Духом и телом

*** Конечно, он изменился — это Энвер Горташ увидел сразу, едва только Урдж показался на том конце красной дорожки. И пока он шел через весь зал с этими его новыми друзьями за спиной, Энвер глаз от него отвести не мог. Смотрел жадно, подмечал изменения, пытался поймать его взгляд, но Урдж на Энвера пока не смотрел: окинул взглядом украшенные к празднику стены, явно посчитал охрану и оценивающе рассмотрел Стальных Стражей — осторожничал. Кое-что, правда, осталось прежним: манера Урджа держаться настороже, мягкая походка, движение головой, когда он оглядывал гостей: всех этих никчемных людей, которые замолкали под его взглядом, и которых раньше он словно и не замечал вовсе. «От них есть только одна польза — их кровь. Алтарь в храме моего отца не должен пересыхать, — говорил ему Урдж наедине. — И они все там окажутся». «Но не раньше, чем сделают хоть что-то полезное для меня, — возражал ему Энвер, стараясь не показать, как его волнует эта злобная ухмылка на темном лице. — Не торопись, твое время еще…» «Придет, когда я это решу!» «Когда это будет полезным». И в отношении всей этой знати последнее слово оставалось за ним, но Энвер видел, что иногда Урдж уступает ему с трудом. Хотелось верить, что это из-за него. Потому что Урдж не хотел расстроить именно его, а не просто из нужд их плана. Великолепного, сложного, амбициозного, рискованного плана, который они придумали, пьянея от собственной наглости и друг от друга… Кто бы знал, что все так изменится. Сейчас взгляд Урджа был другим, и пусть смотрел он и настороженно, и с угрозой, но все же отличия были. Он шел, высоко подняв голову, в нем чувствовался открытый вызов, тогда как раньше… Раньше у Энвера холодок бежал по спине, а в животе все сводило сладкой дрожью, стоило Урджу взглянуть на него в упор, тяжело и требовательно, с этой его ухмылкой, растягивающей темные губы и открывающей кромку зубов. «Могу поспорить, я знаю, о чем ты думаешь, — говорил Урдж уверенно». «Подумываю о том, чтобы сбежать от твоей упертости, — Энвер не сдавался. — И прав все же я.» Ухмылка растягивалась шире. «Спорим, ты думаешь не об этом…» Сейчас, когда Урдж наконец посмотрел на него, во взгляде сквозило равнодушие — Энвер Горташ его больше не волновал. От этого стало зябко, и это был совсем другой холодок. И несмотря на знакомые движения, на незабываемую пластику тела, Урдж теперь даже стоял по-другому. Поза стала более закрытой — новый Урдж, который называл себя то ли Дагом, то ли Тавом, то и дело скрещивал руки на груди, отгораживался. Раньше его руки были свободно опущены, ладони в дюймах от ножей, спрятанных под одеждой и висящих на поясе. И это он предпочитал стоять у Энвера за спиной, оставаться в тени. «Если ты разыгрываешь тут моего телохранителя, то изобрази хотя бы не такой злобный взгляд, — Энвер тоже умел смотреть недовольно и исподлобья. — Мне необходимы деньги, влияние, связи, а так ты всех распугаешь». «Я мог бы убедить их помочь тебе гораздо быстрее». «Ха! И иметь потом дело с недовольными наследниками? Мне нужна незапятнанная репутация! Что ты смеешься? И не надо строить невинный взгляд, у тебя все равно не получается, — Энвер позволил себе скупо хмыкнуть, чтоб Урдж не расслаблялся. — Я в курсе, что твои уговоры мало кто может пережить». Урдж был доволен. «Зато алтарь не пересыхает». «Урдж-ж-ш!» «Ладно, ладно, уговорил. Только не шипи мое имя. Оно звучит лучше, когда ты…» Вспоминать дальше Энвер не хотел. Сейчас же — на первый взгляд — Урдж не был готов убивать постоянно. Сейчас он был готов к диалогу с тираном, которого больше не помнил… надо же, какая дипломатичность! Ей он научился без Энвера Горташа. А еще у него исчезла память и появились новые шрамы. Нет, их не было видно — получив раны, Урдж