акцентом. — Пожалуйста. Освещение факелов тускло и обманчиво, и брюнету на мгновение кажется, что бледная кожа лица альфы подёргивается румянцем, но в следующее мгновение он уже ни о чём не может думать, ведь огромный, столь желанный им член варяга начинает медленно, но настойчиво в него входить спереди. Омега уже достаточно влажный внутри, чтобы без проблем его принять, но всё-таки это его первый раз и без какой-либо подготовки ему достаточно дискомфортно и больно. Он ловит хищный, пожирающий его взгляд молодого альфы, думает о том, что тот напоминает ему прекрасного, но невероятно опасного зверя, пытаясь лихорадочно вспомнить, как на его языке произнести слово «медленнее», хоть и догадывается, что едва ли какая-то жалкая омежья просьба сможет его сейчас остановить. Он абсолютно прав, ведь альфе так хорошо, как не было ещё никогда. Черноволосый омега под ним так сильно течёт, а ещё так сладко сжимается внутри, жадно засасывая в себя, что узел на члене варяга норовит набухнуть гораздо раньше времени, что с ним ни разу ещё не случалось. Этот излишне крупный и высокий омега не похож ни на одного другого, но принимает в себя его член с такими готовностью, желанием и страстью, глядя на него затуманенными похотью, чёрными, как ночь, очами, что невероятно распалённому его видом и запахом варягу впервые за долгое время хочется приласкать своего партнёра, которых обычно он считал лишь своими подстилками для удовлетворения плотских желаний. Он засаживает в него член до самого упора, сжимая ладонями крепкие ягодицы, заставляя изгибаться и вздрагивать от каждого мощного толчка, и чувствует сильную хватку рук на своих плечах, которые тут же перехватывает, прижимая с ещё большей силой к ковру. Альфа внутри варяга скалится, рычит, раздражаясь из-за такого самовольства омеги, но сам Годжо как никогда теряется перед ним, неотрывно глядя в эти влажные от слёз, прекрасные глаза. Омега хнычет под ним, плачет, протяжными стонами вымаливая узел, и Годжо вновь поддаётся, с тихим рычанием начиная вбиваться в него всё более короткими и резкими толчками. Он засаживает в него узел, одновременно оставляя на смуглой никем не тронутой шее свою метку, совсем рядом с заполошно бьющейся манящей жилкой. Вонзать в его благоухающую кожу клыки — удовольствие почти ни с чем не сравнимое, но заполнять спермой горячее нутро ещё более захватывающе и приятно. Омега кончает в момент, когда в нём начинает набухать огромный узел альфы, и с тихими всхлипами изливается под ним ещё несколько раз, с готовностью подставляя под укусы шею. Они долго смотрят друг на друга, будучи в сцепке, — невыносимо холодный лёд, поддавшийся пламени, — и никакие слова им уже не нужны, чтобы осознать, что они — истинные. Снаружи вьюга воет всю ночь, и завывания её чудно́ перемежаются с протяжными, сладкими стонами омеги, в которые так жадно и внимательно вслушивается его альфа, стараясь принести ему как можно больше удовольствия. Словно и забыл вовсе о том, что совсем недавно собирался убить своего пленника. И только под утро изрядно вымотанный, но счастливый Годжо вылезает из занесённого снегом шатра, с улыбкой глядя на своих удивлённых соплеменников, которые его абсолютно не узнают. Никогда их вожака так ничто не радовало, кроме изнуряющих кровавых битв. Смурные лица варягов озаряют первые лучи долгожданного и холодного, столь ослепительного полярного солнца. Их всех ждут перемены.