ID работы: 14478293

lumen

Гет
R
Завершён
19
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
8 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
19 Нравится 3 Отзывы 0 В сборник Скачать

Ψ

Настройки текста
Примечания:
В местах, где я родился, легенда ходила, что за Периметром звезды падают. Что долгие века они живут на ночном небосводе, а после потухают и устремляются вниз. Свет их в последний миг сгорает, касаясь Земли, и дарит той жизнь. Якобы реки наполняются живой водой, из обрубленных пней вырастают высоченные деревья, стремясь коснуться облаков, и птицы начинают громко запевать. Вера была, что ещё несколько лет и, выйдя за Периметр, мы сможем наблюдать совсем иную жизнь, подаренную нам звездами. Звучит вычурно неправдиво и наивно, но сказка это вселяла какую-то надежду в мое сердце. Поэтому, даже став Приором, я не перестал быть мечтателем. И вспоминая эту легенду, я представлял прекрасный безграничный мир за бетонными стенами. Мир, который люди потеряли. И сейчас, находясь на площади перед тысячами, я теряю мысли. Представляю, как сейчас со стороны выгляжу. Иво Мартен… Стоит на помосте, вперед бойцов Корпуса Содействия, главарь, повелитель — спокойный, прямой… Смотрит на приготовленную рядом виселицу холодным, ничего не выражающим взглядом. Бесчувственный, невозмутимый. Палач неугодных, убийца вредителей системы. Никто и не подозревает, что внутри меня сердце все ещё бьется во имя чего-то… Чего-то другого — не того, во имя чего служу. Внизу слышатся разговоры собравшихся горожан. Кричат что-то — так и не разберешь. Отвлекают на себя. Протестуют, плачут, громко ругаются. Солдаты Корпуса стоят стеной. Не поднимают оружия, но и людям не дают пробраться к эшафоту. Демонстрации в последнее время участились. Сначала начались в Термитнике, затем перешли в центр Нью-Пари. Чистые, нестабильные — все смешались в одну толпу, требующую правду. Правду, к которой стремились все, но о которой никто не мог даже подозревать. Сегодняшний день не был исключением, и демонстрантам удалось пробраться внутрь собравшейся толпы. Не ради того, чтобы поглядеть на казнь, а чтобы выразить свое недовольство. Среди них замечаю знакомые лица. Имя одной девушки я даже умудряюсь вспомнить — Тина. Она кричит громче и яростнее всех. В её глазах горит огонь, а в её маленьком теле раскрывается мощь, с помощью которой она отбивается от силовиков. Её поднимают над землей, но даже это не мешает Тине бить по каскам солдат со всей яростью, что охватывает её с ног до головы. Нарастает шум, беспокойство призраком витает над толпой. Голограмма Единства висит в воздухе и освящает толпу, но уже не имеет никакого значения. Пустышка, искажающее небо. — Мы следуем за светом науки и веры. Светом Церкви, — разносится над толпой голос Викария. Ровный, механический, словно за Главу Церкви вещает робот. — Мы искореним плевелы невежества и не оступимся на своем пути. Мы встретим лучшее будущее. Человечество выжило, сплотилось, став сильнее. Единое человечество… На речь Викария также никто не обращает внимание, потому как в толпе напряжение только укореняется. Солдаты Корпуса с трудом сдерживают толпу, достают тяжелые биты. — Наука и вера — вот свет, озаряющий путь человечества. Церковь Единства — проводник на этом пути. Мы, служители Церкви, помолимся — за всех нас и наше непременно прекрасное будущее! — голос Викария звучит со всех сторон, будто он засел в головах людей. Большинство эти слова тут же отсеяли и подняли ещё больший шум. — Иво, пора, — обратилась ко мне Даниэль. — Задерживаться опасно. Я киваю на слова Даниэль. Она, впрочем, как и я, беспристрастна, невозмутима. Но я знаю, о чем она думает. Вижу, как глаза опускаются, лишь бы не быть свидетельницей сего кошмара. Стоит мне сделать шаг в сторону осужденной, как солдаты Корпуса Содействия напрягаются и дергают ружьями. В них