***
— Профессор, я сдал Ваш тест? И это было, пожалуй, самым неожиданным событием за последние две недели. — Мистер Холмс?.. Уильям подумал, что ему померещилось, но нет, это абсолютно точно был Шерлок, стоящий перед ним здесь, в Даремском университете, который пришёл сюда, чтобы... Написать тест по его предмету? И как так вышло, что он не заметил его среди студентов? Пока Холмс объяснял цель своего визита, Мориарти несколько раз терял нить разговора, хотя раньше за собой неспособности концентрироваться не замечал. Взгляд математика скользил от чуть ли не светящегося лица детектива к его волосам, а затем к рукам, которыми Шерлок активно жестикулировал. Красивым, бледным рукам с тонкими длинными пальцами, на одном из которых красовалось кольцо-череп... Не заметив, как в третий раз ушёл в свои мысли за пять минут разговора, Уильям вдруг понял, что его зрение затуманилось, а на языке отчётливо ощущался вкус крови. — Лиам! — крепкие руки легли на его плечи и встряхнули, а напротив его лица вдруг оказалось напуганное лицо Шерлока. Уильям сделал глубокий вдох, подождал, пока голова перестанет кружиться, и попытался отстраниться, но ему не позволили. — Что случилось? Тебе плохо? Всë-таки отодвинув руки Шерлока от себя, Мориарти направился в сторону выхода из аудитории: — Ничего страшного, мистер Холмс. Должно быть, здесь слишком душно. Как насчёт того, чтобы немного прогуляться? Вы как раз могли бы обсудить со мной все Ваши теории относительно Преступного Лорда. Шерлоку явно не понравилось предложение, но он почувствовал, что ему не оставляют выбора, потому проследовал за прихватившим с собой папку с тестами Уильямом во двор школы. День для них прошёл незаметно. Шерлок посетил ещё одну лекцию Уильяма, во время которой молодому профессору пришлось приложить все силы, чтобы не отвлекаться. После этого они вместе пообедали в университетском кафе. Холмс действительно поделился с Лиамом своими планами относительно Преступного Лорда, а тот выразил своё согласие, чувствуя, однако, тупую боль в груди при упоминании предстоящего соперничества между ними. Всë-таки очень жаль, что он познакомился с Шерлоком именно в это непростое время. Ближе к вечеру, когда проблема молодого Билла была улажена, они устроились в кабинете математика. Шерлок, удобно расположившийся в кресле у окна, курил и был полностью погружён в свои мысли. Уильям проверял оставшиеся тесты и подготавливал некоторые материалы для завтрашних уроков за своим столом. Закатное солнце освещало комнату. Переведя взгляд на Холмса, он в очередной раз подумал о том, как тот красив. Они более получаса сидели в такой приятной тишине, какую не хочется нарушать. Когда Уильям уже собирался напомнить гостю о том, что ему стоит возвращаться домой, он почувствовал, что что-то не так. Напрягая горло, он не мог вымолвить ни слова. Что за чëрт? Профессор закашлялся, ощущая, как что-то застряло в его горле и причиняет сильную боль. Во рту появился характерный металлический привкус. Он почувствовал настороженное прикосновение чужой руки к спине. Кашель усилился, и глаза заслезились. Спустя ещё десять секунд Уильям был уверен, что вот-вот задохнëтся, но в этот момент на его стол приземлились несколько белых лепестков лилии, покрытых каплями крови. Боль и удушье прошли, будто ничего и не было. Мужчины поражённо пялились на стол. Оба знали, что это значит. Уильям лихорадочно прокручивал в голове варианты того, как ему следует действовать. Шерлоку понадобилось несколько секунд, чтобы найти в Чертогах разума информацию о чём-то похожем, и теперь в его голове крутился только один вопрос: «Кто?». Холмс искоса глянул на него, стараясь поймать взгляд Лиама, но тот не поднимал глаз от лепестков, лежавших теперь поверх каких-то важных бумаг. Мориарти сжимал руки в кулаки, его лицо побледнело, и губы были плотно сомкнуты. — Уильям? — не получив ответа, Шерлок позвал его снова, на этот раз настойчивее. Профессор сделал глубокий вдох, прикрыв на мгновение глаза, а потом, приняв вид полностью расслабленный, повернулся к детективу, стараясь подавить все возможные чувства, что мельчайшими изменениями отображались на его лице. Для любого другого человека они остались бы незамеченными, но не для Шерлока, величайшего сыщика и друга Уильяма. — Я прошу Вас, мист—...Шерлок, — услышав своё имя, произнесённое Лиамом, Холмс едва заметно вздрогнул, и его зрачки расширились. Он никогда не называл его так прежде, но Мориарти посчитал, что обстоятельства не оставляют ему другого выбора, кроме как надавить на некоторые чувства привязанности. Он не любил заниматься подобным, но ситуация была серьёзнее, чем раскрытие его глупой влюблённости, и стоила того. Если бы Шерлок узнал об этом, о том, кого любит Преступный Лорд (а в том, что детектив уже догадался о его личности, Уильям не сомневался), весь План мог быть сорван нежеланием Холмса противостоять человеку, который в него влюблён, или же, наоборот, нежеланием иметь что-либо общее с кем-то столь отвратительным, хотя о втором варианте профессор предпочитал не думать. — Я прошу Вас, Шерлок, если Вы дорожите нашим приятельством, если Вы не равнодушны к нашему общению... Пожалуйста, сделайте вид, что ничего не произошло. Вы не видели ничего, а даже если видели — это ничего не значит. — Что? — слова Уильяма застали Шерлока врасплох; он не был готов к тому, что математик станет отрицать случившееся. — Ты просишь меня... Что? Как ты представляешь себе это? Я должен забыть о том, что у моего друга чëртова смертельная болезнь? Эти слова прошибли Мориарти словно током. Тех нескольких минут совсем не хватило не то, что на принятие, даже на осознание. Ханахаки, да? Он почувствовал, как в горле образуется ком, а тревога начинает набирать силу. Ему грозила смерть. Смерть от любви к человеку, который никогда и не подумал бы смотреть на него подобным образом. Сам факт того, что его жизнь должна была оборваться, не пугал его уже давно. Однако настолько внезапная и неизведанная проблема, связанная с Шерлоком... Уильям не мог найти её решение. — Это не... Не так, как ты это представляешь. — Правда? И как же тогда? Пусть я не эксперт, но моих знаний в этой области достаточно, чтобы понять, что может случиться. Я не позволю. Ты влюблён в кого-то. Давай найдём еë — откуда ты знаешь, что твои чувства безответны? Мориарти пришлось закрыть глаза, чтобы успокоиться. Он почувствовал в воздухе приторно-сладкий, удушливый запах цветов, а атмосферное давление, кажется, резко изменилось, потому что в ушах зазвенело и голос Шерлока вдруг стал тише. Тот, заметив, что Уильяму стало хуже, прервал свою тираду, остановившись на полуслове, и полным ужаса и жалости взглядом наблюдал, как он хватается рукой за грудь и снова кашляет. Новый приступ был слабее предыдущего и длился всего пару секунд, но всё же два ослепительно-белых лепестка, медленно кружась, приземлились на пол. Шерлок положил руки на плечи математику, присаживаясь перед ним на одно колено: — Лиам. — Пожалуйста, не старайся помочь мне с этим. В будущем не стоит вести себя, словно со мной что-то не так. — Но ведь... — Это важно для меня, чтобы никто, включая тебя, не обращал на это внимание. Пожалуйста, Шерлок, — Холмс, глядя ему в глаза, не мог прийти ни к какому верному решению. Он чувствовал, что не может бросить Уильяма один на один с этим. Но как помочь человеку, который помощи не желает? — И я точно знаю, что мои чувства невзаимны. — Хорошо, — сказал детектив, взглянув на него с сочувствием напоследок, затем вставая. — Но позволь мне помочь тебе хотя бы сегодня. Уильям не позволил. Проводив Холмса до ворот университета и насилу от него оторвавшись, он вернулся к себе в кабинет, для