минджон пахнет, как одеколон jo malone и застывшая кровь на губе, как табачный дым, который она выпускает через приоткрытые губы; она похожа на искусство, на арт-деко, а еще она обладает сильной энергией, которую излучают не многие девушки, похожие на минджон. она строит великие стены, длиннее, чем сама китайская стена. она преодолевает горы и равнины, высокие холмы, больно падает с них, бьется то головой, то спиной, то руками и ногами, но она продолжает идти и карабкаться до одной цели. той, что злые языки называют сладким запретным плодом, который когда-то без зазрения совести вкусила.
а джимин пахнет сладостью дешевых духов, чистым спиртом и соленостью слез разочарования. она похожа на брошенную в саду скульптуру, которая треснула от времени и покрылась кое-где мягким мхом, закрывающим ее трещины. у нее нет такой сильной ауры, каковой обладает минджон, но она имеет лишь закаленный характер, изредка дающий трещину и выпускающий из-под огромной дамбы сильнейшие струи переживаний, бьющиеся об острые скалы ее собственного характера, перетекающие оттуда и плескающиеся по всему искаженному телу.
минджон явно не тот человек, которого джимин готова была рядом с собой видеть. но лишь из-за нее она поняла,
что такое счастье, что такое спокойствие, что означает слово безопасность.
джимин не тот человек, который должен был оказаться рядом с минджон. она вспыльчива, груба, но только рядом с минджон расцветает и раскрывается с иной стороны, закрытой ото всех, как та самая задняя часть луны, которую не видно никому. но для минджон она ясно видна.
когда они сидят напротив друг друга и смотрят в глаза, джимин стискивает зубы и боится пошевелиться. минджон всегда берет все в свои руки — садится ближе, обвивает ладонями чужую талию и прижимает как можно крепче к себе.
она целует каждый невидимый шрам на ее плече, носом потираясь об кожу, пытаясь стереть раны кончиком, как ластиком грифель карандаша. томно вдыхает кожный запах шеи джимин, ощущает легкий запах пота, но не воротится от него. лишь слизывает эту сладость с пульсирующей сонной артерии, проходится языком по кадыку, а после — совсем невесомо — поднимается вверх и сталкивается со лбом джимин своим.
минджон успокаивает каждый страх джимин. каждую частичку тревожности она хватает своими ладонями, комкает, кромсает, рвет и бросает, как бейсбольный мяч. отбивает холодные мысли одной рукой, не боясь получить синяки, за которые джимин не ответственна. и в то же время отхватывает очередь ударов по своему сердцу, получая несколько иголочек, вталкивающихся в мышцу до середины. и джимин пытается каждую аккуратно достать, а дыры латает своей любовью, своими нежными поцелуями и горькими слезами, льющимися прямо из ее пустых глаз, в которых вот-вот зажигается и тут же тухнет огонек.
джимин обхватывает всегда лицо минджон. смотрит в ее глубокие карие глаза и видит в них свое искаженное изображение, не понимая, какой ее видит сама минджон: любящей, заботливой, честной, чувствительной.
особенной. ведь для минджон джимин — целая непокоренная вселенная, которую не раскрыть самостоятельно и не обхватить руками, хотя она прямо здесь, прямо напротив. но она нечто необъяснимое, нечто неощутимое, нечто неизведанное. такое, что она считает
действительно особенным. даже
родным.
у джимин дрожат руки каждый раз. пальцы подрагивают, и джимин заглядывает в полупустую пачку сигарет, которую ей протягивает минджон. без лишних слов. без лишних просьб. просто тянет и вытягивает одну, которую зажимает меж своих губ. ю стискивает зубы и отворачивается. сидеть на бордюре в тонких уличных брюках, когда на улице совсем-совсем ранняя весна — занятие не из приятных. особенно знать, что твои ноги подкашиваются, чувствовать это, и не понимать, почему жизнь складывается именно
таким образом.
минджон садится рядом. на ней длинные джинсы и темно-желтая рубашка в клетку, зачесанные назад волосы, которые волнятся из-за генов (она каждый раз, кажется, благодарит то отца, то мать, но и сама особо не понимает, кого больше всего), а еще блестящие серьги с крестами. на них джимин особенно часто смотрит, наблюдая за тем, как те покачиваются от резких и не очень движений ким.