наверняка пил зелья, — а вот линии его татуировок на лице сместились. Кому другому это было бы незаметно, но он, Энвер, знал их лучше, чем линии на собственной ладони. Сейчас, глядя в это знакомое до мельчайших черточек лицо, он видел, как неровно срослась кожа, как исказился идеальный ранее узор. «На твоей темной коже татуировки будут и не видны совсем». Кожа Урджа была гладкой, словно шелк, и Энвер провел пальцами от носа к виску, по высокой скуле. Погладил кончик острого уха, потом его пальцы скользнули обратно и вниз, на подбородок. Коснулись губ. «Неважно, — разомкнулись теплые твердые губы. — Я буду знать, что она есть». «Нерационально. И ради чего…» «И ты будешь знать. — На это Энвер не мог найти ответа. — Так ты нарисовал узор?» Конечно он нарисовал. А татуировка оказалась темно-красной, темнее даже, чем его глаза. Урдж подошел совсем близко — в блестящих доспехах и с плащом, от которого так и разило магией смерти, и охрана уже поглядывала на Энвера Горташа вопросительно: позволено ли этим опасным гостям идти вперед, или стоит их остановить? Урдж поймал его взгляд и, помедлив, повел головой. Белые волосы упали на щеку, скрыв узор, который он, Энвер, рисовал когда-то две ночи подряд, не жалея своего времени, а у него тогда были важнейшие расчеты, между прочим. Когда Стальной Страж шагнул к ним, Энвер, наконец, прекратил изучать этого нового-старого Урджа, оторвал от него свой взгляд и огляделся, дал отмашку Стражу. Все в длинном зале замерли: не переговаривались, не кривили лица, не шуршали золотым шитьем на одежде, не шаркали и не кашляли. Те, у кого были подсажены личинки, отрабатывали свою роль отлично, остальные тоже принимали происходящее очень серьезно: замерев, смотрели на новоприбывших гостей, на Стражей, на Рейвенгарда у трона и, конечно, на него — Энвера Горташа. Это был воистину его день! Он улыбнулся и, раскинув руки, обратился к многочисленной приглашенной знати: — Минуточку! Попрошу внимания! Этого у него сегодня было не отнять. Он наконец-то почувствовал, что дыра неуверенности в его груди затягивается, что теперь он сможет все. Слова так и лились: мой старый друг… моя инаугурация… выказать уважение… И пока он говорил, радость, замершая было от несоответствия образа сегодняшнего Урджа тому, что он ожидал, снова вскипела у Энвера в крови. Он вернулся! И никакая безумная сука Орин не смогла его остановить! Теперь-то все наладится, все будет, как прежде. Они вместе исправят ошибки, вместе скорректируют план. Вместе будут править всем побережьем. И даже миром! Энвер повернулся к Урджу и понизил тон. — Мой любимый убийца, — сказал он, не сдержавшись, — я так рад, что ты вернулся ко мне. Испугался было, что слишком торопится в самом начале, но ему нужно было зацепить этого нового-старого Урджа, поддеть на крючок и протянуть между ними острую и прочную связь. Энвер умел выдавать информацию частями, так, чтоб и уверенность в его словах появилась, и недосказанного осталось немало, но с Урджем он перегибал. Ругал себя, хотел прикусить свой длинный язык, но не мог остановиться. — У тебя пропала память? Ах, да, Орин говорила, что ты стал… — Нас многое связывает… — Это мы добыли корону и подчинили Старший мозг… — Орин не может держать себя в узде, а вот ты… — Твоя истинная натура всегда возьмет верх… — Ты, кровавый клинок Баала… избранный Миркула… я, длань Бейна, гарант справедливости… — Я должен возвеличить город, а не спалить дотла… — Давай возродим наш союз, поклянемся в верности духом и телом… — Мы будем править, как Боги… И, наконец, самое главное: — Да запишет эту клятву черная рука Бейна. Я, Энвер Горташ, клянусь не вредить тебе ничем. Мы поднимемся вместе, как ревущее пламенное солнце. Он предлагал Урджу то, что и так было его, так уверенно, так