***
Преображение наступает в самые разные моменты жизни. И далеко не всегда всё происходит романтично и поэтично, потому что такова реальная жизнь. Начнём с очевидного. Сакуса очень печётся о своём здоровье. Всегда вооружённый салфетками всех видов и медицинскими масками — это никем не критикуется, более того, особо приветствуется после потрясшего мир вируса. У него есть своя дисциплина: мытьё рук после улицы, похода в магазин и прикосновений посторонних людей. Атсуму на это поведение лишь по-доброму посмеивается, плетясь следом к раковинам после тренировки: — Весь окружающий мир кишит бактериями, — подставляя руки под напор воды, он смотрит в отражение зеркала, ловя взгляд Сакусы. — Чего ты хочешь добиться простым мылом и антисептиком? — Спасибо, у меня в школе тоже была биология, — парирует парень, сбрасывая капли воды с ладоней, смотря пряма в карие глаза. — Однако про такую большую и прилипчивую бактерию, как ты, нам не рассказывали. — Эй! Для Сакусы привычно тщательно выбирать продукты, проверяя срок годности, наличие в составе ГМО, очищать воздух в квартире с помощью воздухоочистителя. Когда же он начал встречаться с Атсуму, не проходило ни дня, чтобы не возникало мысли: как этот парень дожил до своих лет? Мия относится ко всему куда проще: мелкие ссадины и царапины не обрабатывает, доверяя всю работу лейкоцитам. Мог залететь домой и сразу, не моя руки, открыть заветную пачку чипсов и приняться её поедать. Конечно, для такого придирчивого чистюли, как Сакуса, это была настоящая трагедия. Тем не менее, он сохраняет рассудок, понимая, что не все обязаны совершать те же процедуры, что и он. Атсуму вовсе не дикарь, он соблюдает умеренные правила гигиены. Заставлять его делать нечто большее означало бы навязывать свои стандарты. Со временем принять эту мысль стало легче. Тем более он умел идти навстречу, тоже перенимая какие-то тонкости ритуалов парня. Но случаются моменты, когда оставаться в стороне Киёми не в силах. Например, когда Атсуму болеет. — Оми-Оми, пожалуйста, — Атсуму сидел укутанный в одеяло, с градусником во рту и мокрым компрессом на лбу. — Это уже третий раз за час. — Это второй день. Температура может подскочить в любой момент. Сверившись с часами, Киёми вытащил градусник и взглянул на показатели. Он поджал губы и почти ткнул ему в лицо прибор. Атсуму прищурился и с бесцветным выражением лица уставился на парня. — Серьёзно, Оми? Тридцать семь и семь. — На полтора деления выше прошлого измерения. Мия лишь тяжело вздыхает. — Это нормально, я же болею. — А если к вечеру станет хуже? — ворчал Сакуса, собирая все склянки лекарств, которыми до этого напичкал своего больного. — Ударит жар, таблетки не скоро подействуют, — он надавил ему на плечи, заставляя обратно лечь. — Придётся вызывать скорую, ставить уколы… Стоило голове упасть на подушку, как еë простреливает боль. Мия болезненно морщится, напоминая высушенную сливу. — Что такое? — тут же вся суета сникла. Киёми замирает. Наклонившись на ним, вглядывается, как любимое лицо корчится. — Ну не молчи же, Атсу. — В порядке, — он натянуто улыбается, не открывая глаз. — Просто это было слишком резко. — Прости, — тихо, почти шёпотом выдыхает Киёми, присаживаясь на пол рядом с диваном. Он в шаге от того, чтобы сойти с ума. Когда болеет он сам и когда болеет Атсуму — это совершенно разные состояния. Переживает в два, нет, в три раза больше. Ему не хочется, чтобы он мучился от противного кашля, чтобы трясся от озноба, а нежная кожа приобретала нездоровую красноту. И дело вовсе не в хлопотах, дорогих лекарствах и даже в страхе заразиться. Просто Киёми натурально ломает от того, как хрипит вечно весёлый голос Атсуму. Как скатываются слёзы по его румяным щекам. Как он выгоняет его, не позволяя вместе спать, чтобы не беспокоить противным кашлем. Он так беспокоится о чужом здоровье, что порой это доходит до абсурда. Киёми словно тоже болеет. Становится хрупким, воспринимая каждую боль Атсуму как собственную. — Ты знаешь, когда нам с Саму было по семь и я заболел, он кормил меня мороженым и заставлял бегать по дому, — шелест одеяла, и его обнимают за шею. — Считал, что мне нужно снова заняться чем-то повседневным, и тогда я встану на ноги. Можешь себе представить, что эта холодная глыба в детстве была столь сентиментальна? — И как? Помогло? — Если ты о том, помогло ли это поднять температуру, да так, что едва не сгорел заживо, то да, определённо помогло, — Киёми тревожно оборачивается. Это было давным-давно, но он всё равно испытал испуг за маленького Атсуму. Тот в ответ лишь