Хочешь?

В общине Чёрный неоднократно видел по ночам содержательные сны с участием Курильщика. После пробуждения с покалываниями блаженства по всему телу ему приходилось менять простыни, а также стирать снятое постельное собственноручно, чтобы у ответственных за стирку сожителей не возникало лишних вопросов. А потом ему оставалось весь день думать о сне, злиться, ругаться на сон и тайно надеяться когда-нибудь его осуществить. И вот он решился прийти, решился извиниться и выторговать своим извиняющимся видом поцелуи, но так и не смог предложить Курильщику зайти в дебри некоторых занимательных идей, возникавших ночами в его снах. Теперь сны приходилось смотреть, лёжа в непосредственной близости от неэфемерного Курильщика, слушая его сладкое сопение, улавливая носом его запах, а иногда — касаясь его. Случайно. Совершенно случайно. Потом просыпаться в приятной неге. Потом, опять же, менять простыни. Только немного чаще, чем в общине. А ведь делать это незаметно на кровати, которую делишь с кем-то, гораздо труднее, чем на личной односпальной. Тем более трудно не вызывать подозрений, если сосед по кровати — с любопытством сдвигающий брови к переносице человек, которому уже давно хочешь всё рассказать, но не можешь. А ещё труднее делать это незаметно, если он до твоего появления постельное бельё менял от силы раз в месяц. Поэтому Чёрный старательно изображал из себя чистюлю, ненавидящего пыль, и прятал горящие уши в ванной, смывая там невинных увлажнённых спермой пылевых клещей, запихивая простыни в стиральную машину и сдерживая изредка подступавшие к горлу рыдания бессилия. Курильщик, однако, тоже мечтал о Чёрном. Уточним детали: именно он предложил Чёрному остаться в своей квартире в день, когда тот только пришёл спустя годы разлуки. Именно он предложил ему лечь в свою кровать. Именно он однажды безбашенно придвинулся к Чёрному и поцеловал его в губы. Да быть не может, что с наслаждением целующийся, прижимающийся к вам, зовущий жить вместе и явно не гетеросексуальный мужчина хочет вас до полусмерти, но боится, что вы сами ничего не хотите, раз не действуете. И он точно не допускает мысли о том, что вы такой же нерешительный идиот, и не тешит себя этой надеждой. Нет-нет, не подумайте. За окном занимался акриловый рассвет. Курильщик проснулся раньше Чёрного, залюбовался на скинувшие одеяло в сторону мускулистые ноги и вдруг кое-что увидел на шортах, из-под которых эти ноги выглядывали, а немного того же кое-чего заметил рядом на матрасе. Это была жидкость, которую Курильщик иногда видел и у себя на кровати до того, как решился передёрнуть на воспоминания о Чёрном и, соответственно, до того, как стал видеть эту жидкость в унитазе. Колясникам простыни менять было непросто — его можно было понять. Тем временем Чёрный умиротворённо скалился. «Чёрт, что он сейчас видит? Почему он так блаженно улыбается? Из-за кого? Ну не из-за меня же? Хотя из-за кого ещё?» Просто разрядка организма. Стандартная. Для лишённого утех индивида. Но, видимо, часто она случается, — вот причина, из-за которой стиралка так надрывается. Видимо, чего-то Чёрному хочется, но, если Эрик в его желания не входит, зачем Чёрный тратит на него время и кормит поцелуями?.. Эрик в ту минуту, кажется, понял всё. Он чётко сформулировал смутное подозрение, давно его преследовавшее, что у Чёрного есть страх быть отвергнутым и заодно отосланным куда подальше за свои сексуальные желания. Страх, что Эрик — фазан целомудренный, противник всех возможных проявлений симпатии опаснее объятий, или — ох, а вот эта мысль Эрику не понравилась — что он половой партнёр гораздо худший, чем повелитель постельного белья из снов. Но первый вариант был ближе к истине. Эрик не знал об этом, но с упоением догадывался. Эрик вспомнил многие жадные взгляды Чёрного, его аккуратные просьбы поцеловаться, движения его языка по своему языку — и его мозг послал сразу два сигнала. Один — в соседний отдел лобной доли коры больших полушарий, где хранились разрешённые загадки. А другой — в область паха. Нужно было что-то сделать с возбуждением. Он посмотрел на Чёрного. Наверное, прямо сейчас растолкать его и заявить о диком желании совокупляться будет неправильно. Пускай спит. Но, чёрт возьми, хотелось, чтобы он сам проснулся и предложил покувыркаться. Курильщик вздохнул и с трудом переместился на коляску. Чёрный не шелохнулся. Только слегка всхрапнул со сладким придыханием, заставив Курильщика немного ускорить своё движение в уборную, где ему предстояло, вспоминая