того чтобы закончить свои дела. Хотя к ним он в итоге даже не приступил. Весь оставшийся вечер был проведён в мыслях о его только что обнаруженной болезни. Приступы тревоги или кашля больше не появлялись, но это не значит, что профессор чувствовал себя хорошо. Шерлок же, сев на последний поезд до Лондона, думал так: «До чего упрямый идиот! И почему ему только взбрело в голову, что он должен разбираться с этим в одиночку? Не просто же так у него есть... друг». Всей душой он хотел помочь Уильяму. Он был готов на всё что угодно, чтобы найти ту, из-за которой математик так страдает, и заставить её полюбить его. В конце концов, любовь — всего лишь химический дефект, который очень легко симулировать, а человек будет думать, что влюбился сам. Но был во всём этом один нюанс: Шерлок не хотел, чтобы кто-то любил Уильяма. Чтобы кто-то другой любил Уильяма. За короткий срок он понял, что сам хочет заботиться о нём и находиться рядом, любоваться им без застенчивости и целовать, прижимать к себе и чувствовать ответную любовь. И плевать, насколько это неправильно. А Уильям был влюблён в кого-то другого. И этот кто-то, похоже, ясно дал понять, что на взаимность ему надеяться не стоит. Чëрт, Шерлок был готов убить этого человека! Вряд ли, конечно, это принесло бы счастье кому-нибудь из них. Холмс не позволял ни одной мысли о возможной смерти Лиама проникнуть в его мозг. Если чувства безответны, был ли другой вариант, позволяющий вылечиться от ханахаки? Когда поезд остановился на вокзале, погружённом в ночную тьму, Шерлок решил, что приложит все усилия, для того чтобы узнать об этой болезни как можно больше.***
Уильям твёрдо решил найти способ отсрочить неизбежное, если вылечиться ему действительно было никак нельзя. Он исследовал вдоль и поперёк университетскую библиотеку, небольшую коллекцию медицинских книг у себя в поместье и посетил книжный магазин, надеясь найти какую-нибудь информацию там, но большинство изданий совсем не содержали упоминаний о ханахаки, а те, в которых что-то было, давали лишь туманное описание симптомов и ни слова о возможном лечении. Можно было бы, конечно, использовать слухи и легенды, ходившие среди городских жителей, и попытаться выяснить подробности у них, но, если бы дворянин вдруг стал ни с того ни с сего интересоваться подобной редкостью, слухи получили бы новое направление. Кроме того, ему приходилось действовать скрытно, чтобы Льюис, Фред и Моран, которые жили в поместье Мориарти постоянно, в отличие от Альберта, не узнали о его болезни. Последней надеждой Уильяма оставалась библиотека в поместье Альберта, которое он использовал, когда оставался в Лондоне для службы. Он знал, что прежние хозяева оставили множество книг, так и не разобранных с момента переезда за нехваткой времени. Они были очень богаты, аристократы в n-ом поколении, и у них наверняка сохранились старинные документы, заархивировавшие случаи болезни ханахаки. Подгадав день, когда Альберт был на задании МИ-6, Уильям поздно вечером после работы отправился в Лондон. Его старший брат должен был вернуться только к обеду следующего дня, а Льюису он всегда мог сказать, что был в городе по делу, связанному с Планом. Когда он переступил порог поместья, было уже десять часов вечера. Дворецкий, единственный, помимо служанки и Альберта, обитатель дома, с лёгкостью пропустил Уильяма и проводил до библиотеки, и тогда профессор понял, что недооценил масштабы предстоящей работы. Библиотека была огромна, и книг, связанных с медициной, необычными болезнями, легендами и биографией жившей здесь раньше семьи, было невероятное количество. Для того чтобы изучить их все, понадобились бы не одни сутки, даже не одна неделя, и уж точно это нельзя было сделать за одну ночь. Тем не менее Уильяму ничего не оставалось, кроме как искать столько, сколько позволит время. Взяв несколько книг о редких заболеваниях, он устроился за одним из столов, которые имитировали читальный зал. Чем дольше он листал страницы старинных книг, тем больше отчаивался. Наконец-то упоминаний о ханахаки было достаточно для того, чтобы составить общую картину протекания этой болезни, однако она была далеко не утешающей. Судя по всему, откашливание лепестков — только первый этап; со временем больной начинает выплëвывать целые бутоны. Если ему повезёт задохнуться от этого, он сможет избежать худшей части, когда цветки прорастают сквозь сердце и лёгкие, причиняя нестерпимую боль и постепенно разрушая волю больного к жизни. Многие люди, больные ханахаки, не дожидались, пока болезнь убьëт их, а заканчивали свою жизнь собственноручно. Во время чтения одной из книг, рассказывающей о прежних хозяевах поместья (он пытался найти случаи болезни и излечения от неё среди них), у Уильяма случился небольшой приступ кашля. После он хотел было убрать лепестки лилии куда подальше, но почувствовал, что не может встать с кресла. Отсутствие сна и не до конца прошедшее головокружение заставили его остаться на месте, потирая виски и глубоко дыша. Было уже три часа утра.***
— Доброе утро, господин Альберт, — дворецкий поклонился и принял пальто из рук Мориарти. — Вы вернулись раньше, чем планировали. — Здравствуй, Роджерс. Да, задание оказалось менее серьёзным, чем мы предполагали, — он снял шляпу-цилиндр и передал еë дворецкому, медленным шагом направившись в сторону своего кабинета. Когда он уже поднимался по лестнице, Роджерс, вспомнив что-то, окликнул его: — Сэр, вчера вечером пришёл Ваш брат, господин Уильям. Он спрашивал о библиотеке. Должно быть, он провёл там всю ночь. Альберт слегка нахмурился, потому что Уилл не предупреждал его о том, что собирался зайти. Хотя, конечно, они условились, что, если ему что-то понадобится, он может просто приходить. Он поблагодарил дворецкого за доклад и решил проверить, всё ли в порядке у брата. Всë-таки, у него была привычка работать до потери сознания практически в прямом смысле. Зайдя в библиотеку, Альберт расстроенно вздохнул. Уильям сидел за столом, полулëжа на окружавших его книгах. Свеча слева от него давно потухла, растëкшись по подсвечнику. Хозяин поместья хотел было раскрыть шторы и направился к окну, как вдруг заметил что-то на полу перед столом, занятым братом. Приглядевшись, он понял, что это чем-то испачканный белый лепесток. Он поднял взгляд на книги — те тоже были покрыты лепестками. Недоумевая, откуда бы им здесь взяться, если никаких цветов в библиотеке не было, он всё же распахнул шторы, впуская утренний свет в помещение. Тот упал на лицо молодого профессора, однако он даже не пошевелился, потому как разбудить его было иногда совсем невозможно до тех пор, пока его организм полностью не восстановит силы. Неразличимый в темноте, на свету по белоснежным лепесткам растëкся красный цвет, заставив Альберта нахмуриться. Одолеваемый недобрыми предположениями, он аккуратно вытащил одну из книг из-под рук Уильяма и нашёл подтверждение своих опасений в первой же строчке. «Цветочная болезнь, поражающая сердце и лëгкие».***