честно, что тот наверняка забеспокоился: правда ли все сказанное? Или искусная ложь? Вспышка в красных глазах была лучшим ответом — взгляд Урджа больше не был равнодушным, ему стало интересно. И, как мог Энвер надеяться — почти поверил. Сердце ликующим набатом колотилось в груди, когда Урдж принял его клятву и принес в ответ свою. Не так горячо, как хотелось бы, и с оговорками, но начало было положено. И согласился, что суку Орин надо убить, и что он вернется. — Когда добудешь камень, проходи наверх, прямо в мой кабинет. Но не раньше. Насколько он знал Урджа, тот обязательно придет раньше, потому что сейчас он выглядел и заинтересованным, и заинтригованным, а получать ответы на свои вопросы он любил лишь немногим меньше, чем убивать. *** Когда вибрация кольца сообщила ему о проникновении в кабинет, Энвер не стал торопиться — дал Урджу немного времени осмотреться, сунуть нос во все уголки и нарыть побольше информации. Сам он сидел во главе длинного стола, за которым уместились все важные приглашенные гости. Стол был заставлен изысканной едой и бутылками с лучшими винами, играла музыка, от многочисленных зажженных свечей в зале было душно — не помогали даже распахнутые окна. Энвер крутил кубок, царапая его золотыми когтями перчатки, и пил вино мелкими глотками — еда в горло не лезла. То и дело кто-нибудь вставал и произносил в его честь тост, и тогда он салютовал своим золотым кубком, растягивал губы в улыбке, а сам ждал, ждал. Избранные гости тем временем расслаблялись, пьянели, их языки развязывались, а Верные — как их называл старик Торм — поддакивали и запоминали все неосторожные слова. Рейвенгард сидел рядом, по правую руку, и раздражал неимоверно — личинка совершенно туманила его рассудок, делала его не Верным, а глупым. Досадно, стоит записать, что ограничение самостоятельности приводит к деградации. А потом изучить внимательнее, провести опыты. Как только появится время. Энвер движением пальца подозвал секретаря и продиктовал ему пару распоряжений, потом решительно встал и поднял кубок. Не говорил долгие речи, уложился в несколько коротких фраз и закончил тост словами: — За всех нас! За силу, славу и величие Балдурс Гейт! — а потом допил вино одним глотком. — За лорда Горташа! За Энвера Горташа! За лорда! За Рэйвенгарда, — раздались ему в ответ крики, и он растянул губы в усмешке — кто-то выпил достаточно, чтоб закопать себя. Он вышел из-за стола и быстрым шагом покинул зал. У дверей обернулся и отметил, как оживились гости с его уходом. Конечно, сам он и слова не сказал про Рэйвенгарда в последнем тосте, и теперь пьяные языки выболтают реальное отношение к нему знати. Энвер не беспокоился — личинок хватит на всех. К тому же Урдж снова был рядом, а его алтарю, кажется, всегда нужна свежая кровь. Он не прятал шаги, ступал как всегда — постукивая каблуками по каменным плитам. Если Урджу не хватило времени, чтобы все осмотреть, это не его забота, потому что собственное терпение было на исходе. Энвер на миг замер перед дверью, а потом распахнул ее и вошел. И глубоко вдохнул — сам не заметил, как задержал дыхание. Урдж был внутри. Свечи не горели, только луна светила в окно, и в ее бледном свете Урдж, скрестив ноги, сидел на его, Энвера, столе прямо в своих сапогах и перебирал бумаги. Поднял голову на звук шагов и быстрым, неуловимым движением прижал беспорядочно наваленные и взметнувшиеся от сквозняка бумаги статуэткой пятиногого паука — остальные лапки они переломали по-очереди, совершенно нечаянно. Энвер невесело хмыкнул: Урджу пришлось пропасть и едва не умереть, чтобы, наконец, научиться заботиться о важных бумагах. — Смотрю, тебе не скучно, — Энвер закрыл дверь и запер ее. Сглотнул комок в горле, пока зажигал стоящие на столике у двери свечи, пытался