В папочкиных объятиях

      — Здравствуйте, молочный коктейль с клубникой, пожалуйста, — Дилюк, до которого доходит очередь, переводит взгляд с напитков, написанных на огромной доске мелом, и, улыбнувшись уголком рта в знак уважения, обращается к бариста со светлыми волосами, собранными в пучок. — Самый большой объём.       — Вам в какой стаканчик? В обычный или с единорожком? — девушка протягивает Дилюку два сильно отличающихся друг от друга бумажных стакана, демонстрируя их дизайн: и если первый, прозрачный, можно встретить в любом кафе, то матовый ярко-розовый с изображением выдуманного существа увидишь нечасто, но Дилюк уверен, что его малышу понравится именно второй.       — Будьте добры, с единорогом, — бариста с обычным именем «Джинн» на бейджике заправляет выпавшую прядь волос за ухо и с вежливой улыбкой кивает Дилюку, принимая заказ.       — Он будет готов в течение пяти минут, может быть, что-то ещё? — уточняет Джинн, внимательно скользя взглядом по статному мужчине в гладко выглаженном костюме-смокинге — такие посетители здесь, в её кафе, появляются весьма редко, а уж тем более с настолько необычным заказом. Взрослые дяди, как этот молодой человек, чей внешний вид вызывает восхищение, обычно берут двойной эспрессо из-за необходимости работать без сна круглые сутки.       — Нет, спасибо, — Дилюк поджимает губу и, не глядя на цифру, прикладывает к терминалу банковскую карточку, вынутую из толстого кошелька. Он осматривает весьма симпатичную, тихую кофейню, сделанную в ярких, нежных оттенках, и одобрительно хмыкает — не зря у них тут предлагают забавных единорогов, а молочные коктейли есть на любой вкус.       Кэйе бы здесь точно понравилось, поэтому нужно будет сводить его сюда на свидание.       — Для дочки коктейль берëте?.. Или для девушки? — Дилюк, не сразу понявший суть вопроса, хмурится, замечая, как Джинн, передав заказ на кухню, наваливается на кассу, безвкусно обнажая декольте. Он переводит взгляд ей в глаза, отчего девушка расцветает лишь сильнее, и произносит:       — Для парня, — выделяет Дилюк голосом и лицезреет стушевавшийся вид девушки, которая тут же собирает себя обратно и выпрямляется, покрываясь румянцем. Не такого ожидаешь от человека, похожего на хорошо зарабатывающего бизнесмена. — Мне кажется, сейчас парням может нравиться розовый цвет, а девушки могут не следовать установкам патриархата, Вы так не думаете?       — Да… — она мнётся, — да, Вы правы, прошу прощения за моё любопытство, — Джинн от того, что её пристыдили, тут же начинает что-то набирать на клавиатуре системы, лишь бы не смотреть на Дилюка.       — Ничего страшного, — Дилюк пытается смягчить взгляд, чтобы не смущать девушку, и обращает внимание на миниатюрную пустую баночку на кассе с радужной надписью: «для ваших чаевых на мою мечту». Понимая всю тяжесть работы в сфере обслуживания, Дилюк, не долго думая, заглядывает в кошелёк, чтобы найти купюру с самым большим номиналом, и оставляет девушке, убежавшей на кухню, тысячу евро. Пусть ей будет приятно.       — Ваш заказ, — она передаёт ему огромный розовый стакан с трубочкой, и теперь пуговицы на её голубой клетчатой рубашке застëгнуты по самый воротник, — приходите к нам ещё.       — Спасибо большое, приятного Вам дня, — без какой-либо злобы в голосе кивает Дилюк и выходит из кофейни, не желая, чтобы девушка заметила оставленные ей чаевые при нём.       Да и Кэйю уже хочется увидеть как можно скорее, потому что за время, когда Дилюк решал дела, уехав на переговоры в другой город, он успел соскучиться по своему малышу, и поэтому ждëт не дождëтся момента, чтобы вновь уткнуться носом в его пахнущие малиной волосы и провести губами по нежной, гладкой коже. И пусть Дилюк, как истинный глава установленной его отцом мафиозной группировки, смог во время этой поездки наладить отношения с конкурентами из Фатуи, договорившись на выгодных условиях, норовящую дыру от недостатка общения с Кэйей не перекроет ничто.       Водитель, одетый в такой же официальный костюм, как и у Дилюка, открывает для него заднюю дверь дорогого Мерседеса с бронированными стëклами и покорно ждёт, чтобы Дилюк расположился на кресле. Он ставит напиток в специальное отверстие и откидывается на кожаную спинку, когда машина трогается с места. Ехать отсюда до особняка минут двадцать, если они не попадут в пробку, поэтому Дилюк, будучи вымотанным трудными двумя неделями, позволяет себе прикрыть глаза и отдохнуть.       И пусть в голове крутятся мысли о дальнейших планах, о том, где и с кем нужно встретиться в ближайшем будущем, чтобы обсудить наиболее волнующие сейчас проблемы, Дилюку удаётся погрузиться в полудрëму, так как усталость, упавшая на плечи, ощущается слишком сильно. Поэтому время от кофейни до дома пролетает весьма незаметно, и Дилюк лишь непонимающе морщится, когда машина останавливается и слышится тихое: «Приехали, господин Дилюк».       Однако это разочарование быстро сменяется трепетом в душе, потому что он продирает глаза и выглядывает в окошко, видя огромный, переданный по наследству особняк. Дилюк тут же поднимает взгляд на окно их с Кэйей спальни и начинает улыбаться, не веря, что наконец-таки вновь уснёт, крепко сжимая родного человека, который уткнëтся губами ему в ключицу. И Кэйа будет спать, чувствуя себя под защитой большого и сильного Дилюка, способного самолично сделать больно любому, кто посмеет дотронуться до Кэйи хотя бы пальцем. Благо, у него есть для этого и средства, и возможности.       — Добрый день, господин Дилюк, — Аделинда, главная заведующая особняком, которая следит и за чистотой, и за остальным персоналом, первая приветствует Дилюка, когда он, пройдя мимо охраны, входит в особняк.       — Добрый день, Аделинда. Очень рад Вас видеть, — на этой женщине держится добрая часть его моральной стабильности, поэтому Дилюк улыбается ей, словно матери. Он помнит её ещё с тех времён, когда был если уж не ребёнком, то подростком точно, поэтому, такое доверие, как она, здесь из прислуги не заслуживает никто. К ней Дилюк испытывает тëплое чувство уважения, за неё Дилюк тоже готов убить. — Кэйа у себя?       — Мы не стали говорить ему, что Вы приехали, — Аделинда поправляет низ горничной юбки, — решили, что Вы должны сделать ему сюрприз… Он в последние дни сильно вредничал и отказывался выходить из спальни, — Дилюк хмыкает, прикусывая губу и качая головой, — Я думаю, что он соскучился по Вам, господин Дилюк.       — Я обязательно поговорю с ним, — Дилюк делает пометку у себя в голове. — Что-то ещё, что мне стоит знать?       — Мы приносили ему еду в комнату… — Аделинда поджимает губы, — и чаще всего он не доедал порцию до конца, даже если это были его любимые блюда.       — Тогда приготовьте нам к ужину стол с самой разной едой, — Кэйа ведёт себя так не в первый раз, поэтому Дилюк прекрасно знает, что Кэйа не будет упираться, если поесть его попросит не кто-либо, а именно он. А точнее, его даже просить не придётся, потому что Кэйа, будучи морально довольным и физически вымотанным, сам накинется на любимые шашлычки из курицы, творожные пончики и зелёный чай с ромашкой.       — В розовой столовой? — в той, что выглядит так, будто её украли у Барби. Там, где не только стены выкрашены в розовый, но и сервиз подаётся кукольный, сделанный из хрупкого, дорогого фарфора, который выполнен в детском стиле.       — Да, пожалуйста, и пока нас не беспокойте, — Дилюк и не думает, что хоть кто-то посмеет лезть к ним, если дело не будет касаться безопасности или до невозможно важного момента его бизнеса, однако всё равно считает нужным предупредить.       — Хорошо, господин Дилюк.       Аделинда тут же удаляется, стуча каблуками по полу, когда Дилюк ей кивает. Он обращает на себя внимание в зеркало во всю стену, висящее в коридоре, чтобы убрать выпавшие пряди красных волос за уши и чуть-чуть расслабить чёрную удавку галстука, сильно сжимающую шею. Сегодня нужно будет переговорить с Чарльзом — личным секретарём, чтобы убедиться, что во время отъезда нигде не возникло проблем, но это будет позже, после Кэйи, когда его будет можно оставить на двадцать минут, пока он принимает душ. Остальные же дела Дилюк отодвинет на потом, так как и ему, и Кэйе сегодня требуется совместное наслаждение и покой.       Иначе — Дилюка закопает работа, а Кэйю сведёт в могилу Дилюк.       Он поднимается по лестнице, попутно здороваясь с горничной, протирающей блестящие и сверкающие перила, и, не осматриваясь по сторонам, сразу же направляется в спальню, дверь которой нельзя ни с чем спутать, потому что она — единственная розовая с золотыми ставнями. Эта дверь разделяет два мира: властный, сделанный из массивного дуба, с нотками железа и дипломатии, где ведутся порой не самые приятные разговоры; и второй, где нет места тяжёлым переживаниям и банковским счетам, где можно не думать про взрослую жизнь и ощущать себя в безопасности, будучи маленьким ребёнком, который играет в дорогие куклы.       