ID работы: 14475836

Душниловка

Слэш
NC-17
В процессе
31
chmare бета
Размер:
планируется Миди, написано 19 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
31 Нравится 17 Отзывы 4 В сборник Скачать

Часть 1. Вижу цель — не вижу препятствий

Настройки текста
            Наверное, все когда-то задумывались о том, что наступит еще тот день, когда жизнь круто поменяется на пустом месте. Знаете, как в каком-то глупом фильме — все мечты вдруг сбудутся, а проблемы будут решаться с первого раза. Кто-то разведет тучи руками, и жизнь станет простой и безоблачной, но так не бывает. Многие сравнивают жизнь с коробкой шоколадных конфет, но я бы сравнил ее с мусорным ведром под раковиной. Смысл примерно такой же — никогда не знаешь, какой именно степени вонючести и противности говно тебе попадется сегодня.       В квартире жарко, даже открытое окно не спасает. Мартовский легкий ночной ветер тоже проблему не решал — попадая в разогретое пространство, он рассеивался и ни капли не освежал, и с жарой бороться стоически отказывался. Нетерпеливо стягиваю футболку и кидаю ее через всю комнату на диван. Теперь мешают волосы — затягиваю их в хвост на затылке, чтобы не мешались. Легче не становится. Ничего лучше не придумываю, чем подхватить ноутбук со стола и ретироваться к окну, к самому источнику прохлады. Кое-как забираюсь на подоконник — вряд ли грациозно выглядит со стороны, но у меня наблюдателей нет. Прохладнее стало, конечно, но самую малость — уже лучше, чем умирать от жары.       На горизонте уже видны слабые зачатки рассвета. Очередная бессонная ночь перед компом, добро пожаловать в коллекцию. Оглядываюсь на часы — скоро 6:00, Тилль на работу проснется. Мой же график послал нахуй своего хозяина уже давно — понял, что дело гиблое. Совсем скоро в мешки под моими глазами уже можно будет складировать всякое барахло — хоть в быту полезным стану, если работать не могу нормально.       Раньше казалось, что мне принесет удовольствие любая работа с текстом. От банальных редактуры и корректуры до написания с нуля любого текста на самую невообразимую из имеющихся тематик. Хоть о плюшевых медведях, хоть о надувных хуях — напишу о чем угодно. А если еще и заплатите — могу даже несколько вариантов набросать на выбор. Так и было когда-то, я писал быстро и без разбора, слова в предложения складывались самостоятельно, а все, что делал я — просто записывал. Сейчас все было противоположно — ни слов, ни предложений. Нихуя. Один вакуум в башке и пустая страница текстового редактора на экране ноутбука. А самое обидное, что эта пустота распространялась не на все — рабочие тексты я, хоть с горем пополам, но писал, но когда дело касалось книги, мое же собственное сознание слало меня нахуй. Все, что я имел на данный момент — полторы унылые главы и давно разонравившийся сюжет. Не бросал только потому, что сам себе обещал закончить, а обещания, все-таки, сдерживать надо.       — Ты опять тут? — слышится хриплый голос за спиной.       — Я у себя дома, — откладываю комп в сторону и поворачиваюсь к источнику звука, — Я всегда тут.       Тилль медленно прикрывает дверь своей комнаты и, потирая заспанные глаза свободной ладонью, топает к кухне. Попутно почти ударяется мизинцем о ножку дивана, но его спасает чистая случайность — вестибулярный аппарат, охуевший от очередного раннего подъема, решил качнуть его и увести чуть в бок от эпицентра боли и страданий. Нетвердой походкой он все-таки добирается до кухни. Открыв воду в мойке, пьет прямо из-под крана, не потрудившись взять кружку.       — Хватит пить как собака, — хмурясь, пресекаю я.       Выпрямившись, Тилль утирает тыльной стороной ладони губы, и отвечает саркастично:       — А вонять, как собака, мне не перестать? — широко зевнув, он подходит ко мне, — Ты чего на подоконнике-то? Сидишь, грустишь и думаешь о нем?       Ухмыляюсь — ну, можно и так сказать, конечно, если речь идет о своенравном персонаже собственной книги, который никак не хотел подстраиваться под сюжет.       — Жарко стало, — откликаюсь, распахивая ставни окна пошире.       Еще раз громко широко зевнув, Тилль тянет:       — А-а, — шаркая подошвами старых тапок, следует в ванную, — Кофейку мне наведи.       — А может, ты нахуй сходишь?       Ответа не следует — Тилль молча скрывается за дверью, оставляя меня наедине с его просьбой. Устало выдохнув, спрыгиваю с подоконника и топаю к кухне. Похуй, я бы тоже сейчас от кофе не отказался. Да и позавтракать бы не помешало. Достаю с полки пачку какой-то крупы — кашей обойдемся на сегодня. Попутно ставлю кофеварку на огонь, засыпая туда остатки молотого из пакета. Надо будет до магазина сегодня сгонять.       Делить одну жилплощадь с другом, пускай и лучшим, дело напряженное. Время идет слишком быстро, и день за днем вы все больше на старую супружескую пару становитесь похожи. Сука-бытовуха мешает даже тут — то вещи кто-то не убрал, то раковину в ванной щетиной засрал, то последний кусок хлеба сожрал, а о покупке нового даже не задумался. Год назад, когда мы съезжались, об этом никто не задумывался — квартира больше напоминала проходной двор из-за постоянных компаний, заходивших в гости. Бардак разгребали стихийно — когда накопится, тогда и уберем. Осознание, что каждый день так жить тяжело, только со временем приходить стало. Сами толком не заметили, как разделили обязанности, лишь бы меньше сраться из-за хуйни — я готовлю, Тилль убирается. Конечно, не думал я, что съехавшись с поваром, хоть раз подойду к плите в новой квартире. Но Тилль настолько заебывался от поварешек-сковородок на работе, что дома эти обязанности безоговорочно легли на меня. А я и рад — лишь бы с тряпкой жопой кверху по полу не ползать.       Медленно помешиваю гречку в закипающей воде, отстраненно смотря вдаль. Как я вообще до такого докатился? Может, мне и не суждено писать? Нет, я, конечно, справляюсь — без работы не сижу, всегда находятся долбоебы, которые не могут и пары слов связать, тут-то я на помощь и прихожу. Но копирайтер — не писатель, вообще ни разу. Чтобы работать копирайтером, да даже журналистом, достаточно знать алгоритм — набор клише, небольшой план статьи, нужную лексику. Пошуршал пару минут — и текст готов, жду деньги на карту. Художка же жила по каким-то совершенно другим канонам, иначе я не могу объяснить, почему так долго не могу выдавить из себя хоть пару абзацев. Идея книги, на которую я усиленно дрочил последние полгода, пришла мне в голову давно, и казалось, что я продумал все возможные мелочи, чтобы не впадать в такой ступор при написании. И сам этот блок не так пугал, как абсолютное непонимание, что мне с этим делать.       — Рих, — выбивает меня из раздумий чей-то слишком громкий для раннего утра голос, — А у нас будет что-то типа завтрака?       Вздрагиваю, нервно оборачиваясь на друга, уже занявшего свое привычное место за столом. Не знаю, сколько Тилль тут сидит, но выглядит он уже по-другому. От заспанной помятой физиономии не осталось и следа, причесанный, помытый, даже эти свои нелепые усишки сбрил — будто вовсе не он совсем недавно был похож на черта, пережившего ядерную атаку. После окидываю взглядом плиту — из гречки выкипела почти вся вода, а кофе опасно пенился, намекая, что еще немного, и он предпримет попытку к бегству. Торопливо выключаю плиту и небрежно раскладываю наш завтрак по посуде.       — На вот, говна наверни, — выдыхаю устало, опуская напротив Тилля тарелку с кашей и кружку перекипевшего кофе.       Тилль недоверчиво смотрит на мое варево в тарелке напротив и, шмыгнув носом, негромко проговаривает:       — Аппетитненько, — поджав губы, он пододвигает к себе тарелку и берет ложку со стола.       Ничего не отвечаю, опускаясь на стул рядом с ним. Первое время завтракаем молча — я, полностью погруженный в свои мысли, гоняю несчастную гречку по тарелке, а Тилль уминает одну ложку за другой с невероятной скоростью. Хорошая тактика — наверняка так вкус совсем не чувствуется. Странно даже, и как только повар, работающий в хорошем ресторане, может так наплевательски относиться к еде? Непонятно. Хотя, Тилль почти ко всему в своей жизни относится с изрядной долей похуизма. Мне бы у него поучиться.       — В моем ресторане за такую гречку тебя бы на гриле зажарили в яблоках, — резюмирует Тилль, запихивая в рот очередную ложку каши.       Смерть на гриле в яблоках не кажется такой уж и страшной, тем более, за кастрюлю разбухшей гречки. Дегустирую свое варево — да уж, звезду мишлен за такое точно не дадут. Кое-как проглотив, парирую:       — Как хорошо, что я не повар.       — Надеюсь, писать у тебя лучше получается, — бубнит Тилль, — Много за ночь, кстати, настрочил? — интересуется вдруг, кое-как переживав и проглотив эту гречневую катастрофу.       — Нихуя, — бормочу в ответ безэмоционально, — Нет, ну… Написал пару строчек, но стер сразу же.       — Что так? — участливо спрашивает Тилль, отправляя в рот новую ложку каши.       — Да блять, — отодвигаю от себя тарелку нервно, хватая со стола чашку кофе, — Знаешь, мне кажется, что не стоит эта моя писанина нихуя. Что я мочу за божью росу выдаю, — кофе на вкус напоминал нефтяные отходы, смешанные с горелыми опилками, — Раньше все так просто шло — я писал, не задумываясь, мне это удовольствие приносило. Да и результат радовал. А сейчас — что не предложение, то хуйня из-под коня.       Запив не пережеванную кашу горелым кофе, Тилль пробубнил:       — Хуйня из-под коня — это твоя прическа, — после этих слов невольно провожу рукой по своим обесцвеченным дредам, все еще убранным в небрежный высокий хвост. Хочу возмутиться, защищая права и свободы своей шевелюры, но друг и не планирует меня слушать, — А сейчас ты просто выгорел. Не знаю, что ты от своего мозга еще требуешь, он и так работает на пределе возможного.       — Я знаю, какой предел возможного у моего мозга, — морщусь недоверчиво, — и сейчас он, по ощущениям, даже не включен, — поджав губы, проговариваю вслух, наверное, самое жуткое из своих предположений: — Бросать, наверное, надо.       Разобравшись с гречкой окончательно, Тилль обеими руками ухватывается за кружку горячего кофе и проговаривает многозначительно:       — Тебе отдыхать надо, — с громким звуком отхлебывает напиток, — График как-то нормировать, увлекаться чем-то, помимо писательства, но никак не бросать. А знаешь, почему? — киваю вопросительно, примерно предполагая, что он сейчас скажет, — Потому что я читал то, что ты пишешь. Да, развиваться надо, но в твоем случае — не столько в писательстве, сколько в чем-то, помимо него. Ты зациклился, — осушив кружку до конца, Тилль поднимается с места, подхватывает посуду и топает к мойке, — Башка у тебя и так варит нормально.       Раздраженно вздохнув, отвечаю:       — Блять, если моя башка так охуительно варит, то как кастрюля, — всплескиваю руками, продолжая эту странную метафору, — а мне надо, чтобы она варила, как мультиварка.       — Нихуя ты завернул, — в сопровождении шума льющейся воды, ухмыляется друг, — Ну, знаешь ли, мультиварки дороже стоят — пока не начнешь позволять себе больше, результат не улучшится, — с видом знатока заключает Линдеманн, — И, к слову, в моем ресторане все блюда, даже самые дорогие, в кастрюлях варятся. А мультиварки у нас на кухне вообще нет и не было никогда.       Провожаю взглядом Тилля, скрывающегося за дверью своей комнаты, уныло кивая вдогонку его словам. Возможно, он прав — качество работы мало зависит от скорости, а от используемых компонентов, которые в основании этой работы находятся. Писательская деятельность напрямую связана с автором, а автор не сможет составить нормального текста, толком не живя собственной же жизни. Последние месяцы я носа из дома и правда редко показывал. А что, работаю я удаленно, все мои интересы сейчас — писательство и все побочные. Но разве может быть иначе — работа ведь определяет результат. Если я не работаю — не получаю результата. И о каком тогда отдыхе может идти речь?       Морщусь — не хочу больше об этом думать. Вместо бесцельных самокопаний решаю поинтересоваться жизнью друга. А то на данный момент я не только писатель хуевый, но и товарищ так себе.       — У тебя-то как работа? — выкрикиваю вопрос и лениво залезаю на стул с ногами.       — Да бля, — раздается из глубины комнаты приглушенно, — Хуйня какая-то. Взяли повара на испытательный срок — резюме пиздатое, а сам пиздюк пиздюком, видно же. Когда только успел столько наработать? Какие ему сковородки, если он из слюнявчика недавно вылез. Ну, не суть, — Тилль торопливо выходит в дверной проем, чтобы его было лучше слышно, на ходу расправляя серую мятую футболку, — Короче, отправил его вчера поставку принять — рыбу привозили. Я думал, ну уж разберется, вроде не тупой, с опытом. Да и каким ебланом надо быть, чтоб просрочку не заметить, — Линдеманн принимается напяливать футболку, отчего его голос слова слышится глухо, — Так этот долбаеб нихуя не проверил и сто кило стухшей рыбы принял.       — Жесть, — выдаю многозначительно, — И что делать теперь будете?       Одергивая только что напяленные штаны и на ходу застегивая ширинку, Тилль топает к входной двери через всю комнату, ворча в ответ:       — Да хули тут сделаешь? — оглядывается на часы — явно на работу опаздывает, — Пиздов раздавать будем. И стажеру, и поставщику. Машину красной рыбы из-за двух уебанов выкинули, пусть спасибо скажут, что их на месте не распяли, — не могу не ухмыльнуться, когда мой друг путается в рукавах собственной куртки и начинает ругаться на предмет одежды: — Да бля, ну я опаздываю, мозги не еби… Так, у меня сегодня смена до восьми, потом к Лу пойду, — характерно поиграв бровями, Тилль ухмыляется, — Буду завтра утром. Не скучай и не бери комп в руки сегодня больше. Понял меня?       — А чего я тогда делать буду? — ошарашенно спрашиваю, вылупившись на друга настолько охуевше, будто он мне предложил добровольно на лоботомию сходить.       — Да чего угодно. Нормальной жизнью поживи для начала. Сходи куда-нибудь, развейся. Если боишься, что скучно будет, возьми с собой… — Линдеманна перебивает звук неумелой игры на пианино, раздающийся из соседней квартиры. Закатив глаза устало, мой друг тыкает пальцем в стену, за которой расположился этот внезапный маэстро, и дополняет: — Вспомнишь говно — вот и оно. Этого с собой возьми, с ним точно не заскучаешь.       Посмеиваюсь, обдумывая предложение Тилля. Возможно, это и правда хорошая идея — максимально отвлечься от всего, чтобы мысли посвежели и перестроились в новое русло. Может, именно этот новый взгляд даст моему роману как раз то, чего ему не хватает. Но я все еще с трудом понимал — как в принципе можно перестать работать, даже если это на благо? Творчество — это постоянство и работа, я просто могу относиться к этому так наплевательски.       Вздрагиваю от громкого звука — Тилль стучит кулаком в стену, сигнализируя соседу, что его игра не особо виртуозна, чтобы ее слышал весь дом. Звуки пианино прекращаются, мы даже выдыхаем успокоенно, но наша радость быстро развеивается. Через пару мгновений с противоположной стороны, из соседней квартиры, кто-то тоже стучит в стену — так же требовательно и настырно, и вскоре эта пародия на музыку возобновляется. Горестно выдохнув, Линдеманн качает головой и решает больше не тратить на это свои силы.       — Рановато он сегодня, — бормочу задумчиво, морщась от неприятных звуков.       — Как будто ты не знаешь, что в его мире нет такого понятия, как «время». Он домой-то, скорее всего, полчаса назад пришел, — откликается Линдеманн, быстро напяливая обувь, — Бля, надо Флаке написать, чтобы забрал у него свой синтезатор наконец. А то он заебет скоро.       Ухмыляюсь — надо же, так торопиться съехать, чтобы забыть большую часть вещей и уже несколько месяцев как не забирать. Видимо, и правда совместная жизнь тяжеловато давалась.       — Так, я пошел, — бросая беглый взгляд в зеркало, окликает меня Тилль, — Рих, ты меня слышал? Никакой работы сегодня.       — Да блять, — морщусь, — Уж разберусь как-нибудь. Давай, пиздуй.       Показательно погрозив мне пальцем, Тилль выходит из квартиры и шумно хлопает дверью. Я остаюсь один, наедине с невкусной гречкой, музыкальным преступлением, доносящимся из соседней квартиры, и своей же собственной творческой несостоятельностью. Брезгливо отшвыриваю от себя кружку горелого кофе и зеваю. Думаю, никто не будет против, если я и правда посплю пару часов.       Оставив грязную посуду одиноко стоять на столе, я поднимаюсь на ноги и медленно следую в свою комнату, в надежде отдохнуть хоть сколько-то.

***

      Помню, раньше, когда я просил что-то у родителей, на грани истерики требуя купить какую-то вожделенную игрушку, те постоянно укладывали меня спать. «Во сне ничего не хочется», — говорил отец, закрывая дверь в мою комнату и тем самым намекая, что ближайший час мою ревущую физиономию они с матерью наблюдать не хотят. Я долго по этому закону жил, не отнекиваясь — шел спать каждый раз, когда был чем-то недоволен. Во сне же и правда ничего не хочется. Но меня никто не предупредил, что все желания возвращаются, стоит проснуться. Забавно, да? И как только я раньше об этом не додумался?       На часах уже почти два, а поспал я от силы час. Все остальное время я пялился в окно напротив. Ничего не видел, конечно, кроме молочно-белого неба и голых веток тополей, то и дело бьющих по стеклу моего окна. Уныло и ни капли не вдохновляюще. Насилие над пианино в соседней квартире прекратилось слишком уж быстро — даже это теперь мою усталость не разгоняло. Я просто неподвижно валялся на кровати и думал о том, как же бездарно, на самом деле, все складывается.       Вообще, надо бы пару заказов взять. Лишние деньги не помешают, да и отвлечься это точно поможет. Но сил на горизонте событий маячило примерно нихуя. На самом деле, копирайтинг не самая сложная схема для заработка, когда ты рассматриваешь свое умение складывать слова в плюс-минус понятные предложения именно как ремесло. Ты и эмоций этому меньше придаешь, поэтому все тексты рождаются непринужденно, будь то рекламный текст о каких-то распиздатых моющих средствах или описание металлоконструкций, или перекрытий на сайт застройщика. Сложнее становится, когда это ремесло нежданно-негаданно переходит в разряд таланта — тогда ты начинаешь от себя ждать чего-то невероятного. Не знаю уж, в какой момент я достиг такого уровня гордыни, что нарек себя талантливым человеком, но до сих пор мне это никакого профита не давало. Убытки одни — работать с текстами ради денег я не могу, потому что меня это выматывает и не приносит удовольствия, а работать с текстами ради удовольствия не могу, потому что не доволен результатом. Ебучий замкнутый круг.       Рывком поднимаюсь с кровати — все равно вряд ли снова засну, а бесцельно валяться и ныть мне несколько надоело. А жаль, такие горестные пиздострадания пропали зря, даже не увидел никто. Из комнаты вылезаю, как Эйс Вентура из жопы носорога — медленно и с огромным трудом. Внешне тоже, скорее всего, выгляжу так, будто только недавно в говне купался. На ходу приглаживаю лохматые волосы — не думал раньше, что дреды могу выглядеть настолько растрепано. Остановившись посреди комнаты, осматриваю оставленный после завтрака бардак. На подоконнике все еще стоял открытый ноутбук, красноречиво свидетельствующий, что кто-то тут заметно ебланит от своих обязанностей. Да, все-таки, пару текстов в работу взять однозначно стоит. Для начала приберусь.       Остатки засохшей гречки в тарелке вряд ли могут вызвать у кого-то аппетит, даже у отъявленного гурмана. Точно выкидывать надо. На полпути к урне оглядываюсь на окно — еще год назад Тилль вывесил у окна кормушку для птиц. Возможно, я бы и был не против, если бы это были те самые кормушки, которые вывешивают в парках при благоустройстве — красивые деревянные мини-домики с крышей и площадкой для корма. Но нет, Тилль у нас же все эстетичное в рот ебал — поэтому на окне у нас висит обрезанная пластиковая бутылка. Коричневая двушка из-под пива, если быть точнее. И, если бы не вид этого птичьего общепита, я бы был доволен этим нововведением на все сто. За птицами и правда иногда было интересно наблюдать. Линдеманн же вообще за этим занятием мог часы проводить. Поэтому, я думаю, никто не будет против, если я отдам остатки своего скудного завтрака синицам.       