***
Несколько дней Не Хуайсан то приходит в сознание, то снова теряет его; за это время Не Минцзюэ отправляет на банкет делегацию вместо себя и пугает целителей, требуя ответов. Ци его брата беспокойна по неизвестным причинам (это не может быть искажение ци — не так внезапно); он бормочет всякую чушь во время своих ночных кошмаров и зовет Не Минцзюэ, если просыпается и обнаруживает, что тот ушел. Когда лихорадка наконец спадает, брат становится тихим, замкнутым и тревожным; слишком легко пугается и забывчив. — Я в порядке, — настаивает Хуайсан, когда Не Минцзюэ находит его в мрачном настроении на ступеньках, ведущих к садику; он так пристально туда смотрит, как будто что-то переменилось, и он не может определить, что именно. — Мне просто нужно подумать. — О чем? — Не Минцзюэ садится рядом. — О поездке в Ланьлин, — говорит он. — Не волнуйся об этом, я уже послал делегацию. В последний момент, да, но я написал всем, кто что-нибудь значит, так что не выйдет назвать это пренебрежением. — Ммм. Ты злишься, что не смог поехать? — Когда это я злился из-за того, что мне не нужно ехать в Ланьлин? — замечает Не Минцзюэ. — Жаль упускать хорошую охоту, но в Цинхэ более чем довольно добычи. — Охота… — Не Хуайсан медленно повторяет это слово, а затем торжественно кивает. Уже с большим оживлением задает вопрос: — Второй брат и третий брат?.. — А что с ними? — Не бери в голову, — Не Хуайсан делает долгий прерывистый вдох, а затем внезапно кладет голову на плечо Не Минцзюэ. — Прости. — Это не твоя вина, — уверяет его Не Минцзюэ и проверяет, не началась ли лихорадка опять. — Давай, я отнесу тебя в постель. — Я в порядке. Просто… позволь мне побыть так еще немного. Не Минцзюэ позволяет.***
Охота на горе Феникса должна была стать празднованием единства кланов и торжества над Вэнями в кампании Низвержения Солнца. Взамен первый же ее день заканчивается кровопролитием, и Не Минцзюэ получает чрезвычайное донесение на этот счет. — Вэй Усянь сделал что?! — возмущается он новостям. Он вспоминает войну — всего несколько месяцев назад Вэй Усянь сражался с вэньскими псами вместе со всеми остальными; не щадил клан, который уничтожил его орден. — Его спровоцировали? — Племянник главы ордена Цзинь, Цзинь Цзысюнь, действительно задирал его, но — если позволите — я не верю, что это оправдывало последующую вспышку гнева Вэй Усяня. — Принимаю к сведению. Посыльный кланяется и уходит, а Не Минцзюэ возвращается к себе кабинет и просматривает оставшуюся часть донесения. Затем он швыряет его на стол и идет искать младшего брата. Не Хуайсану стало получше в последние дни, хотя его бодрость кажется малость напускной, но Не Минцзюэ хорошо чувствует такое. Он до сих пор понятия не имеет, что вызвало болезнь. Ее лечили как искажение ци, но целители признались: больше это было похоже на отравление или отдачу от заклинательской практики — и ни то, ни другое не имело смысла. — На банкете случилось кое-что, — говорит Не Минцзюэ, обнаружив младшего брата в вольере, воркующим над какими-то из своих престарелых птиц. — Я нужен в Ланьлине. — Случилось? — спрашивает Не Хуайсан. — Что именно? — Вэй Усянь поубивал стражников в лагере для военнопленных у тропы Цюнци и освободил вэньских псов. Не Минцзюэ ожидает потрясения и шквала вопросов, но вместо этого Не Хуайсан только наклоняет голову в замешательстве. — Лагерь принадлежал ордену Цзинь, так? Разве тогда это не проблема между орденами Цзян и Цзинь? Зачем тебе ехать? — Всё, что касается Вэней — проблема каждого ордена. Нельзя Не сидеть, сложа руки. — Тогда… можно мне с тобой? — Ни в коем случае. Ты не в том состоянии, чтобы путешествовать. — Почему? Сейчас мне гораздо лучше! И кто-то должен сказать про хорошую сторону Вэй-сюна. — Какую ещё хорошую сторону? Он угрожал целому залу, полному глав орденов, а потом устроил воооуженный побег. Для Вэней! — Может, у него были причины, — упрямо отмечает Не Хуайсан. — Вэй-сюн был моим другом, и он никогда ничего не делает без причины. Ты сражался с ним рядом. Ты же помнишь его. Не Минцзюэ насмешливо фыркает. — Я помню высокомерного сопляка, который пропускал военные советы, отказывался носить меч и использовал извращенный стиль самосовершенствования. — И этот извращенный стиль самосовершенствования был очень полезен, когда нам нужно было выиграть войну, — парирует Не Хуайсан. — Теперь война закончилась, и мы больше не признаём этого? Разве это не забвение одолжений и предательство справедливости? — Хуайсан, — произносит Не Минцзюэ тихим, предостерегающим тоном. — Это порочный путь совершенствования, который поднимает мертвых и вредит телу. Какую бы пользу он ни принес на войне, в мирное время в нем нет необходимости. И это не оправдывает убийства. — Конечно, нет, старший брат. Убийству никогда не должно быть оправдания, — тихо соглашается Не Хуайсан. — Но мы знаем только одну сторону истории, правда? Если никто не вступится за Вэй-сюна сейчас, никто не поверит ему потом. И еще странно… — Что странного? — Вэй-сюн отправился в Илин, верно? То самое место, за которое отвечала доктор Вэнь Цин, и где он пропал на несколько месяцев. Я вспомнил — разве не после того, как вернулся, он перестал пользоваться мечом? И разве тогда он первым делом не выследил и не убил Вэнь Чао? Я не помню, чтобы в самом Вэнь Чао было что-то особенное, но у него был тот самый телохранитель. Возможно, здесь есть связь. — Вэнь Чжулю, но… — Не Минцзюэ замолкает. — Откуда ты знаешь, что Вэй Усянь направился в Илин? — Подслушал, о чем говорили адепты, — отвечает Не Хуайсан. — Но что ты думаешь, старший брат? Вэй-сюн правда высокомерный и бестактный, но он не плохой человек. И он так искренне заботится о молодой госпоже Цзян и молодом главе Цзяне. Если он готов порвать с ними ради нескольких недобитков Вэнь, у него должна быть очень важная причина. Может, он обязан им жизнью? Не Минцзюэ задумывается. Его прежнее возмущение остывает по мере того, как он размышляет о ситуации — и о том Вэй Усяне, которого помнит: гордость Юньмэна, горящие глаза, готовность с головой броситься в любую передрягу во имя справедливости. И в самом деле, странно.***
В конечном счете на странность становится невозможно не обращать внимания, и Не Минцзюэ отправляется в Ланьлин в одиночку, несмотря на протесты брата. У него было достаточно времени на раздумья над предположением Не Хуайсана, так что сразу по прибытии он начинает задавать вопросы, безжалостно выпытывая у оскорбленного и измученного Цзян Ваньиня об отношениях между Вэй Усянем и этими конкретными вэньскими псами. Раз уж он пропустил, с чего всё началось, то его как будто не задевают разгоряченные слова, какими в него бросаются — он затыкает и их, и попытки заглушить оппозицию. Тут Вэй Усяню посчастливилось, думает Не Минцзюэ. Ему ни за что не было бы дела до жалкой попытки оправдать Вэней, если бы сперва не представилась возможность немного охолонуть. Поскольку Не Минцзюэ готов выступить в качестве незаинтересованной стороны, всё меньше мелких орденов чувствуют искушение приукрасить обиды, а кое-кто, как например Лань Ванцзи и одна адептка Цзинь, Ло Циньян, ощущают себя смелее, выступая в защиту. Под растущим давлением Цзян Ваньинь в конце концов признается, что Вэнь Цин и ее брат помогли ему во время Низвержения Солнца, но только когда госпожа Цзян Яньли застенчиво раскрывает природу этой помощи — Цзян Ваньинь был ненадолго схвачен, а Вэнь Цюнлинь спас его и помог переправить братьев и сестру в Илин, где Вэнь Цин обработала им раны и спрятала от преследователей, — разговор становится действительно интересным. Затем Не Минцзюэ, все еще действуя в соответствии с соображениями младшего брата, упоминает Вэнь Чжулю, и оба, Цзян Яньли и Цзян Ваньинь, белеют как полотно. Следом разверзается ад.***