Проснувшись, Уильям обнаружил, что лежит в постели гостевой комнаты в поместье брата. Судя по солнцу, ярко освещавшему помещение, время было около полудня. Выходит, он проспал возвращение Альберта. Вряд ли дворецкий стал бы его тревожить, а значит, это старший Мориарти вернулся и наткнулся на Уильяма в библиотеке. Библиотека! Он тихо выругался. Нельзя было позволять себе расслабляться. Теперь Альберт наверняка нашёл и лепестки, и изучаемые им книги. Брат далеко не глуп, а уж такие очевидные улики точно приведут его к правильному выводу. Не дав Уильяму времени на раздумья, за дверью раздались шаги, и вскоре в комнату вошёл Альберт. Он посмотрел на блондина пристальным, нечитаемым взглядом. — Доброе утро. Как ты себя чувствуешь? — Я в порядке. Тебе не стоит об этом беспокоиться, — даже понимая, что отпираться нет смысла, Уильям всё же решил попытаться обойти эту тему стороной. — Как твоё задание? Давно вернулся? Альберт тяжело вздохнул. — Послушай, — он прошёл вглубь комнаты, взял стул, стоявший за письменным столом, поставил его рядом с кроватью, и сел напротив Уильяма, — тебе не стоит так мучить себя, проводя за работой ночи напролёт. На секунду Уильям оказался сбитым с толку, потому что был уверен, что брат начнёт разговор о его болезни, но тут же решил воспользоваться шансом замять это, если случилось так, что он не заметил, над чем конкретно Уильям работал. — Да, я знаю, изви— — Это во-первых, — прервал его Альберт. Следующие слова разрушили мимолëтную надежду. — А во-вторых... Почему ты не рассказал нам? — его голос был тихим и напряжённым. Он пытался заглянуть брату в глаза, но Уильям не поднимал взгляда. Почему, действительно? Альберт, Льюис и остальные были такими же участниками Плана, он был для них так же важен, и они имели право знать о том, что теоритически могло стоять у них на пути. Но Уильям не нашёл в себе сил рассказать. Он не хотел впутывать их в это и ещё больше не хотел выставлять на всеобщее обозрение свои чувства. Он предпочитал версию, в которой у него их вообще нет. Он думал, что сам сумеет с этим разобраться. Ведь, в конце концов, именно он был «мозгом» в их компании, он придумывал все планы и преступления, и, конечно же, Лиам нашёл бы способ вылечить свою болезнь или отсрочить еë. Но теперь, правда, скрывать что-либо не было смысла. — Я не хотел создавать вам больше проблем, — он говорил тихо и медленно, не до конца пришедший в себя после приступа, несмотря на долгий сон. — Если решение существует, я найду его сам. Ваше знание или неведение ничего по-настоящему не решает, — Уильям замолчал, а потом добавил совсем тихо: — Прости. Он поднял глаза и встретился с печальным взглядом брата. Конечно, он жалеет его. Лиам и этого хотел бы избежать. Самого себя ему было не слишком жалко. Он знал, что во что бы то ни стало продержится столько, сколько нужно для исполнения Плана, а остальное неважно. Но Альберт, конечно, не мог не переживать за младшего брата. Да, брата, пусть они и не были родными. В тот момент в его глазах можно было разглядеть все те чувства, которые испытывает старший брат по отношению к несчастному, несмышлëному младшему братишке: и упрёк за то, что промолчал о чём-то столь серьёзном, и боль, испытываемую из-за страданий того, о ком он волнуется, и сожаление о безответной любви Уильяма, из-за которой тот мучается. Альберт поднялся со стула и пересел на краешек кровати. Он положил руку Лиаму на плечо, а затем притянул его в объятия. Оба они не были достаточно хороши в разговорах, чувства и эмоции давались им особенно сложно, но каждый из них всегда знал, что в нужный момент он может рассчитывать на другого. Уильям слегка приобнял его в ответ и уронил голову Альберту на плечо. Он так устал.***
— Не говори никому, пожалуйста. Они стояли на пероне; Альберт провожал Уильма обратно в Дарем. Он тяжело вздохнул и укоризненно посмотрел на брата, но всё-таки пообещал молчать. Когда Лиам поднялся на поезд и скрылся в вагоне, Альберт подумал о том, как нечестно это по отношению к Льюису: тот любил своего брата как никто другой и как никто другой заслуживал знать. Но это была не его, не Альберта тайна — он не расскажет. Лиам же думал, как это странно: брат не спросил его о том, кто являлся причиной его страданий, хотя явно знал, что такое ханахаки. На самом деле Альберт подумывал спросить, но решил, что это бесполезно: во-первых, Уильям бы не ответил, а во-вторых, только один человек во всём мире мог заставить его испытывать всё это. Только он одним своим присутствием зажигал в Лиаме такой огонь, который бывает в сердцах лишь очень любящих людей.***
— И, представляешь, говорит мне, что я должен притвориться, что ничего не произошло! — Шерлок экспрессивно взмахнул руками. Да так, что Джону показалось, что он сейчас свалится с крыши. Доктор Ватсон сидел на крыше дома 221Б по Бейкер-стрит со своим лучшим другом и в течение последних пятнадцати минут нервно жевал свой сэндвич. Честно говоря, за это время он не один раз пожалел о том, что когда-то назвал Шерлока другом. Тот стал думать об этом слишком много, как и поступал всегда. Джону, безусловно, было приятно ответное признание, но он никак не ожидал, что невинные расспросы о его предстоящей свадьбе приведут к такому всплеску эмоций. Конечно, Шерлок рассказал Джону всё о той самой встрече в Дареме. Он просто не мог промолчать, хотя, надо отдать ему должное, продержался довольно долго. Чужая любовь, протекающая в такой близости от него самого, не могла не привести к дополнительным часам рефлексии и переживаний, которые детектив теперь вываливал на Джона. — Да, это совсем уж... — многозначительно протянул доктор. — Так значит, мистер Мориарти не сказал тебе, кого же он любит? Шерлок отрицательно покачал головой и собрался уйти в глубокие раздумья. Ватсону, конечно, было ужасно жаль как своего компаньона, так и Даремского профессора, хотя второго он совсем не понимал. Он и знаком-то с ним был едва-едва, однако помнил, с каким усердием тот доказывал его невиновность на поезде, и был ему благодарен, а значит, сочувствовал. Такая ужасная, ужасная болезнь! Будучи доктором, Джон стыдился признаться в том, что его знания о ней были сильно ограничены. Тем не менее он слышал множество жутких историй о ханахаки и прекрасно понимал, как тяжело приходится тому, кто ею страдает. И всё же куда больше Ватсон беспокоился о Шерлоке. С тех пор, как тот посетил Дарем, Джон, хоть и не знал тогда, что послужило этому причиной, стал замечать, как от глубоких переживаний бледнеет его лицо и худеет фигура; детектив всё чаще уходил в свои мысли, в свои Чертоги, и проводил в них часы, если не сутки. До этого Джон и представить себе не мог, как важен был Мориарти для его друга. Он, если честно, не совсем понимал, откуда взялась эта их связь, но чувствовал, что она нерушима. Ему даже было немного обидно: казалось, что о профессоре Холмс печëтся куда больше, чем о своём компаньоне. Но обида исчезала, когда доктор видел, как сильно мучается Шерлок в своих переживаниях о судьбе Мориарти. Джон даже иногда думал, что... Но, вообще-то, это не его дело.***
Они пробирались в ночи по лесу, окружавшему с трёх сторон поместье Милвертона. То, как основательно подошёл Джон к предстоящему ограблению, и его переживания заставляли нервничать и Шерлока, несмотря на безупречную подготовку. Помимо этого, какое-то неуверенное предчувствие целый день било тревогу на задворках сознания, но объяснения ему детектив найти не мог. Подобравшись к дому ближе, Холмс понял, что предчувствие его не обмануло и что-то было не так: сначала они заметили свет в окнах первого этажа, а затем послышались выстрелы. С тяжёлым сердцем он отослал Джона за полицией, подозревая уже тогда, в чëм было дело, и понимая совершенно чётко, что потом доктор ему за это спасибо не скажет. Он без проблем вошёл в дом, прокрался мимо Льюиса Мориарти (Значит, он угадал!), сражавшегося с каким-то пацаном, и поднялся на второй этаж. Он обыскал кабинет Милвертона, но безрезультатно. Пробежав несколько коридоров, он остановился у приоткрытой двери, из которой лился яркий свет. В комнате раздавались голоса: первый принадлежал хозяину поместья, а второй... — Мистер Холмс! Шерлок поднял пистолет и зашёл в спальню Милвертона. С другой стороны в него также было направлено оружие. Конечно, это Лиам! Детектив чуть не подпрыгнул от радости того, что его предположения