Дом Мух

Кевин Хачадурян вышел из Синг-Синга легким шагом и пошел за Евой, пока они шли к ее машине. Мальчику сейчас было 23 года. С тех пор, как его перевели туда после нескольких лет заключения за резню, он проявлял хорошее поведение по отношению к другим охранникам и даже к Еве, когда она навещала его, очевидно, она думала, что он изменился... Они вернули ему одежду, которая была у него до того, как он попал в колонию для несовершеннолетних. Итак, Кевин был одет в белую рубашку с воротником и черные джинсы, когда пришел туда. Его волосы тоже отросли до того уровня, каким они были до резни. Они также вернули ему лук и стрелы, но ему разрешили тренироваться только в местах, где не было людей, например, на заднем дворе Евы. Учитывая, что все думали, что он изменился, они думали, что ему снова можно доверить это. Ева улыбнулась, садясь на переднее сиденье машины, а Кевин — на пассажирское. Теперь, когда она думала, что Кевин изменился, возможно, она сможет нормально провести остаток дня. «У меня на сегодня нет никаких планов, думаешь, мы могли бы просто пойти домой?» — спросила она, заводя машину. — Угу… — сказал ей Кевин, глядя в окно. Всю оставшуюся поездку он молчал, он все время не сводил глаз с окна. Ева этого не заметила, но он быстро скрыл легкую ухмылку на лице... --- Ева вошла в дом, Кевин следовал за ней. Ей повезло, что его снова не покрыли красной краской... «Знаешь, я переехал, пока ты был в колонии для несовершеннолетних. Мне никогда не нравился наш старый дом, он был слишком ветхим. Хотя я уверен, что уже говорил вам это.» Кевин ничего не сказал в ответ, только покачал головой. Он поднялся в свою комнату, не сказав ей ни слова, закрыв за собой дверь. ... Он оставался там до ужина, во время которого Ева приготовила запеканку из баклажанов, как она когда-то с Франклином много лет назад. Он продолжал не говорить ни слова, спускаясь по лестнице и садясь на диван. По телевизору показывали повторы какого-то случайного шоу, название которого Кевин не хотел запоминать, а Ева поставила его тарелку рядом с ним на кофейный столик. Затем она вернулась на кухню и почистила тарелку, а затем вернулась на диван, чтобы сделать то же самое со своей тарелкой. Прошло всего несколько минут, прежде чем Кевин начал смеяться про себя, постепенно становясь громче (это было больше похоже на гусиное гудение, он не знал, как смеяться). «Я не могу этого делать! Я просто… я больше не могу этого делать! Ахахахаа!» Сказал Кевин, смеясь. Ева повернула голову и посмотрела на него, растерянная и ошеломленная. "Что? О чем вы говорите?" — спросила Ева, глядя на сына, который теперь смеялся так сильно, что у него болели легкие. Она не была уверена, чего ожидала после стольких лет молчания, но это было не то. Тем более, что это были первые слова, сказанные им с тех пор, как он вернулся домой. Он вдруг перестал смеяться и повернул голову, чтобы посмотреть на нее, в его глазах сверкнул дикий блеск, как у кошки, готовой ударить мышь. «Ох мама... Посмотри на себя... Такая наивная...~» - тихо сказал Кевин, придвигаясь ближе к ее телу на диване. «Я не могу поверить, что ты действительно на это попался~» Он продолжил. Ч-что? - Ева замерла, не зная, что ответить. Он чувствовал, как он ползает по ее груди, и она вздрогнула, теперь его тело быстро оказалось поверх ее собственного. Она не чувствовала себя такой уязвимой уже много лет, с тех пор, как была ребенком. «Кевин... Что ты...» Он шикнул на нее, приложив палец к ее губе. «Как мило», — усмехнулся он. «Подумать только, ты действительно думала, что я чувствую какую-то вину, какое-то раскаяние за все, что я сделал, что я на самом деле «боюсь тюрьмы для больших мальчиков»… Какой ты была глупой, Иви~» Ева внезапно почувствовала, как ее защита усилилась, когда она почувствовала, как его левая рука скользнула по ее бедру. Она посмотрела на него в шоке, понимая, что его смех совершенно маскировал что-то другое. Он никогда не произносил