все ещё сидит страх за мою жизнь, но мне известно, что беспокоится не о чем. Всякое потеряло смысл… Пока осужденной надевают на шею петлю, громкоговорители начинают вещать моим голосом: — Осужденная приговаривается к смертной казни за угрозу безопасности Единства, а также жизням высокопоставленным служителями Церкви Единства в лице Викария Жана-Франсуа, Приора Иво Мартена, Кардинала Юнала и другим посланникам баланса между наукой и верой. А также развязывании конфликта внутри гражданского населения путем провокаций против генетической безопасности… Я говорил долго и сухо. Но чувствовал, как измучен, утомлен. Как забываюсь в словах, которые произношу на всю площадь. Как кану в них, точно в глубокую пещеру… Не понимаю, как мы к этому пришли. После прочтения списка всех преступлений, я коротко помолился за генетическую безопасность выживших и сплоченных людей. И обернулся к эшафоту. Там стояла осужденная. На её шее висела веревка, рядом стоял палач, готовый отпустить рычаг. Я смотрю ей в глаза, вижу в них себя. Другого себя. Того, который сделал все, лишь бы не допустить такого исхода. Того Иво Мартена, который верил в звезды, создающие миры. Она смотрит на меня так, будто уже умерла от моих рук и на моих руках. В её прекрасных голубых глазах нет ни печали, ни смирения, ничего. Только решимость, строгость и уверенность, которые всегда отражались на её лице. Не изменяет себе до самого конца. Я желаю только одного — снять с неё эту унизительную веревку, разбить громкоговорители, которые разнесли по городу мой безжалостный приговор. Вторгнуться в зал для приемов и самолично задушить Викария. В груди разгорается пламя, толпа протестующих — отражение бурлящих внутри меня чувств. Но внешне я остаюсь прежним. Наконец я произношу. Через силу, без дрожи. — Ваше последнее слово, мадемуазель Лу Рид. Услышав это, толпа умолкла. Нет сомнений, всем интересно было послушать последние слова самого страшного врага Церкви Единства. Самой опасной преступницы за последнее время. Самой безжалостной предательницы Инквизиции. — Только один из тысячи, говорит Соломон, станет тебе ближе брата и дома, — заговорила Лу. Четко, непоколебимо. Несмотря на туго затянутую веревку вокруг шеи, каждое слово отражало её решимость, её упорство. Без преувеличения, мне даже показалось, Рид способна растянуть на своей шеи веревку. Наступила хрустальная тишина, будто время остановилось. Такая тишина, которая наступает с мраком. Такая, когда приходит миг смерти. Пока… — Стоит искать его до скончания времен, чтобы он не достался другому, — продолжила Даниэль, стоя возле меня. — Девятьсот девяносто девять других увидят в тебе то, что видит весь свет, — прошептал Кей Стоун, следующий на виселицу. — А Тысячный не откажет в объятиях своих, даже когда целый мир говорит тебе «нет»! — женский тоненький голос следом дошел до моего сознания. То была Тина, за спиной которой стоял силовик, удерживающий её. — Он с тобой, если прав ты и если не прав. Надо или не надо! — продолжили вместе с Тиной группа друзей, стоящая подле неё. — Встанет на защиту у всех на глазах, только чтоб ты не падал! — к компании присоединились другие. — Девятьсот девяносто девять бросят тебя, не стерпев насмешек и злости, — в унисон произнесла толпа. Единая толпа… — А Тысячный, бесконечно любя, будет рядом у эшафота — и после! — заговорили громкоговорители. Я узнал этот голос — голос месье Йонаса Бэра. Не успел я понять, откуда он сказал последние строки стихотворения, как прогремел взрыв за спиной. Повалились стены Церкви, портрет Викария, до этого цифровой картинкой украшающая белое здание, начал искажаться. А вместо яркой голограммы Единства засиял знак Пси. На всех небоскребах Нью-Пари в одно мгновение засветились одна и та же картинка — Пси. Я тут же обернулся к Лу. Если в этот миг на моем лице поступил ужас, то это было вполне