оказались верными. Милвертон начал свой монолог, смешанный с маниакальным смехом, а Холмс в это время рассматривал Уильяма, который так пристально уставился на стоящего между ними идиота, что Шерлоку стоило больших усилий не закатить глаза. Избегает его взгляда. Лиам выглядел ужасно. Бледно-серое лицо, выделяющиеся скулы, бесцветный взгляд. Даже волосы — и те, казалось, потускнели. В глазах его не было прежнего огня, не было и интереса. Шерлоку показалось, что он едва держался на ногах. Милвертон закончил говорить. Пришло время разрушить его торжество и безнаказанное всемогущество. Несколькими меткими фразами Холмс прояснил для него ситуацию и Милвертон запаниковал. Конечно, ведь он никогда прежде не оказывался в подобном положении — положении жертвы. Шерлок видел, как в мозгу его лихорадочно крутятся шестерёнки, собираясь вот-вот разлететься в разные стороны. А потом Шерлоку показалось, что на лице у шантажиста отразилась хитрая решимость, и тогда сам детектив без колебаний сделал выбор. В тот момент это было так просто — выстрелить. Так же просто, как в случае с Хоупом. Тогда ему помешал лишь Джон, беспокоившийся о его душе. В этот раз Джона рядом не было, и, когда Милвертон бросился за застеклëнную дверь и через перила, Шерлок спустил курок. Он вышел на балкон и посмотрел вниз на бушующее море, чтобы убедиться в том, что труп исчез в тёмных водах. Вот он совершил убийство. В нём, казалось, принципиально ничего не изменилось. И чего Ватсон так переживал? Он сядет за это в тюрьму, но главным было то, что Джон и Мэри стали свободны и смогут жить счастливо. От этого было легко. Да, вот, что он чувствовал. Лёгкость. Удовлетворение. Такой человек, как Милвертон, не заслуживал жить, а смерть — наиболее жалкое из наказаний, которых он, разрушивший столько судеб, был достоен. В тот момент Шерлоку казалось, что он понимал Преступного Лорда. В течение всей этой встречи Мориарти ни разу не подал голоса. Хриплый кашель, донëсшийся из комнаты, заставил Шерлока резко развернуться. Бросив револьвер, Уильям упал на колени, одной рукой держась за грудь. Детектив бросился к нему и присел рядом, не зная, что делать, как и во время его первого приступа. Шерлок не просто так дал себе тогда обещание. Он действительно искал, перерыл всевозможные источники, опросил стольких людей, скольких сумел найти, но никто и ничто не могло дать ему желаемого ответа. Не было никакой надежды на то, что вылечиться от ханахаки в случае невзаимности чувств возможно. Разрушающие мысли и собственное бессилие злили детектива. Он угасал, и не мог думать ни о чëм, кроме несчастной судьбы своего друга. Холмсу бесконечно тяжело было осознавать, как тот мучается, осознавать, что он мучается из-за любви к кому-то другому. Не раз его посещали мысли о том, что на самом деле объектом чувств профессора был он сам, Шерлок — ведь не безразличен же он ему, в конце концов? Но подобные предположения ужасали сильнее, так как означали, что это из-за него Уильям мог так страдать. Лиам всё кашлял и кашлял, в уголках его глаз собрались слëзы, а на губах осели капли крови. Шерлок сидел напротив него, положив ладонь на его плечо. Множество белоснежных лепестков, обагрённых кровью, сыпались на пол; приступ не прекращался. Холмсу больно было смотреть на Преступного Лорда. Казалось бы, он должен его ненавидеть, должен желать поймать и передать в руки правосудия. Однако ни намёка на подобные чувства не было в нём сейчас. Он паниковал, потому что не знал, как помочь любимому человеку, потому что боялся, что этот мучительно долгий приступ плохо закончится, и потому что Джон, должно быть, в этот самый момент уже подводит полицию к поместью. Лиам начал задыхаться, а Холмс мог лишь с ужасом смотреть на его мучения. В отчаянии он стукнул его по спине, но это мало помогло. Уильям оперся обеими ладонями о пол. Ещё через пару мгновений он выплюнул целый бутон белой лилии, далеко, однако, не белого цвета. Мужчина кашлянул ещё несколько раз, отплëвываясь кровью. Шерлок продолжал держать его за плечи. Мориарти, казалось, стал ещё слабее, чем был несколько минут назад. Холмс подумал, что в таком состоянии он точно не выберется из поместья незамеченным. — Лиам... Лиам не ответил; он положил одну ладонь Шерлоку на плечо и, использовав его как опору, поднялся на ноги, но потерял равновесие и упал бы, если б детектив не вскочил, чтобы подхватить его под руки. В этот момент они оба напряглись, услышав шум и крики на первом этаже. Полиция была здесь. Детектив с тревогой оглянулся вокруг в поисках путей отхода. Балкон не вариант, дверь в коридор — тоже. Уильям вдруг двинулся к стене, к месту, где висел портрет Милвертона в полный рост. «Ну и самомнение!» — подумал Шерлок. Подойдя ближе, он увидел со стороны правого нижнего угла картины слегка отклеившийся кусок обоев. Милвертон — тот человек, который содержит всё в идеальном порядке, так что подобной неаккуратности он не мог допустить. Мориарти слегка наклонился, подцепил пальцами угол картины и открыл её, словно дверь. Секретный проход! Конечно, он должен был быть здесь. Наверняка Лиам с самого начала планировал выбраться из поместья таким образом. Он пробрался через проём и снова пошатнулся. Шерлок последовал за ним, схватив его за локоть, захлопнул за ними портрет, и они оказались в полной темноте. — Разве Вы не хотите сознаться? — прошептал Мориарти. — Я не хочу, чтобы ты остался лежать здесь без сознания, — Шерлоку казалось, что он обращался к пустоте; ничего не было видно, только острый напряжённый локоть чувствовал Холмс в своей хватке. Шерлок на самом деле планировал сообщить полиции о том, что это он совершил убийство, однако он не предполагал, что Уильям так быстро догадается, как именно детектив собирается избегать отведённой ему роли в плане Мориарти. Вдруг рука Лиама в его ладони дёрнулась и вырвалась из неё, до ушей Холмса долетел звук едва слышных удаляющихся шагов. — Лиам, стой! Как только агрессивный шёпот сорвался с его губ, Шерлок услышал, как в комнате с другой стороны портрета зашуршали люди, тихо переговариваясь. Тогда он вновь последовал за Уильямом, стараясь не издать ни звука и не наткнуться на идущего впереди него профессора. Какое-то время они просто шли в тишине. Наконец показался конец коридора, выходящего, похоже, прямо в сад, потому что с улицы дверной проём загораживали густые кусты, освещённые лунным светом. За пару шагов до выхода Мориарти остановился и прислонился спиной к стене, прикрыв глаза. Холмс тоже остановился в нескольких шагах от него. — Я не думал, что это случится так рано, — его голос был хриплым. Он не смотрел на Шерлока, пока говорил. — Однако придётся поменять планы. Ты убил Милвертона — ты способен на убийство. Так что я прошу тебя об одолжении. Исполнишь его ты ещё нескоро, но, боюсь, больше у нас не будет возможности поговорить, прежде чем... — Уильям не договорил; он сделал рваный вдох и поднял взгляд на Шерлока, в зрачках которого плескались тревога и подозрение. — Я прошу тебя, как детектива, известного во всей Британии и раскрывшего столько дел на её благо, уничтожить ещё одного преступника. Шерлок помотал головой. Вот и оно — то, зачем он был втянут в этот жестокий спектакль, зачем к нему был подослан Хоуп, зачем были подосланы все эти люди, за преступлениями которых стоял Преступный Лорд. Он прошёл проверку и теперь должен сыграть главную роль. — Очень важно, что это сделаешь именно ты. Я не могу попросить об этом никого другого и надеюсь, что ты не откажешь мне. Поэтому, — Лиам слегка улыбнулся, вымученно, натянуто, — убей меня, Шерлок Холмс. Шерлок не мог пошевелиться, не мог сказать что-либо. Он стоял и смотрел на человека, которого любил так, как не любил никого другого. Лиам оказался Преступным Лордом — и это могло быть весело. Но не так. Не когда он должен был собственноручно лишить его жизни, шанса на искупление и, чëрт возьми, на любовь. Он ведь тоже любит! Где-то есть человек, которому повезло быть любимым Уильямом Джеймсом Мориарти, а Холмс должен взять и отнять у него возможность быть счастливым. Сама мысль о том, что Уильям мог бы быть счастлив с кем-то другим, не с Шерлоком, причиняла боль, но детектив был далеко не таким эгоистом, каким хотел показаться. Нечестно. Всë это было нечестно. И Шерлок не хотел иметь ничего общего со всей этой идиотской историей. — Когда настанет час, я пришлю тебе время и место встречи. Пока делай что хочешь, но постарайся не попасть в тюрьму, — Холмс почувствовал раздражение из-за того, как легко Мориарти указывал ему, что делать. Он наблюдал, как тот отталкивается от стены и выходит из тайного коридора, пробираясь сквозь кусты. — А если я не приду? Уильям обернулся. Он хмыкнул и мягко улыбнулся не то Шерлоку, не то какой-то своей мысли. — Я в тебя верю.***