— Не уверен, что кому-то из нас сейчас будут рады в Башне Кои, — говорит Не Минцзюэ младшему брату, который реагирует на его возвращение тем, что яростно напрыгивает на него, цепляясь ногами и руками, чего не делал с восьми лет. — Или в Пристани Лотоса, если на то пошло. — И ладно. Башня Кои чересчур броская, а в Пристани Лотоса слишком сыро, — бормочет Не Хуайсан в ткань его одежды. — Что на тебя нашло? Тебе же нравится всё броское и пруды с лотосами. — В Нечистой Юдоли лучше. Не Минцзюэ не собирается с этим спорить. Он снимает с себя младшего брата и поправляет на нем одежду. За последние пару дней у него не было ни одного свободного мгновения, которое можно было потратить на беспокойство о Хуайсане, но теперь, когда он дома, он с облегчением видит, что тот немного больше похож на себя прежнего. — Если тебе там не рады, тебе больше не придется никуда ездить, да? — нахально спрашивает Не Хуайсан. — Вряд ли. Я начинаю жалеть, что не послушал, когда ты назвал это проблемой между Цзянами и Цзинями. Вместо этого я испробовал твою теорию. — О нет. Я был неправ? — Нет, ты был прав. Даже пугает, насколько. И теперь все усложнилось, — ворчит Не Минцзюэ; головная боль последних нескольких дней грозит вернуться. Было бы намного приятнее, будь Вэй Усянь именно той жаждущей власти угрозой, какую рисовал из него орден Цзинь. Вместо этого Цзяны в самом деле оказались обязаны Вэнь Цин и ее брату жизнью, а у Вэй Усяня действительно были законные претензии к тому, как управлялся лагерь для военнопленных — но ни то, ни другое не освобождало их от ответственности за преступления. Как и адептов Цзинь, если уж на то пошло. И это он даже поверхностно не касался осознания того, что могущественный — и опасный — темный путь Вэй Усяня, возможно, вообще не требовал золотого ядра. Это полный бардак. — Всё усложняется только если кто-то это усложняет, — весело говорит Не Хуайсан. — Старший брат, не позволишь мне разобраться с этим? — Тебе. — Раз уж я настолько хорош в догадках. И я теперь взрослый. Не пора ли мне начать больше помогать с орденом? — Ты можешь помочь, если будешь упражняться с саблей больше часа в неделю, — парирует Не Минцзюэ без участия мысли, но на самом деле тщательно взвешивает предложение брата. Хуайсан всегда негласно отвечал за организацию и проведение общественных мероприятий в Нечистой Юдоли — отчасти потому, что ему это нравилось, но в основном потому, что у него само собой получалось подстраиваться под чувства и потребности людей, в то время как Не Минцзюэ не утруждал себя тем, чтобы запомнить что-то еще, кроме имен и лиц. У каждого свои дарования. Не Минцзюэ всегда пытался внушить это брату с тех пор, как тот был маленьким и беспокоился о том, насколько сильно ему не нравится сабля. Хуайсан умный и проницательный. Может быть, он просто лучше подходит для такого беспорядка, который нельзя устранить, метнув туда саблю. — Хорошо, — соглашается Не Минцзюэ. — Если у тебя есть какие-то соображения, давай. Используй мое имя, если кто-то попытается тебя запугать. — Конечно! — И не раскисай, если будет трудно, — добавляет Не Минцзюэ. — Если тебе понадобится помощь с чем-нибудь... — Пусть старший брат не тревожится! Я со всем справлюсь.***
План Не Хуайсана прост. Чтобы решить проблему жестокого обращения с остатками клана Вэнь, он требует переселить оставшихся пленников в другое место, под охрану надежных адептов орденов Не и Лань, а чтобы развеять опасения мира заклинателей по поводу темного пути — предлагает запечатать Тигриную Печать Преисподней, как было запечатано Темное Железо несколько поколений тому назад. Взамен ордена оставят Вэй Усяня в покое, а с остальным ордена Цзян и Цзинь могут разбираться сами. Не такой план выбрал бы Не Минцзюэ, но слишком многое и слишком быстро выходит на свет, а вопиющая жестокость в обращении с пленными раздражает его гораздо больше, чем всё, чего бы там ни замышлял Вэй Усянь на Погребальных холмах, поэтому он яростно отстаивает предложение младшего брата, и вскоре у него уже одной проблемой меньше. Ему даже не нужно никуда ездить. Раз уж они незаинтересованная сторона, все собрания проводятся в Нечистой Юдоли, а не среди роскоши Башни Кои, так что Цзини больше лают, а не кусают; самые шумные из небольших орденов горазды ополчиться на них, когда громче звучат другие голоса, и в конце концов все требования оказываются удовлетворены. Не Минцзюэ не вполне уверен, что положение улучшилось — учитывая, что орден Цзинь потерял лицо, орден Цзян — финансовую поддержку, а ситуация с Вэй Усянем так и не разрешилась; и в долгосрочной перспективе он опасается, что сотрудничество, которое ордена поддерживали во время Низвержения Солнца, рухнет, и старые разногласия и соперничество всплывут вновь. — Так точно лучше, — настаивает Не Хуайсан. — Орден Цзинь уже пытался воспользоваться установившейся дружбой, чтобы стать следующими Вэнями. В следующий раз они предложили бы завести верховного заклинателя, который правил бы всеми. — Неприемлемо. Ни один орден не должен обладать такой властью. — Точно! — радостно говорит Не Хуайсан, но затем выражение его лица блекнет. — Прошу старшего брата простить меня. Мне пришлось часто ссылаться на тебя в этом деле. Цзинь Гуаншань может подумать, что ты всё это подстроил, и отомстить. — Ха. Хотел бы я посмотреть, как у него это получится, — смеется Не Минцзюэ. Не Хуайсан замолкает, но затем бормочет что-то подозрительно похожее на: «Я тоже».***