оправдано. Я увидел, как палач отпустил рычаг, и люк резко открылся под ногами Лу. Я даже не успел взглянуть в её глаза в самый последний раз… Поднялась пыль. Дым заполняет всё вокруг. Люди вокруг носятся тенями. Я слышу выстрелы, хлопушки, истощенные крики, но это так далеко. Или мне так чудится. Меня бросило в какой-то вакуум. Мое тело словно окутало водой. Я ничего не чувствую кроме того, как спирает дыхание и как конечности, не принадлежа мне, пытаются двигаться. Я потерял силы. Долгие минуты я приходил в сознание, чтобы понять. Кажется, со смертью Лу, своего света, я потерял абсолютно всё. — А Тысячный, бесконечно любя, будет рядом у эшафота — и после…

***

На моих глазах мир перевернулся и стал совсем иным. Воцарился хаос перед рождением чего-то нового. Того, что способно воскресить порядок и надежду на будущее. Мы все этого желали, и каждый доказывал это хранящимся в груди пулями. Время ускорялось, и я нутром чуял — близится кончина Нью-Пари. Я оказался в нужном месте в нужный час. Произнес нужные слова, и остался жив. Я остался единственным, кто знал о тайне Жана-Франсуа, и я поделился ею с другими. Корпус Сопротивления не мог простит мне убийство Лу Рид, но воспринял сказанное, как объяснение моим действиям — я всецело подчинялся Викарию и не мог никоем образом действовать против. В последний раз провел к эшафоту старика, заковавшего меня в свои золотые цепи. И ушел в тень, доверив судьбу будущего новому правительству. Я когда-то пообещал себе, что после своей последней казни, состригу себе волосы. Так и поступил. Может, как знак новой жизни с чистого листа. Волосы стали уж больно длинными — не на то я когда-то рассчитывал. Я никогда не желал править, а стал Властелином смерти Нью-Пари. Отныне это бремя лежит на других. Я осознал, идеального мира никогда не будет. Мы, человечество, не созданы для идеала. Господь дал нам волю, и мы, повинуясь ей, создались из противоречий. Из плохого и хорошего, из правды и лжи, из веры и науки. Мыслим глобально, забывая, что являемся всего лишь песчинкой в мире таких же песчинок, обитающих в необъятной Вселенной. Мы тянем руки к лучшей жизни, но идем по пути саморазрушения. Нам чудятся безграничные возможности и бесконечные знания. Мы задираем головы, ища жизнь на Солнце. И прячем их, сталкиваясь с разочарованием. И в этом абсолютно нет нашей вины. Просто так мы сложены. Сложно. Глупо. Человечно. Вопреки всему, я продолжаю наблюдать за звездным небом и мечтать. Чего-то ждать. Седина уже поступила на некоторых прядках, как напоминание, сколько воды утекло с тех пор. С тех пор, как я встретил Лу. Слишком бесстрашную для этого мира; невозможно ни сломать, ни привязать. Смесь божественной непоколебимости и человеческого сочувствия. Она стала для меня чем-то больше, чем просто подчиненная. Светом, звездой… Способной воскресить меня, наполнить жизнью. А я хотел стать для неё тем самым Тысячным. Хотел оберегать, стать её телохранителем, хотя в сравнении с ней, ни на что не был способен. Вот и потерял… Она даровала жизнь, а я нес смерть. Очередное противоречие в этом несносном мире. Из горизонта подступила очередная ночь. На удивление — спокойная, безмятежная. Люди в последнее время особо не гуляли просто так в темное время суток, но эта ночь стала исключением. Может быть, все просто устали и захотели элементарно пожить. Прогуляться в парке, например, или по улицам, на которых раньше везде и всюду были развешаны символы Единства. Сейчас же их заменяет надпись: «Человечеству надоело жить в загоне!», как какое-то бессмысленное обращение к Господу. Заголовки сменяют друг друга ежедневно, иногда город заполоняет фотография Лу Рид — лицо революции. Та, чья смерть стала толчком для переворота. В такие дни я мог стоять на улице часами, выискивая в застывшей Лу признаки жизни. Мной что-то двигало, когда я выходил из своего