это всхрапывание, вылить миллионы половых клеток в канализацию и начать разрабатывать стратегию нападения на Чёрного вне своих мечтаний. А день-то намечался выставочный и суматошный. Недавно Эрик предложил Чёрному стать своим — пока что не мужем, но уже хоть чем-то — менеджером, потому что помощь Чёрного в управлении картинным бизнесом художника была незаменима. Он, может, и был абсолютным бревном в плане продвижения их отношений, но зато он, в отличие от Эрика, умел считать, был гораздо увереннее во всех других вопросах, да и внушал слушателям своей речи больше страха и почтения, чем щуплый Эрик с его тонким, почти мальчишеским голосом и блестящими юностью глазами. А ещё Чёрному нужна была работа: он долго ничего не мог найти с тех пор как перебрался в город, а когда нашёл, ему на новой работе не очень понравилось. Точнее выражаясь, Чёрный регулярно покрывал работодателей благим матом, и хотя Курильщика это умиляло, — а что с него взять? — он вскоре решил поберечь Чёрному нервы и предложил ему совершенно непривередливого и лояльного до одури работодателя — себя. Чёрный согласился. Он был решительно «за». За то, чтобы быть хоть чем-то Эрику полезным, за то, чтобы сопровождать его на выставках, и за то, чтобы быть с ним на несколько часов подольше, любуясь его выставочной растерянностью, защищая его от недоброжелателей и чувствуя себя при этом крутым телохранителем. Сейчас Чёрный проснулся. Ровно за минуту до будильника. Нужно было ускоряться и освобождать ему ванную для утренних ритуалов и ритуалов с постельным. А Чёрный беззвучно матерился на то, что так и не приобрёл какие-нибудь трусы для спасения от поллюций.

***

Перед выходом на выставку Курильщик завязал Чёрному галстук. А Чёрный, помявшись и сглотнув десять раз, смог-таки предложить Эрику свой поцелуй. И тот окончательно убедился в необходимости осуществления своего плана на вечер. Плана, который было крайне непросто придумать, а осуществить будет ещё сложнее. Но, Эрик был в этом уверен, оно того стоило. Вечером, когда отгремела выставка, — вполне удачно, благодаря помощи Чёрного и улучшившемуся мастерству художника, — Курильщик с живописнейшей усталостью завалился на кровать. В грязной одежде. — Уф-ф… Чёрный, извини. Придётся тебе опять пыль гонять из постельного, я тут всё запачкаю. Чего-то вымотался ужасно. Неловко тебя просить, но… может, поможешь мне раздеться? Ужас. В голове всё звучало намного лучше и убедительнее. Бросив быстрый взгляд на лицо Чёрного, Курильщик заметил, что оно выражало полнейшее недоумение. Но на дне голубых глаз он, кроме того, заметил ободряющий явный интерес. И не остановился. — Мне долго стягивать, а руки уже не двигаются. Про ноги ты знаешь. Если ты не против, то… — Я не против, — Чёрный подошёл слишком резко и чересчур уверенно. — Не волнуйся за бельё. Ты заслужил отдых, а я тебе чуть карьеру сегодня пару раз не угробил — надо отдуваться. — Ну неправда, — заспорил Курильщик, пока Чёрный расстёгивал пуговицы и этим заставлял его прилагать усилия, чтобы оставаться красноречивым и удерживаться от притягивания Чёрного за галстук прямо сразу. — Ты хороший менеджер. Без тебя я бы вообще не мог сейчас шевелиться. — Рад, что ты можешь. Ты красиво шевелишься, — ляпнул Чёрный, широко улыбнулся и покраснел. За что Курильщик ещё обожал Чёрного, так это за неловкие комплименты. На их фоне собственные комплименты Курильщика казались элитарными. А между тем Чёрный, кажется, клевал на приманку. Он страдал. Он касался Эрика, был ужасно близко и сходил от этого с ума. Ему становилось в костюме всё жарче, он не верил своему счастью — далее читаем по составленному Курильщиком списку желаний. А сейчас, когда Чёрный дошёл до брюк, он завис. Поддеть застёжку — раз плюнуть. Но Чёрный понял, что на снимании штанин остановиться будет непросто. Придётся собрать остатки воли в кулак. Если бы его потряхивание видели сейчас люди с выставки, перед которыми он уверенно, уравновешенно и не оставляя выбора выдвигал условия сделки, они бы Чёрного точно не узнали. Он расстегнул ширинку. Начал стягивать брюки. Курильщик сосредоточенно думал, что именно теперь сказать, чтобы ничего не запороть. Он набрал в грудь побольше воздуха, привстал на локтях и выдохнул: — Хочешь? И мысленно выругался. Чёрный поднял на него глаза. Курильщик, с тонкой морщинкой на животе, с поднимающимися и опускающимися рёбрами, лежал под ним и смотрел отчаянно. Чёрный был без понятия, что он имел в виду, но, честно говоря, что бы