Ночной воздух пронизывал холодом. Дыхание Льюиса сбилось, но он не замедлял бега. Нужно действовать в соответствии с Планом. Впереди мелькал силуэт учителя. Они должны были встретиться с Уильямом на ближайшем перекрёстке, поэтому, добежав до овощной лавки на углу, он остановился около неё, оглядываясь по сторонам. В полночь улицы лондонских трущоб пустовали, вокруг не было ни души. Они только что закончили одно из последних заданий. Помогать брату, находящемуся в розыске, было крайне затруднительно, однако дело стоило того. Лорд Коллинз, аристократ, расставшийся с жизнью каких-то полчаса назад, окружил себя полусотней обученных телохранителей, так что, как Уильям ни настаивал на том, что помощь ему не нужна, Льюис не мог оставить всё на него одного. Джек тоже выразил желание поучаствовать, но его мотивов младший Мориарти не знал. Он простоял там около десяти минут, прежде чем решил, что такая задержка говорит о том, что случилось что-то непредвиденное. Льюис побежал в том направлении, откуда должен был прийти Уильям. Спустя несколько кварталов он увидел его. — Брат! Он стоял, облокотившись о подоконник какого-то заброшенного дома. Его ладони были покрыты подсыхающей кровью, но не это поразило Льюиса. Кровь была и на его губах, а на асфальте вокруг лежали белые лепестки и бутон лилии. Другой бутон Уильям сжимал в руке. Когда он поднял голову, Льюис заметил его покрасневшие глаза. Уильям хотел было что-то сказать ему, но пошатнулся и закашлялся. В подставленную ко рту руку упало ещё несколько белоснежных, окроплëнных кровью лепестков. — Ты... — Льюис в шоке смотрел в печальные, но полные смирения глаза брата. — Ханахаки не щадит даже самых сильных из нас, — он вздрогнул, обернувшись на голос Джека, который незаметно подошёл к ним. Глаза учителя были наполнены тяжёлым воспоминанием, и оттого казалось, что они остекленели. — Никак не избежать... От ужаса Льюис не мог вымолвить ни слова. Он переводил взгляд с брата на старика и, наверное, простоял бы так ещё долго, если бы Джек не напомнил ему, где они находились. — Давайте отправляться, — сказал он, оглянувшись вокруг. — Нельзя отрицать вероятность преследования. Уильям, до сих пор ничего не сказавший, кивнул. Он бросил цветок, сделал несколько шагов, и упал на землю. Льюис бросился к нему, вместе с Джеком помог брату подняться, и, поддерживая его под руки, они медленно направились в направлении укрытия. Всю дорогу до маленького домика, находившегося на самой окраине Лондона, Льюис бросал на брата беспокойные взгляды. Он никак не мог взять себя в руки, поражённый ужасной новостью, в то время как учитель выглядел таким спокойным, что младший Мориарти начал подозревать, что тот уже знал обо всём. Кое-как поддерживая едва стоящего на ногах Уильяма, они добрели до старого дома. Джек отпер дверь. Они устроились в спальне на втором этаже. В доме было немного воды, достаточно, чтобы смыть кровь с рук и лиц. Лишь когда учитель, сменив старый тёмный плащ на свежий костюм, покинул их, отправившись обратно в даремское поместье, Льюис пришёл в себя. — Брат... — Уильям, без сил сидевший в кресле, поднял на него взгляд. — Ты правда... Это действительно так? Ты болен? Уильям кивнул. Он выглядел ужасно уставшим. Льюис, конечно, замечал это и раньше, но не догадывался о том, что было причиной. Ему больно было смотреть на такого брата; он хотел бы, если б было возможно, забрать все его мучения себе. Это касалось и того, какую роль выбрал для себя Уильям в Плане. Льюис хотел уйти вместе с ним, ведь без брата весь остальной мир, насколько более чистым он бы ни стал, не имел ни ценности, ни смысла. Только вот теперь уже поздно. Смерть младшего Мориарти не принесёт никакой пользы. — Прости, что не сказал тебе, Льюис. Я не хотел, чтобы ты беспокоился обо мне. — Джек знал? — Льюис ничего не мог с собой поделать. Он всегда чувствовал, что не нужен брату. В детстве он был для него обузой; в Плане участие его было минимально. Пусть Уильям и говорил, что это оттого, что он хочет защитить его, Льюис был уверен в том, что тот просто не доверял ему достаточно. А теперь он узнавал о том, что Уильям смертельно болен, позже их учителя. Он, в конце концов, был его родным братом, и это было обидно. — Я не знаю, — Уильям не смотрел на него. Глаза его были закрыты. — Я не говорил, но он, должно быть, догадался. Льюис поджал губы. — Почему? Почему не говорил? Почему ты считаешь, что тебе всегда нужно разбираться со всем в одиночку? У тебя есть друзья, у тебя есть семья! Ты не можешь просто... — он в отчаянии взмахнул руками. — Мы беспокоимся о тебе. Мы делаем всё, что ты скажешь, но беспокоимся! Это просто... Нечестно по отношению ко всем нам! Скрывая всё это, из раза в раз принимая удар на себя, чего ты добиваешься? Ты принимаешь решения за всех нас. Почему ты думаешь, что мы на это не способны? Ты же... Ты не единственный среди нас, кто совершал грехи. Почему умереть должен только ты? Ты не думал о том, что нам придётся жить не только с нашими преступлениями, но и с твоей смертью?! — Льюис не заметил, как перешёл на крик. Не заметил и слëз, текущих из-под очков по щекам. Уильям, услышав тихий всхлип, открыл зажмуренные до этого глаза и смотрел на брата с отчаянием. — Уильям... Ты не подумал обо мне? Не в силах сдержать истерику, Льюис закрыл лицо рукой, продолжая подрагивать плечами и всхлипывать. Ему было стыдно за то, что он сорвался, но копившееся месяцами напряжение выливалось теперь в слëзы, которые он не мог остановить. Он услышал шорох, и в следующую секунду почувствовал руки, обвившиеся вокруг него в объятии. Уильям положил одну ладонь ему на затылок, слегка подталкивая к своему плечу. — Прости меня, — ему показалось, что в голосе брата тоже слышались слëзы. Они стояли так ещё какое-то время, пока оба не успокоились. Льюис отстранился первым. Он сел в кресло, протяжно скрипнувшее под его весом. Уильям сел напротив него. Он ничего ему не обещал, ничего не объяснил. Льюис и не ждал ничего: уже было поздно. Никакие слова не имели значения. С Уильямом так было всегда: сначала из желания защитить Льюиса он делал что-то, что в итоге причиняло боль им обоим, потом извинялся, но легче от этого никому не становилось. Он сожалел, и Льюис знал об этом, но Уильям никогда ничего не исправлял. Он, казалось, просто не знал, что существует такая возможность. — Тебе уже пора. Альберт ждёт, — согласно их плану, Джек должен был направиться обратно в поместье в Дареме, а Льюис — в поместье Альберта в центре Лондона. Прислугу он уволил, так что при необходимости он мог бы подтвердить присутствие младшего брата дома в то время, когда было совершено убийство, и никто другой не смог бы это опровергнуть, просто потому что не видел его. Куда собирался идти Уильям, Льюис не знал: он не сказал ему. — Кто это? — Льюис задал вопрос, прежде чем успел слишком сильно засомневаться в его необходимости. Он хотел знать хоть что-нибудь. Увидев непонимающий взгляд брата, он пояснил: — Твоя возлюбленная — кто это? Он выжидающе посмотрел на Уильяма.***