убежища в этот вечер. Один… До сих пор непривычно. Сел в машину с целью объездить окраины города. Погрузиться в воспоминания, в мысли. Проезжаю места, в которых бывал раньше при совсем иных обстоятельствах, что происходили несколько лет назад, но казались частью прошлой жизни, чужой жизни. Вижу призраков прошлого. Столпотворение машин в ночь, когда мы с Лу впервые встретились, обсерватория, экокапсула, места наших встреч. Луг искусственной травы, принявшая в себя упавшую статую ДНК. Склон, где я коснулся её губ впервые. Я здесь гуляю впервые спустя столько лет… Смотрю на Нью-Пари и вспоминаю когда-то сказанные слова, как хрупок мир, к которому так долго шло человечество. Помню, Лу тогда не поняла мои слова, а по итогу доказала, что так оно и есть. Стоя над обрывом, я не понимаю, что чувствую. Горечь, скорбь и апатия окутали мое сердце и притупили сознание. Я слишком много думаю и слишком мало делаю. Чувствую, как растворяюсь. Когда-то смерть поджидала меня тут и там, и верные стражи не давали ей прикоснуться ко мне. А сейчас я готов принять её объятия. Только вот — ни смерти, ни стражи больше нет. Только я один. И хрупкий Нью-Пари. В момент, когда я собираюсь уходить, мой взгляд за что-то цепляется. Звезда. Её яркий луч мазнул по небу за Периметром. Я не сомневался и не думал более — сразу побежал к машине, едва ли не скатившись по склону кубарем. Я понимал, безумие! На что-то другое я более не способен.

***

Долгие часы дороги остались позади, и я приблизился к блокпосту Периметра. Подступало зарево — я начал терять звезды. Несмотря на это, я продолжал давить на газ. Я уверен, звезда призовет меня к себе. Я больше не Приор, удостоверение мне теперь не пропуск. К этому тоже тяжело стало привыкать. Поэтому пришлось использовать хитрость и изворотливость. К моему большому везению, на блокпосту все спят — даже дежурные. Мне удается тихо пробраться в будку дежурного, к счастью, все коды остались прежними. Я нажимаю на необходимую комбинацию кнопок, и ворота с шумом отворяются. Дежурные в тот же миг вскакивают, но я уже в машине и давлю на газ. За мной нет погони — меня без всяких почестей отпускают на верную смерть. Нью-Пари остается позади. А я даю свое согласие на самоубийство. По дорогам едва ли возможно ездить. Машину трясет так, что любая яма может стать последней. Ехать быстро не получается, да уже и нет необходимости. Я с предвкушением наблюдаю за видами из окна. Все такое… зеленое. Яркое, ослепляющее… Ни серых зданий, ни синих голограмм. Исключительная природа. Одним словом — свобода. Я хотел когда-то взглянуть на дикий райский сад — и вот он. Обширные леса, бескрайние поля, журчащие воды. Все живет и дышит. Даже животные ходят — не их голограммы! Поразительно. В конце концов, одно колесо отваливается. Машина с грохотом тормозит, оставляя позади себя следы. Я остаюсь в машине. Головой думаю, что на этом конец. А сердце подталкивает открыть дверь. Я долго думаю, не решаюсь. Решаюсь. Тяжело хватаюсь за ручку, нажимаю. Дверь медленно отворяется, и я уже готов вдохнуть яд, которым заряжен воздух. Но… дышится легко. Легче, чем когда-либо. Выхожу из машины, спускаюсь на землю. Ботинки тонут в грязи, но это кажется чем-то невообразимо прекрасным и торжественным. Я смотрю вверх, вместе со мной вверх глядят высоченные сосны. Не знаю, как у природы это получается, но я слышу и тишину, и шепот листвы, и пения птиц. Я слышу все и, одновременно с этим, ничего. Слышу, как просыпается земля. Пораженный до мозга костей, не могу сдвинуться с места. Думаю поневоле, скольким звездам надо было упасть, чтобы сотворить такое. И с этой мыслью вспоминаю о недавно упавшей звезде. Тут же двигаюсь с места, осматриваясь по сторонам. Далеко она упасть не могла, ведь была так близка ко мне. И так ярко горел её луч, что ослепнуть можно было. До сих пор в глазах рябит. Я иду