Любимый архонт

      — Эй, ветер, вей, да сильней — струн, менестрель, не жалей.       Бард сидел, покачиваясь, на ветви дерева. Или на корне? Он из всей лекции Рукхадеваты так и не понял. Или это вообще было шуткой Макото, и ветви этого дерева ничем кроме ветвей быть и не могут? А какой тогда контекст был у шутки...       Додумать барду не дали. Группа людей с копьями подошла к нему со слишком угрюмыми выражениями лиц:       — Молодой человек, вы же не в Мондштадте — название города сказано было так презренно, что бард поморщился: он свой город, даже несмотря на то, как редко там появлялся, любил, — слезьте с ветви и сядьте на лавочку, а ещё уберите лиру. Искусство, особенно такое примитивное, запрещено на площади перед Академией.       Аранар, с которым они сидели, мило общаясь, убежал. Бард стал ещё грустнее: он любил людей, но аранары были куда приятнее жителей Сумеру и уж точно — куда ближе ему. Они танцевали под песни, они веселились, они любили природу и Рукхадевату — они были самыми свободными во всем королевстве.       — Я жду вашу архонтку, а как она узнает, что я здесь, если не будет слышать моих песен? — все ориентировались на его музыку. Даже во время встреч в Ли Юэ проще всего найти было его по звуку лиры, а уж когда он так, в наглую, приходит в другие регионы, только музыка и является подтверждением его личности.       — Ха-ха-ха, очень смешно — мужчина смеялся по слогам, словно не умел смеяться нормально, и бард снова поморщился: все же люди Мондштадта были самыми счастливыми, они хотя бы смеяться умели по-настоящему, до боли в животе, а значит, он мог собой гордиться. — Пацан, давай отсюда, мы то по-хорошему сейчас, но Академия может и настоящих бойцов отправить.       Бард продолжал дергать струны лиры, он пытался заставить людей одуматься, а музыка всегда помогала ему проникать в чужие души, но он все больше думал, что не в этот раз: очень уж упертыми были охранники Академии.       — Ага-ага, у вас богиня выходит из медитации, точно. Я, кстати, поэтому здесь и сижу, ребят, давайте вы просто отойдете от меня и дадите детям и прочим послушать мою музыку. — Он давно приучил себя называть аранар прочими, хотя ему и казалось, что называть друзей такими словами безкультурно, но аранары просили, а потому он не противился.       — Я уже вышла, вообще-то, — Рукхадевата стояла за мужчинами с той самой своей улыбкой: она уже давно все знала, и бард чуть было не отказался от всей затеи, но он не для того провел полдня в городе, а не на природе с аранарами, чтобы потом все бросить. — Будьте добры, оставьте нас двоих.       Мужчины кивнули, боясь смотреть на свою богиню, разошлись в разные стороны, и Рукхадевата наконец улыбнулась ему. Бард оторвался от игры, помахал ей одной рукой, а затем кивнул на место на ветви рядом с собой. Архонтка сделала шаг вперед и стебли трав завозились: они быстро переплетались, образуя толстые и надёжные ступени прямо к ветви, на которой сидел бард. Выпендрежница.       — Итак, брат мой Барбатос, что привело тебя в мое королевство? — Рукхадевата, севшая рядом, на ветвь, обернулась к нему. Правила приличия обязывали встать, привествуя богиню другого региона, или ограничиться хотя бы приветсвенным кивком, но раз этого не сделала даже Рукхадевата, Барбатос разрешил и себе быть безкультурным. Он упал подруге на колени, пытаясь состроить самое грустное в мире лицо.       — Сестра моя Рукхадевата, помнишь ту охренеть какую вкусную настойку, которую ты притащила на последнюю нашу встречу?       — Я тебе её не дам, мне хватило тебя на встрече.       — Я? Пить её? Да за кого ты меня принимаешь? — Барбатос вскочил с коленей, развернулся к ней, перекинув одну ногу через дерево, и заговорил быстрее чем обычно — Я Моракса хочу сп..       — Нет, — госпожа мудрости приложила к его рту палец, приказывая замолкнуть. — Нет-нет-нет, пьяного Моракса нам тем более не надо.       — Да ладно тебе, будет весело, обещаю. К тому же, не дашь ты, я попрошу у аранар, давай просто ускорим процесс.       — Я им запрещу, а они точно выполнят приказ любимой архонтки.       — Это, кстати, я — Рукхдеватта замерла, смотря на него с осуждением, а после они оба расхохотались.       — Кошмар, увел у меня моих же фамильяров.       — Ну ой, — и они расхохотались ещё больше.       — Дам я тебе, только не порть мне аранар.       Барбатос заулыбался, подхватил лиру и уже собирался исчезнуть ветром, как Рукхадевата его задержала. Она, почти спустившись с ветви на выложенную плиткой площадь, обернулась к нему:       — Задержись сегодня в Ванаране, хорошо?       Бард кивнул и поспешил исчезнуть: аранары уже знали, что он в Сумеру, а он не хотел обидеть друзей тем, что не заглянул к ним.