усмехнулся, зарываясь ладонью в кудрявые локоны. — Он не на шутку перепугался, когда я свалился без сил на землю и не мог даже ответить что-нибудь. — А потом? — Потом пришли родители и повезли меня в больницу. Саму расплакался, крича, что он виноват, что чуть не убил меня. Тогда я понял, что брат меня всё-таки любит, — Атсуму вдруг рассмеялся, крепко обвивая шею Киёми. — А ты и вовсе меня на руках носишь, Оми. Так сильно любишь? Провокация, которая подстёгивает Киёми, заставляя тоже улыбнуться. — Здоровым ты мне нравишься больше. Он будет и дальше, невзирая на гундёж, чистить ему фрукты, делать массаж и бесить напоминаниями выпить таблетки. Потому что видеть Атсуму таким хрупким и безнадёжным и не обложить его заботой ну невозможно.***
У Атсуму подобное желание появляется, когда он видит беспомощного перед толпой Киёми. Неважно: поход в магазин или конференция с журналистами, прогулка в людном парке или неприятный разговор с незнакомцем. Атсуму выпрямляется, высоко поднимает голову и заслоняет собой Киёми. Конечно, Сакуса давно не ребёнок. Он в состоянии сам за себя постоять. Но тот факт, что кому-то это удается с завидной простотой, а кому-то усилием воли, неоспорим. Почему бы не позволить своему личному экстраверту управлять ситуацией? Атсуму было весело однажды наблюдать такую картину. Весенний денёк, они пришли на маркет, чтобы полюбоваться творчеством хенд-мейд. Он отошёл купить для них воды, а когда вернулся, застал Киёми, терпеливо выслушивающего щедрую порцию всех прелестей товара одного из мастеров. Его хорошее воспитание не позволяло прервать или резко отказаться от навязчивых продаж. Всё, что он мог — кивать, как болванчик и изредка соглашаться с чем-то. Забавно было до момента, пока когда Атсуму не пригляделся: Сакуса ссутулился, втянув голову в плечи, а в глазах читалась такая безнадёга, что хоть плачь. Мия быстрым шагом настиг его. Взял под руку, обратился к торговцу с просьбой не докучать его другу и увёл восвояси. Вид у Киёми был уставший, и Мия отвёл его в относительно безлюдный коридор. — Приглянулось что? — он усадил его на скамейку и подал бутылку воды. — Нет, — сделав пару глотков, он утёр влажные губы и приложил прохладную бутылку к щеке. У Мии внутри что-то отозвалось колючей болью от разбитого вида парня. — А тебе? Они пришли не так давно, и Атсуму бы навернул ещё кругов десять, прежде чем купить что-то. Однако самым важным для него был и есть его Киёми, который, кажется, уже израсходовал свою социальную батарею на эти сутки. Тут многолюдно, яркое освещение, а ещё несмолкающая болтовня вперемешку с музыкой — настоящий коктейль раздражения. Для Киёми, который обожает тишину дома — это настоящая пытка. Которую он терпел только ради Мии. — Да, но я собрал целую кипу визиток, — в доказательство он вынул из кармана коллекцию карточек. — Сделаем заказ через интернет. Пошли домой, я жуть как проголодался. Сакуса облегченно вздохнул и прямо просиял, когда Мия взял его за руку, переплетая их пальцы. Внутри вмиг воцарилось спокойствие. Чувство безопасности. Одного касания, ласкового прозвища было достаточно, чтобы он мог почувствовать себя под защитой.***
Киёми не считал себя особым романтиком. У него незаурядные требования к жизни. По крайней мере, были, пока в ней не появился Атсуму. Он и подумать не мог, как круто изменится. Это было год назад. В Японии наступил сезон дождей. На улице промозгло, сыро и мрачно. Людей с зонтиками почти сносит с ног крепкий ветер. Киёми наблюдает за одинокими каплями, которые скатываются по окну автомобиля. — Можно мы останемся просто тут? — Атсуму кладёт голову ему на плечо, зябко ёжась от одного взгляда на промокших людей. — Я не хочу выбираться на этот холод. В другой день, не такой сонный и морозный, он бы сказал, что Атсуму говорит совсем как ребёнок. Но в тот момент он полностью был солидарен. Хотелось бесконечно ехать куда-то в тёплом салоне такси. Он позволил себе прикрыть веки и прилечь на голову Атсуму. — Какие ещё варианты? Куда бы ты хотел? — Свитербург, — сказав это, он ещё плотнее прижался к Сакусе, как к горячей батарее. — Ты уже там, — он вслепуя нашарил ворот свитера, который Атсуму натянул до самого носа и стянул вниз. — А если серьёзно? — В Альпы? В Австрии красивая природа и чистый воздух. Так я, по крайней мере, думаю, смотря на магнит на холодильнике, который подарил Аран, — Киёми цокнул. — Что? Я впервые был заграницей, только когда мы ездили на Олимпиаду. Чего ты от меня хочешь? Киёми хотел было попрепираться, чтобы не дать ни себе, ни ему заснуть по дороге