угомонить стучащее сердце. Руки подрагивали, огонь свечей тоже. Он выпрямился, обернулся на стук статуэтки. Луна светила Урджу в спину, и белые волосы в ее свете почти сияли. Энвер не видел лица — его съедала тень, — но вот глаза ясно мерцали красными огоньками. Теперь Урдж выглядел привычно — в черном, растворяясь во мраке ночи. Он сидел ровно, выпрямив спину и расправив плечи, в нем чувствовалась уверенность, готовность к разговору. В руке сминал какую-то бумагу. Энвер тут же вскинулся: — Попрошу быть аккуратнее с бумагами, у меня здесь управление городом, а не список покупок на деревенской ярмарке. — А я думал, что раз я принимал участие в разработке плана, мне можно здесь покопаться. Энвер наклонил голову. — Можно. Но, во-первых, аккуратно, разложив в конце все по местам, а во-вторых, — он прищурился, — прочь с моего стола! Несколько мгновений он абсолютно не был уверен, послушает ли его Урдж, но тот, подумав, выпрямил ноги, спрыгнул на пол и огляделся. Потом подвинул кресло Энвера, уселся в него и закинул ноги на стол. Именно туда, где все еще портили поверхность следы его сапог из прежней жизни. Энвер едва не вздрогнул при воспоминании и сожалении о прошлом, но он встряхнулся, подтянул к себе кресло для посетителей и сел напротив Урджа, сложив руки на животе. — Думаю, у тебя еще нет камня Орин. Или ты уже добыл его? Сейчас луна светила сбоку, и лицо Урджа, как когда-то давно, выступало из тени: светлыми мазками обозначились лоб и скула, тонким росчерком выступил из темноты нос, и играли с изогнутыми тенями губы, когда Урдж заговорил: — Камня у меня нет, а вот вопросы накопились. — Ты слишком любопытен, мой друг, — Энвер сжал пальцы, — но в знак доброй воли я отвечу на, — он запнулся на миг, — некоторые из них. — Мне нужны все ответы! — По возможности, — и Энвер сладко улыбнулся. — Начинай. — Это! Урдж со стуком поставил ноги на пол, вытянул руку и встряхнул зашуршавшую от такого обращения бумагу. Тонкими линиями на ней проступал текст, но Энвер только вздохнул. — Я не вижу в темноте, как ты. Может, принесешь свечи? — он кивнул на подсвечник у двери, и Урдж, помедлив, встал. В несколько четких шагов он достиг двери, скрежетнул подсвечником по столику, потом, так же чеканя шаг, прошел к столу и, потянувшись над плечом Энвера, грохнул по столешнице подсвечником. Снова сел, прожигая Энвера взглядом, но тому не было до этого дела. Теперь он смотрел в освещенное лицо Урджа — в его недовольное, освещенное неверным светом лицо, и в груди разливалось удовлетворение. Он был совершенно уверен, что теперь-то их дело будет спасено, что безумная Орин ничего не испортит, что они справятся и без Кетерика, тот свою часть исполнил и вовремя ушел с их пути. Что Урдж поверит и доверится. Что он даже, возможно, что-то вспомнит?.. А если нет, всегда можно выстроить новое. — Что? — опомнился он, когда Урдж повысил голос. — Повтори последние слова. Кажется, Урдж скрипнул зубами. — Тебя это не пугает? — Что именно? — Написанное здесь. Я не помню, но, судя по почерку, писал это я. В его голосе едва заметно промелькнула растерянность, и Энвер вздохнул. — Значит, почерк не поменялся, — не смог не отметить он. — Покажи-ка письмо. — Это не письмо, — Урдж протянул бумагу, правда, в руки не отдал, но Энвер и так сразу узнал ее — да он мог на память повторить знакомые строки. — Молитва? Очень искренняя. Так что ты хочешь узнать? — Разве тебя не пугает вот это? — и Урдж зачитал слова, написанные с таким нажимом, что бумага едва не порвалась: — Когда придет время, и все могущество станет моим, я зарежу Горташа и Кетерика на твоем алтаре — где надеюсь умереть и я, — он уставился на Энвера горящими глазами. — И после того, как я признаюсь в этой молитве в предательстве, ты решил