Когда пыль уже слегка улеглась, Не Минцзюэ навещают его названые братья. В отличие от него, теперь ставшего намного спокойнее, Лань Сичэнь и Цзинь Гуанъяо изрядно утомлены. — Ладно еще ты, — обращается Не Минцзюэ к Цзинь Гуанъяо. — Но ты-то, Сичэнь? У тебя что творится? Лань Сичэнь улыбается мягкой усталой улыбкой. — Я пытался выступить посредником между главой Цзинь и главой Цзян, — говорит он. — Всего несколько месяцев назад мы все праздновали наш союз и окончание войны, а теперь всё обернулось вот так. Это прискорбно. — Искренне благодарю второго брата за всевозможную помощь. — Цзинь Гуанъяо хлопает ресницами. — Из-за моей бездарности мне слишком часто приходилось обращаться к тебе в связи с этими делами. Надеюсь, вскоре они закончатся. — Если всё настолько плохо, что тебе нужно посредничество другого ордена, с таким же успехом ты можешь обратиться ко мне, — замечает Не Минцзюэ. — Благодарю, но думаю, что старшему брату лучше всего какое-то время не пересекаться с отцом. — За тоном Цзинь Гуанъяо скрывается холод. — Теперь ты заговорил совсем как Хуайсан. — Хуайсан? — В последнее время он хорошо помогает ордену, как в этом, так и в других делах. Многое в нашей переписке — его рук дело. Цзинь Гуанъяо, кажется, больше обеспокоен этим открытием, чем удивлен. — Старший брат, он отправлял письма и от твоего имени? — При случае. — Старший брат читал их? Теперь наступает очередь Не Минцзюэ хмуриться. — На что ты намекаешь? Что я позволю Хуайсану действовать от моего имени без моего ведома? — Нет, конечно, нет. Прошу меня простить, я сказал лишнее, — Цзинь Гуанъяо быстро склоняет голову. Напряжение остается, но Лань Сичэнь быстро пытается развеять его. — Кстати, о Хуайсане. Где он? Редко бывает так, что его не видно. — Он всё утро жаловался на боль в животе, — отвечает Не Минцзюэ. — Наверняка опять нацелился пропустить тренировку. Я позабочусь, чтобы он поприветствовал вас позже. — Нет, если он нездоров, то пускай отдыхает, — говорит Лань Сичэнь и переводит разговор на другую тему, пытаясь отвлечь их от недавних событий. Однако напряжение по-прежнему висит в воздухе, и позже Не Минцзюэ спрашивает, а Лань Сичэнь признаётся: — А-Яо в последнее время нелегко приходится дома. Орден Цзинь потерял много репутации и поддержки во время разбирательства по поводу пленных, и, оказывается, кто-то угрожал раскрыть некоторые их тайны, чтобы заставить их подчиниться. Глава Цзинь полагает, что это ты. — Какое мне дело до тайн ордена Цзинь? Что вообще за тайны? — А-Яо не сказал мне. Он в ужасе от мысли, что это его в первую очередь обвинят в том, будто он передал их тебе, — отвечает Лань Сичэнь. — Но я думаю, что всё это связано либо с Вэнями, либо с Тигриной Печатью. Ну разумеется. — И что? — Не Минцзюэ вспоминает приводящий в бешенство вопрос Цзинь Гуанъяо. — Он думает, что Хуайсан проделал это за моей спиной? — Конечно, нет. Я знаю Хуайсана. Он бы никогда так не поступил, — говорит Лань Сичэнь. — Но когда орден Не громче всех настаивает на совместном присмотре над остатками Вэнь и запечатывании Тигриной Печати, а следом орден Цзинь получает такую угрозу… — Понимаю. Выглядит подозрительно. — Мы знаем тебя, старший брат. Ты бы никогда такого не сделал. И я уверен, что А-Яо знает, что Хуайсан тоже не стал бы так поступать. Не Минцзюэ кивает. Его брат отличается хитроумием, когда ему надо получить что-то, чего он хочет, но никогда не опустится до шантажа. Однако что-то здесь не сходится, и он решает, что разберется с этим попозже. — Прошу простить меня. Мы должны были встретиться ради отдыха, но всё снова обратилось к политике, — вздыхает Лань Сичэнь. — Как насчет того, чтобы тебе самому приехать в Облачные Глубины, как будет случай? Восстановление продвигается хорошо, и недавно Ванцзи усыновил ребенка. Тебе следует встретиться с ним. — Правда? Так я и поступлю.***
— Ты знал, что орден Цзинь шантажом заставили принять наши условия? — спрашивает Не Минцзюэ после отъезда гостей. — Что? Это ужасно. — Не Хуайсан широко распахивает глаза. — Ты знаешь, кто это сделал? — Мне сообщили, что это мы. — Не Минцзюэ пристально смотрит на него. — Ты действительно ничего об этом не знаешь? — Откуда мне? Старший брат, ходят слухи? Нас обвиняют прямо? — Не Хуайсан принимается теребить веер. — Т-твоя репутация была безупречна. Подумать только, что все так быстро от тебя отвернутся… — Успокойся. Никто ни от кого не отворачивался, — огрызается он, выискивая какие угодно признаки напускных эмоций. — И ничего не ходит. Я услышал это от Сичэня и Гуанъяо. Очевидно, Цзини получили угрозу незадолго до того, как согласились уступить Вэней. — О. — Не Хуайсан берет себя в руки и раскрывает веер, надевая маску невозмутимого ученого. — Чего касалась угроза? — Не уверен. Надо думать, какого-то их сомнительного дельца. — Слишком общо. У каждого ордена есть свои темные секреты. Даже у нас, — отвечает Не Хуайсан. — Старший брат, ты правда считаешь, что я имею к этому какое-то отношение? — Это подозрительно, как ни посмотри. — Верно, но никто из нас не покидал Цинхэ уже несколько месяцев. Я даже не уверен, когда последний раз бывал в Башне Кои. Откуда мне знать о каких-то делах, которые затеял другой орден: сомнительных или нет? Здесь есть очевидная правда, и ее довольно, чтобы зернышко сомнения у него внутри засохло. Хуайсан не мог ничего знать. Еще бы. Не Минцзюэ чувствует себя виноватым просто за саму мысль об этом. Прежде чем он успевает сменить тему, он поднимает глаза и внезапно понимает, насколько опасно близок к слезам его младший брат. — Я правда ничего об этом не знаю, — шепчет он. — Старший брат, пожалуйста, поверь мне. Не Минцзюэ берет его за плечи. — Да, ты прав. Я говорил, не думая. Но не плачь. Я докопаюсь до сути. — Мне правда жаль. Я думал, что в кои-то веки справился с чем-то. — Ты справился. Не позволяй никому говорить иначе, — говорит ему Не Минцзюэ. Внутри него закипает ярость. — Держу пари, это снова проделки Цзинь Гуанъяо. — Это третий брат вызвал у тебя все эти подозрения? — Скорее, он вызвал подозрения у Сичэня, — начинает он, но, почувствовав, как брат застывает в его объятиях, быстро отступает: — Хуайсан, всё в порядке. Если ты говоришь, что не причастен к этому, я тебе верю. — Спасибо, старший брат, — шепчет Не Хуайсан. — Второму брату лучше быть осторожнее. Он зарывается лицом в одежду брата.***
В тот день, когда Не Минцзюэ должен отправиться в Облачные Глубины, Не Хуайсан подбегает к нему в слезах и весь трясется от рыданий. Он бросается к Не Минцзюэ и крепко сжимает его одежду. — Это правда? — требовательно спрашивает он. — Что — правда? — орет в ответ Не Минцзюэ. — Перестань плакать. Расскажи, что случилось. — Духи сабель, — всхлипывает Не Хуайсан. — Искажение ци, Бася, наши сабли… все это — хоть что-нибудь! Не Минцзюэ замирает. Нерешительности достаточно, чтобы убедить Не Хуайсана, и он издает недостойный вопль, когда его колени подгибаются и он чуть не опрокидывает их обоих. К тому времени, когда Не Минцзюэ успокаивает младшего брата, уже слишком поздно отправляться куда-либо.***
