И гром и гроза
Тонут в слезах,
Тучи все плачут
И топят планету…
Первый раз ее Вечность замирает, как мир замирает за секунду до удара молнии, в момент смерти Макото. Эи так и не узнала, что тогда случилось. Не узнала, но почувствовала, на секунду ощутив, как сердце сжалось от боли, будто меж ребер ей вогнали острый клинок, что прорезал грудь насквозь. После по телу прошел сильный разряд, словно она стала новым Электро Архонтом. В разгар боя думать об этом было некогда — она лишь отмахнулась от странных ощущений, подняла опущенную вниз нагинату и ринулась в самую гущу битвы. Всего несколько часов назад откуда-то из-за моря, со стороны Каэнрии, человеческой страны без богов, на острова хлынули ужасные монстры, порожденные Бездной. Сколько длилась та битва, не знала даже сама Эи, она лишь помнила, что под конец совсем стерла руки, окрасив древко копья кровью, а ее темное кимоно стало грязным и рваным, как истлевшие погребальные одежды. Когда почти все монстры были повержены, кицунэ Сайгу принесла известие о причине этих событий и пообещала защитить Иназуму от новых волн монстров. Эи молча кивнула и устремилась прочь, в Страны без солнца. Сайгу только горько вздохнула, готовясь к последнему бою. Она даже не успела обработать раны подруги. Как же сильно Эи тогда жалела, что узнала обо всем слишком поздно. Ее сестра, Баал, физически слабая, но умная Истинная молния решила направиться к месту катаклизма, ничего не сказав ей, своей Тени. Не доверилась своему генералу, своему острейшему клинку, на который раньше полагалась в сотнях битв и тайных заданий. Но почему? Эи почти не думала об этом, она ни о чем не думала тогда. Она бежала по облакам, мелькая смутным силуэтом в грозовых разрядах, но не могла прийти вовремя, не успела бы. Ведь Тени молнии никогда не угнаться за Истинной молнией. Она прибыла на место битвы, когда Макото была почти мертва, а сил у нее совсем не осталось. Только разум бывшего Электро Архонта, ушедший в царство Онейроса, тонкими нитями сиреневой энергии цеплялся за остывающее тело. Макото была сильным Архонтом, воля ее была нерушима, но даже она не могла побороть смерть. Эи была опустошена и обессилена, но ей нужно было понять почему. Успеть услышать хоть что-то от своей Повелительницы. А потому она, нарушив все взаимные договоры, проникла в царство Онейроса, чтобы в последний раз увидеть сестру. Даже внутри своего разума Макото была столь слаба, что предстала перед Эи медленно истончающимся полупрозрачным силуэтом. Поддерживать царство и свой дух ей становилось все сложнее, поэтому Макото жестом приказала Эи молчать и заговорила сама: «Сестра, я умираю. Этого уже не изменить. Но нашему народу, людям Иназумы, нужна защита. Им нужен Архонт. Поэтому прошу тебя, прими Электро гнозис, займи мое место, возьми Мусо Иссин и продолжи наше общее дело. Воплоти наши мечты, и пусть Селестия будет тому свидетелем». На последних словах сверкающий дух Макото обнял Эи и растворился, обратившись призрачными лепестками сакуры и навсегда покинув отныне безмолвное царство. Затем исчезло и оно. Эи очнулась на поле боя, обнимая мертвое тело сестры. По ее щекам текли слезы, а в руке лежал потрескивающий от мощи Электро гнозис. Эи еще долго просидела на земле, баюкая молчащую сестру. Пока на землю не сошла ночь и мертвая луна не ответила небосвод. Битва была окончена. Монстры разбрелись по Тейвату, мертвая земля исчезнувшей страны пропиталась скверной, а искусственные механизмы перестали атаковать защитников Небесного Порядка, будто воля, направлявшая их, исчезла. Остатки жителей Каэнрии, не обращенные проклятьем в монстров и не погибшие в катаклизме, устремились в другие страны, пытаясь уберечь себя от гнева Селестии. Эи посмотрела на небо, вытерла слезы и в последний раз уткнулась в окровавленную одежду Макото. Затем поднялась на ноги, убрала Муссо Иссин за спину, рядом с нагинатой, и втолкнула в свою грудь гнозис, позволяя дару Небес напитать себя силой. Энергия электро элемента загудела под кожей, в сиреневых глазах сверкнула молния. Она подняла на руки тело сестры и пустилась в обратный путь до Иназумы, ступая по грозовым облакам и по воде, бурлящей под ее ногами от божественного гнева. Если ранее ей некогда было думать, то теперь она поняла, что стала Архонтом в тот самый миг, когда Макото умерла. Эи никогда не хотела этого. Она всегда была защитницей, стояла за сестру горой, и даже когда потребовалось убить себя, чтобы она вознеслась в Селестию и получила силу, Эи пошла на это. Пусть она знала, что позже Макото создаст для нее новое тело, неотличимое от старого, это ничего не значило. Если бы выбор умереть был путем в один конец, к звездам, она бы все равно сделала его. Эи продолжала бежать, а слезы продолжали литься из сверкающих молниями глаз. Когда она прибыла в Иназуму, случилось нечто странное. На вершине горы Ёго расцвела гигантская Священная сакура, а каждый житель, слуга и солдат был уверен, что это странное дерево росло здесь испокон веков, защищая остров от скверны. Эи не было до этого дела, легкое удивление скользнуло по ее лицу, а после вновь сменилось маской скорби. Она положила тело Макото в какой-то дальней пещере, закрыла вход барьером и долго искала место, достойное стать последним пристанищем дорогой сестры. Достаточно тихое и одновременно живое нашлось в самой горе Ёго, под корнями сакуры. Это была небольшая пещера, внутри нее — только камень, небольшое светлое озерцо с чистой водой и светящиеся кристаллы вокруг. Красиво и спокойно. Наверное, Макото хотела бы быть похороненной где-нибудь в живописном месте, на небольшой скале под деревом с видом на океан, но Эи не могла, не хотела допускать даже малейшей возможности, что кто-то найдет могилу ее сестры. Это было слишком личным, слишком болезненным. Более того, никто не должен был узнать, что один Архонт сменился