Курильщик ни имел в виду, Чёрный уже был готов заверить, что согласен и что «хочет». Он был на пределе. Шальная мысль заползла за барахлящий экран сознания, перед которым оказался полуоголённый Эрик Циммерман, и Чёрный, боясь предполагать, что он умеет правильно читать намёки, переспросил: — Что? Ты о чём? Курильщик закусил губу. Хотелось его уже хлестнуть членом по лицу за недогадливость. Но надо подобрать пригласительное выражение. Какое? Как адекватно предложить близость? Как не отпугнуть? Стои́т гора, рядом стоит, а вдруг испугается и убежит от Магомета? Но теперь уже вряд ли убежит — крепко привязана. Вроде бы. Была не была. — Трахни меня, пожалуйста. Решив, что фраза была достаточно однозначной, Курильщик, красный, как рак, и совершенно обескураженный собственными действиями, отвёл глаза в сторону и нервно нахмурился. Чёрный ждал чего-то подобного. Но всё равно задохнулся от смущения. — А, э, о, — посыпались на Курильщика беспорядочные междометия, — ну, я очень хочу, да. Я… Ты… Не слишком устал для этого? Нет, я-то совсем не устал! Чёрт, я вспрел, как свинья, сейчас навоняю тебе… И почему я не мог сейчас литературнее выразиться?.. Курильщик облегчённо ухнул. Он хочет. Теперь всё точно. — Тогда давай ополоснёмся. Можем прямо в ванной, в принципе… или потерпим? — Я что угодно вытерплю, я ждал этого с восемнадцати лет. Эрик, ты не представляешь… — Мне кажется, я представляю. — А. Ну да… — Давай потерпим, раз мы такие терпеливые, — сам себе удивился Эрик. — Хорошо. Тебя отнести? Не дожидаясь ответа, Чёрный подхватил Курильщика на руки. Тот засмеялся и прижался к пиджаку голым телом. Чёрный открыл дверь в туалет. С невероятной стойкостью снял с Курильщика белые «Кляйны». Усадил его на скамейку в ванне — рычаг для самостоятельного перемещения на скамейку в этот раз не пригодился — и поцеловал в губы. Этим поступком он сжёг Эрика моментально. — Подождать договорились же, — усмехнулся Курильщик смущённо, но безжалостно, а сам затрясся от желания. Чёрный кивнул. Его соблазнили. Пусть у Курильщика останется бо́льшая часть власти, так уж и быть. Чёрный с годами научился уступать бразды правления, когда ситуация требовала. — А чего бы ты конкретно хотел? — Чёрный снимал штаны. — Что мне… м-м… с тобой сделать? Я могу, конечно, сразу вставить, но, может, ты минет бы хотел? — Как же я тебя люблю, — чувствуя себя посетителем ресторана, разнежился Курильщик, краснея ещё гуще и настраивая напор, пока штаны Чёрного улетали вслед за пиджаком и галстуком. — Ты ужасен. Милейшее создание. Чистейшее и невиннейшее. Хочу тебя страшно. А над вопросом твоим справедливым надо подумать. Вода полилась на плечи, на бесчувственные ноги, скользнула в промежность. Чёрный подошёл и вопросительно вскинул брови, а Курильщик кивнул. Чёрный взял душ из его рук и, намылив мочалку, растёр гель по бодро ёрзающему художнику, ещё несколько минут назад изображавшему смертельного устальца. По спине, по груди, под мышками. Эрик вскоре понял, что можно косить глаза на голый торс или даже бесстыдно пялиться на пресс, который приходилось раньше урывать мельком при переодеваниях Чёрного или пожирать с большой осторожностью во время тренировок Чёрного топлес. И Курильщик выбрал пялиться. «Спортивный, красивый, заботливый, осторожный, горячий, везде готов мыть — и весь мой…» — он с вожделением смотрел на рельефный живот, на руки, на покрытую золотистыми волосками грудь, на атлетичные бёдра и на болтающееся между ними великолепие. Сладко облизывался, представляя, что ждёт их простыни сегодня, и практически урчал от удовольствия. Чёрный мыл Курильщика со старанием и плохо скрываемым восторгом. Когда его рука направилась ниже живота, Эрик перехватил её и выразительно посмотрел на Чёрного: — Давай здесь я сам. Потерпи чуть-чуть. И Чёрный, задохнувшись от очередного приступа похотливого восторга, отдал ему душевой шланг. А хотелось предложить свой. Но пока пришлось сбегать прикатить коляску. Вскоре Курильщик был выужен из душа. Чёрный завернул его в полотенце, обтёр, пересадил на коляску, а сам ступил под струю. Волнение немного отпустило под расслабляющими языками горячей воды. Курильщик, ни на секунду не отрывая взгляда от Чёрного и поглощая глазами ягодицы и спину, грелся на коляске. Чёрный же грелся под его взглядом. Он старательно промыл всех феромонных виновников торжества — подмышки, мошонку и слегка пульсирующий от предвкушения член. Всё должно было пройти идеально. Эрик тоже так считал, поэтому взялся чистить зубы.