ее имя таким тоном. Единственным, кто называл ее «Иви», был Франклин, и обычно это было любящим тоном. Это... Это вообще не было любовью... Это не была любовь ни в малейшей степени... Это была одержимость, сумасшедшая, больная одержимость, которая существовала с тех пор, как Кевин себя помнил... Она посмотрела Кевину в глаза и увидела, что за ними не осталось ничего невинного, ничего похожего на то, что она видела или думала, что видела, когда его собирались перевести в Синг-Синг. Вместо этого это было похоже на две ямы небытия, пустую, черную пустоту, где должны быть эмоции. «Что... ты собираешься со мной теперь сделать?» – спросила Ева, когда правая рука Кевина переместилась к ее животу, а левая погладила ее бедро. Ее голос срывался, но ей все же удавалось звучать смело. «Что ты собираешься со мной делать?» — издевался Кевин детским голосом. «Я прослежу, чтобы ты молчала. Ты ч*ртовски хорошо знаешь, кто здесь главный, и это не ты, Иви~», — сказал ей Кевин. От того, как он назвал ее любимым именем Франклина, которое он придумал для нее, у нее по спине пробежал холодок. Ей хотелось плакать, но она сдерживала слезы. Пытаясь вырваться из его хватки, она заерзала, но вес тела Кевина, прижатого к ее собственному, удержал ее. Его правая рука остановилась на ее животе, и всего на мгновение воцарилась тишина... Если не считать дрожи тела Евы из-за холодного прикосновения Кева. Внезапно он надавил на него рукой. Движение было жестким, почти ритмичным, и Ева извивалась от давления. «Прекрати!» — крикнула Ева, пытаясь отодвинуть его руку от своего живота. Кевин мог сказать, что Еве было больно от всего происходящего, и это вызывало у него тошнотворное возбуждение, которое тщательно скрывалось на протяжении нескольких, нескольких лет... «Эта штука такая чувствительная?» — прошептал он ей, продолжая прижимать руку к ее животу. На этот раз он оказывал большее давление, из-за чего у Евы заболел желудок от ужина, который она пыталась съесть всего несколько минут назад. «Это то, чего я заслуживаю, не так ли?» Она прошептала ему в ответ. «Я недостаточно любил тебя, поэтому теперь ты преподаешь мне урок. Это верно?» «Такова жизнь~», — сказал ей Кевин, его голос был гладким, как масло. Он продолжал оказывать давление на ее живот, в то время как Ева задерживала дыхание, пытаясь сдержать его. «Посмотри на себя», сказал Кевин, ухмыляясь. «Тебя вот-вот вырвет, не так ли?» Ева почувствовала, как у нее скрутило живот, как будто он вот-вот взорвется. Ей хотелось вырвать прямо перед ним, чтобы показать ему, что он с ней делает, насколько это неправильно. Так она и сделала, откинув голову от дивана так, чтобы Кевин не мог видеть ее, и выплеснула содержимое ужина на паркетный пол. Когда рвота прекратилась, она почувствовала, как ее лицо горит, и повернула голову, чтобы посмотреть на его удовлетворенное лицо. Ее тело дрожало, глаза наполнились давно назревшими слезами. Она чувствовала себя несчастной, но Кевин только посмеялся над ней. «Посмотри на себя», сказал он, все еще касаясь ее живота. «Вот что я с тобой сделал. Раньше ты был таким сильным, но посмотри на себя сейчас. Ты в беспорядке…» Он улыбнулся, глядя на нее сверху вниз, его глаза светились радостью. «Думаю, это правда… Теперь ты действительно принадлежишь мне~» Он продолжал проводить рукой по животу Евы, заставляя ее рвать еще сильнее, чем раньше. Она не могла поверить, что он так с ней поступает, и не понимала, почему он так рад этому. Вскоре она остановилась и просто лежала там, где была, рыдая и дрожа, стараясь не вырвать снова, она чувствовала себя полностью и совершенно побежденной. «Как отвратительно... А теперь приберись~», - сказал ей Кевин со зловещим выражением лица, убирая с нее руку. Ева так и осталась свернуться калачиком рядом со своей рвотой и слезами, ее живот все еще болел, пока она изо всех сил пыталась его сдержать. — Я… я не могу… — ответила она слабым голосом. Женщина все еще была в шоке