Слишком многое со мной не так

— Да что с ним не так? Минхо возмутился, снова уставившись на молчаливого парня, который одиноко сидел на предпоследней парте и, почти не двигаясь, смотрел в окно с самого начала пары, на которую, между прочим, он опоздал на десять минут. Если бы на смену въедливому и противному преподавателю философии не пришла безразлично настроенная к чужому предмету преподавательница экономики, наверняка возненавидевшая не в ее пользу составленное расписание, престранному новенькому бы влетело. Только ему повезло перевестись в этот университет как раз на следующий день после того, как дряхлого профессора унесли на каталке прямо из аудитории, а равнодушная Чхве И Хен — по крайней мере, именно это имя значилось в расписании напротив слова «замена» — вместо приветствия сказала: «Вы можете делать все, что хотите. Только ведите себя тихо и не мешайте мне заниматься тем, за что мне платят, в отличие от этих пар». — Что? — переспросил Хан, который до этого что-то увлеченно рассказывал. Минхо поморщился. Кажется, в этот раз его негодование вышло на новый уровень. Он начал говорить вслух. — Хен снова заглядывается на новенького, — зевнул Сынмин, разлегшийся на скамейке позади. — Тебе-то откуда знать? Ты за сорок минут ни разу не поднялся. — А откуда ты знаешь, что за сорок минут я ни разу не поднялся? Фыркнув, Минхо молча отвернулся. Он не желал признавать, что его уличили за подглядыванием, и просто в очередной раз проклял свою жизнь, из-за которой был вынужден торчать на одном потоке с малолетками вместо того, чтобы получать диплом, если уж с подростковой мечтой ничего не сложилось. Не то чтобы ему не нравилась образовавшаяся компания, но ситуация, заложником которой он стал, все равно оказывала на него определенное давление. Минхо честно пытался вникнуть в страницы электронного учебника, но голова снова сама повернулась в сторону паренька, так и не двинувшегося с места. Ли Енбок, так его звали, перевелся к ним почти две недели назад и держался особняком. Ни с кем не говорил, на вопросы отвечал односложными предложениями и всячески избегал студенческого кафетерия, ни разу в нем не показавшись. Первое, что бросилось Минхо в глаза при первой встрече с ним, — это его внешность. Слишком красивый, подумалось ему. Точеное кукольное личико с большими глазами и пухлыми губами; обесцвеченные волосы были затянуты в намеренно небрежный пучок, а под слоем тонального крема проглядывались созвездия веснушек, которые Минхо разглядел совершенно случайно, когда налетел на новенького в библиотеке. Тот, к слову, никак не отреагировал на его агрессивное «Куда прешь?» и просто обошел стороной. Если бы не необходимость отвечать на парах, голос Енбока так и остался бы загадкой. Когда Минхо впервые услышал его, то подавился энергетиком. Глубокий бас, наполнивший набитую студентами аудиторию, никак не сочетался с нежной красотой парня. Даже Сынмин, приоткрыв рот, несдержанно чертыхнулся: «У меня мурашки пошли», — добавил он тогда. — Давай уже познакомимся с ним, — Хан, порядком уставший от постоянных оглядок друга, встал из-за стола. — Что? Минхо попытался остановить его, но Джисон отмахнулся от него, словно от назойливой мухи, и твердым шагом направился к новенькому. Сынмин заинтересованно приподнялся и подумал несколько секунд перед тем, как лениво сползти со скамейки, отряхнуться и зашаркать следом, театрально держась за поясницу. Знакомство с Енбоком, напоминающим вылизанную идеальную картинку из какого-нибудь Vogue Korea, в планы Минхо не входило. Только вот его отстраненное поведение и налет надменности в безучастном взгляде все-таки действовали на нервы. Новенький очень уж напоминал типичный любовный интерес главной героини романтической дорамы, а легкие кудри, в которые он иногда завивал волосы, делали его идеальным кандидатом на роль вампира в местных корейских «Сумерках». Загадочный, холодный, уверенной модельной походкой рассекающий толпу, которая всегда расступалась перед ним, как не расступалась перед Минхо, считающимся главным красавчиком университета. Или считавшимся, потому что тут появился этот самоуверенный засранец и отобрал у него звание неприступной крепости, которую взять удалось лишь дружащим еще со школы Джисону и Сынмину. Впечатление Енбок производил неоднозначное. Когда он только переступил порог аудитории и окинул ее беглым взглядом, ни на ком не остановившись — даже на самом Минхо, — троица пришла к единогласному мнению: выскочка. Очень скоро это поняли и остальные студенты, включая старшекурсников, которые обманулись видом красивого ухоженного личика и идеально подобранной одежды. Каждый, чье приглашение на вечеринку или просто кофе Енбок проигнорировал, воспринял это как личное оскорбление. Впрочем, остались и те, кто