домой, но быстро сдулся. Семья Мия не отличалась богатством и позволить себе путешествие вне Японии не могла. Даже когда Атсуму стал профессиональным волейболистом и зарабатывал достаточно, времени не находилось в их забитом графике, а когда наступали долгожданные каникулы, то сил хватало, только чтобы пройти от кровати до кухни и назад. Вспышкой молнии возникла идея. Такая спонтанная, что никак нельзя сказать, что она пришла в голову именно Сакусе. Он достал телефон и принялся что-то усердно печатать. Атсуму этого не замечал; сморенный печкой авто, он мирно дремал, уютно устроившись на коленях своего парня. Через двадцать минут водитель объявил, что они на месте. Мия недовольно заворочался, когда ласковые ладони стали перебирать его волосы. — Атсу, пойдём, — тот лишь в очередной раз тяжело вздохнул и неохотно поднялся. Не разлепляя глаз, он послушно следовал за руками, которые вытаскивали его из машины. Один холодный порыв ветра тут же взбодрил его, и он зло посмотрел вокруг. Но спасительного подъезда поблизости не наблюдалось. Тут вообще пустая стоянка и огромное здание… — Что мы забыли в аэропорту? — он снова натянул свой ворот на покусанные ветром скулы. Киёми смотрел на него с невинной улыбкой, и тогда он вспомнил разговор, под который отключился. — Оми, ты что, с ума сошёл? — Как иначе, — он наиграно закатил глаза. — С тобой по другому нельзя. Сакуса всегда представлял собой программу, коды которой можно заучить. Он был предсказуем, всегда стараясь держать себя в рамках. Спонтанность, вроде путешествия в другую страну, решение касательно которого было принято меньше, чем за пару минут — это точно Сакуса Киёми? О чём речь, этот человек планировал простую встречу в кафе за неделю как минимум. Что заставило нарушить размеренность жизни и вот так смело решиться на серьезную поездку? Ответ на вопрос стоял напротив и смотрел на него влюбленными глазами. Это вовсе не означает поступиться принципами. Просто любовь делала их храбрее, в тоже время оголяя чувства. Иногда она душила, а иногда без неё они отказывались дышать. Она может кричать на всю округу, а может молчать и всё равно быть оглушительной. Ссоры — это часть отношений. Их не нужно бояться или избегать. Как бы сильно ни хотелось. Они оба были из сделаны из такого теста, что уступать не привыкли. Особенно Атсуму. Переспорить его просто невозможно. Ему хотелось быть правым во всем, и он готов был кусаться и царапаться, если кто-то перечил ему. Когда угли чувств остывали и он понимал, что всё же до совершенства ему далеко, признать неправоту давалось тяжело. Что до Сакусы — он не стремился к тому, чтобы последнее слово было за ним. Он просто знал, что прав, и доказывать это не собирался. Вместе они могли спорить хоть неделю, и при этом не обижать друг друга. Чаще они дают себе время, чтобы остыть и обсудить всё, когда будут готовы. Молчание не портит гармонию. Например, утром Сакуса набирает для них обоих воду для пробежки, несмотря на то, что злится. Атсуму, проходя мимо его комнаты и видя, что он замыслил уборку, заботливо принесет наушники, зная, что так ему комфортнее слушать аудиокнигу. Киёми возьмёт забытые парнем ключи и незаметно подложит ему их в сумку. За обедом с командой Атсуму учтиво займёт для него место рядом и поставит ближе к их тарелкам любимую овощную нарезку Сакусы. Таких, пусть кажется и пустяковых, моментов много. Однако каждый из них воспринимает это как теплый луч света. Он обо мне помнит. Запыхавшимуся Атсуму в бок тычут флягой с водой. Он осушит её до дна, но главная жажда — внимания — уже будет утолена. Киёми заметит наушники у себя на столешнице, а рядом новую пачку масок с изображением клубники. Он будет улыбаться, надраивая полы, но вовсе не от чистоты, с которой они блестят его стараниями. Вечером, когда Атсуму сбежит пораньше с тренировки, чтобы успеть накрыть стол к возвращению своего парня, он будет рыскать по карманам в поисках ключа. Он вспомнит, что забыл его на полке, но на всякий случай заглянет в куртку, где обнаружит ключи с брелоком ласки. Когда Сакуса зайдет в квартиру, нос ему защекочет запах вкусного ужина. Он бесшумно пройдёт на кухню и окольцует талию своего парня, мягко прошептав над ухом: «Привет». Его руки Атсуму обнимет в ответ, отвечая с нежностью: «Оми-Оми».***
Любовь меняет нас? Она преображает человека, да, однако не меняет. Она лишь взращивает то, что было сокрыто глубоко внутри. Что взойдёт — итог зависит от того, как и кого вы любите. Страшная препарация души — но кого это пугает. Думаете, люди не любят? Не угадали…