Спаситель

      Я не знаю, в какой именно момент что-то пошло не так.       Я не знаю, какую ошибку я допустил, чтобы отношение Гарри ко мне изменилось самым радикальным образом.       Но однажды вместо утреннего приветствия и порции привычных нежностей Гарри повалил меня прямо на обеденный стол, попутно сталкивая на пол посуду, и жёстко изнасиловал.       Он был сильнее; прижимал мои руки к столешнице, а его каменный огромный член разрывал в клочья стенки кишки.       Я елозил лбом по скатерти, ощущая, как по бёдрам течёт кровь липкими противными струйками, но не мог вырваться из стальных рук.       Я надеялся умереть.       Моё сердце разбилось на сотни осколков, вместе с бокалами, чьи хрустальные лепестки сейчас блестели в искусственном свете люстр.       Но я не умер. К моему большому сожалению.       Теперь я сижу в подземелье собственного дома, пью протухшую воду из собачьей миски и почти ничего не ем.       Гарри не заботит, что я пухну с голоду.       Невыносимо смотреть на его бледное лицо и безумные неживые глаза. Безвкусные губы болезненно впиваются в плоть — Гарри холоден и беспощаден.       Ледяные руки скользят по рёбрам, он ещё пытается имитировать что-то похожее на полноценный половой акт, но сбивается на середине и вновь таранит меня огромным членом. Я стараюсь вырваться, но жестокие пальцы оставляют на коже синяки и ссадины, а неумолимый огромный ствол пронзает словно насквозь.       Яркая боль затапливает по самое горло, анус нестерпимо горит огнём, я смаргиваю солёные слёзы, которые стекают по моим и без того изъеденным солью щекам, и молю всех богов, чтобы смерть одарила милостью.       Я был так поглощён своей любовью, своей одержимостью, что закрылся в доме ото всех. Камины заблокированы от внезапных вторжений, дабы никто не смог помешать нашим с Гарри отношениям.       Ни друзья, ни родители не могут проникнуть в мой особняк. Камин открыт только для Гарри, что в данной ситуации совершенно не имеет смысла.       Моё бедное тело в шрамах. Каждый новый шрам за ещё одну потерю этого года. Если кожа вообще стянется. Если останется хоть одно живое место. Если останутся силы. Если смерть не придёт за мной.       У Гарри нет тени и голоса. Но его присутствие в комнате ощущаю задолго до появления.       Красный мундир. Красная тарелка на стылом полу подземелья. Красные реки под его руками. Извиваются, змеятся, ещё тёплые. Зовут, гипнотизируют его.       Ах да, забыл сказать. Моё подземелье крайне шикарное. Оно сияет чистотой и белизной выхоленных кафельных плиток. Я научил Гарри быть аккуратным и заставил полюбить чистоту.       Теперь я замурован в самой красивой и светлой темнице. Настолько светлой, что белые лампы режут глаза, не выключаясь даже ночью. Гарри не собирается гасить свет.       Эти белоснежные стены… их убийственные объятия даже страшнее смертельных объятий Гарри. Каждый звук — резонирует, каждый шорох — заставляет дрожать, ведь я не знаю, когда именно Он придёт насиловать.       Чем пахнет гибель?       Пластиком, холодным металлом и жжёными кнопками.       Больше невыносимо видеть бледные жестокие губы, неестественно яркие зелёные глаза, массивную грудь, впечатывающую меня в жёсткий пол, ненасытные пальцы, которые вместо растяжки причиняют только боль. Я пытался расслабиться. Как раньше. До того, как в Гарри что-то сломалось и он переменился ко мне.       Я пытался.       Но тщетно. У меня даже нет палочки, чтобы подготовить себя заклинаниями или хотя бы наколдовать смазку.       Смазкой служит моя кровь. Она везде. Она повсюду. Засыхает коркой на голых бёдрах. Делает жёсткой изорванную одежду. Пачкает полы.       Но я знаю, что Гарри уберёт с пола. Я вбил ему в голову, что нужно быть аккуратным. И он действительно аккуратен во всём.       Но только не со мной.       В очередной раз грубо взяв меня у кафельной стены, Гарри молча уходит, не обращая внимания ни на мольбы, ни на приказы.       Я распростёрся на ледяном полу, оставляя всякую надежду.       Дни сменялись ночью, но я не видел, не вёл счёта, теряясь в мучительно-медленном потоке времени.       Насколько же живуч человек. Почему я никак не могу умереть и прекратить свои страдания? Даже убить себя нечем.       Пустота вокруг.       Пустота во мне.       Дверь в очередной раз скрипит, молюсь, чтобы Гарри был сегодня особенно жесток, и я, наконец, подох.       — Драко? — впервые звучит обеспокоенный голос, что удивляет меня и даже страшит. — Мерлин, Драко, ты жив! — в тоне Гарри звучит радостное облегчение.        Я вскидываю глаза, воспалённые веки наждачкой натирают глазные яблоки, но я вижу в дверном проёме Гарри.       Живого.       Он подбегает ко мне и хватает за запястья горячими слегка влажными руками. Зелёные глаза блестят, в них сквозят тревога и множество пока незаданных вопросов. Лицо свежее, загорелое, губы розовые и манящие.       — Драко… — он в ужасе оглядывает моё израненное тело, окровавленные лохмотья вместо одежды, слипшиеся немытые волосы, но на лице нет ни капли отвращения, только тревога и чуточку жалости. — Если бы я знал, что камин открыт только для меня, то прибыл бы намного раньше. Если бы я только знал… — он в ужасе оглядывает белые стены и с опаской смотрит на меня.       Знаю, Гарри, знаю. Я — самый настоящий псих. Ведь моя любовь к тебе безгранична. И ни одна бездушная машина не заменит тебя.       Я истерически смеюсь.       — Где он? — спрашиваю у Гарри, и тот понимает вопрос.       — Наверху, — серьёзно отвечает мне. — Драко, это просто… Кошмар.       Согласен с тобой, Гарри. Я такой трус, что не мог признаться тебе в своих чувствах. И решил создать суррогат своей любви, — не зря меня считают гениальным артефактором.       Я назвал своё творение Твоим именем.       Гарри.       Я дал роботу твои глаза, твое лицо, твои волосы; не знал, правда, какой у тебя член, потому моя фантазия постаралась на славу.       Я запрограммировал Гарри на любовь, но груда железа и пластика не умеет любить.       Я не смог дать машине твоё бесконечно доброе сердце.       И, чёрт возьми, не ожидал, что робот выйдет из строя, извратив само понятие любви, делая своего создателя жертвой собственных желаний.       Гарри помогает выбраться из моей подземной лаборатории, где я провёл сотни бессонных ночей, перебирая схемы и заклятия, создавая робота… и где я находился целую вечность рабом своей любви.       Мы проходим мимо кучи металлолома и шматка обугленной сожжённой пластмассы, из которых торчат трубки. Внутренности из микросхем вывалились наружу, пустые глаза невидяще зияют зелёными дырами в потолок.       Гарри обезврежен Главным аврором Гарри Поттером.       Гарри всё-таки пришёл через камин, открытый только для него.       Я улыбаюсь. Гарри пришёл через камин. Гарри пришёл.