пачка сигарет все еще раскрыта и ждет действий со стороны джимин. минджон держит ее чуть ли не у носа ю, а сама рыщет по карманам в поисках зажигалки.
— меня же уроют, минджон, — джимин грустно усмехается и отворачивает голову, поджав пересохшие губы.
— тогда их урою я, джимин, — минджон чиркает зажигалкой красного цвета и поджигает кончик сигареты, тут же затягиваясь.
джимин изредка подрагивает от легкого дуновения ветра. она сидит в кожаной куртке хьюго босс, которую ей дала минджон. на ней всего лишь тонкая черная футболка и те самые брюки, которые она успела достать из шкафа, пока комнату чуть ли не громил ухажер её пьяной мамаши. это все, что она успела надеть, прежде чем уйти из дома.
переборов свой страх, джимин дрожащей рукой достает одну. чуть ли не мнет ее, и минджон перехватывает руку ю, чтобы та не дрожала.
— я тебе помогу, — минджон не улыбается. на ее лице читается не то злоба, которую она контролирует, не то серьезность, которую она крайне редко показывает джимин.
— не нужно, — джимин томно выдыхает и зажимает меж губ сигарету. минджон садится к ней чуть ближе, двумя пальцами придерживает свою и кончиком жмется к кончику сигареты джимин.
ком сам застревает в горле, и джимин, не успев затянуться, чувствует, как несколько слезинок текут по ее покрасневшим от прохлады щекам. но минджон рядом: она пальцами вытирает мокрые дорожки и слизывает с фаланг неприятную соленость. джимин выдыхает едкий клубок дыма в противоположную от минджон и слабо улыбается.
— что, опять начнешь возмущаться по поводу того, что я так делаю? радуйся, что щеки не облизываю, — минджон ухмыляется в своей естественной манере, стряхивая пепел прямо на асфальт. джимин двигается к ней ближе.
— ты? да я тебе кислород перекрою. будешь у меня выживать сама, без помощи своей матери, — рюмка громко касается деревянного стола. джимин кажется, что она трескается от каждого такого стука, но она молчит, нервно дергая ногой.
минджон сидит рядом и смотрит куда-то в пол. ищет под столом ногу джимин, касается коленом чужого колена и пытается расслабиться, слыша то, как ю получает очередную порцию упреков и издевательств.
— ну? что мне скажешь еще? или ты меня плохо слышишь?
— мам, я тебе сказала уже, что услышала тебя. что ты от меня хочешь? — джимин слышит, как ее собственное сердце горит и разгорается так, что кровь вытекает прямо из желудочков и предсердий наружу, обтекая мышцы, затекая в легкие, которые давят на ее грудную клетку и чуть ли не ломают ребра вдребезги.
— а ты хоть когда-нибудь рот свой закрыть можешь? вот так? — мать джимин сжимает ладонь в кулак и показывает его прямо рядом с лицом джимин, как это должно выглядеть. но ю-младшая стискивает зубы и глубоко вдыхает тяжелый воздух, пропахший алкоголем. — будешь у меня ебаться, как хочешь.
— так что я тебе сделала? что я тебе сказала, что ты снова поливаешь меня грязью? — джимин убирает свое колено от колена минджон и поворачивается к пьяной матери, которой в рюмку наливают очередную дозу спиртного.
— как ты смеешь так со мной разговаривать, дрянь? я сказала: ты будешь делать так, как я сказала. иначе полетишь у меня нахуй с семнадцатого этажа, — пьяное лицо искажается так, что джимин тошно. тошно смотреть на это. а минджон тошно слышать такое, сидя рядом с джимин. зная, что она ничем не может помочь.
— извините меня, конечно, но я считаю, что вы неправильно поступаете, когда отчитываете ее передо мной в таком тоне. пожалуйста, хоть немного уважения проявляйте к собственной дочери, которая вам действительно не сделала ничего плохого, — минджон уже не может сдерживаться. она с угрозой во взгляде сверлит мать джимин, и ю понимает, что сейчас будет.
— щека не болит? — минджон приобнимает джимин за плечо и аккуратно целует ее в висок.
джимин и не знает, что ей ответить, только смотрит на покрасневшую переносицу минджон и посиневшую кожу под глазом. с каждой словесной перепалкой у нее пропадают силы и как таковые положительные, даже отрицательные эмоции, потому и боли она особо не чувствует. лишь посматривает на ночное небо и затягивается, пока минджон ожидает ответа.
