психология мужчины, находящегося на грани смерти

      поцелуи покрывают грязную кожу от шеи до груди, до порванной футболки, по грубому материалу портупеи, язык скользит ниже, туда, где руки уже поднимают ткань на животе, покрытом шрамами и пятнами смешанной с потом крови. леон весь пахнет потом и кровью, на вкус он солоновато-металлический, а на ощупь бархатисто-шершавый. а луису даже нравится, что он не мылся двое суток, что поцелуи с ним на вкус как пыль и свечной воск, нравится, что его лицо покрыто лёгкой щетиной, почти незаметной, нравится его глубокое дыхание, когда он пытается не стонать в тихой комнате, где они вдвоём нашли уединение среди неспокойных окрестностей.       ночью они признались друг другу в страсти, неприкрытой, взрослой страсти, которую могут испытывать две сформировавшихся личности к телам и сознаниям друг друга. страсть была тем сильнее, что оба они находились в шаге от небытия, страшного, но притягательного, как тьма ночного моря. окунуться бы в него с головой, почувствовать бы себя погружённым в это небытие, только так, чтобы всегда можно было вернуться. леон понимал, что вернуться из небытия невозможно. луис играл с судьбой, показно уверенный в том, что ему всё сойдёт с рук.       и ночью, в спасительной темноте, они произнесли пару слов о том, что между ними назревало. плод сомнений и страхов разрастался внутри у обоих, с сердцевиной кровавого цвета, со вкусом сырого мяса, пульсирующий открытыми ранами в груди.       — ты меня выводишь, — произнёс леон, и запах луиса наполнял его лёгкие, потому что между ними была всего пара сантиметров, преодолеть которые казалось сложнее, чем перебить в одиночку десяток врагов.       — вывожу тебя, герой? — усмехнулся луис, и леон на физическом уровне ощущал его улыбку.       — до дрожи выводишь, — продолжил леон. формулировка чувств всегда давалась ему со скрипом, к тому же, сейчас он не мог быть уверен в том, что луис чувствовал к нему то же самое, а потому признаться в этом было ещё сложнее.       — это хорошо или плохо? — луис придвинулся ближе, и леон ощутил на губах его дыхание с запахом виски и сигарет.       странно. всё это было странно. леон бы в жизни не обратил на такого, как луис, внимание, если бы судьба самовольно не свела их в обстоятельствах, совсем не располагающих к романтике. и, как будто этой самой судьбе назло, леон влюбился в него за одни сутки и настолько крепко, что теперь, когда луис был рядом и был открыт, леону хотелось повалить его и заставить принять чувства, которых в нём почему-то было слишком много. сказать: “я блядски сильно люблю тебя”, даже если он не любил луиса, а только хотел его. и всё же леону казалось, что — любил.       — это… хорошо, — ответил он куда-то в шею луису, и он вовсе не собирался кусать или целовать его, не собирался срывать с его губ сдавленный грубый стон прокуренного голоса, но сделал это — укусил, как бы помечая своё, и заулыбался собственнически, когда луис застонал и покрылся мурашками.       — вот, значит, как я тебя вывожу?       — да. так, — леон перехватил его руки и закинул их себе на плечи.       — тайный любовник спецагента, — хмыкнул луис, прогибаясь в пояснице и ёрзая на коленях у леона. как он оказался в таком положении, он и сам не проследил. ловкость рук.       — чего? — у леона крышу сносило от запахов и вкусов на языке, от близости разгорячённого тела, от звука сердцебиения так близко, что почти внутри у него самого.       — да так.       — что ты сказал? — настаивал леон, пальцами забираясь под ремень брюк луиса, оглаживая мягкую кожу на спине и заднице.       — что я тайный любовник спецагента. ты ужасно дотошный.       — ты меня выводишь, — вновь повторил леон, и губы его встретились сначала с шершавыми щеками луиса, а потом с его языком, удивительно гладким и, видимо, чувствительным, потому что тело мужчины сотрясла крупная дрожь, когда леон лизнул его в ответ.       они занялись сексом в тишине комнаты, где было холодно и пахло плесенью, а кожа без одежды сразу же покрывалась мурашками. поэтому луис всегда был полуодет, даже когда леон покрывал его грудь под рубашкой поцелуями, даже когда сжимал бёдра, грубо, оставляя синяки. пусть запомнит это надолго, если им суждено умереть или разлучиться иным способом. пусть запомнит его.       они дремали рядом, одетые, потные и испачкавшиеся в собственной сперме, переплетясь ногами, руками и пальцами, как сбившиеся в стаю дворовые псы, до рассвета, а на рассвете продолжили, не отрываясь друг от друга. и теперь луис от шеи спускался вниз, к пряжке ремня леона, туда, где запахи становились концентрированнее, туда, где было, пожалуй, единственное слабое место кеннеди. он почувствовал под пальцами, расстёгивающими пряжку ремня, засохшее пятнышко спермы, и улыбнулся собственным мыслям о том, что довёл этого превосходного в своей неколебимости мужчину до оргазма, и не один раз.       — леон, — выдохнул он, за резинку стягивая трусы с члена мужчины.       — м?       в утреннем полусвете было видно, как леон закрывает лицо предплечьем, как бы стыдясь собственного смущения, которого у него в силу возраста и профессии якобы не должно было быть.       — леон, — произносит луис тихо, выдыхая горячий воздух на головку, и леон, к которому он обращается, вздрагивает и напрягается, и его член становится твёрже.       — не тяни с этим… — бурчит кеннеди, и от этого луису только забавнее кажется тянуть подольше.       — я тебе хоть немного нравлюсь? — спрашивает он, пересиливая себя. это глупо — хотеть нравиться ему. глупо тешить себя надеждами, но он тешит, он чувствует себя таким уязвимым и защищённым одновременно, когда он с леоном, что сводит живот сладкой судорогой.       — немного нравишься, — отвечает леон, но внизу всё видно гораздо яснее: луис ему нравится очень, необузданно и яростно нравится, нетерпеливо и жадно нравится.       — правда? — шепчет он, прежде чем накрыть губами его член, старательно вбирая целиком до самого основания. он хочет, чтобы леону было приятно. если это единственное приятное, что есть между ними в их короткой совместной жизни. короткой настолько, что может закончиться в любой момент.       когда луис умирает, леон сжимает его руку в своих, крепко, но бережно, так, как тогда, во сне, когда они были честны и нежны друг с другом. когда луис умирает, внутри леона что-то умирает вместе с ним, навсегда остаётся здесь, в комнате, пахнущей плесенью, в комнате, где они занимались сексом и прижимались друг к другу, как дворовые псы. леон почему-то чувствует, что никогда никого не полюбит так же, как луиса. и почему-то в том, что любит, он признаётся только тогда, когда уже поздно. шепчет это в шею луиса, уже холодеющую. и зажмуривается, чтобы не уронить ни слезинки.