— Должно же быть что-то… — неслышно говорит Не Хуайсан, расхаживая по кабинету — и так продолжается с того самого дня. Не Минцзюэ больше не знает, что делать. — Хуайсан, все в порядке, — говорит он. — Нам не нужно беспокоиться об этом, по крайней мере, еще лет десять. — Откуда тебе знать! — огрызается младший брат. — У нас… у нас была война. Бася попробовала больше крови и обид, чем любая сабля до нее. Что, если это важно? Не Минцзюэ отводит взгляд. Он спрашивает себя о том же, когда чувствует, что становится более вспыльчивым, а короткие ночные охоты не приносят удовлетворения. — Совсем неважно, — настаивает он. — Больше не беспокойся об этом. — Не говори так! Как я могу называть себя твоим братом, если не попытаюсь… — Он внезапно замолкает, и судорожное беспокойство сменяется выражением обнадеживающей догадки. — Старший брат… Я знаю одну мелодию… С-слышал, что у нее есть некоторые целебные свойства... Не Минцзюэ хмурится. — Музыкальные техники? Откуда тебе знать их? Не Хуайсан не отвечает. Но осторожная надежда в его глазах — долгожданное облегчение после подчеркнутого страдания последних нескольких дней, и Не Минцзюэ не может отказать ему. — Хорошо, давай попробуем.***
— Я начинаю подумывать, что ты никогда не сбежишь из Нечистой Юдоли, — поддразнивает его Лань Сичэнь во время очередного визита. Он говорит легко и беззаботно, но слова все равно вызывают чувство вины. — Прости. Срочное дело ордена. — Понимаю, — отвечает Лань Сичэнь, с изяществом поднося чайную чашку к губам. — У меня то же самое, иначе я бы приезжал чаще. Жаль, что А-Яо не смог присоединиться ко мне в этот раз. Покой Нечистой Юдоли был бы для него желанной переменой. Не Минцзюэ не уверен, что когда-либо раньше слышал, чтобы его суровую крепость отличали за покой, но ценит это чувство. В саду, возможно, легче воображать тихую гавань. — Я серьезно, — говорит Лань Сичэнь. — В эти дни происходит столько всего, но кажется, что Цинхэ ничего из этого не задевает. Приятно приезжать сюда. Не Минцзюэ смутно задается вопросом, как на самом деле продвигается восстановление Облачных Глубин. — Еще я слышал, что ты задумал устроить несколько новых сторожевых постов. Куда бы я ни пошел, люди расточают вашему ордену похвалы. — По правде сказать, это задумка Хуайсана, — отвечает Не Минцзюэ. — Он определил несколько отдаленных районов в Цинхэ, которыми пренебрегают как наши адепты, так и вольные заклинатели, и захотел что-то там устроить. Я пока не уверен, насколько хорошо это сработает, но если сработает, то будет лучше для всех. — Тогда желаю вам всяческих успехов, — говорит Лань Сичэнь. — Если вы увидите какие-то результаты, то сможете представить их другим кланам, как только снова начнутся общие собрания. У А-Яо были похожие идеи — им с Хуайсаном непременно стоит обсудить это. — Если он готов прекратить обвинять меня или моего брата в шантаже, добро пожаловать в гости, — говорит Не Минцзюэ. Возможно, прозвучало чересчур резко; Лань Сичэнь вздыхает. — Старший брат, этот вопрос давно забыт, — говорит он. — Сейчас А-Яо еще больше нуждается в нашей поддержке. — Поддержке в чем? Лань Сичэнь моргает. — Ты разве не слышал? — Нет. А стоило? Лань Сичэнь обхватывает чашку ладонями и вертит в пальцах. Это его старая привычка, когда он взволнован. — Это не сплетни, если главы двух орденов обмениваются новостями, — любезно подсказывает Не Минцзюэ. — Я знаю. Просто был удивлен, что до тебя ничего не дошло, — признается Лань Сичэнь и манит друга поближе. Не Минцзюэ воздерживается от замечания, что вот это уже выглядит так, будто они и правда собрались сплетничать. По хмурому выражению лица Лань Сичэня понятно, что новость неприятная. — Это деликатный вопрос. Много лет назад глава Цзинь силой взял жену главы подчиненного ему ордена. Это само по себе достаточно ужасно, но результатом этого союза стал ребенок. Трудно с легкостью говорить о таком, думает Не Минцзюэ, опасаясь за судьбу этой жены и ее ребенка, прекрасно понимая, кого обвинят люди, но старательно сохраняет невозмутимое выражение лица. — Как это вышло наружу? — Никто не знает, — признается Лань Сичэнь. — Только два человека знали об этом, и ни у кого из них не было причин говорить. Но слух с пугающей быстротой разошелся среди странствующих заклинателей, и… старший брат, неужели ты точно ничего не слышал в городе? — Нет, — подтверждает Не Минцзюэ. — Но я встречал не так много заклинателей извне, когда последний раз бывал там, и я не обращаю внимания на сплетни. — Справедливо, но адепты ордена тоже ничего не сообщали? — Даже если и так, то они сообщили бы Хуайсану, — говорит Не Минцзюэ. — Сейчас в основном он занят всякими управленческими вопросами. — В голос Не Минцзюэ просачивается гордость за то, что его брат оказался настолько способным к управлению делами ордена. Не Минцзюэ давно перестал проверять его работу, помогая только там, где требовалось одобрение главы, например, в проекте сторожевых постов. — Возможно, он не упоминал ни о чем при мне, чтобы меня не расстраивать. В последнее время для него это больной вопрос. То самое дело ордена, когда… — Старший брат? — Подобно демону, Не Хуайсан внезапно высовывает голову из-за кустов. — Цзунхуэй сказал, что ты здесь. Мне пора сыграть… Ой, второй брат! — Привет, Хуайсан, — улыбается ему Лань Сичэнь. — Я не знал, что ты сегодня у нас. — Утром ты первым делом убежал на дальние холмы, наблюдать за птицами. Когда бы я тебе рассказал? — огрызается Не Минцзюэ. Не Хуайсан пожимает плечами и отступает назад. — Прошу прощения, что помешал. Я оставлю тебя наедине с гостем. — Ты ничему не помешал, Хуайсан, — заверяет его Лань Сичэнь. — Добро пожаловать, присоединяйся. — Он уже выставляет на столик еще одну чашку. Не Минцзюэ подумывает снова спросить его о скандале с орденом Цзинь, но Лань Сичэнь успевает раньше заметить продолговатый предмет в руке Хуайсана. — Это флейта? — спрашивает Лань Сичэнь. — Д-да, — кротко отвечает Не Хуайсан. — Я упражнялся. — Кстати, раз уж заговорили, — встревает Не Минцзюэ. — Хуайсан в последнее время немного поднаторел в музыке. — Действительно? — Лань Сичэнь оживляется. — Н-не совсем. Это всего лишь одна маленькая мелодия… — В последнее время он играет для меня какую-то исцеляющую песню, — объясняет Не Минцзюэ. — Пытается помочь с духом сабли. Лань Сичэнь широко распахивает глаза. — В этом и состояло дело ордена. — Понимаю, — серьезно отзывается Лань Сичэнь, но когда он поворачивается к Не Хуайсану, на его лице снова появляется ласковая улыбка. — Тогда почему бы тебе не сыграть для нас? — А? Прямо сейчас? — Ты ведь стараешься ради брата, верно? Я тоже могу попытаться помочь. — Н-не знаю… — Играй, — соглашается Не Минцзюэ. — Сичэнь — лучший заклинатель-музыкант в мире. Если у него есть для тебя советы, ты должен принять их с благодарностью. — Старший брат слишком льстит мне. Не Хуайсан несколько раз переводит взгляд с Не Минцзюэ на Лань Сичэня, затем с едва сдерживаемой улыбкой, как будто ждет, когда ему разрешат играть, подносит флейту к губам и начинает. Хуайсан играет уже знакомую мелодию, и Не Минцзюэ глубоко вдыхает, позволяя умиротворяющему напеву успокоить его ци. Но по мере того, как в песню вслушивается Лань Сичэнь, выражение его лица меняется. Обычная безмятежная улыбка, украшающая его лицо, исчезает, и к концу песни он больше напоминает Лань Ванцзи, чем самого себя. — Это же «Очищение», — удивленно произносит он после того, как Хуайсан опускает инструмент и выжидающе поднимает взгляд. Не Минцзюэ хмурится. — Ты