разделить со мной власть над Старшим мозгом? За идиота меня держишь? — Ну, — Энвер чуть улыбнулся, устроился удобнее, — мне больше нравится часть, где ты мной восхищаешься. А пугает ли меня смерть на алтаре? Думаю, всему свое время. — Что? — Урдж, кажется, не мог поверить. — Ты решил окончить свои дни под моим ножом? Энвер пожал плечами и почти мечтательно улыбнулся. Он, конечно, получал удовольствие, шокируя Урджа — тот и сам от души посмеялся бы, если б помнил себя, — но и врать ему не пришлось. Они действительно об этом говорили… После того, как молитва была написана. — Когда мир разрушится окончательно, через многие, многие годы, столетия или даже еще больше, почему бы и нет. Но с одним условием. Урдж, который смотрел на него с застывшим лицом — видно, решал, сошел ли Энвер Горташ с ума или прикидывается, — кивнул. — Удиви меня. — В момент, когда моя кровь зальет алтарь, я хочу, — Энвер поднял руку и демонстративно сжал ладонь в кулак — камень сверкнул среди золотых узоров, — держать в руке твое сердце. Я думаю, это равнозначный обмен. — Ты спятил. И тянешь меня в свой безумный план. — Наш план, — Энвер выставил вперед палец и потряс им. — Мы вложили в него немало сил, не смей его обесценивать. Урдж не возмутился. Он положил молитву на стол, и Энвер, привстав, заботливо прижал ее пауком. Потом вздохнул и повернулся к Урджу. — Ладно, давай начистоту. Я не собираюсь умирать в ближайшее будущее, и ты, кстати, тоже не собираешься ни убивать меня, ни умирать самому — ты всегда мог обуздывать свои темные соблазны. Наш план принесет твоему отцу крови гораздо больше, чем только мое тело, — он поймал взгляд Урджа и растянул губы в улыбке. — Мой разум гораздо ценнее. — Вина? — спросил он и, дождавшись кивка, прошел к этажерке, где уже ждали кубки и откупоренные бутылки. Урдж молча следил за ним, это Энвер чувствовал кожей, но заглядывать ему в глаза не спешил — Урдж всегда долго сопротивлялся, взвешивал, цеплялся за свои сомнения. Если в дело не шел нож, он был очень аккуратен. Вино было лучшим, что нашлось у Энвера в запасах. Он не помнил, кто подарил ему его, вообще редко запоминал дарителей, но само вино оказалось очень кстати. — У меня тоже есть к тебе вопрос, — Энвер протянул Урджу кубок, демонстративно вздохнув, отпил из своего и, подвинув кресло немного ближе, снова сел. — Как так вышло, что никто в твоем доме не предупредил тебя о плане Орин? Урдж прищурился, прикрылся кубком, сделал вид, что наслаждается вином. Потом ответил: — Видимо, она готовила это втайне. — Твой дворецкий, Скелеритас, насколько я знаю, мог хотя бы намекнуть. — Откуда ты о нем знаешь? — Ты все еще не веришь, что у нас не было секретов друг от друга? — Энвер усмехнулся. — Насколько я могу судить, конечно. Если вспомнишь другое, поделись. Урдж глянул зло, но тут же отвлекся и нахмурился. — Видимо, не знал. Он предан мне, но он не всеведущ. — Может, да. А может, и нет. Энвер не стал уточнять, говорил он о преданности или о знании. Урдж поймет и так. — Так тебе нужны подробности плана? Что мы сделали? Что предстоит? Ты должен решить проблему камня Орин как можно быстрее. Старший мозг не будет ждать, пока ты утолишь свои сомнения. — Не дави на меня, Энвер Горташ, — Урдж чуть оскалился, показав зубы, и Энвер едва сдержал дрожь. — И, кстати, насчет сомнений и предательств. Расскажи мне о Карлах. Энвер замер, потом потянулся к Урджу, склонил набок голову. — Что? О ком? — он рассмеялся. — Зачем? — Урдж молча ждал. — Ты серьезно? Что именно ты хочешь знать? — Ты продал ее дьяволице. Энвер помолчал, глядя в глаза-уголья, потом откинулся в кресле и пожал плечами. — И что? Я тоже там был, и посмотри, где я сейчас. Да, Карлах была какое-то время полезна, но потом стала лезть не в свое дело, вечно совала