Стальная Струна

      — В честь императора и Рима шестой шагает легион… — и затухание. Струны гитары медленно, будто нехотя, отпевают свой последний звон и небольшая полянка погружается в тишину, развиваемую лишь потрескиванием костра.       Вскоре послышались вялые, вежливые хлопки, но не столько от какого-то неодобрения в сторону исполнителя, сколько ввиду состояния слушателей, которые, за последние несколько часов, употребили не одну бутылку крепкого алкоголя. Песня же, знаменитый «Орел Шестого Легиона», была выполнена первоклассно — с рычащими нотками в голосе отчаянного легионера, отдающего свою жизнь за Вечный Рим, с вдохновением и гордостью бойца, смотрящего на так и не упавшую Аквилу.       В общем, всё было на высшем уровне, а иного Степан себе и не позволял даже в таком свинском состоянии, в котором сейчас находился. Рождённый в семье пианиста и певицы, Ленченко всегда учили ценить музыку и не похабить её ужасным исполнением. «Если не можешь спеть, не пой» — говорил ему отец, а мать лишь кивала, добавляя, что будучи в одиночестве, можно кривляться сколько угодно, подбирая тон, однако, ежели ты перед кем-то выступаешь, то будь добр, выложись на максимум.       И у Степана был талант к музыке. Он умел хорошо играть голосом, показывал, казалось бы, искренние эмоции при пении и приправлял всё это хорошим музыкальным аккомпанементом.       Он пел чужие песни, пел собственноручно написанные стихи, переделывал чужие слова и, к своим двадцати пяти годам, его вполне можно было назвать музыкальным профессионалом. Правда в том смысле, что мужчина был знатоком своего дела, а никак не работал в этой стезе. С данными Ленченко вполне можно было податься на сцену и даже добиться кое-какого успеха. Об огромной славе тут речь не идёт — она, в большинстве своем, полагается на банальную удачу, но уж локальной-то знаменитостью своего города Степан мог стать наверняка. Однако, молодому поэту-песеннику слава была не интересна. Точнее нет, не так. Само по себе, признание греет душу любому человеку, но мужчина откровенно не любил всего, что связано с выступлениями. Езда туда и обратно, подготовка, проверки, шум пьяной или просто хорошо настроенной толпы, общение с ней. В общем, не то, чтобы Степан называл себя интровертом, но всего этого он старался избегать, ценя в музыке именно музыку, а в песнях именно песню, но никак не связанным балаган.       Впрочем, кое-какой славы он, всё же, добился, когда завел свой канал на YouTube, на котором выкладывал каверы и песни собственного написания. Людям понравилось, а Ленченко мог радоваться музыке, сидя в уединении своей квартиры. Кстати, для этого же канала, ради больше аутентичности, Степан стал осваивать другие инструменты, от какой-нибудь банальной скрипки, до чего-то более экзотического, о что и язык сломать можно. Некоторыми из них он овладел на достаточно неплохом уровне, вплоть до того, что научился импровизировать, другие же были известны ему для пары нужных мелодий. Но коллекция музыкальных инструментов у него собралась довольно большая и занимала целую комнату в оставшейся после смерти родителей квартире.       Ну а касательно того, что происходит сейчас? Иногда, когда за окном было лето, а настроение хорошее, парочка давних друзей, всё же, вытаскивала «Стёпу-затворника» куда-нибудь в лес, провести время за жаренным на костре мясом, бутылкой-другой, ну и, конечно, песнями. Сколько их Ланченко знал и не сосчитать. Вообще, это была довольно забавная его черта — он абсолютно не разбирался в современной поп-музыке, но вот вытащить из памяти забытую даже Богом песню, написанную в тысяча восемьсот бородатом году — это запросто. Так что, когда кто-то упоминал условного Моргенштерна, всё что мог выразить на этот счёт Ланченко, это вспомнить, что оный использовался германцами даже в Первой Мировой Войне. А если спросить, кто продал душу Дьяволу на перекрёстке, Степан даже не задумается, начав перечислять песни Роберта Эл Джонсона. Вот такой вот бзик у этого конкретного барда.       