В этот момент в голове у того шла настоящая борьба. Он знал, что ответ брату не понравится. Не знал, как поменяется его отношение к нему, когда он узнает. Да и, если честно, признать это вслух Уильям просто боялся. Но ему было ужасно стыдно перед Льюисом за огромное количество секретов, которые он от него хранил. О такой глупой вещи, как влюблённость, тот уж точно знать заслуживал. Он решил, что всё-таки скажет — будь что будет. — Холмс, — от нервов вместо слова вышел какой-то неразборчивый хрип. — Шерлок Холмс. Уильям встретился взглядом с Льюисом, широко распахнувшим глаза от удивления. Не менее трёх минут они просидели в тишине, тупо глядя друг на друга. С каждой секундой Уильям нервничал всё сильнее и сильнее. Наконец брат нарушил молчание. — Мне следовало этого ожидать, — пробормотал он. Уильям смотрел на него настороженно. — Это не имеет значения. Холмс, Ватсон, кто угодно — неважно. Главное... Ты уверен, что это невзаимно? (Льюис, пожалуй, лгал. Это имело значение, и ещё как, потому что в этот самый момент он ненавидел Холмса в десять раз сильнее, чем полчаса назад. Из-за этого придурка, этого бесконечного идиота, его брат должен страдать? Серьёзно?) Уильям не мог поверить своим ушам. Льюис так просто, так спокойно это воспринял? Он в очередной раз подумал, что просто не заслуживает этого человека. Вопрос его, однако, вызвал приступ острой боли в его сердце. Он сделал несколько глубоких вздохов, чтобы расслабиться, и кивнул. Льюис, казалось, не был так уверен. — Послушай, ты его спрашивал? — Как ты себе это представляешь? — Уильям бросил на брата хмурый взгляд. — «Добрый день, мистер Холмс, Вы случайно в меня не влюблены?» — Ну, — он недобро усмехнулся, — Будь Холмс на твоём месте, так и сделал бы. Уильям только покачал головой. Странными показались ему ехидные нотки в словах их обоих. Будто что-то вклинилось между ними, нарушив привычную гармонию. Лиам помрачнел, осознав, что это его вина. Вероятно, это теперь никуда не денется. А Льюис всё не отступался. — Ты должен хотя бы попытаться, — Уильям скептически посмотрел на него. — Просто... Если бы мне нужно было угадать, кто из вас двоих влюбился, я бы поставил на Холмса. Его брови поползли на лоб от удивления. Услышать такое от Льюиса... Это сбило Уильяма с толку. Призрачная надежда, возникшая в его душе, была подавлена им самим мгновенно. Нельзя позволять себе верить во что-нибудь, тем более теперь, когда его любовь совсем не имеет никакого значения. — Льюис, всё это... — он устало провёл ладонью по лицу. — Я не могу сделать это сейчас. Он ведь... Даже если ты прав, это не сыграет нам на руку. Шерлок Холмс должен убить Преступного Лорда, — он проговорил это так уверенно и чётко, как только смог, стараясь убедить не только брата, но и себя самого. (Льюис хотел было возразить, но только сжал губы в тонкую полоску и одарил Уильяма тяжёлым взглядом. Ему хотелось снова заплакать. Это, блядь, безнадёжно. Из раза в раз, снова и снова, он повторял одно и то же: «Тебе не обязательно умирать». Уильям не слушал и упорно шагал к краю.)***
На следующий день Льюис приехал в Дарем. Он провёл бессонную ночь в поместье Альберта, не в силах перестать думать о болезни брата. Он думал о том, что любовь его не могла быть невзаимной. Как бы ни было ему тяжело осознавать это, Холмс был единственным, кто мог спасти Уильяма. Днём он пытался занять себя уборкой, но даже привычное занятие не отвлекало его достаточно. К вечеру Льюис так измучился от отсутствия отдыха и мрачных мыслей, что, присев на минутку на диван в гостиной, заснул там же. Разбудил его Джек. Старик сидел в кресле напротив него и сверлил тяжёлым взглядом, который в то же время казался отсутствующим, как и вчера вечером. — Учитель? — Скажи, Льюис, ты согласен с тем, какой путь выбрал для себя Уильям? Глаза Льюиса расширились от удивления. Он не ожидал подобного вопроса от Джека, всегда думал, что тот поддержит всё, что брат ни скажет. А эти слова... Значат ли они, что он не согласен? — Я представляю, о чëм ты сейчас думаешь. Я не стал бы идти против его воли, если бы не то, что случилось вчера. Вы ведь обсудили это, не так ли? — Льюис кивнул, будучи неуверенным, к чему клонит учитель. — И он наверняка сказал, что не станет даже проверять, взаимны ли его чувства? — Откуда ты знаешь? — озвучив вопрос, Льюис подумал, что, пожалуй, такой исход очевиден для любого, кто знает брата, и Джек подтвердил его мысль: — Уильям просто такой человек. Но это ещё не всё, — он слегка помедлил. Было видно, что ему нелегко даются эти слова. — Когда-то в молодости я знал девушку... Неприятное предположение закралось в голову Льюиса, и он тяжело сглотнул. — Я был влюблён в неё и планировал жениться. Нам ничто не могло бы помешать: мы были из одного социального класса, у моей семьи хватало сбережений на то, чтобы сыграть свадьбу и оставить некоторую сумму на дальнейшую жизнь... Но прежде чем я решился сделать предложение, она заболела. Заболела той же ужасной болезнью, что и твой брат. И как бы я ни уговаривал её рассказать хотя бы мне, по кому она страдала, она была непреклонна. Всё повторяла и повторяла, что это бессмысленно, что чувства её не могли быть взаимными. Догадываешься, в чëм было дело? — в глазах учителя плескалась такая боль, какой Льюис не видел никогда в жизни. Он не знал, что ответить, и только сочувственно на него смотрел. — Да, она умерла... А перед этим написала мне письмо. Когда на похоронах я встретился с её отцом, он передал мне его. В нём она признавалась... Признавалась мне в своей любви. Я никогда не сожалел о чём-то так сильно, как о своей нерешительности. Смерть её была такой бесполезной, бессмысленной!.. Быть вместе нам помешал только страх. Раньше Джек никогда не упоминал об этой девушке. Льюис, похоже, не имел ни малейшего понятия о том, с чем пришлось столкнуться старику в своей жизни. Но мысль о том, что подобное может случиться с Уильямом, расстраивала и пугала куда сильнее. — Я не просто так рассказал тебе об этом. — Ты считаешь, что нам нужно рассказать Холмсу о чувствах брата? — как только Льюис понял, что сказал, он захлопнул рот и, ругая себя за неосторожность, прикрыл глаза, ожидая реакции старика. — Так это Холмс?.. — Льюис ничего не ответил, не желая подставлять Уильяма ещё больше. — Что ж, тогда... Это немного меняет ситуацию, — он встретился взглядом с учителем, задавая немой вопрос. — Что-то мне подсказывает, что немного найдётся юных леди, которые не влюблены в твоего брата. А что до Холмса... Есть ли основания полагать, что чувства Уильяма взаимны? Льюис, поняв, что он не только не принизил Уильяма в глазах Джека, но и нашёл единомышленника, отрывисто кивнул: — Есть. — Ты уверен? Это важно, ведь, если мы ошибëмся, не только Уильям не будет спасëн, но и план, над которым все мы трудились столько времени, может сорваться, — Джек пристально посмотрел на него, как бы стараясь понять, действительно ли он верит в то, что говорит, и Льюис снова кивнул. — Хорошо. В таком случае, отвечая на твой вопрос, я считаю, что нам нужно рассказать детективу о болезни Уильяма. Насколько я понимаю, сейчас он находится под стражей? — Его вот-вот выпустят, если всё пройдёт согласно Плану, — Льюис поднялся и направился прочь из гостиной. — Я с этим разберусь. Старик ничего не ответил, и Льюис практически бегом бросился в свою комнату. Всë-таки просто смириться с тем, что Уильяму суждено погибнуть, он не мог.***