везде свой нос, опекала и защищала. Конечно, еще поводок бы на меня надела. А так хоть польза от нее какая-никакая. — Ты мог бы просто прогнать ее. Дать пинка под зад, если бы она сопротивлялась. Да что угодно. Энвер посмотрел с удивлением, а потом не удержался и рассмеялся. Попробовал приглушить смех, но получалось плохо, запить вином тоже оказалось не лучшей идеей. — Какой ты стал добрый малый, Урдж. А ведь тогда предложил уложить ее на свой алтарь. Как же время нас меняет. — Что? Как ты меня назвал? — Урдж даже растерялся. — Что я предложил? — И опять ты удивлен. Да, мы тогда были в начале нашего знакомства, и ты предпочитал оставаться в тени. И ты же предложил убить влюбленную девчонку, чтоб не мешалась под ногами, пока мы, скажем так, обделываем некоторые нужные, но не очень законные дела. Так что я ее продал, это был самый простой способ избавиться от нее до того, как ее кишки украсили бы пол твоего храма. — Он покаянно кивнул: — Ну и предложение Зариэль тоже оказало свое влияние. Решающее. — А имя? — спросил Урдж через какое-то время. — Конечно же я знаю твое тайное имя. Мы были, — Энвер замялся, выбирая слова, — довольно близкими… друзьями. А ты его помнил? Свое имя? — Мне сказал Скелеритас. Энвер сжал руку на кубке так, что смял тонкие бока. — Как же это ужасно, — процедил он, — слышать каждый раз: не помню, не помню, не помню… Твоя сестра, эта сука Орин, ты не представляешь, что она отняла у тебя! «И у меня!» — захотелось крикнуть ему, но он проглотил свой крик. Глаза Урджа вспыхнули яростью, и какое-то время он смотрел на Энвера с такой злостью, что у того спину свело от ожидания беды. Сидеть и дальше рядом становилось все опаснее, кто знает, что в этот момент происходило у него в голове? Возможно, время алтаря неумолимо приближалось. Но Урдж снова удивил его. Он сжал кулаки, прикрыл свои алые от злости глаза и медленно выпустил воздух сквозь сжатые зубы. — Еще один вопрос, — наконец сказал он. — Рейвенгард. Энвер выпрямился в кресле, поставил на стол кособокий кубок. — А что с ним? — Уиллу нужен отец. — Поверь мне, — получилось даже натужно и наигранно хохотнуть, — фигура отца в этой жизни сильно переоценена. Я не собираюсь казнить его, он еще может пригодиться, но и светить лицом в замке он больше не будет, мало ли, незачем дразнить стадо. И пусть Уилл на этом успокоится. Глаза Урджа снова потемнели, больше не сияли алым, и Энвер выдохнул. — Не думаю, что Уилл на этом успокоится. Энвер подался к нему всем телом — что ж, Урдж и сейчас мог раздражать так же, как раньше. — Тогда, думаю, я найду, как справиться с досадной помехой, — он твердо смотрел Урджу в глаза. — Развей мои сомнения. Кажется, ты ошибочно решил, что, предложив тебе союз, я стану исполнять все желания твоих спутников? Но я не архимаг, и я не в печати подчинения. Я не отчитываюсь за свои действия и не испрашиваю совета. Я лишь добровольно предлагаю. К тому же мне сложно… ты так очеловечился, — Энвер добавил это немного растерянно, сам не ожидая от себя такого. — Странно слышать это от человека. — Странно слышать это от плети Баала. Но тут уж ничего не поделаешь, эта сука испортила все, до чего смогла дотянуться. Энвер сжал зубы, чтобы остановить вскипевшую внутри злость. Урдж ответил не сразу. — Тогда, полагаю, у меня больше нет вопросов. Пока, во всяком случае. — Точно? Я готов быть искренним. — Ладно, — Урдж прищурился. — Скажи мне еще только одно: раз ты такой важный, и план весь твой, и предложения твои, и ты здесь главный, что тогда делал я? Вырезал неугодных? В голосе слышалось недовольство, словно Урдж… ну, конечно, он хотел быть на равных. И он был. — Не без этого, — Энвер встал, сделал к нему шаг. — Но, поверь, без тебя ничего этого не было бы. Даже план не появился