Привыкшие к подобному рода вниманию птицы лениво оторвались от трапезы и перелетели на соседнее дерево, стоило мне распахнуть ставни. На улице прохладно, и я чувствую, как покрываюсь мурашками — футболку с утра я так и не надел, а голая кожа не могла не протестовать от соприкосновения с уличным холодом. Гречку в импровизированную кормушку стараюсь пересыпать аккуратно, но та все равно сыпется мимо. Осторожно смотрю вниз, на тротуар под окнами — надеюсь, никому не прилетел мой гречневый подарок на голову. Высыпав все, отставляю тарелку в сторону, но окно закрывать не спешу — жду первых гостей в наш ресторан. Скорее, конечно, в забегаловку «У Рихарда», но все же — когда жрать нечего, можно и горелой гречки поклевать, так что пусть не выебываются. Вопреки ожиданиям, ни одна птица на огонек залететь не решается, но первого визитера все равно вижу. Прямо по тонкому карнизу, грациозно вышагивая, в сторону птичьей кормушки направлялась холеная трехшерстная кошка. Завидев меня, она радостно мяукнула и прибавила шаг.       — Блять, Корица, — бормочу, высовываясь из окна и протягивая руки к животному, — Твой хозяин-идиот опять окно не закрыл?       Кошка вопрос проигнорировала, но свою благосклонность обозначила, ласково потершись носом о мою ладонь. Стараюсь схватить Корицу, но выходит неумело — страх выронить ее и самому из окна вывалиться делал мои руки деревянными. Кое-как затащив ее в комнату, захлопываю окно, чтоб не сбежала, и выпускаю из рук. Та сразу же деловито топает в сторону кухни, совершенно не обращая внимание на мое присутствие. Видимо, проголодалась. Корица и на карниз чаще всего вылезала, идя на поводу своего инстинкта охотника — ловила синиц, прилетающих в наше самодельное бистро. Не хотел бы я знать о результативности таких ее вылазок, но усеянный перьями подоконник говорил за нее — очевидно, охота приносила плоды.       — Ты там особо не располагайся, — окликаю Корицу, уже пробравшуюся в приоткрытую дверцу кухонного шкафчика, — Сейчас домой пойдешь.       Хватаю с дивана свою футболку, так и валявшуюся комом с самого утра, и торопливо напяливаю на себя. Похоже, даже наизнанку, но меня это мало волнует — мне же всего лишь кошку в соседнюю квартиру занести.       Выудив Корицу из ящика с кастрюлями, я выхожу на лестничную клетку и топаю через коридор к двери в соседнюю квартиру. Настырно жму на звонок — этот ебанат может услышать только с десятой попытки. Если вообще услышит, иногда он сутками наушники с ебашищей в них музыкой не снимает. Но мне везет, и дверь распахивается почти сразу.       — О, Корица, — весело восклицает сосед, протягивая к кошке руки, — Откуда она у тебя?       — Да вот, в гости решила зайти, — бубню недовольно и отдаю животное хозяину, — Хоть иногда окно закрывай, Шнайдер, она ведь когда-нибудь с пятого этажа наебнется.       Тряхнув кудрявой челкой, он беспечно махнул рукой в мою сторону и ответил:       — Не наебнется, она же кошка, — выпустив любимицу из рук, он поправляет пояс шелкового халата, — А у них, если ты забыл, девять жизней.       — Мне кажется, живя с тобой, предыдущие восемь она уже потратила.       — Да ладно, — снова тянет безразлично, — На кофеек зайдешь? Раз уж сам пришел, — не успеваю даже плечам пожать, как Кристоф разворачивается на месте и топает вглубь комнаты, на ходу добавляя: — Я ром новый купил, с кофе пиздато сочетается.       Ну, если с ромом, тогда ладно. Прикрываю за собой дверь и осматриваюсь. Огромный холст на мольберте посреди комнаты красноречиво намекал, что я застал его за работой. Пахло масляными красками и растворителем — наверное, поэтому окно и открыл. Корица, к слову, снова сидела на окне и норовила выскочить наружу. Торопливо пересекаю комнату, прикрывая ставни, чтобы та не смогла выскользнуть даже при желании.       — Как работается? — решаюсь спросить, оглядываясь на холст с набросками какого-то абстрактного рисунка.       — Да я только начал, — отзывается Шнайдер со стороны кухни, — Ну, заебись шло, пока вы, сударь, не пожаловали.       В ответ на это парирую:       — Я буду заметно реже приходить, если ты за своей кошкой следить начнешь.       — А Корица у меня вольное животное, — смеется он в сопровождении звука кофемолки, — Да и молодец, что пришел. Как Флаке съехал, мне немного скучновато.       Ухмыляюсь. Наш очкастый товарищ сбежал отсюда несколько месяцев назад на таких скоростях, что пятки сверкали. Оглядываюсь на тот самый синтезатор у стены — так торопился убраться из квартиры, что даже самое дорогое забыл. Было бы неплохо вернуть Флаке домой — за неимением своего соседа, Кристоф начнет заметно чаще приставать к нам с Тиллем.       Не дождавшись моего ответа, Шнайдер продолжает:       — Ты-то как? Я сегодня в четыре утра домой возвращался — у вас свет горел. Опять вдохновение ночью напало?       Наблюдая за копошащимся на кухне Шнайдером, устало опускаюсь на табуретку возле обеденного стола, и проговариваю:       — Если бы, — с некоторой завистью осматриваю стены кухни, завешанные полотнами, не так давно написанными Крисом — мне бы такую работоспособность, — Мне уже давно нормально не пишется. А вдохновение вообще каким-то мифическим для меня явлением стало, — вздыхаю горестно, — В последнее время я писательский импотент.       Крякнув от смеха, Кристоф проговаривает:       — Думаю, что это, все-таки, временное отсутствие либидо, — друг поворачивается ко мне, опираясь бедрами о столешницу возле плиты.       — Ну, мне от этого не лучше, — морщусь, — Я каждый день пытаюсь что-то сделать, но мой мозг мне же и сопротивляется. Чувствую себя… — замолкаю, подбирая нужное слово, — беспомощно.       — Бессилие — следствие принуждения, — натягивая на лицо максимально умное выражение, изрекает Шнайдер, — Перестань себя заставлять и жизнь проще станет.       Вздыхаю — никогда не думал, что буду когда-то слушать подобные мудрости от человека в измазанном краской шелковом халате.       — Если я перестану себя заставлять, то я вообще хоть что-то делать перестану, — упрямо проговариваю, — Мне работать надо.       — Ты не робот, чтобы бесконечно работать, — Шнайдер лениво поглаживает запрыгнувшую на кухонный стол Корицу, — Честно говоря, если бы я рисовал сутками, меня бы надолго не хватило.       — Да блять, — выпаливаю себе под нос, всплескивая руками, — Я так устал, пиздец просто.       — А это уже от недотраха, — с готовностью отвечает Крис, ставя в центр стола початую бутылку рома.       