Шерлок в раздражении ударил кулаком по столу. Его голова практически трещала от переполнявших её быстрых, невесëлых мыслей. За последние несколько дней (сначала под стражей, потом — на Бейкер-стрит) благодаря Лестрейду, приносившему старые документы по его просьбе, Холмс узнал столько о Лиаме, сколько, он был уверен, не узнал бы никогда от самого профессора. Никак не получалось осознать, как гениальные преступные схемы, направленные тем не менее на благо, были придуманы Мориарти ещё в детстве. А тут ещё Джон с его переживаниями! Шерлок всë-таки вернулся тогда в спальню Милвертона, чтобы найти компромат на Мэри. Ему стоило большого труда остаться незамеченным полицией, которая носилась по всему поместью в поисках преступников и жертв. Дождавшись, пока спальня опустеет, он вылез из потайного хода, перерыл всю комнату в поисках доказательств причастности Мэри к той французской организации и, найдя их, отправил в огонь камина. Полицейские же, озадаченные исчезновением Милвертона, покинули поместье, отправившись к начальству за дальнейшими инструкциями. Шерлок собирался было тоже уйти, когда заметил лепестки лилий и кровь Лиама на полу в спальне. Нужно было срочно избавиться от улик. Он зажёг свечу и бросил её на ковёр. Торопливо покинув охватываемое огнём поместье, он вышел навстречу толпящимся у поместья полицейским и Джону и признался в совершённом преступлении. Он думал, что по крайней мере с Ватсоном у него проблем не возникнет, но нет: ворвавшись в комнату для допросов при первой возможности, он отчитал Шерлока как ребёнка и оставил его «в углу» подумать о своём поведении. Холмс бесился, хотя понимал, чем вызвана такая эмоциональность друга. У него просто не было сил разбираться с Джоном и его моральными принципами сейчас, когда на нём лежала ответственность поручения Уильяма. Шерлок не знал, что ему делать. С одной стороны, он совершенно точно не хотел убивать его. Одна мысль об этом заставляла его сердце сжиматься в ужасе. С другой — несмотря на то, что иной способ завершения этой трагедии точно существовал, Лиам намеренно избрал свою смерть. Холмс задумывался, связанно ли это с его преступлениями или с болезнью. Ведь мало кому захочется доживать свои последние дни в мучениях, думая о том, кому ты безразличен. И в очередной раз он не представлял, как убедить Уильяма жить, когда Преступный Лорд того не хотел. — Шерлок? Здесь записка для тебя, — детектив резко вскинул голову в сторону Хадсон, стоящей в дверях и неуверенно протягивающей ему поднос с клочком бумаги. — На ней нет имени. Содержание какое-то странное... Шерлок забрал поднос у девушки и, выпроводив её, удивлённо-недовольную, за дверь, развернул записку. Криптограмма. Расшифровав её за каких-нибудь полминуты, он прочитал: «Я жду в экипаже на углу между Бейкер-стрит и Мэрилебон-роуд». — Так скоро? — пробормотал он, бросая записку в камин. Заколебавшись на минуту, Шерлок всë же направился к двери, сбежал по лестнице вниз мимо встревоженной мисс Хадсон и, покинув квартиру, быстрым шагом пошёл к назначенному месту.***
Льюис сидел в экипаже на углу Бейкер-стрит вместе с Фредом и ждал. Если его расчёты были верны, Холмс должен был появиться с минуты на минуту. Разговор с Джеком и так вселил в него достаточно уверенности, а когда Льюис наткнулся на Фреда, собиравшегося просить помощи у детектива, он окончательно убедился в правильности своего решения. Рядом с экипажем послышались торопливые шаги, а затем и знакомый голос: — Это Шерлок Холмс. Фред слегка наклонился и открыл дверь. За ней появилось лицо Холмса, которое мгновенно приняло удивлённое выражение. Он ожидал увидеть Уильяма. Льюис качнул головой, показывая, что он должен залезть в карету. — Полагаю, Вы догадываетесь, почему Вы здесь, — сказал Льюис, когда Холмс занял место напротив него и захлопнул дверь. — Потому что Вы не согласны с тем, что хочет сделать Лиам, и верите, что я могу его остановить. Хотите попросить помощи. Холмс раздражал своей самоуверенностью и фамильярным отношением к Уильяму, но Льюис проглотил свою неприязнь и просто кивнул. Не до его чувств сейчас. — Я согласен, — хотя решительность детектива слегка удивляла, у Льюиса словно гора свалилась с плеч. Насколько бы очевидным не было то, что происходило у Холмса в голове, он до последнего сомневался в том, что сделал верный выбор. — В таком случае... — он потянулся к внутреннему карману своего плаща и достал оттуда два конверта — белый и чёрный. — Эти письма просил передать Вам мой брат. Одно откройте сегодня, другое — в самом конце. Шерлок принял конверты и кивнул. Льюис замер, не решаясь озвучить другую причину, по которой устроил переговоры с Холмсом. Вдруг он ошибся? Вдруг сейчас весь план пойдёт крахом, если он откроет детективу тайну болезни Уильяма? Страх словно сковал его челюсти, не позволяя издать ни звука. Холмс тем временем спрятал конверты в свой пиджак, выбрался из кареты и уже сделал несколько шагов в сторону от неё. Не дав себе больше времени на раздумья, Льюис окликнул его: — Холмс! — детектив обернулся и вопросительно посмотрел на него. — Вы... — он поколебался ещё мгновение, тщательно подбирая слова. — Вы знаете о болезни Уильяма? Конечно, Холмс знал. Этот вопрос скрывал другие, куда более важные. Вы знаете о том, в кого он влюблён? Ваши намерения относительно его спасения остаются неизменными? Его чувства взаимны? И, конечно, Холмс знал, что он имел в виду. Он молчал, смотря Льюису в глаза, и взглядом отвечал: Я знаю. Доверься мне, я спасу его. Взаимны. Наконец он кивнул, и Льюис кивнул в ответ. Холмс захлопнул дверь экипажа и ушёл, а Мориарти устало привалился к спинке сиденья. — Господин Льюис... Что за болезнь? — тихо спросил Фред, выглядя крайне озадаченным их молчаливым диалогом.***
...Если бы мы могли переродиться в другом мире, я бы хотел держать за руку тебя, своего настоящего друга.Уильям Джеймс Мориарти
— Мы всегда чувствовали одно и то же!.. «Переродиться в другом мире»? Ты просто идиот, Лиам! — Шерлок нервно засмеялся, глядя на бумагу в своих трясущихся руках; буквы расплывались перед глазами. Он резко вскочил, смяв и спрятав письмо в карман, и бросился к выходу из старого обгорелого поместья. — Я ещё успею! — кричал он сам себе.***
Снизу бушует ещё непогашенный огонь и разъярëнная толпа; Тауэрский мост под его ногами кренится, и скрипит, кажется, каждая доска. Он стоит напротив, на самом краю, глядя безжизненными глазами в его решительные, хватаясь как за последнюю опору за свой револьвер. Он шатается, он еле стоит на ногах, и Шерлок уверен, что ещё минута — и никакой помощи ему не понадобится, Преступный Лорд сам убьëтся, свалившись в тёмные воды Темзы. — Ты трус, Лиам! Умереть — это просто, — он не знает, что он несёт, он просто говорит, говорит, чтобы сказать хоть что-нибудь, чтобы растянуть время, чтобы отвлечь. — Попробуй жить, попробуй искупить свои грехи! Чтобы сделать это, недостаточно просто исчезнуть, ты должен почувствовать тяжесть последствий и исправиться! — он кричит, но Лиам не реагирует, и Шерлок не уверен, слышит ли он его вообще. Несмотря на какофонию окружающих шумов, здесь нет никого, кроме них двоих, и так было всегда. Шерлок понимает это только сейчас. Вот он, единственный человек, который имеет значение, единственный, кто способен его понять, единственный, кого на самом деле понимает сам детектив. И он обязан сделать всё, чтобы не дать его единственному погибнуть. — Лиам, ты не можешь просто умереть, — он снова повторяет это, будто