и, казалось, не могла пошевелиться. Улыбка Кевина превратилась в жестокую ухмылку, когда он встал с дивана и встал над Евой. «Тогда ладно… я заставлю тебя это сделать», — сказал он. Он снял ее с дивана за запястье и потащил к луже собственной рвоты. «Давай», сказал Кевин, подталкивая ее к этому. Его рука отпустила ее запястье, и она чуть не упала в лужу. "Я жду." Он сделал несколько шагов рядом, просто наблюдая за ней. Наблюдать за тем, как она изо всех сил пытается что-то сделать со своим беспорядком, с тем беспорядком, который он вызвал. Казалось, его не волновало, что ей все еще больно. Казалось, его вообще не волновало, что он заставил ее сделать это. Ева недоверчиво посмотрела на Кевина, желая поверить, что он не может быть таким жестоким. Но выражение его лица говорило ей об обратном. Он явно наслаждался ее болью и страданиями. Ее вялое тело медленно поднялось с пола и направилось на кухню. Она взяла из кладовой ведро и швабру и пошла наводить порядок, надеясь, что все скоро закончится. Тело ее было изнурено, живот болел, а глаза опухли от слез. Кевин продолжал следить за каждым ее движением, и теперь у нее не было другого выбора, кроме как подчиняться его прихотям. Она попыталась игнорировать Кевина, наблюдавшего за ней, но это было невозможно. Ей казалось, что он осуждает каждую мелочь, которую она делает, выискивая даже малейшую ошибку или признак лени. Продолжая уборку, ее мысли постоянно возвращались к тому, что произошло всего несколько минут назад. Всего лишь секунда воспоминания об этом заставила ее снова почувствовать рвоту. Чем больше она думала об этом, тем больше чувствовала, что ее разум начинает затуманиваться. Ее тело быстро теряло всю оставшуюся энергию. Все, что ей хотелось, это просто рухнуть на пол. Вскоре Ева закончила. Она поспешно поднялась наверх и вошла в свою спальню, рухнув на кровать и чувствуя себя полностью истощенной. Она чувствовала боль во всем теле, и каждая часть ее тела была вялой. Она не могла поверить, что это случилось с ней, что она все эти годы верила в поступок. Она все еще не могла поверить, насколько жестоким был с ней Кевин, даже после резни, даже после того, как он убил Франклина и Селию. Она изо всех сил пыталась смириться с тем фактом, что все, что она пережила сегодня вечером, не было сном. Теперь это была ее реальность. Ее глаза были опухшими и тяжелыми, и она изо всех сил старалась держать их открытыми. Но она все еще боялась спать, беспокоясь, что Кевин войдет в ее комнату и снова начнет ее пытать. Она слышала, как Кевин поднялся по лестнице и открыл дверь в ее комнату, чтобы увидеть ее в постели. Она притворилась спящей, а он некоторое время смотрел на нее, вскоре закрыл дверь и повернулся, чтобы пойти в свою комнату. Пока он был в тюрьме, Ева все аккуратно сложила и отгладила для него, а в кармане у него до сих пор хранилась ее старая фотография, сделанная в пляжном домике... Если бы она только знала, какие страдания постигли ее тогда, пока он был еще здесь... Ева попыталась закрыть глаза, прислушиваясь к каждому звуку в доме, пытаясь заснуть. Она ждала, что Кевин выйдет из своей комнаты... Ждала момента, когда он ворвется к ней в комнату и потащит ее обратно вниз... Но этого не произошло. Когда ее тело лежало лицом к потолку, ее веки приоткрылись, пытаясь освободиться от этой мысли. Как будто она не могла позволить себе роскошь отдыха. Тюрьма явно сломила Кевина, а теперь он сломал ей разум... Ева не хотела осмеливаться думать о том, какие ужасные вещи он мог бы с ней сделать, если бы она его рассердила... Она не могла вернуть его в тюрьму. в любом случае, это только ухудшит его поведение... Она не знала, что делать, и не могла здраво мыслить... Она была похожа на марионетку, которой играл собственный сын. Он обманул ее, и она попалась на это. Она попалась на его болезненную уловку... Внизу на журнальном столике все еще стояли тарелки с ужина... Телефонные линии были оборваны... И запеканка остыла.