Дилюк нажимает на ручку, расплываясь в улыбке, когда Кэйа, сидящий за столом к нему спиной, оборачивается на звук, и, вместо того, чтобы закатить истерику из-за вмешательства в его личное пространство, видит Дилюка, который опёрся на проём и держит в руке молочный коктейль.       — Папочка! — Кэйа отбрасывает фломастер и подскакивает со стула, — ты приехал! Папочка! — когда Дилюк ставит стаканчик на тумбочку вишнёвого цвета, он раскрывает руки, приглашая своего хрупкого мальчика к себе в объятия. — Я так скучал по тебе! — Кэйа с разбегу запрыгивает на Дилюка, обхватывая его шею руками, и отрывает ножки в милых голубеньких ботиночках с бантиками на носочках от пола.       — Я тоже скучал по тебе, принцесса, — Дилюк не успевает произнести и слова, потому что его затыкают мягкими губами, с нанесённым на них арбузным блеском, который ощущается сладостью по телу. Кэйа — весь такой, сладкий и нежный, будто в клубничный коктейль добавили не просто сахар, а целый кондитерский завод. И пусть раньше Дилюк не считал себя сладкоежкой, но сейчас он — собственник самой медовой сладости в мире, которая тает у него в руках и начинает течь, как густая патока. И Дилюк любит облизываться, когда этот десерт сам отдаётся в руки и проталкивает язык, обвивая тело ножками в полосатых бело-розовых чулочках.       Дилюк прижимает Кэйю ближе к себе, укладывая большие широкие ладони на юбку-шорты, которая прикрывает задницу, и, как его малышу и надо, забирает всю инициативу на себя, прикусывая губу. Как же сильно он скучал. Сжимая в руках человека, ради которого, в том числе, он пашет изо дня в день, Дилюк понимает, что сделает всё, чтобы Кэйа мог себе ни в чëм не отказывать. Чтобы он мог заказывать себе самые дорогие куклы со всего света, огромные мягкие игрушки и красивые вещи, пользоваться парфюмом, который пахнет цветочно-ягодным ароматом, витающим в комнате, и радовать Дилюка своей улыбкой.       — Папочка, — Кэйа хнычет, цепляясь за Дилюка так, будто он вновь сейчас исчезнет надолго-надолго, и ему придётся опять проводить дни без его присутствия. — Я сильно, очень сильно скучал, — он разрывает поцелуй, чтобы передать накопленные переживания, так как не у каждого парень — глава мафиозной группировки, который может оказаться под прицелом в любой момент. И пусть он старается не показывать всем вокруг своих детских, глупых переживаний, но Дилюк чует их сердцем и слышит душой. — Я так рад, — Дилюк делает несколько широких шагов по направлению к мягкой, словно пушинка или розовое облачко, кровати и аккуратно, как и подобает принцессе, укладывает Кэйю на постель, нависая сверху.       Кэйа впервые за две недели чувствует себя под настоящей защитой — не под той, что стоит у входа в особняк или разбросана по периметру, хоть он и осознаёт её важность в случае неожиданного налёта, но… Но сейчас Кэйа уверен, что если к ним вдруг через окно или дверь вломятся кровожадные убийцы или из-под кровати вылезет ужасное чудовище — Дилюк его защитит. При помощи пары пуль разберëтся с любым, кто захочет причинить им боль, и даже глазом не моргнëт, чтобы нажать на курок и пристрелить. Он сможет их спасти. Наступить на глотку всему миру, пока Кэйа будет сидеть у него в переднем кармашке слева и защищать самое главное — область сердца.       Мощный, широкоплечий Дилюк покрывает его лицо поцелуями, и Кэйа сжимается, когда стойкий мужской аромат ударяет в ноздри, подчиняя себе. Кэйа разводит ноги, ощущая себя маленькой, лёгкой принцессой, которая млеет перед папочкиными прикосновениями, когда Дилюк надавливает на подборок большим пальцем, чтобы приоткрыть рот и толкнуться языком, сразу глубоко и без разбора, обхватывая запястья и прижимая к кровати.       Внутри разрывает от переполняемого чувства, будто всё это время они сидели на жëсткой диете, которая запрещала им видеться и касаться, а сейчас резко добрались до самого аппетитного и вкусного. Кэйа тянет галстук Дилюка на себя, чтобы он, если хочет, взял его прямо сейчас без разговоров и долгих предисловий. К ним можно будет вернуться позже. Дилюку кажется, что он большой и страшный волк, который перешёл с мясных деликатесов на тающий на языке зефир, когда сжимает чужие бёдра с креплениями в виде сердечек на ремешках, за которые держатся чулки. И это сплошной пиздец.       — Кукольный мой, — Дилюк ведёт тыльной стороной пальцев по фарфоровой щеке Кэйи, который смотрит на него преданным взглядом, стоящим несчётное количество денег, и нежно притрагивается к его губам своими, чтобы просто чувствовать и ощущать, не кусаясь. Прикрыв глаза, Дилюк хочет запомнить этот момент после долгого расставания, когда сердце, вдруг прекратившееся биться, заводится вновь и начинает стучать, восстанавливая потерянный за время недостаток настолько жизненно важных сил. — Ласковый малыш.       — Да, папочка, да, — Кэйа отзывчиво подкидывает бëдра кверху, его мечет по кровати, потому что он возбуждается от одного осознания присутствия Дилюка рядом с ним, а не где-то там, и ему хочется прочувствовать приезд Дилюка каждой клеточкой, — хочу внутри тебя, папочка.       — Не так быстро, малыш, — Дилюк ведёт носом по скуле Кэйи, вдыхая сводящий с ума аромат. Хочется сорваться с цепи и как невоспитанный пёс вылизать сладкую жертву, которая сама бросается в лапы, демонстрируя округлые формы задницы и острые соски, которые просвечивают сквозь белую футболку с надписью «Daddy's princess». Блять, как же сильно Дилюк любит Кэйю. — Прежде я хочу, чтобы ты сел ко мне на колени и рассказал, что ты делал, пока меня не было, — Дилюк целует Кэйю, нехотя отрываясь от пропихивания в его глотку языка, — папочка хочет похвалить свою принцессу.       Дилюк ловит слегка потерянный, немного капризный взгляд Кэйи, у которого будто бы только что отобрали самую важную и любимую в его жизни игрушку с роскошными красными волосами и красивыми, яркими глазами, а, главное, с огромным накаченным телом и руками, которые могут сжать косточки и раскрошить в порошок. Только вот Кэйа знает, что Дилюк никогда так не поступит, и поэтому доверяет ему, как никому другому, обнажая перед ним детскую часть души, которую загнал в самый угол много лет назад, когда резко пришлось становиться взрослым и решать навалившиеся сверху проблемы.       — Лицом к тебе? — уточняет Кэйа, дуя губки и поправляя шортики, когда Дилюк усаживается на край кровати и раздвигает колени, чтобы Кэйа сел не на них, а между.       — Нет, малыш, спиной, — его ведёт от того, что Кэйа послушно, не переча, как Дилюк и попросил, усаживается на матрас между его ног, ставя свои рядышком. Обнимая Кэйю со спины, Дилюк укладывает ладони к нему на живот и целует в шейные позвонки, убрав длинную косу вперёд. Кэйа задерживает дыхание, когда осознает, почему Дилюк посадил его именно так: Дилюк может сжимать Кэйю и широкими бëдрами, которые больше его раза в два, и ладонями, дыша в шею и вызывая табун мурашек по коже, а Кэйа не может ничего. И эта власть, демонстрируемая со стороны, сводит с ума.       Кэйа смотрит вниз и видит, насколько же эстетично смотрятся его маленькие кукольные ножки в детских туфельках и массивная кожаная обувь Дилюка на огромной платформе, которую он носит, чтобы демонстрировать своё превосходство. И Кэйа бы позволил наступить на себя, не сомневаясь. Хотя обычно именно он наступает на эти блестящие ботинки своими белыми носочками, чтобы дотянуться до губ Дилюка и поцеловать.       — Что мне говорить, папочка? — уточняет Кэйа, когда Дилюк утыкается носом в синюю макушку, сжимая бока. Он чувствует, как Дилюк защищает грудью его спину, создавая безопасное пространство в своих объятиях, которые могут спрятать Кэйю от всего самого плохого. От человека, который приказывал убивать других, что Кэйа видел вживую, веет комфортом и домом, и, наверно, в их случае по-другому быть и не может, ведь Дилюк ещё ни разу не сделал того, что принесло бы Кэйе настоящую, не наигранную боль.       — Расскажи, чем ты занимался, что делал, может, узнал, что-то новое, — Дилюк даёт Кэйе расслабиться, не водя руками по телу и не целуя, чтобы первая накатившая волна возбуждения если уж не спала до конца, то хотя бы ослабла.       — Ох, я… Я почти закончил разукрашивать раскраску с диснеевскими героями, которую ты мне подарил! — вспоминает Кэйа, как очень долго, не выходя за края и с определённой точностью выбирая каждый цвет, раскрашивал Ариэль из «Русалочки», Рапунцель, Эльзу и других любимых принцесс и персонажей, которые оживали каждый раз, когда он заканчивал раскрашивать последнюю белую область.       — Ты такой молодец, малыш, — Дилюк ведёт руками от боков к подтяжкам на бёдрах, оглаживая большими пальцами крепления, — покажешь мне потом? Я похвалю каждый рисунок… Сможешь рассказать мне, какой тебе больше нравится.       — Хорошо, папочка, — Кэйа глубоко втягивает воздух через ноздри, опуская взгляд на руки Дилюка, чьи прикосновения кажутся и не горячими, и не холодными, а именно тëплыми. Согревающими в самый морозный день, когда не хочется зашнуровывать завязки шапочки и выходить на улицу. Кэйа жмурится, чтобы не издавать писклявых стонов, потому что Дилюк вновь царапает кожу шеи зубами. — А, кстати, кукла Навия и кукла Клоринда помирились! Они даже теперь живут вместе и пьют чай из красивого сервиза! — Кэйа хвастается тем, что сумел устроить серьёзные переговоры между двумя самыми красивыми куклами, которые были куплены Дилюком во Франции.       И он придумал целую историю про ссору между кукол с гнущимися частями тела и заводными глазами, которые моргают каждый раз, если завести ключик, находящийся в шее. И вот теперь эти куклы, а Кэйа отыгрывал реплики каждой, придумывая их у себя в голове, смогли подружиться вновь! И Кэйа даже решил, что они будут жить вместе, словно они с Дилюком, и вместе воспитывать собачку и выдрочку — Кэйа знает, что выбор домашних животных весьма необычен, но так ведь будет гораздо веселее! Не так, как у остальных детей.       И пусть Кэйе уже двадцать три, а его сверстники либо ответственные дяди и тёти, либо давно ушли куда-то по наклонной, он рад, что пока его устраивает образ жизни, где он может не притворяться и быть собой, а главное, где его таким принимает Дилюк и дарит в ответ всю имеющуюся у него любовь. Создав в этой спальне безопасное для себя место, Кэйа всё сильнее отгораживает себя от неприятных событий, когда в детском доме приходилось драться за кусок хлеба, носить старые, вонючие обноски и не чувствовать чужого тепла. Он был брошенным ребёнком, которого никогда не хвалили родители, поэтому сейчас Дилюк помогает восполнить всё — и дыру в груди в том числе.       Он заживляет своими поцелуями каждую рану на коже, обеспечивает всевозможными подарками, о которых Кэйа даже не мог подумать, и много-много хвалит, обязательно нежно улыбаясь и аккуратно целуясь, ведь его послушный малыш заслуживает именно этого, а не грязи, издевательств и плевков в лицо, как в прямом, так и в переносном смысле. Хрупкая пошатанная система Кэйи держится на Дилюке и его любви, и они оба знают, что зависимы. Оба. Потому что Дилюк не может представить жизнь без человека, который при выпуске из детдома закрутился в преступном бизнесе, чтобы заработать деньжат и ввязался не туда, куда нужно.       А Дилюк его спас и спасает до сих пор.       — Умничка, моя принцесса, — Дилюк ведёт пальцами вверх, чтобы задеть полоску кожи живота, которая виднеется под короткой футболочкой, и Кэйа под его прикосновениями дрожит и прикусывает губу, потому что с каждым приятным словом член начинает твердеть и казаться сквозь шортики. — Они любят друг друга?       — Да! Так же как и ты меня!       — Это хорошо, мой малыш, — Дилюк прикусывает плечо Кэйи, оттянув воротничок, и слышит тихий, пророненный с губ Кэйи полувздох, который он не может удержать сквозь прикусанные губы. — Я очень горжусь тобой, как никем другим, — Дилюк хочет превратить Кэйю в желе, расплавить сознание и съесть. — Что-то ещё, принцесса? Расскажи мне, за что ещё я могу тебя похвалить? — Дилюк зажимает Кэйю своими бëдрами, вызывая более слышный стон. Он уверен, что Кэйа чувствует, как чужой стояк упирается в него, оттягивая ширинку, поэтому старается сесть как можно глубже.       — Я… Я не знаю, что сказать, папочка, — рука Дилюка ложится на его член, и Кэйа бы мог рассказать и про игру с новой пластиковой кухонькой, и про прочитанные о выдуманных существах книжки, и про просмотренные на Ютубе детские мультики, мог бы даже похвастаться новым костюмчиком с джинсовым комбинезончиком и футболочкой со звёздочками, но голос дрожит из-за прикосновений, которых ему не хватало всё это время. И пусть он игрался с собой, пользовался игрушками, которые оставил ему папочка Дилюк в верхнем ящичке комода, и даже отправлял ему самые развязные фотографии с выпяченной задницей и блестящей пробкой внутри — это другое.       — Расскажи мне, как ты вёл себя, малыш, как кушал? — зная правду, Дилюк оттягивает резинку юбки-шортиков Кэйи, пуская под неё пальцы, и, не обнаруживая нижнего белья, одобрительно хмыкает. Кэйа его ждал. Не знал, когда вернётся и вëрнется ли вообще, но каждый день надевал свои самые лучшие костюмы, футболки с вызывающими надписями, колготки в сеточку и чулочки на голое, практически невинное тело, которое хочет, чтобы его повалили и вытрахали, присваивая каждым глубоким толчком и приятным засосом.       — Всё б-было хорошо, — Кэйа прикусывает язык, когда Дилюк больнюче прикусывает его плечо и обхватывает член ладонью, — папочка, пожалуйста, я хочу…       — Всё хорошо, говоришь? А Аделинда сказала, что ты вредничал и плохо кушал… Кому мне верить, а, малыш? — Дилюк кусается ещё, и Кэйа, понимая, что его поймали с поличным, начинает дрожать, но не из-за страха, а от возбуждения. Дилюка он не боится, потому что тот не посмеет и пальцем тронуть Кэйю, если ему вдруг не захочется, потому что Дилюк прежде всего джентльмен, уважающий желания Кэйи, а уже потом огромный суровый мужчина. И если Кэйа решит, что ему больше не захочется вести себя так, как сейчас, то Дилюк примет этот выбор.       Но ощущение безопасности, которое Кэйа создал в их отношениях, ни за что и никогда не порушит — оно слишком дорогого стоит, и ни у кого, даже у Дилюка с огромным банковским счётом, нет таких средств, чтобы в случае чего-то страшного его можно было бы восстановить по щелчку пальцев. Это невозможно ценно — Кэйа самая большая в его жизни победа, не сравнимая ни с одним бизнес-достижением… Им двоим повезло, потому что Дилюк успел вовремя нажать курок, когда заплаканный Кэйа сидел на бетонном полу и видел перед собой дуло пистолета того, кто временно дал ему работу.       А Кэйа проебался и не выполнил.       А Кэйа проебался и встретил свою судьбу, которая забрала его к себе под крыло.       — Я не вру… И она не врёт, просто… Просто я так сильно скучал по тебе, — рука Дилюка одобрительно ложится на член Кэйи, мотивируя говорить дальше, — очень скучал, папочка, — Кэйа вскидывает бёдра, чтобы Дилюк сжал сильнее, но слышит лишь хмык, который издаёт Дилюк, когда убирает руку из шортиков. На его пальцах виден белый предэякулят от головки, и Кэйа жмурится, чтобы не видеть, как он стягивает чужую кожу. — Прости, папочка, я не хотел тебя разочаровывать, я больше так не буду.       — Ты меня не разочаровывал, малыш, тише, — Дилюк целует прежние укусы и нежно проводит по его животу чистой рукой, вторую укладывая ему на бедро, — но ты же знаешь, что нужно слушаться взрослых, когда меня нет дома, мы об этом говорили, — Дилюк целует Кэйю в макушку, — я же беспокоюсь за тебя, принцесса.       — Я хочу слушаться только тебя! — Кэйа вредничает, но из рук не вырывается, наоборот, кладёт свои руки поверх Дилюка, чтобы они сжимали ещё сильнее и крепче и не отпускали. — Остальные взрослые противные!       — Но я их уважаю, им можно доверять, малыш, — пытается донести простую истину Дилюк, целуя Кэйю в висок. — Давай договоримся, что ты не будешь сильно капризничать, когда меня нет, а я буду стараться реже уезжать, хорошо? — Дилюк разжимает Кэйю, давая ему больше пространства, чтобы подхватить пальцами его подборок и взглянуть в глаза.       На горизонте никаких командировок не планируется, в крайнем случае, Дилюк найдёт, кому их поручить, чтобы они с Кэйей могли провести время вместе. Может, съездить куда-нибудь отдохнуть на пляж или сходить в парк аттракционов и поесть попкорна на заднем ряду кинотеатра. Выиграть Кэйе большого плюшевого медведя в тире и много его целовать: и в кабинке колеса обозрения на высоте сотни метров, и на закате возле разбивающихся о скалы волн. Жизнь нужно ценить, и, что понял Дилюк на примере убийства отца, в их случае уж тем более. А с Кэйей хочется не просто прожить всю свою жизнь, а чтобы эта жизнь была долгой, длилась лет восемьдесят или девяносто, и закончилась где-нибудь тихо и спокойно на винодельне в Италии в креслах-качалках.       — Хорошо, я попытаюсь вести себя лучше, только если ты честно-честно пообещаешь, что будешь проводить со мной больше времени, ну пожалуйста, папочка!       — Хорошо, малыш, — Дилюк протягивает Кэйе отставленный мизинец, чтобы, как в детстве, совершить клятву на пальчиках. Кэйа улыбается и довольно цепляется за Дилюка, переводя на него взгляд, — я клянусь тебе, что буду проводить с тобой столько времени, сколько смогу, — Дилюк окончательно скрепляет это обещание поцелуем, чувствуя, как Кэйа довольно расслабляется, веря каждому слову. А Дилюк никогда не врёт, только не Кэйе.       — Хорошо, папочка, я буду самым послушным малышом на свете, — Дилюк тянет Кэйю на себя, чтобы он развернулся к нему лицом, ведь так целоваться гораздо удобнее, — А ты?.. Ты накажешь меня за то, что я вредничал? — Кэйа нарочито кукольно хлопает глазками и строит невинное выражение лица, отчего Дилюк облизывается и укладывает ладони Кэйе на задницу, потому что он сам провоцирует на воспитательные работы, очень плохо скрывая свои потайные желания.       — И что же ты предлагаешь мне с тобой сделать, малыш? — Дилюк жëстко фиксирует подбородок Кэйи пальцами, чтобы он не смел отвернуть от него взгляд. Кэйа выглядит как негодник, как капризная принцесса, как попрошайка, которая хочет папочкину ладонь, ударяющую по заднице, когда горячие слëзы стекают по щекам. — Может, мне тебя отшлëпать… — У Кэйи загораются глаза, потому что он любит, когда Дилюк укладывает его на колени задницей к верху, стягивает шортики и заставляет считать каждый удар, а после целует покраснения и вылизывает внутри. — Или…       — Или? — Кэйа елозит по бëдрам Дилюка, будучи в нетерпении, и дует губки, ожидая, что же такого придумал папочка. Очертание члена чëтко виднеется сквозь ткань юбочки, которая сильно топорщится, и Дилюк нарочно тянет время, чтобы помучить Кэйю подольше. Потомить его ожидание, прежде чем предложить что-то новое, раннее не опробованное, но демонстрирующее силу и властность Дилюка перед нуждающимся Кэйей. — Скажи! Скажи!       — Что насчёт молочного коктейля с клубникой, малыш? — Дилюк разворачивает подбородок Кэйи в сторону входной двери, туда, где оставил на тумбочке розовый стаканчик с единорогом. — Папочка купил его специально для тебя и будет очень грустить, если он испортится, — Кэйа кивает, но не понимает. Дилюк же не заставит в качестве наказания просто пить коктейль, ведь это самый лучший вкус! Уж лучше тогда вновь вернуться к отшлëпыванию. — Принеси мне его, пожалуйста, принцесса.       Дилюк отпускает Кэйю и ждёт, не спихивая, когда он самолично найдёт силы, чтобы подняться с колен, и, стукая по полу каблучками и виляя аппетитной задницей, обхватить стаканчик, и, как самый послушный в мире малыш, принести его Дилюку, протянув руку. Кэйа всё ещё не понимает, что они будут с этим делать, поэтому молчит, ожидая дальнейших приказов. Он не сомневается ни в Дилюке, ни в возникших идеях, и поэтому от интереса к тому, что же Дилюк задумал, ноет член.       — Держи, папочка.       — Умничка моя, а теперь раздевайся.       Дилюк сжимает уже не такой холодный стаканчик с коктейлем в руке и рассматривает слегка смущëнного Кэйю внимательным взглядом. Кэйа переступает с ноги на ногу, строя из себя недотрогу, и касается края футболки, поджимая губы. Он по-детски дëргает носиком и наклоняет голову вбок. Дилюк, широко расставив ноги, выглядит максимально расслабленно, и у Кэйи чуть ли не слюна течëт от того, как чëрно-белый костюм подчёркивает длинные ноги и сильные мышцы, облачëнные в рубашку с расстёгнутыми верхними пуговичками.       — Всё снимать?       — Можешь оставить чулочки, — разрешает Дилюк. — Начинай, ты же не хочешь, чтобы папочка ждал?       — Нет, нет, папочка, — первой Кэйа стягивает футболку и неосторожно бросает её на пол. Он распрямляет плечи и скользит руками от низа живота, вверх по рëбрам и останавливается на груди, чтобы продемонстрировать себя Дилюку и выставить в самом симпатичном, возбуждающем виде. Внутри всё клокочет, и Кэйа дрожит, когда обхватывает между пальцами розовые соски, которые никогда не теряют чувствительность. Он тихо мычит, не представляя, что же от него останется, когда их коснётся не он, а Дилюк, и не пальцами, а ртом, языком и губами. Его размажет, словно лужицу.       — А теперь юбочку, — указывает Дилюк, практически не моргая, чтобы не пропустить ни секунды персонального представления. В этой детской комнате такое блядство выглядит неожиданно правильно, будто дополняя два несочетаемых образа: разврат и невинность смешивается воедино и создаёт нечто, что вызывает у Дилюка горячее, тяжёлое возбуждение, которое спирает в штанах и провоцирует внутренний пожар. Дилюк рассматривает Кэйю с нескрываемым удовольствием и скалится.       — А ботиночки?       — А ботиночки после.       — Как прикажешь, папочка, — Кэйа поддевает резинку шорт и аккуратно тянет её вниз, наклоняясь, чтобы остаться практически обнажённым. Небольшой член качается и касается живота, когда прохладный воздух задевает мокрую головку. Дилюк разглядывает Кэйю от макушки и до низа, иногда тормозя взгляд на интересных местах, и поднимает пальцы вверх, чтобы махнуть:       — Развернись. Наклонись. И снимай ботиночки, — гортанным голосом произносит Дилюк, мечтая рассмотреть Кэйю, у которого покраснели щëки от смущения, не только спереди, но и сзади. Его член хочется обхватить губами и вылизать как самый сладкий леденец на палочке, и эту сладость Дилюк решает оставить на потом. Сейчас ему интересно, как Кэйа выглядит между ягодиц, чтобы прикинуть, сколько времени понадобится на растяжку.       Кэйа прикусывает внутреннюю сторону щёк и, как было приказано, поворачивается к Дилюку спиной, хотя, если быть точнее, аппетитными булочками. Он расставляет ноги пошире и наклоняется, чтобы обхватить липучки-застëжки. Вид открывается роскошный. Чудесный. Прекрасный. Дилюк любуется промежностью с сжимающимся анусом, кусательными бëдрами и чужой покорностью. Расстëгивая ботиночки, Кэйа нарочно медлит, мурашками по спине чувствуя, каким животным взглядом разглядывает его Дилюк, будто прямо сейчас накинется и съест за секунду.       Он снимает туфельку с одной ноги, с другой и отставляет их в сторону, но назад не выгибается. Дилюк не приказывал. В пояснице начинает тянуть от того, насколько сильно он выставляет задницу, и Кэйа практически ощущает фантомные прикосновения Дилюка. Он вот-вот простонет из-за создаваемого ситуацией накала, потому что до сих пор не знает, чего ждать. Ведь это раздевание — лишь прелюдия к чему-то большему.       — Какой ты красивый… Растянутый… Мой, — шепчет Дилюк с горячим взглядом, — но ты же не забыл, что мы тебя наказываем, да, малыш?       — Не забыл, папочка, — хнычет Кэйа и кладёт ладони на свои ягодицы, чтобы раскрыть их пошире и показать всю красоту изнутри. Он слышит, как Дилюк рычит и, наверно, касается себя. Кэйа не поднимает от пола взгляд и глупо рассматривает светлый ламинат, как кукла на витрине, которую выбирает богатый дяденька с толстым кошельком и членом. И Кэйе так безумно стыдно, но именно это дарит ему ощущение своей важности и ценности, которого всегда не хватало. Дилюк же точно выберет именно его, а не кого-то другого! И трахать тоже будет его!       — Тогда подойди ко мне, малыш, — Кэйа выпрямляется, убрав пальцы с задницы, на которой остаются красные следы от того, насколько сильно он её сжимал, и разворачивается на сто восемьдесят градусов. Дилюк сейчас выглядит ещё красивее, горячее, привлекательнее. Он проводит по левой ноге длинными пальцами и поднимает взгляд на Кэйю, — хочу, чтобы ты оседлал моё бедро.       Кэйа моргает, подавляет в себе восторженный визг и не перечит, когда старается аккуратно расположиться на ноге Дилюка. Жëсткая ткань костюма проезжает по его голой заднице, и хочется упасть в объятия Дилюка, чтобы его ладони улеглись к нему на поясницу и сжали.       — Умничка, малыш, возьми коктейль, — с каждой секундой, проведённой в такой позе, когда полностью одетый Дилюк демонстрирует своё превосходство перед практически раздетым самолично Кэйей, член начинает течь лишь сильнее. И Дилюк любуется стекающей по тонкому, кукольному члену капелькой спермы. Он вручает ему стакан в руку и наблюдает за тем, как её слегка потрясывает в воздухе от перевозбуждения. — Ты же знаешь, что у папочки дорогой костюм, да, малыш?       — Знаю, папочка, — Кэйе хочется потереться, прижаться, почувствовать прикосновения намного ярче, но принцесса мужественно терпит и не идёт на поводу желаний, чтобы не расстраивать папочку ещё больше.       — Сними, пожалуйста, крышку стаканчика и отдай её мне, — сидеть с подогнутыми коленями становится всё сложнее, и Кэйа лишь глубоко вдыхает, когда Дилюк протягивает ему руку, терпеливо ожидая исполнение приказа. — Только помни, что малышу нельзя пачкать папин костюм ни коктейлем, ни своей смазкой. Шевелиться тоже нельзя. А то наказание будет более суровым. Ты меня понял, малыш?       — П-понял, — Кэйа послушно тянет трубочку из дырочки, стараясь не двигаться, и, не понимая, дать её Дилюку или же держать в руке, что совсем не удобно, решает зажать её горизонтально между зубов. Дилюк его не касается, наоборот, облокачивается на предплечья и смотрит, смотрит, смотрит так, что внутри горит. Кэйа такой маленький и беззащитный по сравнению с Дилюком, который контролирует ситуацию, даже ничего не говоря, одним лишь положением показывая своё превосходство и власть. Кэйа старается не думать, что у Дилюка под ширинкой большой член, которым он может трахнуть его всего, потому что иначе возбуждение нахлынет вновь, и Кэйа точно запачкает костюм.       