Так и на этот раз, пара товарищей музыканта вытащила его в лес, неподалеку от родной Казани, где они уже шестой час к ряду пили, пели и ели.       — Давай ещё! — нетрезво пробасил Сергей, товарищ ещё с университетских времён. Огромный, под два метра ростом и широкоплечий бугай, который в трезвом состоянии был на удивление знающим историком, но в подпитии превращался в мистера Хайда и прям-таки соответствовал своей внешности.       — Не, парни. — тоже чуть пьяно, но не настолько, отозвался Степан, оглядывая всю их небольшую компанию, состоящую из шести человек, включая его самого. — Устал я уже, не хочу горло сорвать. — в ответ на это, послышалось недовольное бурчание, но никаких возражений не последовало.       Что последовало, так это тирада Сергея на тему бардов старины, которые горла не жалели, но пели. Не особенно заинтересованный рассказами пьяного друга, Степан извинился и отправился в собственную палатку, стоящую рядом. Хотелось немного полежать и отдохнуть.       Когда же Ланченко разлегся на спальном мешке, то мог слышать, как историк перешёл с непосредственно предмета своего изучения, на историю выдуманную. Если быть более точным, то он стал перечислять всех известных ему бардов и шутов из цикла Песни Льда и Пламени, что, впрочем, не удивительно. Сергей был не просто поклонником серии книг Джорджа Мартина, но настоящим фанатом, и никогда не упускал возможности поделиться своими знаниями касательно этой вселенной, способный притянуть их к любому разговору.       Сам Степан был знаком с книгами довольно поверхностно — под этим подразумевается, что Сергей не отставал, пока музыкант их не прочтет, что он и сделал, получив информацию об основных событиях, но не особенно углубляясь в детали. Ну и сериал от HBO посмотрел, куда же без этого, когда он из каждой щели лез. В общем, с главными событиями Саги Степан был знаком на четвёрку, какие-то менее важные подробности знал на три, а уж мелкие детали дай-то Бог на двойку, ну, может, с плюсом.       И вот так, слушая о шуте-пророке по имени Пестряк, Ленченко и сам не заметил, как задремал, проиграв бой алкоголю.       Пробуждение было неожиданным и сопровождалось резкой болью в животе, появившейся от резкого удара.       — Кха! — чуть было не распрощавшись с ранним ужином, Степан согнулся пополам и, с некоторым удивлением, обнаружил, что находится в сидячем положении, хотя был уверен, что засыпал лежа. Но эти мысли были отброшены в сторону в тот же момент, когда мужчина восстановил дыхание и сделал первый вдох. Это был уже второй момент, который едва не принудил Ленченко выблевать всё содержимое желудка. Вокруг пахло ужасно — дерьмо, моча, пот и чёрт знает что ещё, всё это смешалось в ужасную какофонию запахов, которые выдержать было практически нереально. Не может так пахнуть в лесу, даже находящемуся близко к городу!       — Эй, просыпайся выблядок! — грубый мужской голос обращался к Степану, в этом сомнений не было, но причина оскорблений и удара была непонятна, как был неизвестен и говоривший. — Пора платить за место! — бард не понял, о чём речь. Они вполне себе заплатили за разбитие лагеря в лесу и место было за ними до самого завтрашнего обеда.       Это уже было вторым указателем на то, что нечто странное происходит вокруг. Третьим был факт отсутствия голосом его компании, которые наверняка бы возмутились столь бесцеремонному отношению со своим другом.       Степан выпрямился, вновь оперевшись о стену, уже даже не успевая отметить её наличие в лесу, так как открыв глаза, он увидел абсолютно сюрреалистичную картину — над ним стоял полноватый мужчина, одетый в то, что можно было определить как сильно поношенную одёжку ЛАРП-еров, на собрания которых музыкант иногда выбирался. И ладно бы это, ведь кое-как, но объяснить можно. Куда сильнее его шокировало окружение, которое, из леса, превратилось в какую-то городскую улицу со старыми и покошенными деревянными домами, её обрамляющими. Ну и люди, что по ней ходили, были как на подбор — в рваной одежде старинного образца.