бы без тебя, так что мы повязаны, мы в этом оба. Одинаково. На равных. И проблема только… — В моей памяти, — закончил за него Урдж. — Мы это исправим. Я расскажу тебе все подробности, когда ты принесешь камень Орин. А сейчас… — Сейчас мне пора. — А сейчас, — с нажимом повторил Энвер, пьянея не от вина, вкус которого он даже не заметил, а от близости Урджа, — я хочу немного… скажем, подтолкнуть тебя к правильному решению. *** Если Урдж и хотел что-то сказать, то успешно закрыл рот, едва Энвер опустился перед ним на колени. А когда положил руки ему на бедра и повел ладони вверх, на темном лице появилась наглая ухмылка, Урдж поднял белую бровь и опустился в кресле ниже, почти обхватил Энвера бедрами — каменными, готовыми сжаться в любой момент. Шнуровка поддалась быстро, Энвер протянул руку без камня и коснулся члена, который под его ладонью медленно наливался теплом и силой. Пламя свечей на миг затрепетало, Энвер жадно смотрел в лицо, выражение которого менялось неуловимо, но явно. Нахальство уходило, Урдж прищурился, глядя на Энвера, когда тот обхватил ствол и нежно провел по нему несколько раз ладонью вверх и вниз, пробуя его на крепость. Урдж всегда загорался, вспыхивал быстро, и в этот раз его член затвердел, встал в ладони Энвера, и тот потянул вверх, большим пальцем смазал каплю на кончике. Урдж медленно расслабил мышцы бедер — словно разжался стальной капкан, — и сказал с едва заметной хрипотцой: — А здесь становится все интереснее и интереснее. — Не удивляйся так откровенно, держи лицо, — ответил ему Энвер и взял головку в рот. И сам задрожал от пронзившего его давно потерянного чувства. Урдж был снова с ним, после долгого времени отчаяния и сожалений. Энвер медленно опустил голову, пропуская в самое горло, сглотнул, еще раз, чувствуя, как крепнет член Урджа у него во рту. Чуть подался вверх, позволил себе быстро вдохнуть и снова опустился ниже, еще ниже, почти уткнулся носом в темную, чуть поблескивающую кожу живота. Из глаз брызнули слезы, и это было ему так нужно, что он едва слышно застонал сам. Урдж не трогал его, не тянулся рукой к голове, не касался плеч, и Энвер был ему благодарен. Он не вынес бы большего контакта. Он брал глубоко, выпускал и снова насаживался на твердый член почти до конца, вышибая раз за разом слезы из глаз. Он не хотел затягивать, едва успевал сглатывать, то ли чтобы доставить больше удовольствия, то ли чтобы унять гулко колотящееся в груди сердце. Нога затекла, он сдвинулся и задел боком стол, его кубок покатился к краю и, звеня, упал на пол. Рядом грохнулся соскользнувший с горы бумаг паук — кажется, теперь четырехногий. Тени всколыхнулись на животе перед Энвером, когда подсвечник покачнулся, но удержался. Он прикрыл глаза. В паху у него самого было горячо и тесно, он полез вниз правой рукой, разорвал острыми когтями перчатки шнурки и застонал громче, прижав свой член к животу раскрытой ладонью. Член Урджа стоял крепко, стал толстым и твердым, нежная головка скользила по языку, и Энвер медленно выпустил ствол изо рта, задержал головку губами, обвел мягким языком, а потом поднял на Урджа глаза. Тот сидел, вцепившись пальцами в ручки кресла и обдирая тонкую резьбу, и смотрел на Энвера жадно и тяжело, почти так же, как и несколько месяцев назад, до всего… этого. Внутри что-то тонко защемило, и Энвер отвел глаза. Урдж длинно выдохнул. — Знал бы, что Балдурс Гейт такой гостеприимный, пришел бы раньше. Энвер едва не засмеялся — Урдж всегда улавливал момент, когда надо было что-то сказать. И почти всегда говорил не то. — Просто больше не уходи так надолго, — его губы касались теплой головки, смазывали предэякулят. Урдж хмыкнул. — Ты не похож на кого-то, кто будет скучать. — Ты забыл? — Энвер щелкнул металлическими когтями перчатки. — Я