продолжал бросать на него очарованные взгляды и томно вздыхать, надеясь уловить ненавязчивый аромат парфюма. Смерив неприязненным взглядом новенького, который с явной неохотой оторвался от вида за окном и обратил внимание на подошедших парней, Минхо решительно поднялся. И даже не посмотрел в сторону преподавательского стола, потому что знал, что сейчас до него никому нет дела. — И что? Вы какие-то местные знаменитости? — тихий низкий голос Енбока никак не нарушал размеренную возню занятых своими делами студентов. — Ваши имена мне ни о чем не говорят. Отвечал он странно. Тягуче, с небольшими заминками, будто подбирал нужные слова, но этот проклятый тембр не позволял долго задумываться над тем, что не так с его речью. — Вежливые люди при знакомстве обычно представляются, — сказал Сынмин, без приглашения устроившись рядом с Енбоком и проигнорировав его недоброжелательный прищур. — Я знаю ваши имена. Вы отзываетесь, когда вас зовут, — процедил новенький. Он начал крутить ручку на пальцах, да так ловко, что казалось, будто она парила в воздухе. — Мы же не знаем, насколько ты внимательный. Хан ничуть не смутился из-за холодности Енбока. Когда-то он нашел подход к Минхо, поэтому считал, что и со строптивым новеньким справится легко. Тот, правда, не думал упрощать ему задачу, всем своим видом показывая, насколько не заинтересован в беседе, в которую его пытались затянуть. — Знаешь, — воодушевленно продолжал Джисон, — а приходи сегодня ко мне… — Что? — Сынмин удивленно приподнял брови. — К тебе? — заговорил наконец Минхо, который все это время молча рассматривал новенького и пытался понять, что именно его в нем настораживало. Хан их проигнорировал: — Чисто мужская компания из четырех человек. Много еды, много выпивки и никаких девчонок. Сынмин тихо вздохнул, прикрыв глаза ладонью, и что-то не очень разборчиво пробурчал про то, насколько жалко это звучит. — Я не пью, — отрезал Енбок. — У меня есть чай, — не сдавался Хан. Новенький поджал губы и просто отвернулся, вновь найдя вид за окном очень занимательным. Тут Минхо не выдержал и встал прямо перед ним. Уперся кулаками в парту и навис над даже не вздрогнувшим Енбоком. Он хотел объяснить выскочке, что откуда бы его ни занесло в их края, ему следовало проявлять элементарную вежливость к людям, которые стараются с ним подружиться. В конце концов, всегда можно культурно их послать, а вот подобное поведение напрашивается на темную в ближайшей подворотне. Однако вместо этого Минхо ляпнул: — Зачем ты замазываешь веснушки? Плечи Енбока напряглись. Это было самое яркое проявление эмоций, которое он продемонстрировал за эти две недели. Более того, парнишка и не думал останавливаться. Его прелестное личико побледнело, а ноздри раздулись, втягивая больше воздуха. Вопрос явно застал его врасплох. Неужели он думал, что их никто не заметит? Да это сделал бы первый, кому бы удалось приблизиться к Енбоку достаточно близко. — Веснушки? — на грани допустимого воскликнул Хан и нагло нарушил чужое личное пространство, чуть не столкнувшись с новеньким носом. — Ух ты! Они красивые. Ты все-таки наполовину европеец? Я так и знал! — Я думал, что он японец, — почти разочаровано выдал Сынмин. Минхо удивленно покосился на него. В отношении этого парня он твердо убедился в одном: Ким Сынмину плевать на всех. Даже имя Хана порой вылетало у него из головы. Как эти двое вообще сдружились, оставалось настоящей загадкой. — Отвалите от меня, — недовольно процедил Енбок. Он вцепился в край парты и огляделся, точно ища пути к отступлению. Если бы этот парнишка не был таким самодовольным ублюдком, Минхо почувствовал бы вину за то, что обратил внимание на его веснушки. Они, в конце концов, все еще были в Корее, где во всю продолжали совершенствоваться выбеливающие кожу фильтры и крема, медленно убирающие ненавистный пигмент, который в реальной жизни не всегда можно перекрыть плотным косметическим тоном. Вполне вероятно, что Енбок подвергался насмешкам из-за особенности на лице, которая, вопреки всем корейским стандартам красоты, выглядела вполне очаровательно. Все портила лишь гримаса раздражения, безжалостно уродующая мордашку, которой цены бы не было в кей-попе. Минхо, как несостоявшийся вижуал группы, в этом был абсолютно уверен. — Надумаешь, приходи, — не унимался Хан, — но только сегодня. Если проигнорируешь, на следующую пятницу даже не рассчитывай. Он нагло схватил единственную лежащую тетрадь и размашистым почерком, вырвав из миниатюрных пальцев Енбока ручку, написал адрес. — Он не придет, — зевнул Сынмин, когда троица вернулась на свои места. — А я и не жду, — признался Джисон. — Просто надоело наблюдать, как Минхо издалека роняет на него слюни. Ой! — он вжал голову в плечи и схватился за затылок, об который тот приложился ладонью.