другим. Камень был жестким, но его не требовалось копать. Эи попросила Хибики, ставшую главной жрицей храма Наруками после смерти кицунэ Сайгу, провести все необходимые ритуалы. И сама приняла в них участие. Эи запретила кому-либо, кроме Хибики, прикасаться к Макото. Они вдвоем сделали все: омыли тело чистой водой, одели в новое кимоно, которое Эи готовила к очередному празднику по случаю восшествия Макото на Небесный трон, заплели всегда распущенные волосы Макото в тугую темную косу, перевязав ее розовой атласной лентой. Тогда Эи казалось, что она плакала, не прекращая. Почти не ела и не спала, объятая горем и мыслями о погребении Макото. Днем прощания выбрали седьмое число нового месяца, уже не упомнить какого. В день похорон слез у Эи уже не было. Их не осталось, совсем. Как и сил на что-то иное, кроме скорби. Хибики трижды воскурила ладан, затем зачитала вольную поминальную молитву об упокоении духа бывшего Архонта. То же самое она предложила сделать Эи. Архонт, бывшая Тень молнии, ставшая Истинной, сделала все, что следовало, но молитву прочла про себя, лишь шевеля губами в такт мыслям. Нужно было сжечь тело Макото, как требовал обычай Иназумы. Эи подумала, что сделать это с помощью Муссо Иссин было бы правильно. Милосердно подарить сестре покой с помощью ее любимого меча. Тот раз был первым и единственным, когда меч, рожденный из божественной энергии Макото и ставший в руках Эи оружием, а не символом власти, явился милостью, а не карой. Эи призвала клинок и воспользовалась новой силой. Очистив свой разум от посторонних мыслей и сосредоточившись на желании нанести удар, она применила Мусо но хитотати. Над храмом вмиг собралась рокочущая гроза, рядом с Эи воздух завибрировал от напряжения, а за ее спиной простерся электрический полукруг, и она рассекла мечом воздух. Яркий след удара электро осветил темноту вокруг, оставив на досках главной площади храма угольный след. В мгновение ока тело превратилось в прах. Его Хибики собрала в вазу и вручила Эи. Они вместе спустились к той самой пещере, которую Эи выбрала для могилы сестры. Она поставила вазу на камень, закрыла сверху крышкой с магическими письменами. А затем вложила ее в наскоро собранный малый алтарь. Рядом оказалась земная кицунэ, что прошла с ними до сюда от самого храма. Молодая, едва достигшая сотни лет, лисица с единственным хвостом вызвалась стать стражем Макото. У Эи не было причин не доверять кицунэ, и она разрешила. Лисица кивнула мордочкой с острым носом и залезла на алтарь, обратившись в каменную статую. Эи подошла, потрогала ее пальцами, а после почти ласково провела от кончика носа к ушам, благодаря зверя за эту жертву. Хабики нанесла какие-то символы на стены, сделав пещеру невидимой для людей и ёкаев, а Эи оградила вход электро барьером, который не смог бы снять никто, кроме равного ей по силе. Она закрыла эту пещеру и поклялась больше никогда там не появляться, чтобы не нарушать покой Макото. Никто из богов не посмел тревожить нового электро Архонта во время траура, но после его окончания Эи призвали. Она была знакома со всеми Архонтами лично, так как бывала на советах Семерки, проходивших раз в год. Каждый поздравил ее с восхождением на Небесный трон и выразил ей слова соболезнования, но честнее всех был каменно спокойный Моракс. Он лишь взглянул на нее мерцающими золотыми глазами и вымолвил: «Жаль, что тебе пришлось проститься с ней так рано». Слова поддержки от Венти же были теплыми и искренними, но они нисколько не облегчили ее горя. Будто Эи могла заслуживать что-то большее, чем скорбь. Будто жизнь без Макото имела хоть какой-то смысл. Она приняла этот титул и обязанности лишь ради сестры, в память о ней, а новой заботой для Эи стала Иназума и благополучие ее жителей. Царица же была молчалива, сумрачна и совсем не похожа на прежнюю себя, будто в ней что-то основательно надломилось. В дальнейшем Эи, напуганная и опустошенная смертью сестры, задумалась о том, как короток ее век, пусть она и кажется почти вечной в сравнении с короткоживущими людьми. А еще после сражения с бесчисленными ордами чудовищ, оказавшимися лишь людьми, лишенными рассудка, ее стала пугать Эрозия, ведущая к потере памяти и безумству. Она не желала повторить судьбу Микоси Тиё: женщины-екая, запятнанной скверной родом из Бездны и в конечном итоге обратившейся против Электро Архонта, против Сёгуната. С этой идеей Эи создала одну куклу, прототип. А затем и вторую. Покинула собственное физическое тело, привязала свой разум, Царство Эвтюмии, к марионетке и погрузилась в бесконечную медитацию. Она оставила правление на куклу Сёгун Райден, свою точную копию, имеющую те же силы, знания и цели, что и сама Эи в момент ее создания. Архон пребывала в этой медитации пять сотен лет, пока в Иназуму не пришел звездный путник. После случилось многое, но самое главное — она смогла увидеть иное воплощение Вечности, сразиться со своей куклой, заставив ее (и себя) принять эти изменения, и встретила Сангономию Кокоми.***