слышал ее раньше? — Конечно! Это одна из самых сильных исцеляющих мелодий ордена Лань! — восклицает он. — Хуайсан, как ты нашел ее? — Второй брат, твое лицо пугает меня. — Не Хуайсан робко отскакивает назад. — Я что-то сыграл не так? — Ты сыграл идеально. Хотя я не понимаю, как такое возможно. — Отвечай на вопрос, — командует Не Минцзюэ. — Откуда ты знаешь целительную мелодию ордена Лань? Не Хуайсан вертит флейту в руках так, как обычно вертит свой веер. — Я… я видел ноты в библиотеке, когда был в Гусу. О-они не были даже в запретной секции! Какой бы успокаивающий эффект ни оказывала песня, он тут же исчезает. — Хуайсан! — кричит Не Минцзюэ. — Даже если ты получил к ним доступ, ты не имеешь права тайно изучать техники другого ордена! — Но, старший брат, речь о мелодии для лечения! Как можно хранить в секрете такую замечательную технику?.. И я н-ничего такого не имел в виду… Мне… мне просто понравилась мелодия, и я захотел ее сыграть… Это Облачные Глубины, старший брат! Там едва вообще есть, чем заняться! — Хуайсан, ничего страшного, если ты просто изучаешь музыку, — быстро говорит Лань Сичэнь, хотя в его голосе есть нотки, которые подсказывают, что это тоже не совсем "ничего". — Но ты не просто выучил мелодию. Ты научился ею пользоваться. — Разве это не одно и то же? — Вовсе нет, — Лань Сичэнь смотрит на Не Минцзюэ. — Старший брат тоже это понимает, верно? Орденские тайны никогда не доверяют бумаге целиком. Даже если бы кто-то обнаружил наши ноты, ему все равно понадобились бы некоторые знания, переданные мастером из ордена Лань, чтобы извлечь из них истинную пользу. Не Минцзюэ кивает. Именно так тайны и оставались тайными. — Кто тебя научил? — требовательно спрашивает он. Не Хуайсан не отвечает. Его лицо выражает смесь испуга и раздражения. Обычно Лань Сичэнь пытался бы уговорить его сотрудничать с помощью мягкости, но на сей раз он этого не делает. Так что Не Минцзюэ переходит к угрозам. — Кража орденских техник — серьезное преступление. Отвечай на вопрос, или я передам тебя Ланям для наказания. Не Хуайсан поникает. — Второй брат, разве мы все не братья теперь? — умоляет он Лань Сичэня. — Я больше никого этому не учил и играю только для старшего брата — ради его здоровья. Разве тут что-то нехорошо? — Ради здоровья старшего брата я не стану говорить, что тебе больше не следует ее играть, — твердо говорит Лань Сичэнь. — Но сделай милость, ответь. Кто научил тебя этой музыке? Не Хуайсан тяжело вздыхает. — Совсем ничего не понимаю, — жалуется он. — Тот парень, которого вы прогнали, просто идет и основывает собственный орден, который тащит у Ланей всевозможные техники, и никто ни слова ему не говорит, но стоит мне сообразить, как сыграть одну-единственную песню, и вы оба готовы подвергнуть меня взысканию. Второй брат… ты спрашиваешь, кто меня научил, но как ты думаешь, сколько раз я видел, как играешь ты или Ханьгуан-цзюнь? — Никто не говорит Су Миньшаню ни слова, потому что такие подонки не стоят слов, — рявкает Не Минцзюэ. — Ты, однако… — Теперь мне ясно, — внезапно обрывает его Лань Сичэнь со странно неподвижным выражением лица. — Если подумать, ты ведь был близок с молодым господином Вэем. Он тоже использует разновидность музыкального совершенствования для своего темного пути. Выходит, ты самоучка. Не Хуайсан осторожно кивает. Не Минцзюэ приподнимает бровь. — Ты пытаешься предположить, что Хуайсан научился сам, наблюдая за тобой? Неужели, Сичэнь? Ты же знаешь моего брата. — Я знаю, что Хуайсан очень умен и умеет сосредоточиться, когда речь заходит о том, что ему интересно, — отвечает Лань Сичэнь. Он бросает взгляд на Не Минцзюэ. — Целительная мелодия никому не причиняет вреда. Конечно, я бы хотел, чтобы ты сначала обратился с этим делом ко мне, но мне представляется замечательным, что ты сумел разобраться с ней и извлечь из нее такую пользу. — …М. — По манере твоей игры мне ясно, насколько сильно ты заботишься о брате, — продолжает Лань Сичэнь. — Но использование такого количества духовной силы обременительно для твоего золотого ядра. Нехорошо, если ты начнешь кашлять кровью от перенапряжения. Встревоженный, Не Минцзюэ пристально смотрит на младшего брата. Его лицо мокрое от пота, и румянец как будто пропал, но это так же легко объясняется недавним допросом. Чтобы удостовериться, Не Минцзюэ хватает Хуайсана за руку и прижимает два пальца к запястью. Ему не нравится то, что он чувствует. — Придурок! — вскрикивает Не Минцзюэ. — Кто тебе говорил так сильно напрягаться? — Прости, старший брат. — Просто иди к себе. Мы обсудим это позже. Дважды повторять не приходится. Не Хуайсан поспешно уходит. Не Минцзюэ смотрит ему вслед, и когда он поворачивается обратно к своему гостю, Лань Сичэнь глядит задумчиво. — Сичэнь, я даже не знаю, с чего начать извиняться… — начинает он, но Лань Сичэнь качает головой. — Я не злюсь из-за мелодии, старший брат. — Его тону недостает убедительности. — Если она произведет желаемый эффект, то пожалуйста, используйте ее — я серьезно. Досадно только, что техника ордена Лань могла так легко просочиться наружу, даже если я верю, что Хуайсан действовал из лучших побуждений. — Это не оправдание тому, что он сделал. — Мне не хочется думать об этом, — устало говорит Лань Сичэнь, — но в словах Хуайсана было ещё кое-что, что я не могу оставлять без внимания. По поводу главы ордена Су… — Приношу извинения. Его слова были неуместны, и я включу это в его наказание. — Всё так и есть, — говорит Лань Сичэнь. — За одним исключением… Обстоятельства, стоящие за уходом Су Миньшаня из ордена. Об его изгнании не объявляли публично. По саду пробегает холодок. — Откуда он мог это узнать, старший брат? — говорит Лань Сичэнь, понизив голос. — Никто из нашего ордена не стал бы это обсуждать. Глава ордена Су тоже не хотел бы, чтобы об этом стало известно. Скандал с орденом Цзинь на мгновение всплывает у него в голове. Не Минцзюэ не нравится, к чему клонится этот разговор. — Возможно, он догадался. — Да, у него это неплохо выходит, — невесело смеется Лань Сичэнь. — Старший брат, я знаю Хуайсана с детства. И я правда люблю его как младшего брата, но это кажется слишком странным. Он строит «догадки», основываясь на знаниях, которых не может у него быть. Он выставляет напоказ технику музыкального совершенствования ордена Лань, хотя знает, что я легко могу всё услышать. Я не отказываюсь от своих слов. Хуайсан умен и обладает многими талантами. Однако мы оба знаем, что самосовершенствование не входит в их число. Даже если бы он смог что-то понять самостоятельно, наблюдая за мной и Ванцзи, этого не хватило бы, чтобы сыграть «Очищение». Не так хорошо. Кто-то должен был научить его. И когда ты сказал, что теперь он помогает тебе управлять орденом… Лань Сичэнь замолкает, и вместе с тем нарастает неприятное чувство в животе Не Минцзюэ, но после напряженного молчания он добавляет только: — Пусть старший брат простит меня. Я думаю, будет лучше, если Хуайсан какое-то время не будет появляться в Облачных Глубинах. — Угу. — Знаю, что сказал неуместное, и молюсь о том, чтобы я оказался неправ, но… — Я понимаю, Сичэнь. Я бы чувствовал то же самое. Я действительно сожалею. — Я тоже.***