Ухмыляюсь, проговаривая:       — На все-то у тебя ответ есть.       — Не, ну правда, Рихард, — опустив на стол две чашки горячего кофе, он сам присаживается за стол, — Ты из дома когда последний раз выходил? В магазин за хлебом не считается, — откупорив бутылку алкоголя, Шнайдер наливает в обе кружки по изрядной дозе рома, — Спорим, что летом? И то, скорее всего, магазин возле дома был закрыт, и за хлебом пришлось дальше идти.       Ловлю себя на мысли, что слышал уже это сегодня — только не от Шнайдера, а от Тилля. Честно признаться, я и правда не помню, когда последний раз был дальше своего района. Надобности как-то не было, да и апогей всех моих интересов уже давно заключался в открытом окне текстового редактора на экране ноутбука. Зачем искать что-то еще? Да и до богемной жизни Шнайдера мне все равно не дотянуться — тот, несмотря на скудный заработок графического дизайнера, умудрялся совмещать это с рисованием и настолько активным образом жизни, что мне иногда казалось, что в его сутках не двадцать четыре часа, а порядком больше.       — Может, ты и прав, — киваю согласно и отхлебываю кофе из чашки — с ромом переборщил, конечно, но мне нравится, — Хотел бы я так же преисполниться, как и ты.       — Годы похуизма, — развалившись на стуле, отвечает Шнайдер, — Я на работоспособность не жалуюсь, потому что не считаю, что это такая уж страшная проблема. У меня вся жизнь на сегменты поделена, и мне на все хватает и сил, и времени, — кошка, забравшаяся на колени хозяину, заинтересовалась содержимым кружки, которую Кристоф держал в руках. Отмахнувшись от Корицы, он продолжил: — У тебя просто график ненормированный, вот ты и заебался. Ты по писательству даже соскучиться не успеваешь. А меня иногда сутками дома не бывает. Знаешь, как потом рисовать хочется? — кивнув своим мыслям, он тыкает пальцем мне за спину, — Вот это, например, вчера часа за три написал.       Оборачиваюсь, смотря на картину. Если честно, похоже на странный узорчатый кафель в каком-то дешевом санатории. Темно-зеленое пятно, окруженное охровыми, оранжевыми и желтыми завитками. Будто цветущий островок в озере говна. Хмурюсь, пытаясь вникнуть в задумку, но выходит откровенно хуево. Не выдержав, спрашиваю:       — А что это?       — «Нефритовый всплеск», — поясняет Кристоф. Заглядываю ему в глаза непонимающе, и тот вскакивает с места, — Да бля, смотри, — подходит к своему творению и любовно обводит рукой изображенное, — Это падает прохладный тропический дождь на вечнозеленые джунгли и, медленно поворачиваясь вспять, уходит в землю, являя тем самым бесконечность, — многозначительно выдает, одухотворенно вскидывая голову — Ну, ты же должен меня понять — это образ, символ, — заметив что непонимание из моего взгляда так и не исчезло, зачем-то дополняет: — Метафора.       — Я понял, — выставляя руку вперед, осаждая перевозбудившегося друга.       Шнайдер продолжает требовательно сверлить меня взглядом, поэтому я отворачиваюсь, стараясь в глаза ему не смотреть. Вряд ли я когда-то пойму задумку этой картины, но одно я понял абсолютно точно — мне действительно стоит развеяться.

***

      Никогда бы раньше не подумал, что могу отвыкнуть от общества. Я никогда особо на коммуникабельность не жаловался — ну, по крайней мере, самого себя уговаривать из дома выйти не приходилось. А сейчас вдруг это внезапно стало так сложно, что я пугался собственной же реакции. Неужели настолько все запущено? Ну, я правда в последнее время редко выходил из дома — надобности как-то не было, да и зачем, когда мне хватало и общения, и работы сполна, чтобы чувствовать себя нормально. Да и, будем честны, я и сейчас себя ощущал вполне адекватно, а нос из квартиры показал просто потому, что надеялся, что станет лучше. Но пока мне было откровенно не очень — я шел в любимый когда-то бар и не знал, что меня там ждет, кроме того, что мне придется провести некоторое время среди незнакомых людей в одиночестве.       Пока в баре не так шумно — все-таки, часы пик в подобных заведениях начинаются чуть позже. Из столиков у стены занято лишь парочку, а за барной стойкой никого, лишь широкоплечий круглолицый бармен с рыжей бородой натирал низкий бокал белым полотенцем. Вздыхаю — когда-то я знал каждого бармена в этом заведении, а сейчас даже не уверен, работают ли они тут до сих пор. Занимая один из барных стульев, проговариваю себе под нос:       — Пиздец я заработался, конечно.       — А-а? — удивительно громко переспрашивает бармен, вопросительно выгибая бровь и нагибаясь в мою сторону.       — Я говорю, пятьдесят джина, — отмахиваюсь, — и льда побольше.       Бармен гостеприимно улыбается и тянет добродушное «щас организуем», наконец откладывая стакан — удивительно, что он в нем еще дыру не протер. Пока жду свое пойло, осматриваюсь — интерьер ни капли не изменился, даже казалось, что всех немногочисленных посетителей бара я уже когда-то видел. Все было таким привычным, кроме простого, как карандаш, бармена и моего же мироощущения. Наверное, я хотел бы поменять все и заново научиться этой простоте у деревенщины за стойкой — может, и работалось бы проще, и жилось бы не так тяжко.       Ладно, я обещал себе не думать о работе хотя бы один вечер. Зря я, все-таки, Шнайдера с собой не взял. Он бы, конечно, заебал меня изрядно своими «изумрудными круговоротами», или как там, но так я бы точно отвлекся. На крайний случай, можно было бы набрать Флаке — он бы, конечно, не пил, ибо ему на работу, но точно смог бы дотащить мою пьяную рожу до дома, если понадобится. Самонадеянно, конечно, я пошел сюда в одиночку — мало ли, какое настроение меня посетит после попадания первой капли алкоголя в организм. А мне эти проблемы не нужны — сейчас, конечно, может быть весело, а под утро самого себя по городу искать придется. Таких подарков мне не надо. Долго решаюсь сделать первый глоток прежде, чем в мою руку попадает стакан джина — надо ли оно мне?       — Тед, здоро́во, — слышу чей-то бойкий голос справа, — Плесни какой-нибудь жижи для движа.       Медленно поворачиваюсь в сторону звука, продолжая гонять тающий лед по стакану с алкоголем. К стойке быстрым шагом подошел улыбчивый парень в коричневом клетчатом свитере. Смазливый — похож на молодого школьного учителя, ради которого ученицы за первые парты в коротких юбках садятся. Щеки покрыты румянцем — только с улицы зашел. Выглядел добродушным, но одновременно каким-то острым — наверное, из-за сквозившего в серо-зеленом взгляде ехидства. Плечи широкие, да и рост у нас, скорее всего, одинаковый, хотя визуально он кажется миниатюрным. Небрежно зачесав пятерней сильно отросшие светлые волосы назад, он садиться за стойку и смотрит на меня. Сначала бегло, будто оценивает обстановку, но задерживается, встретив мой ответный взгляд. Чуть растянув тонкие губы в короткой ухмылке, он прокручивает массивное кольцо на тонком пальце и неожиданно подмигивает мне. Вздрагиваю, но отвернуться себе не позволяю — не хочу выглядеть слабым. Парень же, обрадованный моей реакцией, улыбается шире и наконец отворачивается, переключая внимание на бармена. Не уверенный, что до конца понимаю, что только что произошло, я уверенно делаю щедрый глоток джина из стакана.       — Рановато ты сегодня, — басит Тед и берет новый стакан с сушилки, — Тебе как обычно?       — Да, начнем, как обычно. Потом посмотрим, — силюсь не смотреть в сторону незнакомца, но кожей ощущаю на себе его изучающий взгляд. Следующую реплику он произносит полутоном, будто сам себе: — Сегодняшний день перестает быть томным.       Бармен смеется, что-то отвечая, но я его не слышу — мой слух застилает мягкий негромкий смех незнакомца, отчего-то слышащийся критически близко. Залпом выпиваю содержимое стакана, но легче не становится. Только кровь к лицу приливает сильнее, а воздух вокруг сгущается, поглощая меня в вакуум. Сам своей реакции распознать не в силах — откуда вдруг столько разных и сильных эмоций? Из-за незнакомого парня, просто подмигнувшего мне? Показательно расправляю плечи и встряхиваю головой, откидывая упавшие на лицо дреды — не хочу выглядеть жалко. Подняться бы с места и гордо уйти, но вряд ли такую мою реакцию верно расценят, потому что это тоже можно принять за слабость. Поэтому упрямо остаюсь сидеть на месте и делаю новый глоток из стакана — джина там не осталось, посему я пью просто воду с привкусом алкоголя.       — Может, еще? — на мгновение мне кажется, что этот голос мне мерещится — слишком уж близко он звучит.       Оборачиваюсь — незнакомец сидел рядом со мной, на соседнем стуле, лениво отпивая виски-колу из низкого стакана и глядя мне прямо в глаза.       — Что? — переспрашиваю, непонятливо хмурясь.       Он кивает на мой стакан, проговаривая терпеливо:       — Еще?       Зачем-то заглядываю в опустевшую посуду, гремя медленно тающим льдом, но ответить ничего не успеваю — парень поворачивается к бармену, выкрикивая:       — Тед, — указывает пальцем на мой стакан, — Повтори.       Стакан из моих рук исчезает практически незаметно, а незнакомец снова смотрит в мою сторону — изучающе и ехидно одновременно. Странная самоуверенная полуулыбка с его лица, казалось, в принципе не сходила. Откашлявшись, я проговариваю осторожно:       — Мы знакомы?       Парень усмехается, будто я сказал какую-то удивительную глупость, и отзывается:       — А это важно?       — А разве нет? — в тон ему переспрашиваю хмурясь. Парень хихикает, но ничего не отвечает, молча протягивая мне обновленную порцию джина. Удивляюсь такой реакции: — Чего смешного?       — Ну, ты так говоришь, — он делает глоток из своего стакана, — будто мое полное досье хочешь запросить.       Мешкаюсь на мгновение:       — Нет, но…       — Мы с тобой, вроде, в баре, а не в паспортном столе.       Заглядываю ему в глаза — серо-зеленый взгляд горит каким-то неведомым огнем, а нагловатая улыбка приковывает, заинтересовывает и манит. Я запросто мог послать его нахуй, но отчего-то не хотел. Он не отталкивает, а наоборот привлекает — чем-то неизвестным и донельзя завораживающим. Возможно, той самой загадочностью, флером которой было покрыто наше нелепое знакомство.       Парень в очередной раз прокручивает массивное кольцо на тонком, почти изящном пальце, а я, поймав то самое шутливое настроение, проговариваю:       — Получается, свое имя ты мне не назовешь?       — Даже больше тебе скажу, — расплывается в новой довольной улыбке, как чеширский кот, — твоего имени я тоже не спрошу.       — И какая цель знакомства тогда?       — А ты думаешь, люди знакомятся, чтобы удовлетворить любопытство и имена друг друга узнать? — парень, качнув головой, поднимает свой стакан и негромко чокается с моим, — Разберемся как-нибудь без этого.       Отпивая виски-колу из своего стакана, он не спускает с меня изучающего взгляда, и я, ведомый какой-то странной силой и не желающий ей сопротивляться, повторяю его действие и делаю щедрый глоток джина из бокала.       — Не видел тебя здесь раньше, — отзывается полутоном, — Запомнил бы однозначно.       — В последнее время редко по подобным заведениям хожу, — выдыхаю, заправляя мешающиеся дреды за уши.       — Что так? — хмыкает парень, снова изучая меня взглядом.       — Не видел надобности, — смотрю так же беззастенчиво и позволяю себе короткую улыбку, — А ты, я так понимаю, часто тут бываешь?       Кивком указываю на бармена, с которым незнакомец так мило беседовал ранее. Он оглядывается на него, безразлично пожимая плечами:       — Я так много мест за день могу посетить, что не знаю, насколько часто бываю именно тут, — вернув внимание мне, он смотрит мне в глаза вызывающе из-под опущенных ресниц — мне кажется, что щек касается румянец. Помолчав мгновение, парень проговаривает: — А ты, наверное, в принципе редко из дома выходишь. На удаленке работаешь?       — Почему ты так решил?       — Бледноватый ты, — после этих его слов прячу взгляд — понятно становится, что я действительно покраснел, а он это заметил, — Вариантов два — ты либо наркоман, либо фрилансер. И не понятно, что хуже, — смеется, и я подхватываю его смех, — Так я прав?       Киваю согласно:       — Ну, да, можно и так сказать. Я копирайтер.       Не могу понять, зачем так откровенничаю с ним — может, вижу благодарного слушателя в этом незнакомце, а может, правда верю, что ему интересно это знать.       — О, ясно, — кивает понятливо, садясь вполоборота ко мне и укладывая руку на спинку моего стула, — В следующий раз мне тебя искать в ближайшей кофейне за ноутбуком?       — Не надейся, — подхватываю шутку, — Словосочетание «удаленная работа» я понимаю, как «удаленно от людей», — он посмеивается, обнажая белые зубы с почти хищно острыми клыками, на которые я не могу не засмотреться, — А ты кем работаешь? Клеишь незнакомых людей у барной стойки?       — Если бы где-то за это платили — я бы был миллионером, — смеется, — Ну, ты не так далек от правды. Скажем так, я работаю в сфере развлечений.       Свожу брови к переносице, ехидно произнося:       — В сексшопе что ли?       Мы в унисон смеемся, а я чувствую, что наконец-то окончательно расслабляюсь. Не знаю, алкоголь ли так действует, или же легкость поведения и характера этого незнакомого парня, но я отбросил всякие сомнения. Я действительно хотел провести вечер в его компании. Удивительно, но человек, которого я видел впервые в жизни, неосознанно вызывал доверие и приковывал к себе. Но больше всего меня удивляло то, что меня такое положение дел ни капли не пугало.       