***

В ту же секунду, как Чёрный с Курильщиком оказались в кровати, они агрессивно сомкнулись в поцелуе. Поцелуй отличался от предыдущих: в нём была задействована вся накопившаяся за годы воздержания страсть. Когда же Чёрный собирался взяться за Курильщика пониже, Курильщик вспомнил о заболеваниях. Передающихся половым путём. А ведь чуть не забыл. — Милый, милый, сладкий, вкусный, подожди! — смеясь раздраконившемуся Чёрному и радуясь, что правильно понял все его желания на стадии разработки плана, мягко отпихнул голодную голову Курильщик. — Я не хочу, чтобы ты от меня что-нибудь подцепил — я не проверялся. Залезь в тумбочку, там чудеса контрацепции… Чёрный вскочил. — Как же это я забыл? Я тоже купил… Ну… Я надеялся решиться и упросить тебя как-нибудь. Они ещё и со вкусом, прикинь. Угадай, с каким. Курильщик сломался. Перед ним предстал довольно щурящийся Чёрный, который напрочь выбивал все мысли из головы. Чего? Со вкусом? Нужно что-то угадать? А что там Эрик сам только что предложил? У него всё плыло перед глазами, оставляя только осознание, что Чёрный рядом и что его можно будет всего целовать. — С помидорами, — Чёрный басовито хихикнул, тут же от этого звука смутился и полез в свою сумку, чинно стоявшую на тумбочке. Эрик пришёл в себя. И заржал в голос. Чёрный тоже готовился. Чёрный тоже мечтал о нежностях всё это время. Это очаровательно, конечно, но... Но в какой-то момент своей жизни Чёрный встал перед полкой с презервативами в универмаге и представил, как обволакивает Эрика помидорным вкусом. Или, наоборот, на себя этот вкус натягивает. Курильщик прыснул, хотя сам, наверное, выбирая стандартные, выглядел не лучше. — Ты смеёшься заразительно, — улыбался Чёрный, присев на кровать и становясь одним цветом с вынутой красной упаковкой. — Вроде тут нет ничего аллергичного — чесаться не будет. Надеюсь. Или лучше не оригинальничать в первый раз? — Ну, теперь у нас нет выбора, — отсмеялся Курильщик. — Натянешь? Чёрный с трепетом взял в ладонь скромный размерами, но изящный член Курильщика. Не сдержался и провёл по коже подушечками пальцев. Курильщик рвано выдохнул и слабо сжал бортик кровати одной рукой, а Чёрный расправил гармошку и обволок член в латекс. Курильщик с каждым его движением дышал всё чаще и чаще. Чёрный с щёлкающим звуком нацепил презерватив и на себя, затем с истошным рычанием и кличем «наконец-то» подался вперёд и снова оказался напротив лица Курильщика. И откуда в Чёрном столько страсти… к нему? Что такого в Эрике особенного? Однако самоуничижения быстро вылетели из головы: Чёрный наклонился и впился ртом ему в шею, двигая губами к центру образуемой ртом окружности. Потом прыгнул к лицу, поцеловал в нос, в висок, в дальний угол левой щеки, за ухом. На губах остался привкус каштановых волос, но надолго губы вкус не задержали: Чёрный спускался ниже молниеносно. Курильщик едва успел ухватиться за его грудь на мгновение, чувствуя пальцами тонкие волосы, — и ему тотчас же пришлось отпустить сползшие вниз бугры и зарыться руками в волосы подлиннее на белобрысой голове. Перед Чёрным же была грудь Курильщика. Как там сны учили? Обязательно легонько куснуть за сосок, провести языком вверх-вниз по грудине, посчитать губами рёбра, обвить основание члена пятернёй… Курильщик начал полуслышно стонать ещё на поцелуе за ухом, а теперь, когда шероховатый язык Чёрного оставлял влажный след у него на животе, а массивная ладонь стискивала вставший член, двигаясь туда-сюда, стоны Курильщика стали слышны, вероятно, в соседнем квартале. Он не представлял, что будет, когда Чёрный коснётся члена ртом. А