Не Минцзюэ хотел бы никогда больше не слышать эту проклятую песню, но за ней скрыта по-настоящему мощная техника исцеления, и у них пока не так много альтернатив. Это предательство по отношению к Сичэню, но Не Минцзюэ по-прежнему позволяет Хуайсану играть ее. С другой стороны, Не Минцзюэ узнаёт, что если попросить Хуайсана сыграть для него дважды за один присест, младший брат будет слишком измотан и больше ни на что не способен, кроме как проспать весь остаток дня. Это полезный способ заставить его отдохнуть. Не Минцзюэ использует его бережливо. Управление орденом почти полностью перешло к Не Хуайсану. Не Минцзюэ по-прежнему занимается всем, что касается военного дела, и все адепты по-прежнему отвечают его приказам, а не приказам Хуайсана, если возникнет противоречие, но иногда Не Минцзюэ чувствует себя скорее старейшиной ордена, а не главой. Это было бы приятное чувство, если бы не казалось таким неправильным. И скучным. Не Минцзюэ не привык к тому, что у него так много свободного времени, и он не уверен, как с ним быть. Хуайсан поощряет его найти дело по душе и всегда готов побыть с ним на рынке или даже на тренировочных площадках (если так надо, говорит он, но протестует больше для вида, если урок преподает Не Минцзюэ), но чем больше времени они проводят вместе, тем более странным это кажется. Трудно придраться к тому, как Не Хуайсан руководит делами — то есть, серьезно. Не Минцзюэ перестал давать ему полную свободу действий после инцидента с Сичэнем и снова начал пристально следить за его работой, но нет ничего, что позволило бы заподозрить нечестную игру. Старший шпион Не был откровенно оскорблен мыслью о том, что у них есть агенты в ордене Лань. Начальник почтовой службы с готовностью передал все записи об отправленных и доставленных письмах и не обнаружил ничего скрытого. Самое большее, что находит Не Минцзюэ — что брат действительно забыл рассказать ему о некоторых новостях, которые ходят по городу, но большая часть из них оказывается бесполезной чепухой, на которую Не Минцзюэ никогда раньше не обращал внимания и до сих пор не обращает. А в случае с Лаолин Цинь Не Хуайсан указывает, что это не касается их ордена, и вмешиваться они не должны. Он не ошибается. Но всё равно это как-то нехорошо. Не Минцзюэ скучает по Лань Сичэню. Хотя Лань Сичэнь и не запрещал ему появляться в Облачных Глубинах, с того дня его письма стали приходить реже, и некогда беспечная дружба между ними стала натянутой. Не Минцзюэ не может винить его. Он не ожидает следующего визита в ближайшее время. Он не пишет Цзинь Гуанъяо. Он думает об этом и беспокоится о своем младшем названном брате, особенно после того, как узнает о его истории с девой Цинь, но Цзинь Гуанъяо соблюдает осторожную дистанцию с тех самых пор, как орден Цзинь впервые подвергся шантажу. Не Минцзюэ спрашивает себя: подозревает ли Цзинь Гуанъяо их и на этот раз. Не Минцзюэ подумывает о визите, но начинает сомневаться, сможет ли выбраться вообще. В последний раз Не Минцзюэ покидал Цинхэ для чрезвычайного собрания орденов после охоты на горе Феникса. После этого либо все приезжали к нему, либо какая-то чрезвычайная ситуация не позволяла ему уехать. ...Ему не хочется проявлять подозрительность. Он может свободно покидать Нечистую Юдоль, если ему нужно. Не Минцзюэ часто выбирается на ночную охоту. «Очищение» хорошо повлияло на Бася, и Не Минцзюэ может сражаться с призраками и свирепыми зверями сколько душе угодно, как он привык. Когда он возвращается, Хуайсан всегда тут как тут, чтобы поприветствовать его, разыгрывая роль восторженного младшего брата, ради которого Не Минцзюэ — когда-то раньше — перевернул бы небо и землю. Если он задерживается, Хуайсан становится менее восторженным и более прилипчивым. Однажды он задержался на неделю, и Не Хуайсан был угрюмо-тих. — Если тебе тут так одиноко, съезди и навести друзей, — говорит ему Не Минцзюэ однажды вечером, устав от его надутого вида. — Мне не одиноко, старший брат. У меня есть ты, — отвечает он. — Кроме того, я занят. — Можешь передохнуть месяц-другой. Я десять лет прекрасно управлялся с орденом без тебя и могу справиться снова, сколько бы тебе ни понадобилось времени для поездки. Не Хуайсан куксится и бросает на него обиженный взгляд. — Я хочу помогать, — настаивает он. — Я мог веселиться раньше, потому что ты отвечал за всё. Теперь моя очередь. — Я ценю это, но ты не обязан жертвовать ради меня общением с другими людьми, — уверяет его Не Минцзюэ. — Езжай. — Старший брат, — укоризненно тянет Не Хуайсан, — тебе что-то не нравится в том, как я веду дела? — Мне не нравится то, как ты украл технику ордена Лань, но в основном я просто волнуюсь о том, что ты тут совсем один. — Я же говорил тебе, у меня есть ты, — уверяет его Не Хуайсан. — Пока ты здесь, беспокоиться не о чем. Эти слова ни в малейшей степени не обнадеживают.***
На следующий день, на пробу, Не Минцзюэ объявляет о поездке в Ланьлин. Еще через день после этого в Зале Сабель происходит инцидент, требующий срочного внимания, и поездка отменяется. И на следующий день после этого Не Минцзюэ спрашивает брата напрямую, всерьез. Он вправду не хочет подозревать. Ему правда хочется верить, что его брат просто повзрослел за время войны и захотел усердно работать. Хочется верить, что существует хорошее, нравственное объяснение тому, почему Не Хуайсан знает тайны, которых ему не следует знать — такое, которое не связано со шпионажем, шантажом или копанием в личных дневниках бывших глав орденов. Он слишком много знает о саблях Не. То, что положено знать только главам орденов. У него слишком много идей о том, как предотвратить будущие инциденты, хотя предыдущий был незначительным и не вызывал особого беспокойства. Это то же самое, что и с мелодией исцеления, понимает Не Минцзюэ. Это не может быть одержимость, думает он. Даже если слабому золотому ядру брата не хватает естественной устойчивости, в одежду Хуайсана вшито вдвое больше обычного защитных амулетов, а все любимые веера и прочие штуки, без которых он никогда не обходится, снабжены собственными защитами. И учитывая, как редко Не Хуайсан покидает Нечистую Юдоль — и никогда без присмотра — нет ничего, что могло бы до него добраться. Но это не может быть и Хуайсан. Не Минцзюэ не интересуют сложные схемы или изощренные заговоры. Ему пришлось склонить голову и десяток лет вести себя хорошо, ожидая, пока другие ордена заметят то зло, с которым он не мог справиться в одиночку, не уничтожив при том свой клан. Здесь нет никаких таких сложностей. Ему не нужно всё усложнять только потому, что это его младший брат. Наоборот — как раз потому, что это его младший брат, ему нужно перестать искать объяснения. — Хуайсан, — говорит он в тот вечер, — утром я отправляюсь в Ланьлин. Но он еще очень внимательно следит за короткой вспышкой отвращения в глазах Не Хуайсана, за единственным мгновением ненависти, которое быстро превращается в слишком оживленный возглас: «Ладно, старший брат!», прежде чем обретает решимость. Не Минцзюэ сжимает рукоять Бася так крепко, как только может, и делает выпад. Не Хуайсан не вздрагивает.***