***

— Енбок-и! Эй, Енбок! Феликс, уже вставивший ключ в замочную скважину, наконец спохватился. Он навесил на лицо дружелюбную улыбку и повернулся к окликнувшей его соседке. К счастью, из-за двери напротив показалась пожилая женщина, которую при нем не называли никак иначе, кроме как «бабушка», а не его ровесница, определенно воспылавшая к нему симпатией. — Енбок-и, это не твой магнитный ключ? Феликс вытянул шею и облегченно вздохнул, разглядев в раскрытой ладони свою утреннюю пропажу. У него, конечно, хорошая память на цифры, но подъездная дверь открывалась через раз. Нажмешь «3» — сработает «7», нажмешь «5» — сработает «2». Поблагодарив старушку, Феликс пожелал ей хорошего вечера и скрылся в своей клетке. Назвать этот коробок квартирой язык не поворачивался. Феликс положил пальто на втиснутую в подобие коридора тумбочку, прошел мимо маленького кухонного островка, на котором не было даже духовки, и щелкнул выключателем. Лампочка в крохотной ванной вспыхнула теплым желтым светом. Внутри не нашлось места даже для стиральной машины, поэтому Феликсу приходилось собирать грязные вещи и тратиться на прачечную — этого он не предусмотрел, наивно полагая, что сможет обойтись ручной стиркой. Только вот его нежные пальцы, не держащие ничего тяжелее стопки текилы, к рабскому труду приспосабливаться отказались. Смыв с ладоней плохо пенящееся кусковое мыло, к которому еще несколько месяцев назад он ни за что не прикоснулся бы, Феликс взял со стеклянной полки бутылочку бюджетного средства для снятия макияжа и доведенными до автоматизма движениями принялся спасать любимые веснушки от остатков былой роскоши — тонального крема, который приходилось до смешного растягивать и стирать чуть ли не со слезами скорби. Он не прекращал разочарованно усмехаться, глядя на отражение в зеркале, и вопреки обещаниям самому себе снова задумался о том, как нелепо смотрится в этих дешевых шмотках из масс-маркета и насколько не вписывается в окружающий интерьер. Также подумала и хозяйка квартиры, несколько раз уточнившая: «Вы собираетесь здесь жить? Как минимум полгода?». Ее недоверчивый взгляд снова и снова задерживался на подлинном костюме Louis Vuitton и браслете BVLGARI, и Феликсу, который уже продал одни из своих часов, чтобы на вырученные деньги обеспечить себя жильем, сочинил правдоподобную байку о побеге от гиперконтролирующих родителей и попытке начать самостоятельную жизнь. Женщина не смогла подавить осуждающий вздох, но ее подозрения развеялись. Промакнув лицо полотенцем, Феликс не забыл погасить свет при выходе из ванной. Теперь-то ему нужно было задумываться о других счетах. Коммунальных, например. Ему уже приходила мысль устроиться на работу, но Феликс решил дотянуть до последнего. Он просто не мог представить себя официантом, курьером или еще непонятно кем, а без опыта о большем можно было только мечтать. Поэтому приходилось выживать. Мальчиком он был не совсем уж глупым, поэтому продажу ювелирных украшений припас на крайний случай (часы оказались вынужденной мерой — крыша над головой все-таки нужна) и распродавал брендовую одежду. Одно только пальто обеспечило ему сытный ужин в потрясающем ресторане европейской кухни, о чем, правда, Феликс очень быстро пожалел. Выучив урок, что деньги все-таки стоит считать, у него почти получилось полюбить рамен быстрого приготовления и безвкусные онигири, которые в автоматах супермаркетов казались более безопасными для употребления, чем весь остальной корейский фастфуд. У него почти получалось выживать. Все портил лишь срок поступления денег на счет: они приходили в течение пяти рабочих дней после подтверждения получения товара товаром. Судьба словно издевалась — кругленькие суммы падали на карту именно по истечению пятых суток, или, что еще хуже, ожидание выпадало на выходные. В этот раз все оказалось еще хуже. Неодеванная кожаная куртка Феликса отправилась в Малайзию, и на таможне возникли какие-то проблемы. Эту задержку с доставкой голодающий парень ощутил сполна. Приходилось нещадно экономить, питаясь в основном кипятком, подкрашенным заваркой, и наблюдать, как совсем скоро одежда, подобранная по размеру, начнет откровенно свисать. Желудок, казалось, начал переваривать сам себя, и во рту постоянно стоял неприятный железистый привкус. Отклонив очередную просьбу о скидке для матери троих детей — а почему не четверых? — Феликс съежился на диване, который служил ему и в