вот уже и не надо представлять. Чёрный зарылся носом в пушок на лобке и поцеловал верхнюю складку, провёл языком по тонкой резинке, снова задержал губы широким обхватом в одном месте, поводил ими, как будто шарик помидорного пломбира хотел втянуть одним движением губ, и легко укусил. Легко. Но Курильщик взвизгнул. А говорили, что совсем не ярко ощущается с презервативом. Обманули. Чёрному пришлось оторваться, поднять голову на Курильщика и уточнить, всё ли с ним в порядке. С ним не всё было в порядке — скорее, всё было в полном беспорядке: лохматый, красный, за сегодня во всех смыслах взмыленный, но небесно довольный. А это главное. — Ну эй!.. почему… остано… вился?! — просипел Курильщик возмущённо, когда пауза затянулась, а член заныл от бездействия. «Засмотрелся», — про себя ответил ему Чёрный, послушно возвращаясь к брошенному на полпути. Он оплёл головку ртом, а затем погрузил в себя Курильщика поглубже, водя щеками. У него у самого между ног всё ходило ходуном, но он ждал. Сначала удовлетворить Эрика, а потом уже беспокоиться о собственных проблемах. Сперма вылилась в полость помидорной резиновой ёмкости. Курильщик издал хриплый томный звук и откинулся повыше на подушки. Чёрный с налившимся кровью достоинством тяжело лёг рядом. Курильщик с ленивым сочувствием посмотрел на мокрого Чёрного, опустился глазами на его столбоподобный орган и — инстинктивно — ухватился. Чёрный вскрикнул и весь зашатался. «Гора пришла к мухомору», — путанно и бессмысленно пронеслось в сознании Курильщика, он взял член Чёрного двумя руками и нежёсткой крапивой повращал кожу в разные стороны. Потом он подрочил ему, как дрочил себе — вертикально, плавно ускоряясь, чувствуя невероятную власть над извивающимся Чёрным. За властью пришло прошибающее торжество от чужого быстрого и смачного оргазма. Потом Курильщик привалился к своему тяжело дышащему и плохо соображающему партнёру сбоку, обнял и поцеловал в висок. — Это было что-то… — он с нажимом выдыхал Чёрному в ухо после каждого слова, — что-то… с чем-то. Ты сногсши… А ой… Ты… Шикарный. Да. — Это было даже лучше, чем я себе представлял, — зажмурился Чёрный. Затем он открыл глаза и посмотрел на Эрика. Счастливо улыбавшегося в потолок. И облизнул губы: — Тебе… правда понравилось? — Ты шутишь? — снова выдохнул Курильщик, резко обернувшись. — Лучший день в моей жизни. Без шуток. — Как же я ненавидел себя за все эти мысли, — пробормотал Чёрный, а Курильщик внимательно приподнялся на локте: — За какие? — Понимаешь, Эрик, — Чёрный отдышался, прояснил взгляд и продолжил: — ещё в Доме это началось. Ты был моим хорошим другом — единственным другом, раз уж на то пошло. С тобой было очень приятно общаться, ты был мне и как человек, разумеется, безумно важен, но в свободное время я фантазировал о тебе и мечтал тебе присунуть. Чувствовал себя из-за этого очень паршиво. А ты, оказывается, всё это время тоже… Или не всё это время? Извини… — Дурак ты, — буркнул Курильщик, успокаивающе поглаживая широкую грудь. Чёрный сдерживался всё это время. Чёрный мог уже давно его пригвоздить к койке и отыметь. Но он ждал разрешения. Лёжа с Курильщиком в одной кровати, страдая от эротических снов и продолжая чего-то стыдиться. Это было просто невероятно мило и глупо. Ну и сила воли. — Солнечный ты придурок. Из-за этого от меня и уехал? Чёрный скривился. Да, он оставил Курильщика во многом потому, что был уверен в безнадёжности своей привязанности. — Да как по тебе было не течь, Чёрный? Ты же… Такой умный был, сильный, смотрел всегда в корень проблем, аккуратный, ну, красивый, что уж тут, и мне много