рука Бейна. Терпеть не могу, когда нарушаются мои планы. — Я думал, это наши планы. — Не придирайся, ты все равно ножом действуешь лучше, чем словами. Это я мастер. — А сейчас лучше бы тебе помолчать, — Урдж глянул на свой пах. — Иногда и ты бываешь прав. И Энвер снова взял его член глубоко в рот. Больше он не отвлекался, насаживался, немного выпускал гладкий, скользкий от слюны и предэякулята ствол, снова забирал в самое горло и делал так раз за разом, приводя Урджа к разрядке. Бедра обхватили его сильнее, напряглись, мышцы подрагивали. Урдж чуть вскинул бедра, еще и еще, и в рот Энвера, на выдохе, выплеснулось горячее и вязкое. Он притормозил, ослабил хватку, стал двигаться едва-едва, легко и мягко, а потом поднял голову и выпустил все еще твердый, но потерявший свою крепость член. Под горящим взглядом он сглотнул, облизал натруженные губы и застонал, когда смог обхватить свой налитой член левой ладонью. — Один момент, — почти просипел он, встал и, наклонившись над Урджем, уперся рукой в спинку кресла над его плечом. А потом стал дрочить себе, жадно глядя в глаза Урджа, в его лицо, знакомое до мельчайших черточек. Долго ждать не пришлось, бедра свело наслаждением, колени ослабли, и он кончил прямо на пах Урджа, на его темный живот и лежащий расслабленный член. Забрызгал и тунику, и штаны на бедрах, но ему было совершенно все равно. Он застонал от наслаждения, а потом, под пристальным — возможно, осуждающим, но кого это беспокоит? — взглядом, оттолкнулся от спинки, шагнул назад и почти упал в свое кресло. Вытянул ноги и, все еще трогая свой мягкий член, довольно выдохнул. — Предлагаю считать первый тур переговоров на этом законченным, — сказал он довольно. — Налей мне вина, будь добр. Урдж никогда не был добрым, но сегодня, видимо, решил сделать исключение. Он демонстративно вытер с живота и паха белесую сперму Энвера, вытер ладонь о кресло и затянул шнуровку. Потом встал, налил вина в свой кубок, жадно отпил сам, а потом протянул половину Энверу. Конечно же, тот не стал возражать. Его немного беспокоило молчание Урджа, но выражение его лица, пластика, неторопливость показывали, что вроде бы все в порядке. В полном порядке. — Думаю, вот теперь мне действительно пора. Энвер мягко повел рукой, соглашаясь с Урджем, допил вино и потянулся за бутылкой, чтоб налить себе еще. Член он в штаны так и не спрятал. Урдж прошел к окну, выглянул наружу. — К тебе слишком легко попасть. — Тебе — да. Энвер сделал большой глоток и откинул голову на удобную спинку. Самое время выпить побольше и заснуть, чтобы не мучили мысли и воспоминания, после такой-то встряски. — Не думай, — Урдж повернулся и посмотрел прямо, — что я верю во все, что ты говоришь. Или что я буду слепо следовать твоим указаниям. Энвер оторвался от кубка и медленно, демонстративно вытер большим пальцем рот. — Приходи еще, я найду новые аргументы. — Ты об этом? — Урдж едва заметно двинул бедрами, и Энвер расхохотался. Хотелось то ли поцеловать Урджа — наконец поцеловать! — то ли пнуть. — Нет, — соврал он. — Я подготовлю тебе серьезные документы и выкладки, они еще не готовы, — добавил он лжи — все давно было готово и в полном порядке. — А насчет этого, — он ответно повел бедрами, и его член обдало прохладным ночным воздухом, — теперь твоя очередь. Урдж, видимо, решил, что разговор на этом стоит закончить. Он усмехнулся, открыв острую кромку зубов, и исчез в проеме окна. У Энвера запоздало пробежал по спине холодок, он отпил вина и засмеялся, чего не делал очень, очень давно. Урдж вернется, он будет возвращаться всегда. И однажды они повторят слова их клятвы, только на этот раз не так быстро и поверхностно, как сегодня днем, а полностью отдаваясь ей, как когда-то давно. Клянусь в верности духом и телом…