стараясь заставить себя самого поверить в то, что ничего подобного не случится. — Я такой же грешник, как и ты! Останься со мной — и мы вместе справимся, вместе искупим наши грехи! Шерлок понимает, что задел что-то в душе Уильяма: он отводит взгляд, и жмурится, и сжимает губы, стараясь совладать с эмоциями. — Ты искушаешь меня, — на секунду их взгляды встречаются, и глаза Лиама вновь сверкают алым, от былой плоской решимости не осталось и следа. Он готов сдаться, но что-то ему не позволяет. Шерлок чувствует, как подскакивает его пульс, когда Уильям делает несколько шагов от края к нему. — Я не могу ошибаться. Ты сам дьявол, Шерлок! Уильям хватается за трость и атакует. Шерлок защищается, но это мало походит на сражение. Лиам промахивается, оступается, пошатывается, едва не роняет оружие, и Холмсу только и остаётся, что неуклюже дёргаться из стороны в сторону, пытаясь не задеть его и не упасть самому. — Прекрати этот фарс! — требует-умоляет он со злостью. Но Уильям не прекращает. Несмотря на то, в каком ужасном состоянии он находится, ему не составляет труда заставить всё выглядеть так, будто детектив в отчаянной схватке оттесняет Преступного Лорда к краю моста. И прежде, чем Холмс успевает предпринять хоть что-нибудь, дерево под ногами Лиама ломается с оглушительным треском и тот летит вниз. Шерлок не принимает никаких решений. Шерлок не думает. Он уже не уверен, что когда-либо обладал такой способностью. Он мгновенно делает два широких шага назад, разбегается и прыгает навстречу смерти. В нескольких метрах под ним падает Уильям. Они снова встречаются взглядами, — и Шерлок знает, что сделал всё правильно. Он ни секунды не жалеет об опрометчивом поступке, когда в глазах Лиама такая благодарность-надежда-любовь, когда он, чëрт возьми, тянет руки ему навстречу. Шерлок ловит его, обхватывая за плечи и прижимая его голову к своему плечу. Время, кажется, замирает. Он чувствует, как слабые руки обвивают его талию, чувствует, как Лиам чуть дрожит. Я наконец-то поймал тебя. — Живи, Лиам. Мы будем жить.***
Ты наконец-то поймал меня, Шерлок. Вокруг ледяной воздух и свистящий ветер, утягивающая гладь Темзы и огни восставшего города, но Уильям не замечает ничего, кроме тёплых рук, держащих его крепко-крепко. Он прижимается к Шерлоку, как может, утыкается головой ему в шею, и слышит успокаивающий, обещающий шёпот, а может, крик — он не уверен, его органы чувств как будто отказываются работать, но это не важно. Больше не враги. Через несколько секунд река встретит их режущим холодом, и всё же Уильяму как никогда спокойно. Сердце не мучает острая боль, и удушья он совсем не чувствует. Он вдыхает воздух полной грудью, словно освободившейся от тяжёлых металлических цепей. Пахнет Шерлоком, гарью и Лондоном. Но в основном Шерлоком.***
Впервые проснувшись в светлой, просторной и незнакомой комнате, он обнаруживает, что практически не может двигаться. Вокруг никого нет. Окно открыто, и на улице, похоже, ночь. В помещении гуляет лёгкий приятный ветерок. Уильям старается оглядеться, но понимает, что едва ли видит что-то. Левый глаз ужасно болит, вместо привычной картинки — чëрное пятно. Пытаясь не поддаться панике, он всё-таки садится в кровати. Все его мышцы словно разрываются, и он издаёт тихий стон. Пару минут он просто сидит и быстро дышит, пока не слышит звук приближающихся торопливых шагов. — Лиам? — он поднимает глаза на голос, такой знакомый и успокаивающий, и видит слегка размытый силуэт Шерлока. Тот приближается к нему и усаживается рядом. — Шерлок... — говорить тяжело: во рту кошмарно сухо. Холмс тянется за стаканом, стоящим на тумбочке у кровати, и подносит к его губам; когда Уильям заканчивает пить, ставит его обратно. Он прочищает горло. — Что произошло?.. — Ну... — Шерлок слегка ухмыляется, но в его жестах заметно напряжение. — Мы упали. — Да, это... Это я помню, — он тоже слабо улыбается, смотря Шерлоку в глаза. Они замолкают. У Уильяма полно вопросов, но он решает, что не хочет ничего спрашивать. Ему становится стыдно и страшно. Он чувствует осторожное прикосновение к своей ладони и тут же отдëргивает её. Его дыхание снова учащается и сбивается. — Лиам... — в голосе Шерлока звучат тревожные нотки. Он зовёт его снова, но Уильяму кажется, что его голос затихает и звучит теперь где-то далеко. На языке ощущается вкус крови, и Уильям паникует. Он сжимает руками простыни, на его лбу выступают капельки пота. Грудь сдавливает словно тисками — и он снова заходится хриплым кашлем. Лепестки белоснежной лилии сыплются на одеяло. Кровь окропляет ткань и цветы. Вдруг он чувствует крепкие руки на своих плечах. Они скользят к шее и обхватывают его горящие щëки, заставляя поднять взгляд. Обеспокоенное, но решительное лицо Шерлока то попадает в фокус, то расплывается. До Уильяма доносятся обрывки фраз: — ...Успокоиться... На моём голосе... Дыши... Я здесь... И постепенно боль и удушье отступают, слух и частично зрение возвращаются к нему. И всë-таки ему до сих пор страшно. Получается, Шерлок спас его только для того, чтобы он погиб из-за ханахаки? Шерлок берёт его ладони в свои, заставляя снова посмотреть на него. В его взгляде плещется что-то такое тёплое и важное, что Уильям чувствует, что краснеет. Успокаивающе поглаживая большими пальцами его ладони, Шерлок говорит: — Послушай, Лиам. Ты отказывался говорить, в кого ты влюблён. Это довольно бессмысленно, ведь тебе нечего стыдиться и, если бы это была какая-нибудь девушка, тебе не составило бы труда завоевать её сердце, — на этих словах Уильям широко распахивает глаза, его щëки пылают сильнее, но Шерлок, словно ничего не замечая, продолжает. — Однако ты молчал. Я понял, что это, скорее всего, связано с тем, что твоё признание каким-то образом могло бы помешать исполнению вашего Плана. «Он знает. Он определённо знает. Но он... не против?» — Уильям не знает, что думать. Он не может пошевелиться, его руки всё ещё в руках Шерлока, и тот говорит дальше. — Мне кажется, я догадался, к кому ты испытываешь чувства. Но, может быть, ты согласишься теперь сказать мне, кто это, чтобы... — здесь Холмс запинается, и Уильям понимает, что он совсем не так уверен, как хочет показать. Он тоже волнуется. — Чтобы, в общем, не вышло недоразумения, — заканчивает он скомкано. Несколько секунд Уильям смотрит ему в глаза. Он ничего не говорит, но вдруг наклоняется, и аккуратно касается своими губами губ Шерлока. Он хочет отстраниться, но Шерлок тянется за ним, отвечая на поцелуй, и сердце Уильяма падает в бездну. Поцелуй выходит коротким и неловким. Уильям, удивлённый собственной смелостью и тем, что Шерлок ответил, молча смотрит на него, а Холмс широко улыбается и сжимает его ладони. Спустя пару секунд его накрывает осознание. Зря! Всё это дерьмо, через которое ему пришлось пройти за последние месяцы, было зря! Его чувства были взаимными с самого начала. Он со злостью смотрит на лежащие перед ним лепестки. Это заставляет Шерлока хихикнуть. Уильям смотрит на него — и смеётся тоже. Ну и пусть. Главное — они вместе, живы и почти здоровы. А там как-нибудь разберутся. Холмс снова целует его, на этот раз дольше. Уильяму хочется, чтобы это никогда не прекращалось. Целовать Шерлока потрясающе, и он не знает, потому ли, что это то, как работают все поцелуи в принципе, или потому, что это Шерлок. Когда спустя несколько минут они всë-таки отрываются друг от друга, Шерлок выглядит ужасно самодовольным. Уильям вопросительно поднимает бровь. — Ну, знаешь, я всë-таки угадал. Мою дедукцию не обмануть даже такому гению, как ты. Уильям закатывает глаза, но только для вида. Он хоть тысячу раз признает своё поражение, если это значит, что он может быть рядом с Шерлоком.