Your Heart is as Black as Night.

Кажется, что проходит вечность. То, как течет время, потеряло весь смысл, а еще то, куда оно приведет. Леви потерял ему счет и упустил свою жизнь сквозь пальцы, но не мог позволить себе их сжать в нужный момент, чтобы схватить. Эрен был птицей — свободной и недостижимой для него, несмотря на то, что Леви так хотел постичь каждую его частичку. Он тихо напевает одну из первых мелодий Эрена, что тот напевал, покачивая голой щиколоткой в воздухе, позволяя сигарете в мундштуке осыпаться пеплом на бумагу и мешаться с чернилами. Вещей так мало, что чемодан кажется несуразно большим, и Леви сдается. Он не должен бояться. Ему нужно быть смелым ради Эрена. Вещи идут к черту, кроме нового костюма, что Леви забрал из химчистки, оплаченной на последние деньги, и надел. Туфли начищены, а трость отставлена к выходу, и Леви подхватывает ее, не оглядываясь на всю эту серость. Он планирует, как будет выживать в Новом Орлеане на свое жалованье и дойдет ли письмо о переезде до службы. Возможно, конверт с заветными купюрами придет новым жильцам этой квартиры, потому что в этом неблагополучном районе вряд ли кто-либо будет так благоразумен, что отправит их Леви по новому даже ему неизвестному адресу. Леви зажмуривается, когда простая деревянная дверь захлопывается за его спиной и со скрипом открывается вновь, будто давая Леви очередной шанс, но он делает шаг вперед, сжимая трость крепче и даже не касаясь ею пола. Погода благоволит, встречая его у подъездной дорожки солнечным светом, и Леви кивает сам себе, встречая шум улиц и думая о том, что в Новом Орлеане будет шумнее. Веселее. Ярче. Под закрытыми веками вспыхивают образы зеленых глаз, в которых играют искры веселья и бурного желания нового, на пальцах электризуется тепло кожи и горячие вдохи, что он срывал с губ, и Леви шумно выдыхает, двигаясь по улице вниз. Денег набралось только на билет в один конец, и до вокзала приходится добираться пешком. Скулы теплеют от быстрого темпа ходьбы, а рука немеет от веса даже этого небольшого чемодана, что Леви взял с собой, заполнив лишь вещами первой необходимости. Нога начинает ныть, когда Леви спускается к перрону, но он упорно не хочет опираться на трость. До поезда ровно две минуты, как подсказывают часы, и Леви не может не улыбнуться сам себе. Военная выправка дает о себе знать. Он расправляет плечи и ставит чемодан у своих ног совсем ненадолго, а затем слышит, как поезд прибывает на перрон, радостно гудя и окутывая все вокруг дымом. Леви позволяет прибывшим покинуть поезд. Он смотрит, как близкие обнимаются, радуясь встрече после долгой разлуки. Как кого-то встречают теплыми объятиями, поцелуями и крепкими рукопожатиями. Как женский лепет сменяется детским смехом, а тот — приятными басами и баритонами мужчин, что хлопочут над вещами и машинами, что их уже ожидают. Леви кажется, что он слышит знакомые голоса. Они могли бы звать его обратно. Могли бы попытаться удержать, но буквально за коваными дверями поезда его ждала незримая и еще не опробованная свобода, и он так хотел узнать, что это такое, что голоса становятся лишь шумом вокзала, и Леви переступает расстояние между перроном и поездом, показывая билет проводнику. Тот кивает, и Леви встречает запах масляной пропитки шпал и разгоряченного железа, сгорающего дерева и крепленого вина с сигаретами. Он замирает лишь на секунду, понимая, что не чувствует ничего, кроме всепоглощающего предвкушения, и двигается вперед, подталкиваемый пассажирами, в поиске своего места. Купе встречает его тишиной, и он легко забрасывает трость и чемодан на верхнюю полку, тут же приоткрывая окно и заполняя пустоту шумом неутихающего вокзала. Город будто прощается с ним через эти голоса, и Леви отдает ему честь в своих мыслях, позволяя себе выдохнуть так, будто теперь его долг уплачен. Мысли замедляют свой ход, и Леви позволяет себе сесть на свое место, бессмысленно разглядывая пустое место напротив. Кое-где на красном диванчике виднеются проженные пеплом места, а у самого края можно разглядеть пятнышко вина. Леви прикрывает глаза и пытается отвлечься, думая о том, как проведет эти часы в дороге, не думая о том, что будущий пассажир напротив — какой-нибудь чудак. Дверь со скрипом по рельсам открывается, когда поезд трогается, и Леви зажмуривается совсем ненадолго, молясь, чтобы это был кто-нибудь, кто быстро уснет, но не будет храпеть. Кто-нибудь, кто не обременит его беседой, и кто-нибудь, кто предложит ему сигарету, потому что он не прочь выкурить сейчас одну. Но это должны быть чертовски хорошие сигареты. Человек садится напротив, и сначала Леви чувствует парфюм. Тот мгновенно пробирается в его легкие с глубоким жадным вдохом, который Леви делает, выбираясь из сладкой полудремы, в которую едва успел провалиться. Пудровый древесный запах мгновенно погружает его куда-то за бархатные шторы и под шелковое платье, что струится по бедрам. На тонких щиколотках ремешки удерживают аккуратные туфли, и Леви готов обрушиться к ним прямо здесь и сейчас, но позволяет себе забраться взглядом выше на обнаженное колено и бедро, где виднеется едва заметный синяк от его собственных пальцев. Вдох застает его врасплох, как и зеленые глаза, что встречают его взгляд, мгновенно погружая на самое дно Атлантического океана, пока тонкие пальцы в перчатках добывают из портсигара две сигареты, и одна легко ложится в длинный мундштук. Зажигалка щелкает, позволяя Леви сделать вдох, и он думает о той невероятной удаче, что сопровождает его под руку всю жизнь. Сигарету обнимают пухлые алые губы, оставляя на ней отпечаток помады, и Леви наклоняется ближе, чтобы прикурить. Воздух между ними электризуется мгновенно, и он не может сдержать легкой ответной улыбки, отводя взгляд, но тут же ловя его вновь. Дым окутывает их купе на двоих, создавая то самое ощущение закулисья будто самого джаза.