Третий раз ее Вечность застыла в миг, когда она увидела смерть Кокоми. Миниатюрной смелой жрицы острова Ватацуми, что бок о бок провела с ней последние десятки лет и помогла, даже больше, чем Эфир, принять изменения умирающего мира. Ее ласковая Коуми*, что однажды выбрала ее, чтобы рука об руку войти в новую эпоху перемирия между Ватацуми и Иназумой. Та сама легкая и миниатюрная дочь народа змея Оробаси, поверженного клинком Эи, но не покорившаяся войскам Иназумы. Как бы ни пытались помешать Фатуи, в конечном итоге Иназума и Ватацуми заключили мирный договор, где закрепили обещание не вредить друг другу, поддерживать дипломатические и торговые отношения. Земля Ватацуми, воздвигнутая на коралловых рифах, была почти бесплодна, и ее жителям приходилось прилагать много усилий, чтобы выжить и взрастить на этой почве хоть что-то. Это закаляло их характер, а потому каждый житель Ватацуми был стойким и неприхотливым. Такой была и нежная, кроткая Кокоми. Не стоило обманываться ее милым лицом и легким церемониальным одеянием, делающим ее похожей на морскую пену. Она была умна, проницательна и дальновидна…. как Макото. Эта мысль впервые пронзила разум Эи, когда ей рассказали о юной Божественной жрице острова Ватацуми. Сравнивать кого-то с Макото было больно, почти недопустимо, но… иных достойных стратегов она не знала. Первая официальная встреча случилась вскоре после подписания мирного договора. Кокоми прибыла во дворец Тэнсюкаку в сопровождение небольшого отряда воинов, облаченных в красные доспехи. Они приплыли на искусных кораблях, отличающихся строением от кораблей Иназумы. Эи с террасы видела, как на носу ведущего большого трехмачтового стоит фигура в светлых одеждах. Дипломатическая встреча проходила при участии глав трех комиссий — Тэнрё, Кандзё и Ясиро. Кокоми вежливо поприветствовала каждого легким наклоном головы, но глаза ее чуть дольше задержались на главе комиссии Ясиро, Камисато Аято. Он тоже наклонил голову, и, казалось бы, ничего необычного, но… в его взгляде отразилась лукавая улыбка. Подобное выражение было свойственно фамильяру Эи, Яэ Мико, которая так же едва заметно щурилась и топорщила уши, когда замышляла какую-то хитрую игру или выгодную сделку. Встреча была долгой, они обсудили каждый пункт договора, который Кокоми хотела расширить, уточнить или переписать. Все пункты, которые ее не устраивали, были подчеркнуты перламутрово-синими чернилами. Те, которые ее возмущали или были неприемлемы, — более жирно и уже двумя чертами. Пусть Эи и не могла устать физически, но к концу встречи у нее не осталось никаких сил на возражения, она могла только кивать и слушать непрекращающийся поток слов Кокоми. Ее речь была похожа на спокойное течение большой реки, способное подточить самый крепкий камень. По итогу они утвердили новую версию мирного договора и подписали еще несколько соглашений, в том числе о помощи в случае нападения и о взаимной беспошлинной торговле. Отдельным пунктом Кокоми вынесла покупку удобрений, так необходимых Ватацуми, и предложила оказать помощь в усмирении духов на заброшенных островах Сэйрай и Цуруми и с восстановлением поселений, покинутых в начале войны и после катаклизма. Эи была поражена, восхищена и немного… Описать это чувство тогда оказалось невозможно. Она лишь поняла, что Кокоми стала ей интересна. Дипмиссия Ватацуми пробыла в городе ещё несколько дней. Гостям выделили комнаты прямо в резиденции Архонта, так как Эи посчитала, что этим покажет свое доверие и желание более тесного сотрудничества. Пока гости гуляли по городу, наслаждались природой и едой, Эи расспрашивала Мико о Божественной жрице. Сперва она охотно отвечала, затем насторожилась, а после вопроса, в курсе ли она о брачных традициях народа Ватацуми, стала избегать Эи, запершись в издательском доме «Яэ». У Эи сложилось впечатление, что та решила ненадолго прервать их общение ее из-за чрезмерной болтливости. Эи никогда не говорила много, но в тот раз желание узнать больше о Кокоми пересилило ее привычную немногословность. В конечном итоге через пару дней Мико пришла к ней сама с пергаментом, подробно рассказывающим о жизни Сангономии Кокоми от рождения и до сегодняшних дней. Больше всего Эи интересовали ее вкусы и подвиги в военном и политическом деле. Оказалось, что Кокоми едва-едва исполнилось девятнадцать, и, кажется, ничем в своей жизни, кроме обучения управлению островом и проведения культурных мероприятий, она не занималась. Эи покраснела бы от осознания ее неопытности, если бы могла.***
В тот же вечер она решается добиться благосклонности Кокоми, первым делом разузнав о ее любимом лакомстве. Такого не оказывается, и тогда Эи присылает корзинку со всеми известными ей сладостями Иназумы, положив сверху молоко с данго. На следующее утро ей сообщают, что Кокоми отнеслась к ее подарку подозрительно, но разделила его со своими соплеменниками. Эи присылает те или иные подарки, чтобы посмотреть на реакцию Кокоми. Обо всем ей докладывают служащие дворца и солдаты, стоящие на постах. Кокоми хорошо относится к книгам и свиткам, почти равнодушна к украшениям, более лояльна к десертам и совершенно отвергает мясо. Так день ото дня Эи узнает о ней все больше. Подарки никогда не подписаны, поэтому Кокоми думает, что их посылает какой-то аристократ, которому она приглянулась. Еще до того, как она стала жрицей, сыновья чиновников на Ватацуми присылали ей такие же подарки, желая заручиться ее симпатией и заключить выгодный брак. Но она не повелась ни на один из них. А единственным мужчиной, которому она могла доверять, был ее верный генерал Горо. Они росли рядом, почти в соседних домах, так как семья жриц буквально проживала в одном из зданий храма Сангономии, а родители Горо служили там же стражниками. Они познакомились случайно, когда Горо пытался выловить рыбу во внешних водах и упал, попав в воронку. Кокоми тогда спасла его, кинулась за ним, не боясь утонуть, ведь, как и все истинные жители Ватацуми, в воде она ощущала себя как рыба. Горо пошел по стопам родителей, но добился большего. И второй раз они были представлены друг другу уже как генерал и жрица.***