вдоль лесной тропинки, все еще не веря, что я отбросил все и ступил за Периметр. Так смело, рискованно и бесстрашно. Лу мне показала, как это, на самом деле, легко. Секрет прост — перестать думать, размышлять, растворяться в длиннющих реках мыслей. И наконец сделать шаг в неизведанное, удивительное. Да, я поражен… С каждым новым шагом я готов остановиться, чтобы насладиться лесом. Никакая экокапсула не сравнится с истинной природой — такой сильной, непоколебимой. Но я шагаю дальше. И вместе со мной Солнце — оно все выше и выше. Пытаюсь хоть за что-то зацепиться взглядом, найти хотя бы незначительную улику, мельчайшую деталь. Наблюдаю исключительно деревья, названия которым сейчас и не вспомню. Хвоя заполонила все вокруг, и замылились глаза. Все покрылось зеленой пеленой, будто на лицо надели платок. И заодно чувство такое накрывает, будто впереди больше ничего нет. Только деревья, деревья, деревья… Не удивлюсь, если в конце пути выйду к границам Периметра. Я готов смириться с отчаянием. Что бы сделала Лу на моем месте? Мне кажется, она шла бы медленным, неспешным шагом, рассматривая все вокруг себя. Представляю, как она останавливается у каждой травинки или рассматривает подолгу каждый листочек. Ей бы не наскучило это занятие. Вижу дальше: Лу гладит стволы деревьев — я также провожу ладонью, чувствуя в руках жизнь. Она оборачивается назад, слыша пение птиц. Я тоже их слышу — оборачиваюсь. Наблюдаю, как крылья порхают в ветках, играя с лучами солнца. Лу погружает ноги в заросший мох. Удивляется по началу, потом привыкает. Я повторяю за ней, чувствуя, как он мягок, словно шагаешь по облаку. И тогда я понял, что начал искать звезду своим полуживым сердцем. Что-то внутри меня изменило свое строение, и мне более не хотелось быть прежним Иво Мартеном. Я пожелал стать тем, кто смог бы услышать шепот ветра, бывавший везде и рассказывающий истории всего сущего. Кто бы смог ощущать поцелуи лучей солнца на своих щеках. Знать тайны листвы и секреты мхов. Не побоюсь сказать, что внутри меня произошел целый шторм из ощущений и чувств. Это было целое торжество!.. И так наступил вечер, потом прошел день, два, несколько суток. Я бродил, видел рухнувшие города, заброшенные сёла. Невольно был свидетелем чужих, незнакомых мне людей, воспоминаний. На свой страх и риск питался тем, чем приходилось, пил из источников. Оброс бородой, а в глазах затаилось отрешенность. Как и хотел, перестал быть Иво Мартеном. Но радости в этом не достиг. Я все еще пытался найти звезду. Устал. Когда-то ведомый обуявшим безумием, я остался посреди покинутых земель один. Без звезды и без надежды. Думаю, все это — моя казнь. Долгая, мучительная. Сначала меня заманили в ловушку, а после надругались. Я пытался так не думать… Я вышел к пруду и решил искупаться, заодно одежду отмыть от грязи и пота. Погрузился с головой, и вода ласково обняла меня. Она вела меня, и я поддавался ей. Позволял владеть моими руками, ногами, даже дыханием. Блаженное чувство… Чистоты, свободы, спокойствия. Словно прикасаюсь к Богу. Выйдя из воды, я замер напротив своего отражения. Смуглый, бородатый и опустошенный мужчина смотрел на меня в ответ. Как будто я не был никогда Приором, и никогда не служил Церкви Единства, никогда не жил в Нью-Пари. И Лу тоже… никогда не встречал. Я услышал шорох позади себя. Сразу подумал: животное. Но и на животное не похоже было. Более мягкие шаги, аккуратные. Я рывком набросил брюки, сжал в руках самодельный нож и шагнул вглубь леса в поисках источника звука. Смотрел по сторонам, прислушивался… Лес также смотрела на меня и слушал, следил. Кто кого высматривал — так и не сказать сразу. И снова слышу — хруст. Пошел за ним вдоль густых деревьев, но нашел только бесчисленное количество солнечных лучей. Они взяли меня за руки и повели дальше, я поддался. В местах, где я родился, сказку