— разве это так важно? мне плевать, — джимин опускает взгляд вниз и отворачивается от минджон. не хочет, чтобы та видела ее в подобном состоянии, когда руки дрожат и губы вместе с тем подрагивают, а на глазах стекленеют огромные горькие слезы.
— прости, что ничем не смогла помочь, — минджон разочарованно смотрит в небо.
— ты не обязана. это мои проблемы.
— почему нет? я... тот человек, который должен был за тебя постоять.
— а оно тебе нужно было? — джимин хмыкает и снимает пластырь с пальца. — сегодня мне дали пощёчину, тебе по переносице, а завтра, думаешь, меня совсем убьют? навряд ли.
— ты не понимаешь... — минджон испускает тяжелый вздох и выбрасывает в рядом стоящую урну бычок, потушив его об асфальт.
у джимин сложные отношения с родителями. у минджон тоже. но у джимин мать самый настоящий алкоголик, которого ничто и никто уже не исправит. сколько бы ю ни разговаривала с ней, сколько бы она сил ни вкладывала в то, чтобы ее мать одумалась, она никогда этого не сделает, пока сама не захочет. у минджон в этом плане все проще, но сердце болит каждый раз, когда её не принимают.
один раз дали джимин пощечину — в другой прилетело самой. и это замкнутый порочный круг, от которого ей никуда не деться, не вырваться и не разорвать. иначе разорвут ее. не физически, так морально. на маленькие кусочки.
каждый раз от нее отрывают по куску:
когда бывший ухажер ее матери домогался до ю, джимин поняла, что она вязнет в грязи.
когда бывший ухажер матери избил ее саму, джимин поняла, что они вместе повязли в этом дерьме.
когда мать стала уходить в запои, джимин поняла,
что уже ничего не поможет выбраться из этого дерьма.
минджон хочет рвать и метать. ломать каждого, стирать с лица земли, лишь бы ни один человек, который показывает подобное отношение к женщинам, особенно к той, которую она любит, не ходил по этой священной земле.
джимин кладет голову на плечо минджон и снова заливается слезами.
24/7
джимин раскрывает свои глаза и резко поднимает торс, сгибая ноги в коленях. рядом спит минджон, лежа на спине и отвернув голову в противоположную от джимин сторону. совсем тихо сопит и руками изредка шевелит, то дергая пальцем, то хмуря брови. видимо от того, что ей что-то снится. хотя обычно минджон не снятся сны.
еще долго смотрит на минджон, протягивает к ней руку и медленно проводит пальцами по мягкой щеке, горящей огнем. ким резко распахивает глаза.
— что ты делаешь? — полушепотом произносит минджон, прежде чем джимин выдыхает и легонько качает головой.
— просто... видимо, снова кошмар, — джимин слабо улыбается.
минджон принимает ее в свои объятия. прижимает крепко к себе, к своей аккуратной груди, обдает жаром собственного тела и вздыхает, чувствуя, как ю жмется к ней крепче и крепче с каждой секундой, находя в минджон свое мимолетное спасение, которого ей так не хватает.
— что тебе снилось? — спрашивает минджон, на что получает сначала тишину, а затем шуршания одеялом.
— мы расстались. ты... просто ушла от меня. без слов, без объяснений. взяла и... ушла, — джимин стискивает зубы в момент, когда пальцы минджон проходятся по ее спутанным ото сна волосам.
джимин пахнет сладко, своими духами, кокосом и морской солью из-за девушки, которую крепко обнимает, а еще немного потом ото сна. но для минджон это не беда, ведь она все равно целует джимин в макушку и медленно засыпает, слушая, что говорит ей ю.
— ты же понимаешь, что это всего лишь сон? — спрашивает ким, получая кивок в ответ.
— понимаю, но... он был такой реалистичный, что я испугалась, — ю томно выдыхает и прикрывает глаза под чужие ласковые поглаживания.
— я рядом, джимин, — минджон вновь касается губами виска джимин, берет ее за руку, переплетает ласково пальцы и проваливается в сон.
в глубокий сон, в котором ее никто не ждет. в котором ей не рады. в котором на нее наплевали. и лишь одна джимин стоит и светится, ожидая очередной встречи с минджон. стоит и смотрит, ласково улыбается, держа в руках кисть сирени и пряча ее за спиной, ведь она хочет подарить ее только одной единственной своей любви.