Кто-то из служащих рассказывает Эи, что на закате Кокоми спускается в пещеры под дворцом, чтобы полюбоваться закатом. Эи прекрасно знает об этих пещерах, так как сама когда-то помогала облагораживать их. В последний вечер перед отплытием ватацумцев Архон решает, что это ее шанс. Она находит Кокоми на берегу, та сидит на невысоком камне, свесив ноги вниз, и болтает ими, словно ребенок, наблюдая за солнцем, утопающем в океане. Эи ступает осторожно, она знает, что ее шагов не слышно, но Кокоми, будто ощущая приближение за несколько секунд до, совсем как Макото, поворачивается в ее сторону, когда та выходит из пещеры. — Ваше Превосходительство, приветствую, — Эи старается говорить максимально отстраненно и совершает неглубокий поклон, выказывая свое уважение. — Сегун Райден, и я приветствую вас, — Кокоми спускается с камня, поправляет платье и кланяется в пояс, прекрасно осознавая свое более низкое положение по сравнению с Архонтом. — Вам нравится это место? — Природа Наруками отличается от Ватацуми, но океан везде одинаков, именно он и завораживает меня. А из этого места открывается наиболее красивый вид на заходящее солнце. — Вы обошли весь остров? — Нет, совсем нет. Я подразумевала окрестности города. — Так что же, — Эи делает шаг, затем еще один, приближаясь к ней, — вы думаете об Иназуме? — Величественная. Строгая, но почитающая традиции и уважающая своих жителей. Вместе с тем яркая и трепетная. Именно этими словами я могу описать Иназуму в отдельных ее проявлениях. — А что вы думаете о моем правлении? — Эи знает, что это скользкий вопрос, но он-то сейчас и нужен. — Вы оступились однажды, заблудились в своих идеалах, приняв решение, навредившее вашему народу. Но вы же и исправили эту ошибку. Жаль, нельзя вернуть погибших из-за этой ошибки людей, — Кокоми все это время продолжает печально глядеть на темнеющую водную гладь своими глубокими голубыми глазами. — К сожалению, это так. Моя ошибка была в том, что я слишком сильно доверилась системе, построенной столетия назад, думая, что она продолжит работать правильно без присмотра и вмешательства с моей стороны. — Не стоит оправдываться, Великая Сёгун Райден, все мы знаем, что человеческие души поддаются искушению, а человеческий разум может помутиться. И в этом отношении даже Архонты — не исключение. — Вы правы. Архонты, пусть и кажутся вечными, вполне себе смертны. С этим явлением я знакома достаточно хорошо. Они долго стоят на песке, любуясь последними алыми лучами заката. Когда небо затягивает ночной вуалью из темных грозовых облаков, водоросли в пещерном озере начинают светиться холодным светом, а над остывающим океаном проносится прохладный ночной бриз, дующий с суши. Воздух электризуется и становится гуще, журавли, тревожно покрикивая, улетают с вершин каменных островов, рыбы уплывают на глубину, подальше от грядущего бедствия. Кажется, что все будто застыло в ожидании грозы. Эи пытается отогнать волнение, развеять тучи, но у нее не выходит. Слишком сильно натянуты струны нервов, слишком многое может решиться сейчас. Кокоми тоже это ощущает, но они обе продолжают стоять на мокром песке, не тревожа ночной тишины. Быть грозе или нет, решат лишь слова Кокоми. Она же будто все это время думает, а затем спрашивает неожиданное: — Вода в этом озере теплая? — Теплее, чем в океане. Не такая горячая, как вода бассейнов в сэнто, но достаточно теплая, чтобы искупаться, — последнее вырывается у Эи внезапно. Когда Макото была еще жива, они обустроили здесь тайный зал с системой теплых ванн. И озеро было частью этой системы. В залы из дворца вел темный подземный ход с лестницей, уходящей вглубь скалы. Эи не знала, целы ли эти залы, но озеро в пещере было пригодным для купания до сих пор. — Что ж, тогда я не против это проверить, — Кокоми бесхитростно улыбается, а затем проходит в пещеру, выбирает какой-то камень и начинает быстро раздеваться. Эи, опешившая от подобной скорости, растерянно наблюдает за тем, как она обнажается до белья, сбрасывая свое замысловатое одеяние. Оставляет на камне и коралловый гребень, и Гидро око. Последнее все более непонятно для Эи. Это попытка выказать доверие? Ведь всем известно, что владелец ока может в любой момент по желанию призвать его к себе. Когда на Кокоми остаются только большие панталоны и мягкий бюстгальтер из белого, словно пенящегося, кружева, она ныряет в воду, погружаясь в более глубокую часть озерной чаши. Эи начинает дышать чаще, хотя ей это совершенно не нужно. Кокоми похожа на морскую деву, длинные светлые волосы следуют за ней, подобно большому скату. Кокоми гребет осторожно, но все равно распугивает рыб. В какой-то момент она замирает, и золотистые карпы возвращаются, начинают нарезать вокруг нее круги, будто она водный вихрь, затягивающий обитателей океана в свое вращение. Кокоми колышется на поверхности, внимательно наблюдает за рыбами в прозрачной воде и словно замирает, превращаясь в одну из них. У Эи больше нет сил смотреть на это. Она хороша собой, безумно хороша: длинные светлые волосы, большие голубые глаза, удивительно бледная кожа, округлые формы, широкие бедра и небольшая, аккуратная грудь. Она — милейшее создание, какое доводилось видеть Эи за последние сотни лет. Стянув одежду и ни секунды не раздумывая, Эи бросается в воду. Механическое тело, почти неотличимое от человеческого, ощущает все столь же четко, а иногда даже и лучше. Она не страдает от холода, но вода полутеплая. Макото такую не любила, иногда используя гнозис для подогрева, а вот Кокоми, кажется, в самый раз. Эи делает несколько широких гребков и оказывается рядом с Кокоми, распугивая рыбок. Она тоже распускает косу, освобождая иссиня-черные пряди. Смотрит на Кокоми, изучает ее так близко, как не имела возможности раньше, осторожно протягивает руку, спрашивая разрешения. А затем касается маленького подбородка, ведет пальцами по шее и останавливается на плече. После делает резкое движение вниз, топя ее. В этом действии столько детского коварства и ребячества, которое присуще скорее Мико, чем Эи, но сейчас ей не хочется придерживаться привычной линии поведения. Хочется побыть немного безрассудной, показать, что пусть она и давно живет на этой земле, но даже в ее древней душе есть место для подобных импульсивных поступков. Что ей не чуждо внезапное чувство и порыв, не связанный ни с холодным расчетом, ни с корыстными целями. Кокоми держится под водой довольно долго, а затем начинает вырываться. Эи крупнее