— Кто ты такой? — с холодной яростью рычит Не Минцзюэ. Будь его ци хоть немного искажена, думается ему, и он умер бы от ярости на месте. Бася всё так же выставлена вперед. Прижатый к стене, едва ли на волосок от ее острия, стоит Не Хуайсан. Он смотрит на клинок с непроницаемым выражением лица, но не предпринимает никаких попыток пошевелиться. Или заговорить. — У тебя есть время ответить до счета «три», или ты поймешь, что Бася годится не только грозить, — предупреждает Не Минцзюэ, пусть даже собственная сабля пытается сопротивляться ему. — Старший брат… — тихо говорит Не Хуайсан. — Это же я… опусти свою саблю... Не Минцзюэ не делает этого. — Зачем ты это делаешь? Ты меня не узнаёшь? Песня больше не действует? — Она действует просто отлично, — огрызается Не Минцзюэ. — Но нет, я тебя не узнаю. Кто ты? — Что ты видишь? — чересчур серьезно спрашивает Не Хуайсан, ничуть не успокаивая Не Минцзюэ. — Я похож на лютого мертвеца? — Ты похож на моего брата, — говорит Не Минцзюэ. — За исключением того, что у меня нет младшего брата, кто мог бы так говорить, и нет такого, кто украл бы у друга технику, так удобно решающую затруднение, на которое он так удобно наткнулся. Что-то словно встает на место, и Не Хуайсан слегка расслабляется. — Ох, — говорит он. — Мне правда очень жаль насчет песни. — Дело не в песне, — огрызается Не Минцзюэ. — Дело во всех этих крохотных совпадениях, которые так удобно мешают мне покинуть Цинхэ. На этот раз это был зал сабель. В прошлый раз ты каким-то образом раскрыл тайну духа сабель. Что будет завтра? Пожар в одной из кладовых? Не Минцзюэ кажется, что он видит, как дергается у него глаз, так что он продолжает. — Хуайсан. Я не обвиняю тебя — пока что. Я даю тебе возможность объяснить. Почему ты пытаешься удержать меня в Цинхэ? Почему ты вдруг узнал то, чему у тебя не было возможности научиться — не рассказывай мне этот вздор про самоучек, мы оба знаем, что это чушь собачья. Почему ты вдруг так решительно настроился держать всех остальных подальше? Говори. Не Хуайсан молчит. Однако Не Минцзюэ видит, что он тщательно обдумывает ответ, и подталкивает Бася чуть дальше. — Правду. Немедленно. Не Хуайсан замирает. — Что я сделал не так? — спрашивает он тоном потерянного ребенка. — Много чего, — отвечает Не Минцзюэ, потому что, когда ему пришлось об этом задуматься, столько всего бросалось в глаза. — Люди просто видят то, что им хочется видеть. — Да, вот почему в мире остается зло, — печально соглашается Не Хуайсан. — И, так полагаю… почему я не был так осторожен на этот раз. — Начинай говорить, — снова подсказывает Не Минцзюэ. — Немедленно. — Тебе не понравится то, что я скажу. — Почему? Ты собираешься выдумывать оправдания о том, как мир несправедливо обошелся с тобой, и у тебя не было выбора? Не Хуайсан смотрит ему в глаза. Его губы кривятся от отвращения. — Нет. Он дает тишине затянуться еще немного, прежде чем заговорить снова. — Это я, твой бесполезный младший брат. Просто... не тот, который тебе знаком. — Говори. — Случилось… кое-что. По-настоящему неприятное, злое. Я что есть сил старался всё исправить, но, в конце концов, не смог. Поэтому я решил попробовать еще раз. Бася кипит в хватке Не Минцзюэ, и ему требуется вся его сила воли, чтобы не проткнуть ею череп своего брата. — Говори внятно. — Я про будущее, старший брат, — говорит Не Хуайсан чуть громче. — Я из... не слишком отдаленного будущего. — Подобное невозможно. — Возможно, — отвечает Не Хуайсан. — Темный путь таит много перспектив. Не Минцзюэ хмурится. Он пытается представить младшего брата, играющего на флейте в окружении воинственных мертвецов. Неприятный образ, но что больше всего бросается в глаза Не Минцзюэ, так это то, как темное совершенствование вредит телу и темпераменту — это ли изменило его Хуайсана? — Я не практикую темный путь сам, — говорит Не Хуайсан, угадывая его мысли. — Первый и единственный раз я прибегнул к нему, когда использовал заклинание, которое я перенесло меня назад во времени. Отдача от него чуть меня не убила. Не Минцзюэ вдруг вспоминает. — Та болезнь! — Да. — Так давно… — Не Минцзюэ закрывает глаза. Его подозрения появились совсем недавно. Он вообще не обращал внимания. Он не старший брат, а разочарование. — Когда я воспользовался тем построением, — говорит Не Хуайсан, — то думал только об одном: «Вот бы помешать тебе поехать в Ланьлин в тот день», но я не выбрал конкретный день. Сначала я даже не осознавал, как далеко меня забросило. Я просто увидел тебя и подумал, что если смогу остановить тебя, даже вот так, то не будет иметь значения, что произойдет потом. Но я остался в живых, и тут же случилась та история с Вэй-сюном. Я не ожидал, что мне придется иметь с этим дело… Вэй-сюн когда-то был моим другом, и я многим остался ему обязан, поэтому мне захотелось попытаться помочь. Или, может быть, я подумал, что прежний я захотел бы этого и попытался подыграть. На самом деле я не слишком хорошо его помню. Но, — Не Хуайсан делает долгий глубокий вдох, — сказать честно, я рано понял, что на самом деле мне всё равно. И с чего бы иначе? Ты был прямо передо мной. Впервые за много лет. Но оставались все эти… проблемы, которые требовали твоего внимания. Поэтому я их устранил. — Хм. Так вот почему ты просто искал повода выйти из конфликта. Было тебе какое-то дело, что случится с орденом Цзян? Или орденом Цзинь? — Нет, — спокойно признает Не Хуайсан. — Почему мне должно быть до них дело? — Что произойдет в будущем? — внезапно спрашивает Не Минцзюэ. У него голова идет кругом. Он еще не уверен, верит ли в эту бредовую историю, но думает, что им стоит начать отсюда. — Ничего такого, что еще может повториться, — холодно отвечает Не Хуайсан. Не Минцзюэ вспоминает то, что успел услышать. — Я умер, верно? — спрашивает он. — Как? Не Минцзюэ всегда знал, что умрет смертью воина или безумца. Ему нужно знать, что сподвигло брата на всё это. — Ужасно, — бормочет Не Хуайсан. Безумцем, значит. — Ты умер озлобленным, в муках и настолько полным обиды, что твоему убийце пришлось расчленить твою душу, чтобы себя защитить. И я оставался тихим и глупым много-много лет, прежде чем смог попытаться освободить тебя. И потерпел неудачу. — Потерпел неудачу, — Не Минцзюэ тщательно повторяет за ним. — Как именно? — Я дал тебе именно то, чего ты хотел, — говорит он. — Я отдал тебе сына шлюхи, который убил тебя, и позволил тебе отомстить. Не Минцзюэ кусает себя за щеку, чтобы не подпрыгнуть от немедленной догадки. Вместо этого он спрашивает: — И? — И это не сработало! — шипит Не Хуайсан, сердито дергая