— ты не моя
первая любовь, но ты моя первая
любовь, минджон.
минджон вздрагивает и резко просыпается, поворачиваясь на левый бок. она отворачивается от джимин, тяжело дышит и зачесывает волосы, прилипшие к ее лицу, мокрому от холодного пота. но джимин сама к ней придвигается, обнимает со спины и тихо стонет сквозь сон, вжимаясь носом в выпирающие минджоновы позвонки.
дыхание у джимин горячее, быстрое, но зато руки спокойные, не ходят туда-сюда ходуном, лишь слабо сжимают пижамную рубашку минджон и чуть ли ее не расстегивают, на что сама минджон перехватывает чужую ладонь и укладывает ее аккуратно на свою талию.
даже такой сон смог ее напугать, пробить до чертиков и выбить из нее весь дух, который она давно собирала в отдельный сосуд.
24/7
джимин кладет перед минджон книгу, усаживаясь рядом на теплую кровать. она отбирает у ким плед, накрывает их ноги и какое-то время пялится на озадаченную минджон с пластырем на подбородке.
— что смотришь? бери, — ю буквально подталкивает минджон к такому действию, и она, немного помявшись, хватает книгу с черной твердой обложкой. осматривает ее и замечает двух пчел, выгравированных на лицевой стороне.
— что это? — минджон боится открывать, потому и спрашивает, чувствуя, как губы джимин касаются ее шеи.
— то, что ты хотела. молоко и мед, минджон, — джимин явно чувствует свое превосходство сейчас, потому и улыбается ярко-ярко, наслаждаясь компанией минджон под одним серым пледом с белыми облаками.
— ты... исписала ее? — ким медленно листает страницы, видит на некоторых из них фразы, написанные карандашом, какие-то пометки, а после резко закрывает ее, прижимая к своей груди.
— да. ты говорила, что никогда не получала подписанную книгу. и вот, это свершилось! ты рада? — джимин смотрит на минджон и совсем медленно наклоняется так, чтобы видеть девушку напротив своего лица. но она лишь примечает красные глаза, которые никогда не плачут. — что такое? ты плачешь?
— с чего ты решила? — минджон делает невозмутимый вид и отворачивается от джимин, чтобы смахнуть накатившую слезу.
— по глазам вижу, — джимин достает платок из кармана и вытирает им мокрую дорожку от той самой слезы, которая так и кричит о всей трогательности данного момента.
— просто... это так ценно для меня. я сейчас же ее прочитаю.
минджон ложится поудобнее, пристраивается на мягкой подушке, а рядом с ней усаживается джимин, но наблюдать за ней она не собирается, чтобы лишний раз не смущать. потому и начинает заниматься своими делами, слыша, как ким перелистывает тихо и медленно страницы.
24/7
— постой, — минджон хватает джимин за запястье и резко тянет к себе, на что ю выдергивает из чужой хватки руку.
— что ты хочешь от меня? — разъяренный взгляд направлен прямо в глаза минджон. он прожигает сначала её радужку, а затем и зрачок, вторгаясь во внутренности глазного яблока.
ким отводит взгляд в сторону, но резко возвращает его обратно, видя, как одинокая слеза стекает по бледной щеке вниз. она огибает и очерчивает бархатную кожу с некоторыми изъянами, быстро опускается вниз и касается подбородка, который щекочет. затем — просто падает на сухой асфальт, минуя потрепанную олимпийку серого цвета и порванные кое-где конверсы.
— постой... — минджон снова хватает джимин за руку, пытается обхватить её запястье, чтобы прижать к себе, но ю настолько сильно сопротивляется, что бьёт минджон по кисти. она хмурит брови, а взглядом падшего ангела прожигает лицо напротив, чувствуя, как очередная слеза вытекает из её глаза, течёт вниз, оставляя мокрую дорожку.
— я не хочу, минджон, — джимин пятится назад, когда минджон начинает медленно подходить к ней. вжимает её в стену и ставит руки по бокам от чужой головы, нависает сверху и прижимается лбом ко лбу.
— можно я с тобой? — шёпотом произносит минджон, на что джимин только хватается за темно-синюю клетчатую рубашку, за её воротник, пальцами его поглаживает, а затем тянет к себе минджон, вжимая её не в свой лоб, а именно в плечо.
