В пещере царил холод, хотя понять, от чего больше дрожали руки: то ли от низкой температуры воздуха, то ли от физической усталости и моральной измотанности, было сложно. Но скорее всего, сложилось всё вместе.
Прошло почти два часа с тех пор, как капитан третьего ранга Борис Тарасов, командир группы специального назначения «Смерч» и боец того же подразделения, сержант Олеся Уманова оказались наглухо заблокированными в горной пещере, где им пришлось укрыться от преследования боевиками. В нынешней операции всё пошло наперекосяк с самого начала. Информация, которую их группа получила у себя на базе перед вылетом, оказалась неполной и неточной. В результате, отряд не только ждали, но и заманили в хорошо подготовленную ловушку, вынудив разделиться. Бизону с Умановой пришлось уходить самостоятельно вдвоём, в то время как остальная группа предприняла попытку прорыва другим путём. Что с ними и удалось ли им пробиться, Тарасов не знал, оставалось лишь надеяться.
Узенькая тропа привела их с сержантом в небольшую пещеру, расположенную высоко в горах, где они надеялись укрыться, перевести дух и выработать план дальнейших действий. Пути вниз не было, в этом Тарасов был абсолютно уверен, как и в том, что внизу их ждали отнюдь не дружеские объятия. Связи не было, хотя останки рации, разбитой попаданием пули, Бизон унёс с собой. Еды и воды тоже не было, боеприпасы захваченного трофейного оружия оказались на исходе. Относительно целой удалось унести аптечку. Но хуже всего было не это: перед самым входом в пещеру Уманову достал снайпер. И вот уже два часа сержант медленно истекала кровью на полу. Самого Бизона крепко приложило близким взрывом, в голове до сих пор плавал туман, но каптри стойко держался, борясь с тошнотой и головокружением.
Единственная бутылочка с нашатырным спиртом, оказавшаяся в аптечке, выскальзывала из пальцев. Крепче стиснув ёмкость во влажной от пота ладони, превозмогая боль в израненных руках, Бизон всё же сумел вытащить пластиковую пробку, с тихим хлопком выскочившую из горлышка. Он тут же вытащил из аптечки салфетку и пропитал его резко пахнущей жидкостью. Тратить имеющиеся скудные ресурсы на себя он не решился, Умановой сейчас было нужнее. Тарасов придвинулся к сержанту, стараясь не обращать внимания на боль в избитом во время жёсткого допроса теле.
Ума, едва живая, с мертвенной бледностью на лице, в покрытой пылью одежде лежала на каменном полу. На форменной куртке выделялось бурое пятно, расползавшееся всё шире с каждым движением слабо вздымавшейся и опускавшейся груди.
Бизон поднёс салфетку к лицу Умановой. Та лишь поморщилась, слабо дёрнув головой, но сознание к ней так и не вернулось. В конце концов, Тарасов устало прижался спиной к ближайшей стене и закрыл глаза. Острые скальные выступы больно врезались в тело, но ему было уже всё равно, синяком больше, синяком меньше. Какая разница, если они, похоже, тут и останутся. Уманова слабела с каждой уходящей минутой, и помочь ей он ничем не мог. В воздухе повисли практически осязаемые отчаяние и безысходность.
Почувствовав, что от усталости начинает проваливаться в сон, Бизон резко открыл глаза и понял, что слышит стон. Склонившись над девушкой, Тарасов тихо спросил севшим из-за пересохшего горла голосом:
— Лесь, ты меня слышишь?
Мутным взглядом Ума обвела пещеру, с трудом понимая, где она, и что произошло.
— Г… где… м… мы… — Уманова закашлялась, чувствуя, что малейшее движение, каждый звук, отдаются мучительной болью. Из уголка рта потекла тоненькая струйка крови.
Бизон придвинулся ближе. Бережно и аккуратно уложил её голову себе на колени. Уманова попыталась улыбнуться, но снова закашлялась и застонала от боли. Рукой она попыталась нащупать перевязанную рану, но Бизон не дал, хотя понимал, что инфекция ей уже не грозит.
— Хол… од… но… — с трудом, стараясь не вызвать кашель вновь, просипела девушка. — Биз… он…
— Шшш, — произнёс Тарасов. — Тебе нельзя говорить, постарайся сохранять сознание. Нас уже ищут, я вызвал помощь, пока ты была в отключке, — если бы остались силы, Бизон сам себе удивился бы, с какой лёгкостью он солгал своему бойцу. Рация была безнадёжно испорчена, и, имея под руками лишь камни да песок, он ничего не мог поделать.
— На… ши… ус… пе… ли… уй… ти… — не обращая внимания на его слова, прохрипела Уманова.