и сильнее, ей неведома боль, а потому она реагирует не сразу. Кокоми дергает Эи за длинные волосы, и только после этого ей удается всплыть. Она доплывает до камня, где лежит одежда, и каким-то невероятным движением выпрыгивает из воды, закрепляет око на белье и зловеще улыбается. Затем движением рук поднимает в воздух стаю из сотни мелких водяных рыбок и топит Эи, связывая ее тугой гидро лентой. В таком виде та проводит под водой несколько минут, пока Кокоми сама не выталкивает ее наверх. — Вы не дышите, — она пораженно восклицает. — Верно, это не мое тело. — Эи обводит ладонью искусную рукотворную конструкцию, именуемую Сёгун Райден, и доплывает до Кокоми. — Но как это возможно? — Я готова рассказать, но хочу знать, как возможно то, что делаете вы. — Магия Гидро? — Совсем иное. Как вы управляете Ватацуми, имея под боком заговорщиков и будучи такой молодой? — Молодость — быстро проходящий недостаток. — Это так, но я все же не понимаю. — Предлагаю заключить соглашение — Кокоми садится на край берега и свешивает ноги. Эи продолжает барахтаться поблизости, не желая вылезать. Ей почему-то не хочется возвышаться над Кокоми, напротив, она желает спуститься ниже и смотреть на нее снизу вверх, любуясь сменой эмоций на юном лице. — И каковы будут условия? — Я расскажу о том, как стала жрицей и какие использую стратегии для управления островом, а вы поведаете мне о секрете вашего тела. Эи кивает и протягивает ладонь, чтобы скрепить соглашение. Кокоми тянет руку в ответ, Эи едва сжимает ее пальцы, а затем хватает выше, за предплечье, утягивая в воду, на самое дно, и резко погружает ее в свой разум на несколько мгновений, чтобы показать правду. Собственные воспоминания о Куникудзуси, о создании куклы сменяются словами Мико и Эфира. Последнее событие, воспоминания куклы о смерти обладателя Электро ока, окрашиваются багровым, и Эи выбрасывает Кокоми из своего разума. Та не шевелится, лишь загнанно дышит, цепляется за нее ладонями и непонимающе моргает. Эи всплывает с ней к поверхности и, продолжая обнимать ее, переносит на мелководье. Даже здесь Кокоми едва-едва достает пальцами ног до дна, поэтому Эи оставляет ее почти у самого берега и немного отступает в воду, давая время осознать увиденное. На небосводе восходит луна, гроза успокаивается, позволяя лунному свету проникнуть в пещеру через два дальних входа и окрасить воду в серебро. Посветлевшую вуаль ночи украшают жемчужные нити из звездного блеска, а на вершины скал возвращаются черные говорливые журавли. Эи не замечает этих метаморфоз, сосредоточив все свое существо на задумавшейся Кокоми. Знала бы она, как красива сейчас в этой серебристой воде. Будто большая перламутровая жемчужина на мягкой бархатной подушечке. — Это не может быть правдой! — Кокоми отмирает и разворачивается лицом. Эи улыбается, встает со дна, тревожа зеркало воды рябью, поворачивается спиной, отодвигая волосы, и демонстрирует фиолетовый триксель с острыми концами у основания шеи. Кокоми делает несколько шагов навстречу, внимательно рассматривает знак, а затем проводит по нему пальцами. Она отдергивает руку, Эи знает, что ее слегка ударяет током. Затем возвращает руку и ведет вниз по чуть прохладной коже, почти неотличимой от настоящей. Все искусственное тело Архонта пропитано гудящим электричеством, и при достаточно сильном касании можно почувствовать, как оно течет под пальцами. Кокоми, будто загипнотизированная, ведет вниз по позвоночнику, до края ткани, играющей роль белья, затем вверх, до знака Электро, и снова вниз. Как вечный цикл, как замкнутый круг. Эи не мешает ей, она сама ощущает нечто странное: будто Вечность, к которой она так давно стремилась, наконец откликнулась на ее зов и зафиксировала этот миг, растянула его до бесконечности, позволяя им двоим остаться в этой пещере навсегда. Стоит только Эи задуматься об этом, как время возобновляет свой ход, и застывший миг разрушается, а звуки плещущегося океана и гомон полусонного города возвращаются. Кокоми отдергивает руку, получив особенно сильный разряд, и начинает рассматривать свою ладонь: между ее пальцами проскакивают искры. Это длится не больше пяти секунд, но она будто что-то для себя понимает. Кокоми вскакивает на ноги, вытягивает влагу из своих волос и белья, собирает капли воды с кожи и одним движением руки отправляет ее обратно в озеро. Она вопросительно смотрит на Эи. До той доходит, что ей тоже предлагают высушиться. Она кивает. Кокоми проделывает с ней то же самое, но, так как Эи выше, ей приходится немного наклониться, чтобы жрица могла дотянуться. Кокоми действует гораздо осторожнее, будто боясь повредить древний механизм, которым тело Эи, в ее глазах, является. Они быстро одеваются. Кожа и волосы остаются слегка влажными, но любой житель Иназумы привычен к этому ощущению с рождения. Соль оседает на их коже, влага лижет их тела и волосы, а гул грозы отдается в костях с самого первого дня и до смерти. И под грохот молний иназумцы проживают свою жизнь. О таким привычных вещах Эи никогда не задумывалась, так как не жила в других регионах достаточно долго, чтобы ощутить разницу, но неужели можно жить без этих звуков, этой влаги и ощущения бриза на коже? — Я обещала, что расскажу, как я стала жрицей, — Кокоми прерывает ее размышления и жестом просит следовать за собой. Скоро они доходят до города и пробираются по пустым улицам во дворец. Эи не желает беспокоить стражу, а потому не идет к главным воротам, а одним прыжком взлетает на террасу, прижимая Кокоми к себе. Перед этим она предлагает другой путь, но та, кажется, уже просчитала все риски и решила, что ее предложение более выгодно. После прыжка Эи задерживает руки на ее теле несколько дольше, чем требуется, а после одним широким жестом приглашает за собой. Они проходят по коридорам, почти неслышно ступая по дощатому полу. Эи делает выговор двум