Минута за минутой, час за часом, стакан за стаканом, этот вечер пошел слишком уж быстро и беззаботно. Мы общались, смеялись, говорили обо всем подряд, все больше и чаще флиртовали. Удивительно, но он был прав — отсутствие имен нам и правда не мешало и даже добавляло чего-то острого и азартного в это знакомство. День и правда переставал быть томным каждый раз, когда он якобы невзначай касался моей коленки под столом, очерчивал цепким взглядом лицо, задерживаясь на губах, или отпускал явно не двусмысленные реплики. Совсем скоро мы переместились за отдельный стол — не сказал бы, чтобы мы особо стеснялись заигрывать друг с другом открыто за барной стойкой, у всех на виду, но полумрак крайнего столика в самом углу барного зала развязывал нам руки еще больше. Как и куча давно опустевших стаканов из-под джина и виски-колы, стоявших на столике прямо перед нами.       Последние полчаса его рука уже достаточно уверенно покоилась на моем колене, а у меня пиздецки жарко пульсировало внизу живота, красноречиво намекая, как именно мое тело реагирует на такой жест. Как ни странно, но парень выглядел вполне трезвым — выдавали его опьянение лишь немного покрасневшие щеки. А я же, напротив, поплыл — давно не пил и мой организм принял алкоголь за что-то чужеродное, превращая меня из человека в пропитанную спиртом тряпку. Закусываю щеку изнутри, лишь бы не сказать ничего лишнего — меня так и подмывало прокомментировать ситуацию как-то, но страх спугнуть момент был сильнее. Разговоры становились все откровеннее, пока я и сам не перестал замечать, как далеко зашел. Незнакомец играючи и почти не стараясь добился того, чего хотел — я растекся лужей на соседнем кресле и покорно ждал, что же он сделает в следующую секунду.       — Что-то случилось? — вдруг спрашивает незнакомец, склоняясь к моему уху и почти касаясь губами мочки.       Вздрогнув, поворачиваю голову в его сторону и практически сталкиваюсь с ним носами. Прикрываю глаза и, лениво отпрянув на минимальное расстояние, произношу:       — Шумновато тут.       Это еще мягко сказано. Не знаю, то ли мой пьяный мозг это так воспринимал, то ли какофония местных звуков, складывающаяся из десятков голосов, звона посуды и какого-то убогого техно, действительно била по ушам слишком уж сильно.       — Музыка должна не играть, а хуярить, — снова критически приблизившись ко мне, говорит парень.       Распахиваю глаза резко, пересекаясь с хитрым серо-зеленым взглядом. Отстраняться и не думает, а я будто в ступор впадаю, не в силах и пошевелиться. Видно, что именно этого он и ждал — огонь в его взгляде разгорелся настолько, что уже напоминал неконтролируемый пожар, а учащенное дыхание то и дело легонько касалось моих губ набегающими потоками. Ежусь от странных ощущений — ладони зудели, требуя прикосновений, а губы пересохли от дикого волнения. Все внутри требовало от меня решительных действий, от чего хотелось истерически рассмеяться. Этот парень добился желаемого — меня тянуло к нему пиздецки, настолько, что кожа пылала, воспаленный мозг пульсировал, а все слова, которые я только мог сейчас произнести, терялись в бесконечном потоке бьющихся в истерике мыслей. Рыкнув недовольно от собственной же несообразительности, я тянусь к нему за поцелуем, преодолевая и без того ничтожное расстояние.       Парень, готовый к такому повороту событий, распахивает губы и отвечает мне сразу же. Касается меня неторопливо и тягуче, не стараясь перенять инициативу, но и не принимая моих правил игры. Замечаю, что он старается меня сдерживать — не задает поцелую более быстрого темпа, не прижимается ко мне плотнее, хотя я рвусь к нему все ближе. Только его рука, все еще по-хозяйски покоящаяся на моем колене, сжимается сильнее — либо пытается меня в чувства привести, либо себе границы ставит. Оба варианта кажутся какими-то глупыми и несостоятельными. Слишком уж чувственным получался этот поцелуй. Микс из этих мягких, почти невесомых касаний, уже льющегося через край возбуждения и опасности быть застигнутыми врасплох совсем мне крышу сносил. Недостаточно становится слишком быстро — я предпринимаю новую попытку приблизиться, углубить поцелуй, переплетая свой язык с его, но незнакомец быстро меня осаждает. Резко выдохнув, он отстраняется на удивление мягко, лишь негромко причмокнув о мои губы. Разочарованно смотрю ему в глаза.       — Не понравилось что ли? — с вызовом спрашиваю, стараясь придать своему голосу как можно больше холодности.       Парень снова ухмыляется, но на этот раз как-то тепло и даже немного осторожно. Складываю руки на груди и отстраняюсь на максимально возможное в нашем положении расстояние, готовясь услышать не самый приятный ответ. Но он, настырно проигнорировав мои попытки уйти из его личного пространства, снова приближается, негромко произнося:       — В сегодняшнем вечере всего один недостаток.       — И какой? — хмыкаю недоверчиво, глядя неотрывно прямо на него.       Из его взгляда пропадают остатки ехидства и наглости, уступая место чему-то более сильному и дьявольскому. Проскользив взглядом по моему лицу до шеи еще раз, он медленно следует ладонью с моего колена вверх по бедру и отвечает низко, почти на грани слышимости:       — Все это время я пиздец как тебя хочу.       Чувствую, как меня изнутри сковывает ступор — не то, чтобы эта новость была неожиданностью для меня, но та уверенность и открытость, с которыми парень говорил о подобном, не могли не завораживать. Шепчу в ответ на выдохе:       — Это плохо?       — Это очень плохо, — он качает головой, — Настолько, что у меня еле сил хватает, чтобы прямо на столе тебя не разложить.       Сердце стучит до безумия быстро, отчего даже кажется, что мой пульс прерывается. Как бы мне хотелось спихнуть этот эффект только на алкоголь — и учащенное сердцебиение, и мгновением повысившаяся чувствительность, и горящее неведомой силы огнем лицо. Я пытался уговорить сам себя, что во всем виноват джин, но те остатки разумного, которые во мне еще были, кричали почти во все горло — этот парень завладел мной полностью. Пусть на этот короткий вечер, но он присвоил меня и покорил, заставляя сжиматься от каждого слова и желать только одного — этот вечер продлить. А ведь правда — может, нам стоит немного задержаться и подарить друг другу еще немного времени? Пусть ночь будет такой же короткой, как и вечер, но ее никто не может у нас отнять, так ведь?       Быстро пораскинув мозгами и вспомнив, что Тилль сегодня ночует у своей пассии, я расплываюсь в довольной улыбке.       — Пойдем, — цепко хватаю своего ночного гостя за руку и тяну на выход из бара.