качестве стула, и в качестве кровати. Лучше он сдохнет от голода, чем начнет распродавать вещи себе в убыток. Съеденной лапши оказалось недостаточно, чтобы унять режущую боль в животе. В университете, который Феликс планировал в скором времени бросить, чтобы не тратить деньги впустую, он еще мог держаться. Гордость не позволяла ныть, как это делали его одногруппники. «Ах! Мой сосед по квартире снова задерживает свою часть оплаты!» «Ох! У меня не получилось позавтракать! Надеюсь, в кафетерии остались те булочки с черничным джемом!» «Представляешь? Она снова сбежала после секса!» Феликс, которого в Сеуле все знали под именем Енбок, только с отвращением косился в их сторону, но в скрывающих от них стенах чуть не плакал. Еще утром у него оставалось несколько тысяч вон, которые можно было бы потратить на пополнение части запасов, но последняя выплата за новые документы в чаше весов перевесила. Теперь хотя бы его убьет собственная гордость, а не отморозок, подосланный вполне миловидной девушкой, при взгляде на которую Феликса передернуло от необъяснимо накатившего ужаса. — Ты должен сказать мне спасибо, Енбок, — она ласково прокатила на языке его новое имя, решив лично уведомить о получении денег, — я не только согласилась на рассрочку, но и сделала тебе скидку. — Ага, — буркнул ей в ответ Феликс, доедающий последнее потемневшее яблоко, — пять процентов за то, что меня прислал Уджин, и другие пять процентов за «сладкую мордашку». Я помню. От воспоминаний его передернуло. В их первую встречу он всерьез испугался, что девица, которая едва ли на пять лет старше, трахнет его прямо в машине. И ладно бы она приняла его тело в качестве оплаты, так нет, Феликс был уверен, что после с него все равно потребуют денег. К счастью, та, что назвалась Со Ын, ограничилась последними. Резь в животе снова дала о себе знать. Лапша, кажется, только больше раздразнила желудок, требующий настоящей еды. Или же у него развивался гастрит. Феликс с мученическим выражением лица дотянулся до брошенной сумки и вывалил ее содержимое на диван. Завалявшийся батончик, раздавленная конфета, выпавший из порвавшейся пачки зачерствевший сухарик — он был бы рад всему. Увы, его ожидала неудача. Кроме пустой пачки из-под сока ничего другого внутри не оказалось. От отчаяния слезы подступили к глазам, и Феликс, закричав, смахнул бесполезное барахло на пол. Он зашмыгал носом, согнувшись пополам от непрекращающегося урчания, и сглотнул неприятное послевкусие во рту, отдаленно напоминающее добавленные в лапшу специи. Истерика накатывала медленно, и руки уже сами потянулись к телефону, чтобы вызвать скорую. Возможно, если врачи и санитары решат, что его дела совсем плохи, ему повезет пару дней провести в больнице, где обязательно будет и завтрак, и обед, и ужин. Ощущение безысходности за один вечер достигло такого уровня, что Феликс и думать забыл о счете, который ему выставят. Он, черт возьми, всерьез начал опасаться, что потеряет сознание. Вдруг его взгляд зацепился за раскрывшуюся в падении тетрадь. «Чисто мужская компания из четырех человек. Много еды, много выпивки и никаких девчонок» Много еды. Еды, за которую даже не придется платить. Феликс твердо решил держаться подальше от алкоголя и всего, что прямо или косвенно с ним связано, но это же не значит, что ему придется пить вместе с этими придурками, которые оказались настолько глупыми, что позвали к себе незнакомого парня? Конечно, он их заинтересовал. Тот, который отзывался на имя Ли Минхо, даже не стеснялся его разглядывать. Феликс игнорировал его, как проигнорировал бы любого на его месте, но с легкой досадой подумал, что, встреться они при других обстоятельствах и в другом месте, то позволил бы ему для него постараться и сделать приятно. Только вот он не собирался ни с кем сближаться, как и соглашаться на приглашение шумного Хан Джисона. Ни один из этого трио не показался ему интересным настолько, чтобы отступить от добровольной социальной изоляции. Только рука почему-то сама дотянулась до тетради, а глаза жадно впились в оставленный адрес. Минут пятнадцать обычным шагом — даже в такси нет необходимости. Феликс снова сжался, когда желудок дал о себе знать, и посмотрел на свое отражение в экране телефона: — Я разрешу тебе пойти, если ты поклянешься не наделать глупостей, — сказал он, тщательно подбирая слова. — Ты согласен, Ли Енбок? Булькнувший от голода желудок ответил за него.