заснувшим на посту у переговорной охранникам и открывает сёдзи. Она посылает одного из недотеп на кухню, чтобы тот принес напитки и закуски, называя ему определенный список блюд. Он приносит морепродукты, пару десертов и бутылку саке, к удивлению Эи. Этого она точно не заказывала. Кокоми складывает руки перед собой на столик. Они обе сидят на пушистом ковре, опершись на маленькие подушки и сложив ноги под себя. Эи молча пьет чай и поглощает жареные креветки. Она могла бы просидеть так довольно долго, ведь ожидание не доставляет ей никаких неудобств, но Кокоми решает заговорить: — Считается, что жрицы Ватацуми — это потомки последнего выжившего сына Солнца и предавшей свой народ полуящерицы из рода водяных драконов. Я знаю, что это не так, но жители в это верят… Кокоми отрывочно пересказывает события своей жизни, переплетая их с историей своего народа. Эи и так все это знает, но ее рассказ добавляет какие-то детали и штрихи, которых просто не могло быть в сухом отчете. — Так что Путешественник… — Кокоми отчаянно краснеет, ее лицо приобретает нежно-розовый оттенок. Эи понимающе улыбается. Этот мальчишка из неизвестных мест и неизвестного возраста очаровывает всех, кого встречает на своем пути. И это не зависит ни от пола, ни от возраста, ни от статуса, но сильнее всего его чары действуют на молодых мужчин вроде Томы, слуги клана Комисато, и девушек вроде Аяки, сестры главы этого же клана. Эи прослушивает часть предложения, а после добавляет: — Вам обязательно нужно познакомиться с Аякой, она тоже без ума от этого мальчика. Кокоми обиженно отводит взгляд и уже из вредности не смотрит нее, поедая тофу. Они расходятся, когда луна достигает зенита, обозначая полночь. Эи провожает Кокоми до комнаты и просит утром захватить что-нибудь из подарков, присланных ранее. Жрица в очередной раз покрывается румянцем и кивает. Несколько позже Эи узнает, что Кокоми ошибочно считала отправителем подарков некоего мужчину из инадзумской знати.***
Следующим утром дипмиссия Ватацуми отплывает из порта Рито. Ватацумцы увозят с собой богатые дары и надежду на процветание и мир. Их предводительница же забирает с собой причудливую гравюру с морским пейзажем и два труда — по военному ремеслу и уникальному стилю владения мечом. Прощание заканчивается краткими поклонами. Но в своих покоях Эи находит письмо, написанное аккуратными иероглифами, и приложенную к нему двустворчатую ракушку, точнее, одну ее половинку с жемчужиной внутри. Кокоми пишет, что вторую она забирала с собой в знак их чувств. Чувств, что возникли между ними удивительно быстро. Чувств, для которых Эи так и не находит название. В следующий раз они встречаются через несколько месяцев, когда Ватацуми сотрясает очередное бедствие, пришедшее со стороны погибшей Каэнрии. Эи приходит на помощь, бок о бок они проводят несколько дней на поле боя, отражая атаки монстров. Приноровиться к тактике Кокоми получается не сразу — она ведет бои с помощью хорошо организованной армии, а не в одиночку. Сама Эи предпочитает сражаться в одиночку, когда ей нужно отвечать только за себя, а не думать о подчиненных за спиной. Из-за одной из таких атак под самый конец битвы, когда она срывается на защиту командного пункта от монстра, напитанного проклятой силой мертвого бога, Эи получает сильные повреждения, на их залечивание требуется ещё неделя, которую она проводит в храме Сангономии. Кокоми приходит к ней каждое утро, чтобы проведать, а когда все почти заживает и её кожа перестает напоминать разбившийся фарфор, появляется в сумерках. Этой же ночью случается их первая близость. Она не первая в жизни Эи, но… первая в этом теле и в этом столетии. Кокоми сама делает шаг навстречу, просит заплести ее волосы, затем прикасается к знаку Электро, смотрит блестящими глазами на губы и приближается, застывая в одной ладони от лица. А после слабого кивка наклоняется вперед и целует, нежно, трепетно, обхватив фарфоровое лицо нежными ладонями. Эи сдерживается, но не долго. Она хватает стоящую Кокоми за бедра и садит себе на ноги, сокращая расстояние между их телами до нуля за секунды. Забирается пальцами в высокую прическу, распускает рыбий хвост, превращая его в мелкую сеть, сотканную из длинных светлых водорослей. Затем опускается ниже, продолжая неистово целовать перламутрово-розовые губы. Она осторожно снимает сложное одеяние, похожее на кружевное кимоно, почти наощупь распутывает слои ткани, чтобы добраться до кожи. И ласкает-ласкает, трогая везде, где дозволено. Лунное сияние ясной ночи освещает два тела, слившихся в едином порыве, в едином жадном желании жить и ощущать здесь и сейчас. Плеск воды под коралловыми скалами затихает, а воздух вокруг храма наполняется низким электрическим гулом, распугавшим элементальных призраков. Кокоми держит оборону и отвечает тем же, но в какой-то момент ей останется только одно — распластаться медузой по постели и тонуть в приливах удовольствия, почти столь же сильных, как штормовое волны в океане. Эи приятно видеть, как от её поцелуев Кокоми осыпается нежными лепестками сакуры, как под её руками становится послушна, будто листья ветру. Как электризуются её волосы, пропуская через себя волю Электро Архонта, и как поджимаются пальцы на ногах в особо чувственные моменты. Как Кокоми сдерживает тихие стоны, как жаром желания наливается её тело, выступая стыдливым румянцем на бледной коже. В самый напряженный момент Эи вновь целует Кокоми, кончиками пальцев буквально ощущая изнутри, как она дрожит. Пропускает между пальцами слабые токи нежного электричества. Другой рукой то же самое проделывает на ее коже, выводя на животе и груди замысловатые узоры острыми ногтями. И кажется, для Кокоми этого слишком много, она широко раскрывает глаза, выгибается, как дельфин в прыжке, и хватается за сильные бедра Эи, на которых до этого спокойно лежала. Она едва-едва