внимания уделял вдобавок — чего только салат сто́ит… А меня тогда как раз пубертат начал в полную силу донимать. Мне было шестнадцать, когда я понял, что у меня от тебя крышу сносит. Я разбирал досконально каждую секунду наших с тобой диалогов, я представлял тебя в самых разных позах, со стыдом и наслаждением мастурбировал на тебя, когда получалось уединиться… И потом ты уехал. Я думал, что сойду без тебя с ума. А с тобой, оказывается, схождение с ума идёт гораздо быстрее. Но мне так больше нравится. Чёрный помолчал. — Прости меня ещё раз. Я не должен был уезжать. Я надеялся… Я планировал… Да к чёрту, всё равно ничего не вышло. Ты был мне важнее всего, а я тебя оставил в погоне за какими-то вожаческими титулами, — он побарабанил пальцами по краю кровати, собираясь с мыслями и взвешивая, стоит ли ещё что-то говорить. — Теперь я готов тебе подчиняться — хватит с меня руководящих должностей. Буду исполнять всё, что только попросишь, честно. С удовольствием. С особенным удовольствием буду исполнять просьбы вроде твоей сегодняшней, — он усмехнулся. А Курильщик вспыхнул. — Ну блин, а как я ещё мог тебе сказать, что хочу интимностей? «Чёрный, не могли бы мы заняться сексом?» «Чёрный, выеби меня, умоляю». «Чёрный, а Чёрный, не хочешь ли сразиться на световых мечах?» Чёрный-а-Чёрный расхохотался. — Хорошо хоть не «давай шпили-вили». А то Рыжий жене только такими словами и предлагает. Как она ещё не сбежала от него — без понятия. Но вообще… Как бы ты ни предложил, я бы согласился. — А сам чего не предлагал? Ладно не предлагаешь, но ещё ведь стоишь истуканом! Я тебе вовсе не толсто намекаю, а у тебя мозг будто совсем отключился. — Мало ли, вдруг ты правда просто переодеться не мог? — Ну вот что ты делаешь? Доумиляешь меня своей невинностью. Я же сейчас буду второй тур требовать. Чёрный перевернулся к нему и оказался в пугающей близости от его лица. — Я готов. Поворачивайся. Курильщик оторопел, забыл про все шутки, которые хотел пошутить, и смущённо отвёл взгляд. — Не хочешь? Ну тогда не будем, — мгновенно среагировал Чёрный. — Нет-нет, я хочу! Просто… Боюсь. Немножко. Всё-таки… вдруг там что? Или ты опыта набраться успел? Чёрный покачал головой. — Пытался я с девушкой отношения построить, — выдавил он признание, — но не дошло ни до чего. Я быстро понял, что обману её и самого себя. Она была хорошей, ничем не заслуживала такого отношения. А мне был нужен только ты. Они помолчали. Небольшое отвлечение разума от пошлых мыслей и действий обратило внимание Курильщика на стучащий в окно дождь. — Я очень рад, что ты смог прийти. И что сегодня согласился на моё ужасное соблазнение. Ты… ты замечательный, правда. Я тебя не виню ни в чём. Чёрный почувствовал, что его обволакивает чем-то очень приятным и никак не связанным с возбуждением. Он любил Курильщика. Страшно любил. Чёрный прижал его к себе поближе и зарылся носом в макушку. — Давай в следующий раз, может? Для первого раза достаточно, думаю. Посмотрим какие-нибудь ролики образовательные… — тихо сказал он в каштановые волосы над ухом. — А сейчас поздно уже, надо спать ложиться. Спасибо тебе. За всё. — И тебе… Помидоры попробую в следующий раз тогда. Как они, кстати, на вкус? Надо как-то презервативы снять. Как это делается? И обмыться бы опять не помешало.

***

Курильщик придвинулся к Чёрному и посмотрел на него вопрошающим взглядом. Чёрный отложил книгу и повернулся: — Хочешь? — Угу. — Отлично. Который это раз за неделю простыни менять будем? — Не считал. И не мои это проблемы. Их тебе менять. Проверка на ЗППП гоняла счётчик на воду. Медовый месяц затягивался.