— Успели, успели, не волнуйся. И не говори, постарайся подремать, так время пойдёт быстрее, нас скоро найдут, и пулю из тебя вытащат, и заживёт всё как на нашем Коте. И картошку чистить будешь за неподчинение приказам, — ответил ей Тарасов, чувствуя, как горло сдавливает спазм, а разум закипает безысходной яростью. Почему он, закалённый боями, почти сорокалетний мужик получил одни синяки да ссадины, а молодая девчонка, годящаяся ему в очень младшие сёстры, умирает у него на руках???
Уманова слабо улыбнулась обезкровленными губами и закрыла глаза. Пускай командир думает, что она ему поверила. Пусть. Ему так будет проще, не знать, что она видела безнадёжно испорченную рацию. Даже если их и найдут, она не успеет выжить. Умирать не хотелось. Хотелось снова увидеть Батю, Багиру, переглядки Кота и Муры, умничающего Физика и занудствующего Пригова. Да, блин, хотелось даже эту чёртову картошку чистить!
По виску Умановой скатилась одинокая слезинка.
«Картошка!», внезапно вспыхнувшая в голове мысль, заставила вернуться ускользающее сознание. Она ведь не со зла не подчинялась приказам, не для того, чтобы позлить командиров. Ей, рано оставшейся без родителей, по-детски хотелось внимания. Пусть и добытого в виде выговоров и выволочек. Погибшую некогда семью ей отчасти заменил «Смерч»: мама-Багира, строгий папа-Булатов, ворчливый дедушка-Пригов, братья и сестра Кот, Физик и Мура, и Бизон — старший брат, которого ей не хватало, на которого хотелось равняться и быть похожей. Нужно успеть сказать, что они все ей очень дороги, хотя бы попытаться успеть.
Собрав последние остатки сил и с трудом втянув в лёгкие воздух, Ума прохрипела, с усилием выталкивая из себя слова:
— Биз… он… ес… ли я… не… вы… жи… ву… — новый приступ кашля, сотряс всё тело девушки, — не… пла… чь… те о… бо… мне… в… вы… в… все… да… ли… м… не… то… — от боли на её глазах выступили слёзы, — че… го… м… не… т… ак… не… х… ва… та… ло… С… се… мью…
Бизон ловил каждое её слово, даже не ощущая, как по щекам катятся слёзы отчаяния. С трудом протолкнув застрявший в горле ком, Тарасов наклонился над Умановой и, глядя ей в лицо, твёрдо сказал:
— Сержант, жаловаться маме-Багире будешь, когда в КТЦ вернёмся. А сейчас — отставить нюни!
— Е… с… ть, от… ста… ви… ть… — глядя прямо в глаза командира, выдавила из себя Уманова.
Внезапно где-то внизу раздались звуки выстрелов и грохот разрывов, и, судя по набирающей обороты перестрелке, бой завязался нешуточный, подкреплённый стрёкотом винтов вертолета.
— О, слышишь? Наши пришли. Потерпи ещё чуть-чуть, — Тарасов бережно переместил голову Олеси на свою, свёрнутую в рулон, куртку, а сам ползком подобрался ко входу в пещеру.
Вскоре бой затих, и послышалось шуршание скатывающихся по стене камешков, будто кто-то поднимался по тропе в пещеру. Бизон укрылся за каменным выступом у входа и взял оружие наизготовку. Оглянувшись, он увидел, что Уманова больше не дышит, а на её лице застыла улыбка, словно последнее, о чём успела подумать девушка прежде, чем жизнь навсегда покинула её, было добрым и светлым.
Чья-то тень легла на пол пещеры, и Бизон напрягся перед своим, возможно, последним боем. Патронов в магазине оставалось всего-ничего, но уходя из лагеря боевиков, каптри сумел прихватить единственную гранату. На самый крайний случай.
— Бизон, ты тут живой? — раздался снаружи голос контр-адмирала Булатова.
***
В горной низине, изрытой следами недавнего ожесточённого боя, почти в полном составе стояла, склонив головы, группа специального назначения «Смерч». Внутри живого круга на носилках покоилось тело бойца отряда, сержанта Олеси Умановой. Не скрывая слёз, уткнулась в плечо каплея Ионова младший лейтенант Мурашова. Сжав в ярости кулаки, стоял с перевязанной головой капитан-лейтенант Сергей Мыцик. Едва слышно вздохнул контр-адмирал Булатов.
В далёком Петербурге, закрывшись ото всех, рыдала Багира. А генерал-майор Пригов, сидя у себя в кабинете молча смотрел на групповую фотографию «Смерча».
— Прощай, сестрёнка… — еле слышно прошептал капитан третьего ранга Борис Тарасов.
8 августа 2019 г.