ведали, что за Периметром звезды падают. Ослепляют округу своим светом и дарят жизнь. Касанием лучей своих освобождают то, что давно заперто. А звездной пылью воскрешают то, что давно мертво. Я стал тому свидетелем. Передо мной стоял женский силуэт и тянул руку к солнцу, пытаясь поймать. Длинные русые волосы, вытянутая спина, руки с крепкими плечами и тонкими запястьями. Я застыл. И все во мне застыло. Дыхание сперло, мышцы сжались. В глазах высохла влага, а моргнуть и вовсе оказалось непосильной задачей. Только сердце билось — сурово, громко, больно. Силуэт обернулся ко мне. Лица не видна, находясь в тени, но лучи солнца по контуру вырисовывали знакомую фигуру. — Лу… — шепотом произнес. Она возвышалась надо мной, стоя на камне. А я смотрел на неё, как на ангела. Словами не описать красоты, что я видел перед собой. Боялся даже руку протянуть — вдруг этот мираж мог рассеется с утренним туманом. Я снова называл её имя, и готов был повторять его еще миллион раз. Дай Бог этого хватило бы, чтобы передо мной действительно стояла Лу. Она же молчала, не двигаясь… Я чувствовал на себе её проницательный взгляд, таким же она на меня смотрела в нашу первую встречу. Поднялся ветер. Ветки деревьев взволновали солнечные лучи, и те бликами заиграли на моем лице. Зажмурившись, я положил ладонь на лоб, не переставая смотреть на Лу. И наконец я смог увидеть: глаза, нос, губы… Все принадлежало ей. Глаза были наполнены влагой, нос мелко дрожал, а губы были сжаты в одну линию. Лу сделала ко мне шаг, едва не упав с камня, потом еще один неуверенный шаг, а после я уже шагнул к ней и забрал в свои объятия. Я почувствовал, как тяжело мне стало дышать, я будто умирал в это мгновение. От радости или от горя — я абсолютно не могу различить свои чувства. Сердце вновь расцвело с новой силой, сохранив свой свет. Лу сжала меня так крепко, как только могла. Дрожала и лица не показывала. Пока я не выпустил её и не взял её лицо в руки, чтобы разглядеть. Я увидел во взгляде Лу зрелость, прикрытую слезами, а на щеках и лбу женские нежные морщины. — Иво, это правда ты? — произнесла она, с надеждой глядя на меня. Я уже успел забыть, как звучал её голос. — Да-да… — показалось, голос у меня тоже дрогнул. — Лу, зачем ты сказала казнить тебя? Лу замотала головой и снова спрятала свой взгляд на моем плече. Я хорошо помнил тот вечер — за несколько часов до казни Лу. Я сидел в своем кабинете, готовясь к встрече с Викарием. Лу пришла ко мне, и мы провели время вместе. Перед тем как уйти, она попрощалась со мной такой фразой: «Если придется, ты должен будешь меня казнить.» Такой тихой и молящей. Я не любил никому подчиняться… Но её указание выполнил. И поплатился за это. Тогда я, Лу, Кей, Марк и остальные доверенные лица собирались привести в действие план по смещению Жана-Франсуа с поста и проведение революции в правительстве. Я готовил речь. Мы хотели рассказать правду человечеству, но для начала необходимо было убедить Жана-Франсуа пересмотреть свои убеждения. Я повздорил перед этим с Лу, и наши взгляды разделились. Лу стремилась к более смелым действиям, которые были бы опасными для её жизни. Я же хотел этого избежать. По итогу, все сложилось таким образом… И я, кажется, понял. Она планировала это с самого начала. И скрывала этот кошмарный план от меня, так как я был слишком близко к Викарию. В любой момент все могло сорваться. А Лу все знала и хранила внутри себя. Все самое страшное и тяжелое несла с собой. Лу провела ладонью по моим волосам, бороде, взглянула вглубь глаз. Вытянула из раздумий, сомкнув ладони на моих скулах. Улыбнулась, а потом снова загрустила. — Ты меня ненавидишь? — спросила Лу спустя несколько истощенных минут безмолвия. Я грустно улыбнулся ей в ответ. — Я долго шел и нес в своих ладонях любовь к тебе, мой свет.
Примечания:
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.