джимин снова уходит из дома, потому что там бардак. полнейшая суета, грязь, постель пахнет табаком, который мужчина её матери стряхнул на кровать джимин, а ещё пахнет спиртом, из-за чего ю уже не может дышать. держит постоянно окно в комнату открытым, чтобы свежий весенний воздух попадал в помещение. но даже это не помогает.
очередной срыв, и снова джимин здесь, на этом бордюре во дворе. а рядом минджон, которая протягивает ей пачку сигарет.
но сейчас она чувствует позади себя кирпичную стену, к которой жмется больной головой. на щеке ссадина, по которой пробегаются солёные слезы, мучают рану, и джимин морщится, жмурится, из-за чего слезы целой толпой пробегаются по покрасневшим щекам.
— все хорошо... я рядом, джимин. я вытащу тебя отсюда, обещаю, — минджон зацеловывает шею джимин и слушает, как та глотает ком, вставший в горле, чтобы хоть что-то сказать. но она молчит и смотрит в звёздное небо.
красивое звёздное небо, покрытое чернотой этой ночи. на нем так много сияющих звёзд, что джимин даже не сразу замечает полную луну, повисшую посередине этого огромного тёмного диска, освещенного маленькими, но яркими точками. она томно вдыхает запах волос минджон. наслаждается каждым сантиметром её тела, чувствуя, как она растворяется в этом человеке. в особенности в любви и ласке, которой её одаривают прямо сейчас.
минджон часто поёт ей песни о любви. шёпотом, вполголоса. нежно гладит по голове, перебирает густые волосы, вдыхая их сладковатый запах кокоса и морщась лишь от лёгкого запаха табака, преследующего джимин всю её жизнь. даже сейчас она совсем тихо напевает ей под ухо песню о любви, пальцами очерчивает ушную раковину, переходя большим и указательным на мочку, медленно и аккуратно сдавливая её и растирая. прохлада сменяется теплом.
у минджон эмоциональная недоступность, которая раскрывается только при джимин. и джимин, будучи человеком, который не умеет правильно давать любовь и правильно её получать, раскрывает с каждым днем все больше и больше эмоций в спектре минджон.
и минджон сама говорит о том, что она никогда такой не была. стала лишь после встречи с джимин, случившейся совсем неожиданно для них двоих. джимин бы охарактеризовали их знакомство следующим образом:
«правильный человек в правильное время».
они действительно отдушина друг для друга в этом мире. джимин прячется в минджон, как в своём маленьком безопасном месте, где её никто не тронет, где её никто не обидит, никто не станет отчитывать и унижать. она находит в ней свое спокойствие, и она в ней же засыпает без кошмаров, преследующих уже несколько лет. а джимин для минджон тот самый человек, разбудивший в ней весь спектр человеческих чувств, без которых она жила где-то девятнадцать лет своей жизни. пробудила в ней великое ощущение, называемое
желанием жить, а не существовать. собрала по крупицам разбитое сердце, разочаровавшееся в людях. и они обе ценят все то, что делают друг для друга.
даже когда минджон нависает над джимин, она смотрит ей в затуманенные глаза и следит за тем, как подрагивает её нижняя губа, из которой один за другим испускаются тихие стоны и томные вздохи, долетающие до чувствительных ушей минджон. даже когда минджон целует джимин в шею, она первым делом думает о том, насколько же сильно она чувствует этого человека в своих руках. такого податливую, такую беззащитную, такую маленькую ю джимин.
даже когда джимин нависает над минджон, она следит за выражением её лица. видит, как поднимаются чужие брови, с каким влюблённым взглядом минджон смотрит на ю, крепкими руками обхватывает её плечи и скалит зубы, шепча в губы напротив ласковые слова любви. и джимин шепчет их в ответ, зацеловывая шею с выпирающим кадыком, и тихонько плачет от переизбытка чувств, которых она не испытывала уже так давно.
и каждый раз минджон шепчет лишь одно:
— сто сорок три.
— пятьсот двадцать, минджон, — шепчет ей в ответ джимин и носом трётся об чужой нос. нос напротив.
парные браслеты, парные кольца, клубничный бальзам для губ и шрамы, которые они залечивают друг другу, смачивая горькими слезами сожаления и настоящей искренней любви.