головой. Бася оставляет порез на его щеке, но он не реагирует. — Ты не освободился! Ты всё еще был полон негодования, и тебе некого было убивать! — Если освобождение невозможно, то подави. — Тебя нельзя было подавить! И тебя нельзя было уничтожить. Сильнейшие заклинатели изо всех сил пытались остановить тебя, и самое большее, что они сумели — это запереть тебя в гробу вместе с твоим убийцей, чтобы уничтожать его снова и снова, пока твоя душа не насытится. Ты знаешь, сколько времени это займет? Сто лет! Не Хуайсан дрожит и опирается на стену для поддержки. — Сто лет… Мне не прожить так долго. Я не увидел бы, как твоя душа благополучно движется дальше. Я мог бы только передать эту задачу потомку, но какому потомку будет дело до какого-то там дяди в гробу, которого он никогда не встречал? И если ты отправишься дальше... что случится с твоим телом? И орден… Я позволил ордену стать посмешищем ради своей мести. Я думал, что смогу жить с этим, если спасу тебя. — Но ты не смог, — горько произносит Не Минцзюэ, его желудок скручивается узлом. — Какой дерьмовый финал. — Точно, — говорит Не Хуайсан. — Тебя нельзя было спасти. Орден нельзя было спасти. Я… я не мог этого принять. — И поэтому ты вернулся, — заканчивает Не Минцзюэ. Ему вовсе не стало лучше. — И что теперь? — Теперь я забочусь о своем старшем брате и своем ордене, как и должен был поступать с самого начала, — просто говорит Не Хуайсан. — А другие ордена? А Сичэнь? — Я больше никого к тебе не подпущу, — злобно отвечает Не Хуайсан. — Особенно Лань Сичэня. Не Минцзюэ ясно, что в истории, которую брат ему не рассказывает, скрыто гораздо больше. Судя по этой враждебности, остается заключить, что остальное еще менее приятно. Достаточно просто догадаться, кто стал его убийцей. Он не уверен, намеревался ли Хуайсан его выдавать, но Не Минцзюэ думает о несмелом бродячем заклинателе, которого однажды привел в свой дом, а затем сделал названным братом, чтобы вернуть на путь, с которого тот сбился. Еще один брат, которого он подвел. — Тайны ордена Цзинь и случай с госпожой Цинь. Всё же это был ты. — Чтобы им не приходилось скучать, — признается Не Хуайсан. — Пусть третий брат живет своей маленькой счастливой жизнью в ордене Цзинь со всеми его проблемами. Он слишком ценен для них, чтобы избавиться от него немедленно, поэтому он продолжит надрываться за них. И пока он питает хоть малейшую надежду на привязанность Цзинь Гуаншаня, он будет мириться с любым насилием. А если однажды Цзинь Гуаншань внезапно упадет замертво, что ж, мы будем знать, почему. И вот что самое худшее, думает Не Минцзюэ. Мужчины в ордене Не живут чувствами. Не Хуайсан, возможно, никогда не был таким вспыльчивым, как остальные, но его огонь всё еще горел ярко и чисто. Сейчас огня нет. Его младший брат говорит, шипит, проклинает своих врагов, но внутри него нет ничего, кроме холодной пустоты, которая хочет только оттолкнуть всех. Не может быть, чтобы его младший брат стал таким, думает Не Минцзюэ. У него щиплет глаза. Он уже достаточно изменился в прошлом. Ему нужно снова стать Хуайсаном. — Хуайсан, ты… — Не Минцзюэ останавливается. Его рука дрожит. В конце концов, это всё еще его любимый младший брат. Ребенок, которого он всегда защищал и скорее умер бы, чем увидел, как ему причиняют боль. Он опускает Бася. Непроницаемый взгляд Не Хуайсана следует за ее острием. — Ты встал на неправедный путь, — говорит Не Минцзюэ тихим, едва слышным голосом. — Твои действия неприемлемы для отпрыска клана Не. — Я знаю, старший брат. — Но я в самом деле твой старший брат, несмотря ни на что. Если ты сбился с пути, я несу ответственность за то, чтобы вернуть тебя обратно. Не Хуайсан криво усмехается. — Последний человек, к которому ты был так настроен… — Мне всё равно, — говорит Не Минцзюэ. — Ты не он. И тебе пора перестать вести себя так. — Прости, старший брат. Не думаю, что это возможно, — говорит Не Хуайсан. — Что, если я пообещаю больше не лгать тебе? — Ты сдержишь слово, но нет. Мы сделаем это возможным. Сейчас я здесь. Я слушаю. Я не дам себя убить, — обещает Не Минцзюэ. — Но тебе нужно перестать относиться ко всем остальным как к врагам. — Почему это? — с вызовом отвечает Не Хуайсан. — Нам не нужны эти бесполезные люди. Они все восхваляли тебя, пока ты был жив, но как только ты умер — и это уже неизбежное проклятие Не. Как он был молод, как это трагично. Они совсем не уважают тебя. Старший брат, у тебя есть я. Разве меня недостаточно? — Ты зовешь их бесполезными, но позволь спросить тебя кое о чем. Песня, которую ты играл. Проект сторожевых постов. Демоны побери, даже метод, которым ты воспользовался, чтобы вернуться в прошлое. Разве всё это не исходит от тех самых людей, которых ты проклинаешь? Не Хуайсан не отвечает. Не Минцзюэ принимает это, как есть. — Хуайсан, — говорит он, — ты слишком долго был предоставлен сам себе. Все кончено. Твой старший брат поможет тебе. Молчание. — Почему бы тебе не навестить друга? — предлагает Не Минцзюэ. — Съездить в Пристань Лотоса — я слышал, Вэй Усянь недавно туда вернулся. — Хуайсану нужно перестать цепляться за него и восстановить свои связи с другими. И заодно самому взглянуть на состояние других орденов. Если в нем осталось что-то от его добросердечного младшего брата, ему не понравится то, что он увидит. Не Хуайсан не двигается с места. — Знаю, ты боишься, что что-то случится. Этого не произойдет. Обещаю. — Не Минцзюэ прячет Бася в ножны и крепко обнимает своего младшего брата. — Всё будет хорошо. В конце концов они плачут оба.***
Не Хуайсан оглядывается на врата Нечистой Юдоли. Брат несгибаемо стоит рядом с ними и кивает ему, когда их взгляды встречаются. Старший брат больше не позволит ему руководить какой-либо частью дел ордена. Это досадно, но у Не Хуайсана было достаточно времени, чтобы внедрить большую часть старой организационной системы Цзинь Гуанъяо, так что оставалось надеяться, что теперь ему всё равно будет немного легче. Третий брат был хорош кое в чем. Ему не хочется уходить. У него в животе скручивается узел при мысли о том, что он снова будет в разлуке с братом. Старший брат пообещал никуда не уезжать и не пускать внутрь никого из других орденов, но Не Хуайсан всё еще беспокоится. Никто никогда не хочет оставаться в клетке, какой бы золоченой та ни была. — Молодой господин, не пора ли нам отправляться? — спрашивает Не Цзунхуэй. «Нет. Не пора», — упрямо думает Не Хуайсан, но под пристальным взглядом брата он может только кивнуть. В конце концов, он всё еще хочет быть любимым младшим братом Не Минцзюэ. Ему нужно быть осторожней. — Я скоро вернусь, — обещает он старшему брату. — Счастливого пути, — отвечает тот. — Надеюсь, ты чему-нибудь научишься. У него есть такие планы. Каким бы сильным ни было его желание остаться, его знания о будущем рано или поздно иссякнут, и это самая удачная возможность обновить арсенал. А если подвернется шанс украсть колокольчик ясности для исследований, тем лучше.