Отголосок

Ирлиэт вошла в покои Лорда-капитана, нарушив гробовую тишь. Теперь ничто не держало её средь мон-кей. Пора уходить. Несмотря на обстоятельства, похороны прошли хорошо. Странным образом для столь значительного события они были скромны, и на них присутствовало сравнительно немного гостей. Эльдарку удовлетворило такое положение вещей. Всё равно на неё, — ксенос, убитый горем, — глазели слишком многие. Переступив порог приёмной, взгляд замер на портрете элантаха. С полотна на неё глядел Леонардо Стаббс фон Валанциус. Одна сторона его измождённого возрастом лица была исполосована парой уродливых шрамов. Некогда смоляные, а ныне седые волосы собраны в хвост. Выразительные глаза пронзили её, выдав в их обладателе человека, прожившего несоизмеримо долгие для своего вида лета. Давным-давно, рассматривая предыдущий портрет, ксенос сказала: «Людям дóлжно тратить меньше времени, чтоб любоваться собою». На что Лео ответил: «Портрет существовал не для меня, но для других». Сейчас она прочувствовала сие как никогда. Хотя, может, и не так, как тот предполагал. Смахнув с себя эту странную эмоцию, она направилась дальше. Миновав главную залу, девушка попала в спальню — там осталась большая часть её вещей. Слуги уже привели комнату в былой вид, — здесь ничего не произошло, — но Ирлиэт ведала: внутри по-прежнему таилась смерть. Именно здесь Леонардо провёл свои последние мгновения (она — подле). Воспоминания о кончине столь свежи. Рана ещё не затянулась… Эльдарка сжала кулаки. Сдержалась, начав собирать личные пожитки. Рейнджеры редко в чём-либо нуждались на постоянной основе, что соответствовало их пути. Но за несколько веков, проведённых рядом с другим существом, тех накопилось изрядное количество: одежды и оружие, милые сердцу безделушки и поэт-кристаллы с написанными ею стихами — всё это надо оставить. Порывшись в своём сундуке, она всё же забрала косметичку, пару украшений и несколько особо нужных инструментов. А опосля подошла к шкафу. Открыв гардероб, вытащила один из нательных походных комбезов. Уже готовилась закрыть створки, когда взор уцепился за вещи Лео — его любимые пальто. Он приобрёл несколько в самом начале, не в бытность вольным торговцем, и с тех пор часто носил их. Сотворённые из неких экзотических материй, стоившие целое состояние — они неотъемлемая часть его самого. А это из числа последних. Что ещё не пало под силой времени. Ирлиэт взяла облачение в руки — запах, тепло… Очередное напоминание. Полюбопытствовав, она прикрыла глаза. Напрягла сверхчувства. Подозрения подтвердились — за гранью восприятия мазнуло знакомым присутствием. Плащ нёс отпечаток духа элантаха. Она заколебалась. Правильно ли присвоить себе такую память? Не будет ли она лишним страданием? И всё-таки изгой решилась оставить то себе. Окинув комнату последним взглядом, ксенос подняла сумку с пальто и вышла прочь. Несколько минут она задумчиво наблюдала за местом их привычных медитаций, а затем отправилась обратно в основную залу. Дойдя до стендов с оружием — завернула свои винтовку с пистолетом, убрала в ножны укороченный меч. Покончив со сборами, девушка оглядела место, ставшее ей пристанищем. Которое было его домом… Дурные эманации продолжили сочиться в рассудок, грозя самообладанию. Если бы им только отвели больше времени. Как бы хотелось, чтоб они никогда не расстались. Чтоб резонанс их душ стал вечен. Души… Самое ненавистное размышление вновь посетило голову. Что произошло с её любовью за Завесой? Возможные ответы ей известны. Нежданно на глаза Ирлиэт попался заброшенный алтарь в другом конце апартаментов. Леонардо никогда не был набожен — она довольно редко видела его молящимся пред идолом человечества. Поистине глупая мысль пришла на ум. Она сама себя ошеломила ею. Как можно?.. Как это проникло в?.. За кромкой допустимого. Скорбь слишком довлела. Однако же… Странница подступила к месту веры. И пусть. Вдруг станет лучше? Преклонив колени, она сложила пясти в неуклюжем знаке аквилы. Ещё двойка минут в нерешительности — прикидывала что сказать. Вздохнув, заговорила: — Коль… вы действительно божественен, и, если в верованьях вашей грубой и наивной паствы есть место доле истин — прислушайтесь к моим словам. Ваш омерзительный завет о моём роде, вся ваша жажда «благочестия» и гнев не оставляют толики сомнений о твоей природе. Но, если у тебя есть хоть крупица разума — ты должен распознать тех, кто достоин или кому нет спасения. И потому я требую: прими моего элантаха в свой чертог. Не примешь… будь ты проклят и забыт в водах позора. Она вздохнула. Эта… непристойность не утешила её. Скорее глупость: на свете нет такого человеческого бога, что внял б её словам. А если б и существовал — тому уж явно всё равно. Её мужчина действительно потерян. Его душа, заблудшая в потоках Эмпирея, рассеялась, едва попав туда. Но если нет… Ирлиэт пыталась смириться с этим двойственным знанием. И не могла. Нельзя зацикливаться — печаль поработит её. Слёзы звенели о мозаику пола. Стенания наполнили каюту.