Кэйа аккуратно, зная, что обычно в кофейнях, где наверняка Дилюк и купил это, напиток наливают до самого конца, поддевает крышку, не сжимая стакан слишком сильно, и открывает, не разливая ни капли. Он облегченно выдыхает и кладёт крышку Дилюку в руку. Светло-розовый напиток пахнет сладостью и клубникой, отчего Кэйа облизывается и сжимает ноги вокруг бедра Дилюка, побуждая его скомандовать дальше. Сегодня всё происходит только по наставлению папочки, и Кэйа так сильно по этому скучал. Когда не нужно принимать никаких решений, распоряжаясь жизнью. Никакой ответственности за себя, никаких переживаний и проблем с выбором, только полное безопасное подчинение.       Ведь Кэйа в любой момент может произнести стоп-слово, если они выйдут за комфортную для него зону, которую нужно будет вновь обсудить, чтобы никогда после не переступать. Это и делает их отношения комфортными. Так как Дилюк не любит своенравных и непослушных, а Кэйа любит, когда его приструняют и гладят по головке за то, что он хорошо поспал, покушал и позанимался детскими делами, которые не требуют полного вложения сил. Его жизнь и вправду напоминает сказку. Он — настоящая принцесса.       — Трубочку тоже давай сюда, — Кэйа не успевает сообразить, как Дилюк вытягивает из рта соломинку и кидает её куда-то на пол, принимая прежнее расслабленное положение. — А теперь пей, только маленькими глоточками, не всё сразу… И оставь папочке чуть-чуть.       — Х-хорошо, — старается не трястись Кэйа, открыто сидящий перед Дилюком, который демонстративно облизывается. Когда Кэйа преподносит стаканчик ко рту, его губы касаются краешка стакана, и он слегка наклоняет его, чтобы попробовать коктейль. Молочный вкус с ароматом ванильного мороженого и кусочками свежей, летней клубники создают непередаваемое наслаждение. Кэйа отпивает ещё, прикрывая глаза, и вздрагивает, чуть ли не выпуская стакан из рук, когда Дилюк обхватывает его член и скользит ладонью. Кэйа давится коктейлем и начинает придерживать стаканчик второй рукой.       Не хочется разочаровывать папочку.       — Ну-ну, тише, ребëнок, не спеши, всё же хорошо? — уточняет Дилюк, чтобы удостовериться, что не мучает Кэйю, вынуждая его сидеть голым на бедре без возможности шевелиться. Этот костюм всё равно придётся отправить в стирку, но… Но испытать возможность Кэйи, которому запрещено не только кончать, но и течь, хочется. Он ведь хороший мальчик, самый лучший, послушный, он не разочарует папочку и будет терпеть, сжимаясь и всхлипывая.       — Д-да, папочка, — кивает Кэйа, отпивая. Ткань царапает задницу, и хочется проскользить по ней яйцами, упасть в объятия Дилюка и тереться, тереться, тереться, пока они не кончат. Его мажет, и он не может не дëргаться, потому что создаваемая сладкая пытка сводит с ума, и Кэйа мечтает свалиться, прижаться и отдаться Дилюку, чтобы он присвоил свою куклу, малыша, ребёнка себе и наказал как следует — растягивая изнутри членом, затыкая губами рот и собирая с щёк слëзы. Кэйа ведь заслуживает такого наказания?       — Тебе нравится коктейль? Хочешь я потом свожу тебя в эту кофейню? Закажем тебе этот же напиток, и ты будешь пить его там, строя из себя невинность, пока в мыслях проносится этот момент, — Дилюк перестаёт сжимать член Кэйи, оставляя на месте руки пустоту, и Кэйа жмурится и громко стонет, потому что уже не воспринимает слова, растворяясь в мелодичном, подчиняющем голосе. — В паху будет жать от воспоминаний об этом моменте, от ощущения обнажённого тебя, который не скачет на моём бедре, потому что боится разочаровать.       — Хочу, папочка, да, хочу, пожалуйста, верни руку на член малыша, — в уголках глаз Кэйи образуются первые слëзки, и он отпивает напиток вновь, чтобы тот поскорее закончился! И Дилюк бы похвалил его за то, что он выполнил приказ так точно и правильно, как и подобает послушным детям.       — Посмотри на свою головку, принцесса, — Дилюк стукает по ней пальцами, отчего Кэйа очень громко визжит. Ох, все в особняке будут знать, что Дилюк вернулся. — Она ведь такая мокрая, а вдруг ты не выдержишь?       — Я выдержу! Выдержу! Выдержу! — капризно повторяет Кэйа и позволяет себе проехаться по чужому бедру, потому что напитка в стаканчике становится гораздо меньше. Дилюк не прикасается к себе, даже не расстёгивает ширинку, но огромный член ноет в штанах, не выдерживая настолько нуждающегося Кэйю, который готов слëзно умолять и просить.       Дилюк улыбается и, будучи добрым папочкой, размазывает белëсую естественную смазку по всей длине. Он с упоением наблюдает, как мышцы на бëдрах Кэйи дрожат от напряжения, и проводит по ним тоже, принимая сидячее положение. Дилюк сжимает ягодицы Кэйи и прижимается к нему почти что вплотную, касаясь горячего тела своим. Кэйа охает и ждёт, терпеливо смотря Дилюку в глаза, что же будет дальше.       — Отпей и дай папочке попробовать твои губки, на которых ещё не обсохло молочко, — Дилюк наблюдает, как Кэйа жадно, практически допивая весь напиток, отхлëбывает глоток за глотком, чтобы запачкаться как можно больше, отчего его кадык шевелится туда-сюда.       Кэйа послушно отстраняет стакан от губ, с которых стекают белые капли, от чего Дилюку хочется позорно кончить прямо в штаны, будто это он здесь ребёнок пубертатного возраста, когда возбуждение нахлынывает с такой силой, что просто нет возможности держать себя в руках. Дилюк хватает Кэйю за затылок и тянет его к себе, чтобы провести языком по молочным губкам и слизать привлекательные белëсые капельки. Кэйа, получая желаемое, широко открывает рот, чтобы Дилюк пихнул туда язык и, проведя по дëснам, зубам и внутренним сторонам щёк, вылизал всю глотку со вкусом клубничного коктейля.       Кэйа обвивает шею Дилюка, стараясь не разлить остатки напитка, и нагло, в другой раз Дилюк бы даже мог наругаться, прижимается членом к белоснежной рубашке. Он создаёт трение и стонет прямо в губы, когда Дилюк касается его спины, самостоятельно вжимая в себя. Матрас прогибается, потому что Дилюк соприкасается с Кэйей так, будто тоже обнажён, будто костюм вместе с галстуком не мешает обжечься о тело Кэйи, который, дорвавшись до желаемого, теряет контроль. Задевает волосы Дилюка и тянет его голову, откидывая, чтобы выцеловывать лицо, боясь, что ему опять запретят.       Это наказание было по-настоящему жëстким, потому что никакое отшлëпывание не сравнится с запретом касаться и чувствовать на всю катушку. Кэйю воспитывают, словно маленькую капризную девчушку, взращивая в нём терпение и самообладание. И пусть методы Дилюка весьма специфичны, зато похвала после того, как Кэйа отлично справится с любыми поставленными условиями, которые никогда ему не вредят, достойна всего мира. Когда Дилюк одаривает его влюблённым взглядом, который полон тепла и поддержки.       — Папочка, скажи, что я хороший! Скажи, что заслужил награду! Я очень хочу, папочка, — если бы Кэйа не сидел на бедре Дилюка, то обязательно бы затопал ножками. Он же так хорошо постарался и ничего не пролил. Дилюк должен его залюбить и много-много шептать, что Кэйа его малыш, самый маленький и умещающийся в кармашек.       — Так сладко, — Дилюк проводит по мокрым, слюнявым губам Кэйи, облизывая свои и любуется его капризностью, ведь сегодня пока не закончено, и Кэйю ожидает ещё один небольшой сюрприз, который припрятан в боковом кармашке пиджака. Он выбирал его с особой точностью, так, чтобы быть уверенным, что Кэйе понравится блеск, чтобы каждый драгоценный камушек представлял собой неописуемую ценность, чтобы носить его можно было с трепетом в груди, от которого внутри бы разрывалась душа. — Папочка хочет с тобой поиграть.       — Как с куколкой? — Кэйа громко взвизгивает, когда Дилюк снимает его со своего бёдра и, забирая напиток, толкает спиной на кровать, чтобы Кэйа широко расставил ноги, приглашая Дилюка к себе. Он такой открытый и довольный, потому что теперь его кожа касается не костюмной ткани, а мягкой, воздушной простыни. Кэйа приподнимает голову, чтобы взглянуть на Дилюка и видит, что огненные волосы уже слегка растрёпаны, а дыхание давно не такое спокойное, как это было раньше, и это льстит.       — Как с очень хорошей куколкой, — Дилюк показательно отпивает клубничный коктейль, но не глотает, надувая полные щëки. Не раздеваясь, он нависает над Кэйей сверху, прижимая его к матрасу, и, преподнеся губы к грудной клетке, раскрывает их, чтобы молочный напиток быстрыми каплями растëкся по коже, задевая соски и скатываясь вниз по животу. Кэйа от неожиданности охает, ощущая, как воздух холодит испачканные места, когда Дилюк нарочно вытягивает губы и дует, наблюдая, как чужая кожа покрывается мурашками. — Самая сладкая куколка.       Дилюк слизывает с груди Кэйи молоко, проводя по ней широким языком. Кэйа откидывает голову, сжимает тонкими пальчиками постель и притягивает Дилюка к себе, закидывая ножки ему на поясницу. Дилюк вылизывает Кэйю, прикусывает нежную кожицу и засасывает набухший сосок, обхватывая его запястья, чтобы Кэйа не теребил ими слишком сильно. Он смотрит снизу-вверх, с громкими причмокиванием обсасывая бусинку соска. Нежный, аккуратненький, манящий. Дилюк ведёт языком от одного к другому, слизывая молочко со смуглой кожи.       — Папочка, это так, так… — Кэйа задыхается, потому что Дилюк оставляет мокрый след на его животе, и он знает, что дальше будет пах и чувствительный член, а Кэйа уже не уверен, что сможет сдержаться и не кончить. — Так пошло… И взросло! — Кэйа слышит, как Дилюк мычит, истошно медленно слизывая с него последние капельки, и слëзы вновь накатывают на глаза, потому что с такой нежностью, как сейчас, к нему не относился никто и никогда.       Кроме Дилюка, конечно.       — Именно поэтому ты не можешь играть со своими куколками так, как я играюсь с тобой, — Дилюк спускается к члену Кэйи и дышит на него горячим воздухом, рассматривая изящество и красоту. Он берёт его в руку и, преподнося головку к губам, целует её с таким же громким причмокиванием, как вылизывал соски. Кэйа зажимает голову Дилюка ногами, когда он медленно прикасается кончиком языка к яйцам и скользит выше, увеличивая площадь соприкосновения. Кэйа сладок даже здесь. Вкуснее клубничного коктейля.       — Папочка, е-ещë, па-поч-ка, — Дилюк хватает тонкие, хрупкие ножки, спрятанные в чулочки и ставит их обратно на кровать. Кэйа — натянутая струна, и прямо сейчас Дилюк издевается над ним, держа на самом пике. Он стимулирует член, обхватывая его губами, когда Кэйа громко, слишком громко стонет, кажется, на всю комнату, потому что его ведёт от происходящего, и он не выдерживает персонального вылизывания.       Дилюк сжимает его кожу, прижимая к постели, и оставляет аккуратные поцелуи на внутренних сторонах бëдер, где на нежной коже всегда остаются самые яркие засосы, когда Дилюк кусается. Он проводит носом по складке между ногой и пахом, вдыхая запах детского мыла и разврата, которыми пахнет Кэйа, и впервые сжимает свой член. Дилюка от Кэйи тоже ведёт, сносит крышу настолько, что если бы сейчас ему пришлось здраво мыслить и принимать трезвые решения, то он бы не смог. Не рядом с Кэйей. И поэтому не брать его в командировки правильно не только с точки зрения безопасности, но и потому, что Дилюк бы отказался вести деловые встречи, когда его в отеле дожидается малыш, которого надо валить и трахать, и трахать, и трахать, пока он не начнёт кричать, будучи выжатым до последней капли.       Кэйа громко визжит, когда Дилюк берëт его головку в рот и втягивает щëки. Солëный вкус спермы смешивается со сладким привкусом во рту, оставшимся не столько после коктейля, сколько после вылизывания кожи Кэйи. Эта смесь, сочетание противоположного, детского и пошлого, игры и доверия сводит Дилюка с ума, когда он сжимает маленького Кэйю огромными ладонями. Кэйа хнычет, потому что язык Дилюка творит какие-то невозможные, неземные вещи, ради которых он так старался и терпел! Которых он достоин! Он заслуживает любовь Дилюка!       Дилюк звучно выпускает головку изо рта и размазывает слюну по всей длине, наслаждаясь громким Кэйей, не способным лежать спокойно, и он любуется тем, как его подкидывает на кровати. И это — сплошное удовольствие, которое тоже следует поощрять. Он отрывается от члена, налегая сверху на Кэйю всем весом, и целует. Дилюк убирает слëзы Кэйи с его щёк и ловит губами новый громкий стон, как раз очень подходящий, чтобы перейти к следующему шагу и подарить Кэйе нечто, что ему точно понравится.       Потому что нравится всем малышам.       Он ведёт носом по влажной от пота и слëз щеке Кэйи, чтобы, не глядя, найти его губы и подарить глубокий поцелуй, вкладывая чувства, которые Дилюк к нему испытывает. Порой он закрывает глаза и с ужасом представляет, что бы было, если бы он не успел спасти маленького, ослабленного мальчишку с впалыми щеками, который дрожал от каждого шороха, боясь смерти. Дилюк выбил подвальную дверь, ворвавшись словно ангел-хранитель, и нечаянно спас того, о чьём существовании даже не знал. Тогда нужно было всего лишь вычистить базу мелкой группировки, которая резко начала борзеть слишком сильно, и Дилюк вместе со всеми документами и припасами присвоил себе и задолжавшего им Кэйю.       Дилюк сумел разглядеть в нём красоту и преданность, когда взглянул в голубые глаза и, завалив на плечо, унёс с собой, чтобы как следует откормить, дать выспаться и узнать всю информацию, в курсе которой он был. А затем убить каждого, кто посмел его обидеть, и полюбить этого мальчишку до конца своей жизни. Прошло уже четыре года, а Дилюк для Кэйи всё ещё ощущается ангелом-хранителем, папочкой, который сможет спасти в самых страшных ситуациях и никогда не кинет, даже если будет больно и страшно где-то там, вне этой комнаты.       — У меня для тебя есть подарок, — шепчет Дилюк Кэйе на ухо, сжимая его бока, — потому что ты слишком громок, тебе так не кажется, малыш? — Дилюк провоцирует, царапая кожу, и Кэйа вновь громко хныкает, прижимая ножками ближе к себе.       Дилюк отстраняется, чтобы достать из кармана небольшую красивую коробочку розового цвета, украшенную золотой лентой, и протягивает её Кэйе, который вопросительно хлопает глазками, не совсем понимая, что вообще происходит. Кэйа охает от неожиданности, так как папочка приготовил для него что-то необычное! Что-то небольшое, но явно очень дорогое! Он приподнимается, чтобы принять полусидячее положение, и берёт коробочку из рук Дилюка, который смотрит на Кэйю со слепым обожанием. Дилюк ведёт кончиками пальцев по ноге Кэйи, слегка щекоча, от чего тот тихонько хихикает.       — Что там, папочка? — Кэйа поднимает большие, горящие жизнью, не стеклянные как у кукол, глаза и расплывается в улыбке. Предвкушение вот-вот вырвет сердечко из груди. Он прикусывает губу и убирает мокрые пряди волос назад. — Что ты мне купил?       — Можешь открыть, — Дилюк укладывает подбородок на бедро Кэйи, чтобы увидеть его реакцию, ведь подарок сделан специально для него на заказ, и ему точно должно понравиться. — И примерить.       Кэйа тянет ленточки, развязывая бантик, от чего в кончиках пальцев скапливается мандраж. Он переводит взгляд на Дилюка, улëгшегося на него, и дует губки, но уже не вредничая, а посылая воздушный поцелуй. Каждый раз подарки от Дилюка представляют собой нечто ценное, вне зависимости от стоимости, поэтому Кэйа не обижает ни одну из подаренных игрушек, играясь с каждой, и ко всему относится с кристальной бережностью. В их спальне не найдешь недолюбленную плюшевую зверушку, брошенную на полу. Здесь нет и забытых кукол, потому что Кэйа помнит, насколько больно, когда тебя оставляют одного. Даже если ты кукла.       Когда тоненькие пальчики касаются крышки коробочки, Кэйа затаивает дыхание и аккуратно убирает её в сторону, ахая. Он смотрит на подарок, на Дилюка, вновь на подарок, хлопает ресничками…       — Это мне? — Кэйа достаёт соску-пустышку, усыпанную драгоценными камнями, боясь нечаянно что-нибудь сломать, потому что она — невозможна красива, как он и любит, розового цвета с блестяшками, покрывающими всю поверхность… А на ручке красивым почерком выгравировано: «Diluc's baby». И Кэйа точно знает, кто это написал. Внутри всё сжимает, и Кэйе кажется, что он вот-вот расплачется от любви к Дилюку, от того, насколько сильно он любит ему принадлежать. И насколько Дилюк любит его присваивать.       У Кэйи и раньше были пустышки, но эта гораздо красивее всех их, потому что на середине насадки не просто пластик, а большое розовое сердечко. Она сделана настолько искусно, что можно будет часами разглядывать каждую детальку, когда ею не будет заткнут рот. Дилюк, как и всегда, вновь угадал, что подарить Кэйе после долгого расставания. И это, конечно же, не кольца, не золотые огромные серьги, блеск которых бы ослеплял каждого, и не большая красная машина с низкой посадкой, ревущая на поворотах. Он знает, что Кэйе не нужно ни дорогое шампанское, ничего, что представляло бы ценность для взрослых.       Кэйе нужна соска, которую не терпится попробовать.       — Тебе нравится, малыш? — Дилюк хоть и видит восторженный взгляд Кэйи, у которого из-за изящества соски теряется дар речи, но всё равно считает правильным уточнить. — Папочка смог тебя порадовать?       — Конечно, папочка! Она такая красивая! Самая-самая! — Дилюк перебирается выше, подминая Кэйю под себя, чтобы он вновь полностью улёгся на кровать, и смотрит на него сверху-вниз, оглаживая бока, — спасибо большое, папочка, — Кэйа не выпускает пустышку из рук, продолжая её рассматривать, и облизывает губу, чтобы Дилюк наконец обратил на них внимание и…       — Помнишь, я сказал, что малыш уж очень громкий, — Дилюк легенько прикасается к губам Кэйи подушечкой большого пальца, — а ты знаешь, что делают с громкими малышами?       — Затыкают их пустышками…       — Правильно, малыш, ты такой умненький, — Дилюк целует Кэйю прежде, чем лишить себя такой возможности, и аккуратно забирает из его рук соску, слыша хныкающие звуки прямо ему в губы. Кэйа расплывается на кровати, приоткрывая губы сам, без особого приказа, чтобы наконец заполучить желаемое. — Позволь папочке тебя заткнуть.       Дилюк, теряющий разум от послушного Кэйи, пропихивает силиконовую часть соски в рот, которая тут же обхватывается набухшими губами. И, блять, как же она украшает лицо Кэйи, или, точнее, лицо Кэйи украшает её. Дилюк целует Кэйю в главное украшение по середине — в самое сердце, когда Кэйа начинает старательно сосать, словно маленький беспокойный малыш… Если он в стоне раскроет рот шире, чем нужно, то пустышка просто выпадет из рта, и неизвестно: позволит ли Дилюк вновь разместить её между губ или же заругается и отберёт подарок, наказывая.       — Тихий, послушный малыш, который старательно сосёт сосочку ради своего папочки, — Дилюк до боли прикусывает нежную кожу на чужой шее, проверяя, насколько сильно Кэйе на самом деле нравится подарок.       — М-м-м, — Кэйа откидывает голову и крепко-накрепко сжимает губы, чтобы не поддаться искушению и не раскрыть их. Наоборот, пусть папочка кусается больнее, трогает и издевается, ведь это, в отличие от запрета касаться, не воспринимается как наказание. Это не пытка, а сладкое наслаждение, когда Дилюк довольно хмыкает и облизывает укус, чтобы смягчить неприятные ощущения.       — Моя маленькая принцесса так послушно выполняет папочкины приказы, да? — Кэйа, не имея возможности говорить, трясёт головой, сжимая сбитую постель. Уголки глаз не успевают просыхать, потому что каждое слово Дилюка, любое его прикосновение отзывается у Кэйи в груди, и он не может сдерживать эмоции внутри, выпуская их наружу. Потому что Кэйа — маленький, а чувств у него столько, что любой взрослый может позавидовать, и поэтому они просто не вмещаются в его душе. Но мальчикам ведь можно плакать, а таким необычным мальчикам, как он, такое даже поощряется.       Дилюк, упираясь о матрас, протягивает руку к тумбочке, стоящей возле кровати, чтобы достать из верхнего ящичка смазку, флакончик которой неожиданно пуст наполовину. Когда Дилюк уезжал, специально оставил целый, потому что хотелось проверить, насколько часто Кэйа играется не только с куколками, но и с собой, и полученный результат его вполне удовлетворяет. Ведь запрета на самостоятельную дрочку не было, так как Дилюку было важно, чтобы Кэйа снимал внутреннее напряжение хотя бы таким способом, иначе вредничать он бы начал гораздо раньше.       Сходил бы с ума, прокручивая в голове строгий наказ Дилюка, и плакал от того, что не может себя потрогать. Дилюк жесток, но не настолько. Только не с Кэйей.       Дилюк выцеловывает влажное от пота и слегка липкое от коктейля тело Кэйи, вновь сжимая его руки, которые мельтешат туда-сюда, и, возможно, в другой раз Дилюк бы перевязал их своим длинным чёрным галстуком, который, касаясь чужой груди, слегка щекочется. Но не сейчас. Зная, как Кэйа скучал, ничуть не меньше, чем он, Дилюк решает позволить ему чувствовать абсолютно всё. Он спускается ниже, чтобы, очертив языком бëдра и проигнорировав грязный от предэякулята член, выдавить на пальцы смазку, не боясь запачкать кровать.       Резкий запах клубники бьёт по рецепторам Дилюка, и он ощущает вкус коктейльной кожи Кэйи у себя на языке. Кэйа, активно причмокивая, нарочно громко двигает пустышкой во рту, продолжая сосать, и Дилюк накрывает его член губами, начиная обасасывать словно эту пустышку. Кэйа брыкает ногами, но лицо руками не прячет, демонстрируя Дилюку, насколько же он сильный, послушный мальчик, который наслаждается папочкиным подарком. Дилюк берёт глубоко, чтобы член давил на заднюю стенку глотки, и одновременно с этим аккуратно, согрев смазку на пальцах, пропихивает вовнутрь.       Он скользит в Кэйе всего одним и не встречает сильного сопротивления. Дилюк убедился, что Кэйа растягивал себя, ещё когда разглядывал его во время персонального стриптиза. И уже тогда хотелось вставить в Кэйю член и вытрахать из него всю душу. Но сейчас это желание никуда не улетучилось, и Дилюк вот-вот расстегнëт свою ширинку, чтобы пихнуть член в Кэйю и заставить его видеть перед собой мерцающие звëздочки.       Он лижет головку, чтобы отвлекать Кэйю, сжимающего силиконовую соску зубами, от пока что неприятного процесса. Пальцы Дилюка не сравнятся с его собственными, тонкими и не такими длинными, и поэтому внутреннее восприятие отличается. Кэйа старается расслабиться, чтобы папочке ни в коем случае не было узко, и смотрит вниз, где Дилюк сжимает его яйца и смазывает изнутри. От постоянного сосания соски начинает болеть челюсть, испачканная в слюне, а дышать приходится через нос. Из-за этого ощущения постоянного недостатка воздуха, своей испачканности и принадлежности Кэйа мычит вновь.       — Положи под спинку подушку, принцесса, — Дилюк вытаскивает палец, чтобы очертить анус подушечкой и опять выдавить смазку, — папочка собирается растянуть принцессу ещё одним, ты ведь хочешь принять его член?       Кэйе хочется раскрыть рот и прокричать: «Да, папочка, да, я готов, я хочу твой член в себе!», но он вовремя вспоминает о соске, которая оказывается не подарком, а новым способом наказать. Но Кэйа не был бы собой, если бы не смешивал эти понятия воедино. Для него наказание от Дилюка равно подарку, особенно, если оно вытряхивает из него все сомнения. Ведь, отдавая контроль Дилюку, Кэйа может отслеживать, чтобы этот контроль от человека, которому он доверяет, не причинял ему боль.       Он раскрывает себя перед мужчиной, уважающим его желания и внутреннее самоощущение. Дилюк старше его всего на десять лет, но Кэйа разделяет с ним ответственность за себя и не чувствует, что она давит на хрупкие, кукольные плечики непосильным грузом. И Дилюк, его сильный Дилюк, который помимо своих проблем решает и все остальные, самый сильный и мужественный, словно супергерой, спасает не целый мир, а Кэйю Альбериха.       Кэйю Альбериха, которому даже не нужно становиться сильным, чтобы спасать себя.       Кэйю Альбериха, который стал сильным, чтобы спасать Дилюка.       Потому что, несмотря на суровый вид, способный запугать врагов, Дилюк всё же умеет чувствовать. Поэтому, наверно, не смог бросить забитого Кэйю умирать. И, сумев разглядеть в Дилюке ангела-хранителя, Кэйа копнул в его душу дальше остальных и смог поцелуями заживить места ранения. Теперь Дилюк спешит с работы домой не потому, что устал, а потому, что знает, что Кэйа его точно ждёт и скучает. И он может прижаться к груди, под которой бьётся сердце, и соприкоснуться не с кровожадной смертью, хватающей за горло, а с беспечной, сладкой жизнью. Он никогда бы не смог выразить эмоции ни через слезы, ни через мольбу, но, оказывая заботу тому, кто в ней действительно нуждается, Дилюк осознаёт, что умеет не только рационально думать, но и нежно любить.       Дилюк переключает внимание на одну лишь растяжку, когда добавляет третий палец, чтобы Кэйа не кончил раньше времени от переизбытка ощущений. Кэйа запрокидывает голову, чтобы можно было приоткрыть рот, не боясь потерять пустышку, и закрывает глаза. Его разум теряет связь с телом, и он отдаёт себя моменту, позволяя Дилюку делать с собой всё, что угодно. Пальцы сгибаются, толкаются глубже, на две, три фаланги, задевают простату, заставляя Кэйю зажимать голову Дилюка коленями, и с громким хлюпом достаются наружу, оставляя на своём месте пустоту. Дилюк разглядывает сжимающийся, подготовленный анус Кэйи и проводит губами по холодной бляшке на бедре. Пусть чулки остаются и во время проникновения.       Нависая над Кэйей, который затуманенным взглядом смотрит в потолок и, кажется, даже не до конца понимает, что именно сейчас чувствует, Дилюк прикасается к соске. Он любуется слюнявым подбородком и резко выдëргивает пустышку из чужого рта, заменяя её губами. Кэйа охает и не сразу отвечает в поцелуй, пытаясь сообразить, что заместо силикона в его глотку пихается горячий язык. Громко мыча, он закидывает на Дилюка ноги и позволяет изучить свой рот. Стонать в поцелуй можно, и Кэйа практически кричит, когда Дилюк прикусывает его губу, вжимая в постель.       — Малыш может говорить, — Дилюк, отложив соску на тумбочку, жарко шепчет на ухо Кэйе, прикасаясь к нему губами. — Хочу, чтобы малыш сказал, что нуждается в папочкином члене.       — Папочка! Папочка, пожалуйста, — Кэйа — маленький капризный ребёнок, — хочу твой большой член внутри себя! Очень хочу, папочка.       — Хочешь, чтобы я тебя трахнул, да? Мою маленькую принцессу…       — Я очень люблю твой член, папочка, — он жадно хватает воздух губами и извивается по постели, — я так… Так долго его ждал. П-подари принцессе член…       — Ты не забыл стоп-слово, Кэ-йа?       — Я… Я… Нет, Ди-люк, я помню.       — Умничка моя, — Дилюк целует Кэйю в губы и садится между его ног на колени, чтобы снять дорогущий мятый пиджак, который он откидывает на пол, стянуть с себя галстук, сдавливающий шею, расстегнуть пару пуговиц и потянуть за замочек собачки. Он приспускает штаны вместе с намокшими боксерами и обхватывает толстый, большой в диаметре член. Кэйа прекрасно знает, как он ощущается внутри, в заднице, во рту, знает, как он выглядит, каков на вкус, но каждый раз рассматривает его с небывалым восхищением. Потому что это — не игрушка, и такой есть только у Дилюка.       У Дилюка, который делится с ним и ни с кем больше.       Вязкая смазка капает на член тяжёлыми каплями, и Дилюк густо размазывает её по всей длине, чтобы не причинить Кэйе, который приподнимает задницу, боль. Дилюк целует его в колено, в место, где заканчивается край чулков, вновь оставляет поцелуй на бедре и скользит губами по животу, прежде чем подставить головку к чужой заднице. В такой момент Дилюк чëтче всего ощущает разницу их телосложений, потому что ничего не стоит обхватить голени Кэйи и сложить его пополам, переломав кости. Дилюку бы для этого хватило несколько секунд.       Но эти несколько секунд ничто по сравнению с любовью, которая у них может продлиться всю жизнь.       — Давай, принцесса, я знаю, что ты можешь принять папочкин член целиком, — Дилюк, выучивший физиологию Кэйи, толкается лишь головкой, которую сильно сжимают, от чего он сам издаёт первый слышный стон, позволяющий Кэйе расслабиться. Ведь хочется услышать, как он заставляет стонать папочку ещё и ещё. У него же, наверняка, не было времени ублажать себя во время командировки. Он ведь такой занятой! — Вот так, молодец, я очень тобой горжусь.       — Папочка, он растягивает меня изнутри, он, он, ох.       — Я очень щедр с тобой, малыш, я хочу, чтобы ты почувствовал всё, — Дилюк целует Кэйю в откинутую шею, давая ему время. Он терпеливо ждёт, чтобы Кэйа смог собрать слова воедино и хотя бы что-то промямлить.       — Ещё, толкнись ещё, папочка, — Кэйа обхватывает голову Дилюка руками и вонзает в кожу ногти, уже не пытаясь подмахнуть бëдрами, чтобы Дилюк начал двигаться. На это не хватает сил, потому что Кэйа превращается в настоящую куклу, способную лишь принимать член в себя и умолять сделать так вновь.       — Твой папочка, — Дилюк толкается, но сам сбивается со слов из-за приятных ощущений, — вернулся домой, и больше не придётся скучать по его члену.       — Я по тебе скучал больше, — Кэйа получает поцелуй куда-то в область губ или щеки, начиная вновь рыдать от того, как внутри всё сворачивает и клокочет. От Дилюка тепло по-настоящему, по-родному, и он жмётся к нему ближе, когда Дилюк заламывает его ноги к себе на плечи и сгибает. Он толкается в плавном темпе, чтобы растянуть Кэйю чуть лучше, прежде чем толкаться быстрее, ведь ни он, ни Кэйа долго не продержатся. И так неизвестно сколько прошло времени с того момента, как Дилюк нажал на ручку двери и лицо Кэйи озарила прекрасная улыбка.       — Малыш-с, — Дилюк утыкается носом Кэйе в волосы, вдыхая смешанный аромат фруктового и солëного. Он двигает бëдрами, зажимая член Кэйи между его животом и белой рубашкой, и умеренно толкается, погружая сознание не только Кэйи, но и своё в транс. Когда узость передавливает член, и ему остаётся только шептать о чувствах, ведь прямо сейчас он ощущает себя не большим и сильным доминантном, а обычным влюблённым человеком, личностью, умеющей раскрывать душу. — Я так люблю тебя малыш, твой голос, твоё тело, как ты смеёшься, всего тебя, малыш.       — Папочка, ах-х, папо-хчка, ах, пожалуйста, ещё, прошу, — Кэйа прикусывает плечо Дилюка и громко, хрипящим голосом, стонет, когда головкой задевается простата. Он уверен, что смог бы увидеть очертания чужого члена внутри себя, если бы опустил голову вниз, но слëзы, чëртовы слëзы, мешают ему рассмотреть выражение лица Дилюка и то, как исчезает член. На ресницах остаются солëные капли, когда он прикусывает губу и позволяет трахать себя так, как Дилюку хочется.       До хруста в его позвоночнике и растраханной задницы, до переплетения пальцев и нежного поцелуя в нос.       Дилюк начинает ускорять темп, больше ничего не говоря и не спрашивая, потому что Кэйа сумел сдержаться и не кончил ни разу, а это достойно папочкиной похвалы. И оттягивать оргазм больше не надо. Дилюк соприкасается губами с кожей Кэйи, который рвёт глотку от стонов, и сам мычит ему на ухо. Он — не суровая скала, не ледяная глыба, законсервировавшая чувства. Дилюку — тоже хорошо настолько, что он не может и не хочет себя сдерживать, поэтому издаёт нечастые глубокие, гортанные звуки.       — Можешь кончить, малыш, — Дилюк видит, как у Кэйи закатываются глаза, когда он слышит разрешение, но он почему-то сильно сжимает его плечи, будто бы сопротивляясь приказу и собственному организму, сдерживая себя как можно дольше. — Давай, малыш, порадуй папочку своей спермой.       — А, — Кэйа прикусывает свой язык и стонет, потому что Дилюк продолжает в него толкаться, — а твой костюм? Я запачкаю рубашку… — Ему же нельзя, Дилюк ведь запретил, потому что папочкина одежда слишком дорогая и её нельзя испортить.       — Забудь про неё, — Дилюк укладывает ладонь на набухший член Кэйи, не пережимая слишком сильно, — давай, малыш, сейчас, кончи с папочкой одновременно, — Дилюк втрахивает Кэйю в кровать быстрыми короткими толчками, засаживая по основание, и закрывает глаза, потому что Кэйа притягивает его к себе близко-близко и кричит от того, что долгожданный оргазм наконец проходится по всему телу, и он кончает себе на грудь, на ладонь Дилюка, на рубашку.       — Внутри, хочу твою сперму туда, — Кэйа мотает головой, царапать спину уже нет сил, и его тело обмякает, когда Дилюк, ловящий его слова губами, гортанно мычит и изливается Кэйе в задницу, наполняя его до конца. Кэйа, кажись, становится ещё меньше, он чувствует лишь налегающий на него вес, когда Дилюк убирает из него член и слизывает с его груди сперму, точно так же, как и коктейль. Чертовски сладкую, приятную, не противную. Дилюк собирает капельки с гладкого животика Кэйи, чьмокая рëбра, и приподнимается, чтобы снять одежду.       Потому что сейчас больше не хочется демонстрировать власть через строгую рубашку и чёрные штаны со стрелками, он стягивает и с ничего не осознающего Кэйи чулки с ремешками, чтобы улечься с ним рядышком и, убрав с лица мокрые волосы, поцеловать в лоб и прижать к себе. Внутри у Кэйи непередаваемая словами эйфория, полное наслаждение, когда измученное тело наконец получает полное удовлетворение. Насколько же сильно ему не хватало Дилюка, который из обычного любящего доминанта превращается в большого и плюшевого медвежонка, оставляющего на щеке Кэйи поцелуи, давая прийти в себя.       Сконцентрированная на Кэйе вселенная Дилюка переживает очередной масштабный взрыв, когда его вымотанное тело обретает силы из-за обмена чувств, внутренних ощущений и любви. Ему хочется и самому превратиться в маленькую розовую зефиринку, чтобы слипнуться с Кэйей воедино и пролежать с ним на одной кровати в течение долгих лет, не отвлекаясь на дела. С Кэйей, который тихо мычит, переворачиваясь со спины на бок, чтобы Дилюк сжал его, прижав к себе, и поцеловал в висок. Кэйа сжимается в позу эмбриона, подгибая колени, и утирает слëзы о чужую кожу.       — Кэ-э-эйа, — Дилюка разрывает от неожиданно сильного приступа любви, и он на мяукательный лад тянет имя малыша, поглаживая по волосам. Он кладёт ладонь ему на поясницу, надеясь, что ни разу за весь процесс не причинил настоящей, убийственной боли. — Мой Кэйа.       — Твой, — Кэйа произносит еле слышимое слово и улыбается Дилюку в плечо, когда его дыхание начинает нормализоваться и пережитые моменты укладываются в голове. — А ты мой, Дилюк.       — Всегда, — Дилюка целуют в ключицу, потому что эти слова — не проявление собственничества, не капризный топот ногами и не абьюзивная истерика. Кэйа знает, что они оба демонстрируют не принадлежность друг другу как вещи или как те же куклы, как игрушки или как деньги. Они принадлежат друг другу душами. Не иначе. Двумя сильными сердцами, которые вместе преодолевают проблемы, освещая друг другу дорогу и убирая из-под ног палки. — Тебе надо будет сходить в душ, любимый.       — А ты помоешь мне голову шампунем, который не щиплет глазки?       — Конечно… Каким-нибудь клубничным, да?       — Да, — Кэйа тихонько посмеивается в унисон с Дилюком и тянется за поцелуем в губки, — только не сейчас, а позже. Сейчас я просто хочу с тобой полежать. — Он прикрывает глаза, прижимаясь к умеренно поднимающейся и опускающейся груди Дилюка, через которую слышно его живое сердцебиение. Не гудки телефона, не автоответчик за много километров, а его дыхание и тихое сопение. И это — дороже всего на свете.       — Ты можешь отдохнуть столько, сколько тебе захочется, я всегда буду с тобой, — Дилюк обнимает своё маленькое сокровище, свою принцессу, своего малыша, касаясь его нежной кожи, и тоже закрывает глаза, — Я никуда не уйду.