***

      По стеклу барабанит только что начавшийся мартовский ленивый дождь, слышатся сирены полицейских машин, решивших устроить погоню где-то на окраине города, а тишину помещения разрезает только звук шагов соседей сверху. Время здесь остановилось, стоило двери за нами закрыться. Не помню точно, как мы сюда добирались — мой мозг отключился уже давно, а телом будто управляли какие-то демоны. В голове рисуются смутные картинки: ночной ветер бьет прямо в лицо, барная улица, по которой мы идем, продолжает гудеть бесконечными вечеринками, а чужая теплая ладонь в моей руке ощущается такой привычной и нужной, что у меня и не возникает сомнений в правильности происходящего. Незнакомец за моей спиной идет покорно, изредка выдавая полутоном какие-то похабные реплики, от которых я растекаюсь все сильнее и начинаю идти быстрее, утягивая его наконец к месту нашего уединения.       И, наконец, дверь за нами хлопнула, закрываясь с характерным щелчком. В кромешной темноте я двигался наугад — благо, примерно помнил планировку собственной квартиры. Приближаюсь к парню рывком, попутно стягивая с себя куртку и кидая ту прямо на пол. Мой спутник уже меня ждал — не знаю, померещилось ли мне, но я увидел, как ехидные серо-зеленые глаза ярко сверкнули каким-то совершенно диким огнем в полумраке комнаты. Этот наш поцелуй выходит жадным, даже каким-то плотоядным — стоит нашим губам встретиться в первом, мягком и ласковом, касании, незнакомец перенимает инициативу на себя. Критически горячими ладонями он притягивает меня к себе за талию, плотно стискивая пальцами мою кожу. Ахнув, распахиваю губы шире — требовательно прикусив меня за нижнюю, он углубил поцелуй, не давая мне даже и времени на раздумья. Хотя мне оно и не нужно, я готов поддаваться ему сегодня. Той силе, которая исходила от него, хотелось сдаться и подчиниться. Обеими руками очерчиваю линию его плечей через ткань свитера, поднимаясь выше. Хрипловато постанывает, стоит мне коснуться его шеи и колючей от щетины нижней части подбородка. Радуюсь своему открытию, снова проводя большим пальцем по кадыку снизу вверх, за что награждаюсь с его стороны новым укусом и требовательным резким толчком его бедер навстречу моим. Бессвязно мычу в поцелуй, понимая, что сил терпеть почти не остается.       Неуклюже утягиваю его за собой в сторону кухни — туда ближе всего, да и не помню я, оставлял ли квартиру в идеальном порядке перед уходом. Наебнуться на пол вдвоем, споткнувшись о небрежно брошенное на полу что-то, мало хотелось. Чувствую, как незнакомец, подхватив меня ладонями под колени, помогает приподняться и удобно разместиться на столешнице кухонной тумбы. Раздвигаю ноги, позволяя ему снова приблизиться на максимально близкое расстояние, и сжимаю пальцами его волосы на затылке. Он скользит тупыми ногтями от моих колен по бедрам вверх, приподнимая за края мою футболку и вынуждая меня ее снять. Освободив меня от такого ненужного сейчас элемента одежды, парень припадает к моей шее — сначала снова оставляя жадный укус, после чего засасывая кожу. Откидываю голову назад, не в силах сдержать жалобного стона — явно же намеревается на мне живого места не оставить. Будто в подтверждение моих мыслей, он прикусывает мою ключицу, а ногтями оставляет красные полосы на пояснице. Эта легкая боль мне безумно нравится — никогда бы не подумал раньше, что мне по вкусу такое. Возможно, дело тут не во мне, а в незнакомце, так умело распоряжавшемся моим телом, что мне оставалось лишь ждать, что же он сделает в следующую секунду.       Но единственное, чего я никак не ждал в данный момент — это требовательный и прерывистый звонок в дверь, попутно сопровождающийся настойчивым стуком. Кому только не спится в такое время? Открывать незваному гостю настырно не хочу — игнорировать внезапного визитера просто, но до тех пор, пока мой спутник не отстраняется от меня и не заглядывает мне в глаза полупьяно. Еле держусь, чтобы не захныкать недовольно.       — Ты кого-то ждешь? — спрашивает шепотом.       Уже хочу качнуть головой, отвечая, что гостей сегодня не ожидается, как вдруг мою голову не посещает едкая мысль — вдруг Тилль решил вернуться раньше времени. Спрыгнув со стола, я нетвердой походкой следую в коридор, по пути бросая незнакомцу:       — Подожди тут пока.       Выхожу из кухни, пока назойливый стук в дверь продолжался и становился, казалось, только громче и увереннее. Повернув ключ в замке, я распахиваю железную дверь, не успевая даже посмотреть, кто же находился на пороге.       — Корица не у тебя? — спрашивает гость бойким голосом Шнайдера.       Проморгавшись, и впрямь вижу перед собой Кристофа — до сих пор в шелковом темно-синем халате, он босиком стоял на лестничной клетке, перепуганно глядя на меня.       — Чего? — переспрашиваю тупо.       — Да бля, я кошку проебал, — чешет затылок незадачливо, — Она у тебя?       Насупившись раздосадованно, отрезаю:       — Нет у меня твоей кошки, — сказав это, я наотмашь захлопываю дверь прямо перед носом соседа.       Разворачиваюсь, желая наконец вернуться к моему ночному гостю, как звонок в дверь повторяется. Уже не такой настырный, но все еще уверенный и долгий. Устало выдыхаю, снова открывая дверь.       — Чего тебе? — проговариваю грубо.       — Ты пьяный что ли? — насмешливо тянет Шнайдер, скрещивая руки на груди, — Послушался все-таки? Чего так рано вернулся? Я бы на твоем месте до утра гудел.       — Ты не на моем месте, — бормочу, собираясь снова захлопнуть дверь.       — Да стой ты, — пропуская мимо ушей мое явное нежелание сейчас общаться, Крис упирается ладонью в поверхность входной двери, мешая мне ее закрыть, — Пошли, может, рому бахнем? Раз уж ты решил сегодня с барами не злоупотреблять, помогу уж по-дружески…       Скрепя зубами, перебиваю его приторно-вежливо:       — Спасибо, но не сейчас, — надеюсь, не сильно заметно, как я закипаю, — Давай, до завтра.       С усилием толкаю дверь, наконец ее закрывая. Для верности, поворачиваю ключ в замочной скважине, цепляю защитную цепочку, даже в глазок выглядываю — на лестничной клетке его нет, значит, съебался-таки.       — Если к тебе еще кто-нибудь придет — я ему яйца выкручу и в глотку затолкаю, — притворно-ласково проговаривает незнакомец у меня за спиной.       Чувствую, как он приближается, укладывая руки мне на бедра и плотно прижимаясь к спине. Губами касается моего плеча, короткими поцелуями продвигаясь выше. Наконец снова расслабившись, я рывком разворачиваюсь в его объятьях и оказываюсь с парнем лицом к лицу. В темноте его глаза снова вспыхивают неконтролируемым пламенем, а губы растягиваются в пошленькой полуулыбке.       — Больше не придет, — выдыхаю уверенно, прикрывая глаза — ощущаю, как незнакомец проводит руками по моим дредам, убирая назад, чтобы было лучше видно лицо. Спрашиваю осторожно: — Не передумал?       — Передумал, — отрезает тот уверенно, от чего мои глаза удивленно распахиваются, — В следующий раз не откроем, даже если пожар начнется.       Успокоившись после его ответа, снова целую — на этот раз медленно и спокойно, но все так же страстно. Хватка его рук на мне снова крепчает, стоит темпу поцелуя чуть усилиться, и я, оторвавшись, хрипло проговариваю:       — Пойдем лучше в спальню.       Парень ухмыляется, шепча мне в губы:       — Стесняешься, красавица?       Ничего не отвечаю — лишь снова приближаюсь к его губам и толкаю его вглубь квартиры, в сторону моей комнаты.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.