касается простыней пальцами ног, особенно сильно изгибаясь под конец, а после с легким хлопком падает вниз, скатываясь с ног Эи в сторону и утягивая ее за собой. Кокоми, лениво-сонная после самого мощного прилива, горячо дышит носом, пытаясь поймать Эи в плен губ, и та благосклонно потакает ее желанию, позволяя увлечь себя в долгий, медленный поцелуй. Когда сознание Кокоми немного проясняется, она решается на ответные действия. Седлает бедра более высокой и жилистой Эи, поудобнее устраивается на ней и принимается изучать чужое тело. Ее движения немного неуверенные, неловкие, но она безумно увлеченно и упорно исследует каждый дюйм, даже заставляет Эи перевернуться, пытаясь понять, как сделать ей приятно. И находит…. Знак Электро на спине оказывается безумно чувствительным, о чем сама Эи до недавних пор не подозревала. Кокоми заставляет ее поднять бедра вверх: Эи поворачивается и утыкается лицом в подушку. Она оборачивается, стараясь не пересечь допустимый для людей угол, и принимается наблюдать. Кокоми хватает свое око, хитро закрепляя его в волосах с помощью шпильки, и приманивает к себе воду из чаши на тумбе, формируя из нее что-то похожее на… Эи не успевает додумать. Изнутри ее сковывает холодом, отчего она зажимается и начинает дышать чаще, ощущая в руках нервное электричество, готовое вот-вот вырваться. Она поднимает ладони вверх, соединяет их, не давая дурной силе выйти наружу и навредить. Кокоми же видит только ее напряженную спину, стиснутые в замок ладони, чтобы немного успокоить Эи, проводит по ягодице, ведет вверх, по спине до знака и нежно касается его. Затем наклоняется, накрывая собой спину, и целует этот самый знак, заставляя искусственное тело дрожать от удовольствия. Эм не верит, что нечто подобное можно сотворить с телом марионетки. Что она имеет хоть какое-то право на все это после бесконечного числа ошибок, которые допустила. Она уходит в эти мысли, погружаясь в терзания собственного разума. Но Кокоми вытаскивает ее, возвращает в реальность ласковыми настойчивыми касаниями, будто доказывая, что она достойна, что имеет право на что-то для себя. Право иногда быть чем-то более простым и приземленным, чем Электро Архонт. Право на слабость, поддержку и принятие. Кокоми двигает ладонью, направляя воду так, как ей хочется. Жидкость медленно согревается в теле Эи, и той больше не хочется сжиматься, напротив, она раскрывается еще шире, показывая… доказывая в ответ. Кокоми продолжает выцеловывать ее угловатые плечи, проходится губами по выпирающим лопаткам и позвонкам, гладит бока и нежно касается большой груди, будто в отместку легонько щипая за соски. Эи молчит. Она всегда молчит. Все переживает наедине с собой, в своем разуме. И даже сейчас, пусть ей и хочется поделиться своими ощущениями, но голосом показать, что все правильно, все так, как нужно, она не может. Кокоми же будто и в этот раз видит и ощущает несколько больше, чем должна бы. Медленные, но монотонные, ровные движения подводят Эи к краю обрыва, и она падает. Впервые не боясь разбиться, ведь знает, что внизу ее ждет ласковый океан, способный уберечь от удара о скалы. Тот, что поймает в свои объятия и не даст утонуть. Бескрайний и бездонный голубой океан с пенными волнами, плещущимися у самого берега, с лунными дорожками и солнечными бликами, пляшущими у поверхности воды. Эи ощущает нечто запредельное, такое важное и нужное, что мысль «хоть бы этот миг стал Вечностью» не кажется сейчас преступной. И Вечность, как всепонимающая мать, откликнется на ее призыв, растягивая секунды блаженства до бесконечности. Мгновение застывает холодным шариком данго, позволяя сделать жадный вдох, прочувствовать все ощущения тела целиком, поймать все великолепие эмоций Кокоми, рассмотреть мимику и даже уловить краешек мыслей. Светлый и твердый, как кусочек сыра. Стоит Эи наполнить грудь ненужным телу воздухом, как всеобщий ход времени возвращается. Кокоми вытягивает и из нее воду и толкает в бок легким движением, роняя Эи на кровать. Забирается на нее сверху, придавливая собой, и целует-целует-целует, беспорядочно тычась в губы и щеки. Эи не здесь, но и не в царстве Эвтюмии. Где-то между, отдаленно ощущает движения Кокоми и одновременно слышит ехидную холодную реплику Сёгун Райден о нецелевом использовании их общего тела. Они засыпают вдвоем почти перед самым рассветом: Кокоми, сжавшись в комочек и захватив в плен одну из рук Эи, и сама Эи, повернувшись на бок и подложив под голову ладонь. Длинные локоны их, жемчужно-белые и иссиня-черные, рассыпаны по подушкам, перепутаны в общем море волос. Это первый день за все годы пребывания Кокоми в храме, когда она просыпает. Никто не решается будить Ее Превосходительство, но, когда она не появляется даже к полудню, в ее комнату наведывается служительница храма и не обнаруживает госпожи. Сангономия Кокоми в это время лениво лежит в гостевых покоях, опирается на Эи спиной, играя с ее длинными волосами, словно рыбка с леской без наживки. Кокоми проводит в ее спальне еще три ночи, а на четвертый день Эи пора отправляться в путь. Они прощаются по всем церемониям, ведь договорились обо всем еще на рассвете. Но Эи хочется хоть как-то доказать самой себе, что все это не было сном и оно случилось с ней… с ними, и стало чем-то важным для них обоих. Она опускается к Кокоми, чтобы почти на самое ухо прошептать ей сокровенное, рожденное в порыве искреннего желания имя: — Коуми*, прощай! И, резко развернувшись на гэта, уходит по пирсу к кораблю. Кокоми, немного оглушенная тем, что случилось между ней и Эи только что, остается на пристани до тех пор, пока корабль не исчезает за дальними скалами. Ничего не выдает ее истинных эмоций, кроме легкой задумчивости. Она не ждет ничего большего от Архонт, ведь даже не имеет права просить… но они пообещали обмениваться письмами, может, это что-то да значит.***
Письма летят с острова Наруками на острова Ватацуми бесконечной чередой взаимных ответов и возвращаются так же скоро, как были отправлены. Это длится долго, это становится важно, привычно, а потом так въедается в ежедневность, что Эи физически не может провести больше трех дней без письма, написанного или отправленного в ответ. Слог Кокоми обстоятелен и ветвист, полон аллюзий и метафор, высказанных между строк мыслей, которые в силах понять только Эи. Ее почерк круглый и крупный, а все элементы иероглифов аккуратно выведены твердой рукой. И заканчивает она каждое свое письмо официальным обращением. Письма Эи прямые, короткие, сумбурные. Полные оживших чувств. Она делится каждым мало-мальски ярким переживанием или событием, не касающимся управления Иназумой. Почерк у нее острый, мелкий, торопливый, но без клякс. Уверенная рука куклы не может допустить таких ошибок. Она подписывает каждое письмо «для Коуми», шифруя символ специальными чернилами, видимыми лишь обладателю божественного ока. Письма летят год, два, три. Раз в пару лет Эи сама приезжает на Ватацуми, чтобы повидаться с Кокоми. Та же появляется на каждом празднике, посвященном цветению Священной Сакуры. Они продолжают сближаться через строки, через редкие дни встреч и еще более редкие совместные ночи, несмотря на расстояние и время. Эи так никогда и не найдет названия для этой связи, сколько бы слов ни перебрала в голове, сколько бы определений для людских отношений ни отыскала в древних текстах. Впрочем, Кокоми никогда и не попросит ее обозначить эту связь хоть как-то, принимая все как должное. Она, эта связь, просто будет между ними, как что-то, всегда существовавшее и никогда не имевшее начала. Тянуться от одной к другой, как шелковая нить, не способная разорваться или потускнеть. Что-то, равное бесконечности и понятное на уровне даже не мыслей, а ощущений. Эи станет для Кокоми Вечностью — чем-то нерушимым, постоянным, надежным. Чем-то, о чем она будет помнить каждый день своей жизни и пронесет через года, обращаясь внутренним взором к ней в особенно трудные времена. Засыпая и просыпаясь с ней в мыслях. Опираясь на ее мнение в самых трудных решениях. Кокоми станет для Эи Мгновением — быстротечным, изменчивым, ярким. Именно Кокоми разбудит в ней жажду жизни, атрофировавшуюся после смерти Макото. Пробудит ее дух, скованный страхом смерти и Эрозии. Эи задышит свободно, станет выходить в город и познавать изменившийся мир, от которого так долго пряталась сама и прятала свой народ. Между ними не будет ревности, и даже когда в жизни Кокоми появится мужчина, что станет отцом ее детей, Эи всегда будет знать, что она останется единственной постоянной в жизни Кокоми. Первый Архонт, первая женщина, первая… во всем. Единственная, кто будет иметь право называть ее Ватаси но Коуми*. Эи станет названой матерью для ее первенца — девочки по имени Манахимеко. «Тихое озеро» с папиными ушками и хвостом цвета морской пены. Яэ Мико станет названой матерью для их сына, Итто второго. Когда Кокоми будет проводить ритуал имянаречения, отец детей — ее верный генерал с волками в предках — будет отчаянно краснеть и вертеть хвостом, явно стесняясь выбора имени. Третьего ребенка Кокоми потеряет из-за внезапного катаклизма. Эи убережет ее, но не сумеет спасти малыша. Кокоми переживет это спокойно и достойно, признавая право моря забрать ее ребенка. Последней станет девочка, которую гордая мать назовет Макото. Эи узнает об этом многим позже, когда малышке исполнится шесть или семь, и с удивлением увидит знакомый проблеск пурпурной молнии в голубых глазах, поверив в воздаяние и милосердие жестокого Небесного порядка. Эи будет незримой тенью сопровождать Кокоми всю жизнь, наблюдая за ней издалека. Кокоми доживет до почтенных для обладателей божественного ока трех с лишним сотен. Она повзрослеет точно так же, как и состарится — медленно и благородно. За ее правление Ватацуми столкнется еще с двумя большими конфликтами, но, к счастью, она уже не застанет падение Небесного Порядка. Эи будет заниматься привычными делами, разбирая документы уже на прозрачных дендро-проекциях, когда ощутит, как несуществующее сердце падает вниз. В Бездну. Ее захлестнет отчаяние. А после с быстротой молнией промелькнет мысль — «Коуми!». Эи уже когда-то ощущала нечто подобное, когда та оказывалась в опасности. Она бросит все, оставив охране лишь записку о своем поспешном отбытии, и, обратившись в молнию, помчится на Ватацуми. Она прибудет в течение часа и обнаружит Кокоми в постели.***
Старая, давно потерявшая былую красоту, уже с совсем мягкими белыми волосами, похожими на пух мондштадтских одуванчиков, сморщенная и подслеповатая, Кокоми умирает. Не от болезни, не от горя, а потому, что пришел ее срок. Увы, старость настигла ее, как и любого человека. Вокруг нее стоят потомки, одна живая дочь — Макото, внуки, правнуки и бесконечный род Сангономия, невероятно разросшийся за эти века и ушедший гораздо дальше границ океана. Эи приходит сюда, и все почтенно расступаются перед ней, пропуская к старинной подруге. — Будьте добры, оставьте нас, — просит Кокоми безукоризненно вежливым тоном, но скрипучим и тихим старческим голосом, и все до одного покидают большую комнату. — Ватаси но Коуми, неужели? — Эи садится на колено и берет теплую ладонь морской девы в руку. — Да, все так, мой дорогой защитник из тени, я покидаю этот мир. Пора. — Нет. — По щекам Эи могли бы течь слезы, если бы она могла плакать, но увы, ей этого не дано. Создательница этого тела не предусмотрела такой функции. Эи лишь страдальчески заламывает брови и горько изгибает губы, силясь сдержать отчаянный крик. — Только не снова. Кокоми освобождает ладонь из ослабшей хватки и кладет ее на макушку Эи, прижимая опущенную голову Архонта к своему бедру. Поглаживает искусственные, нисколько не потускневшие волосы, успокаивая древнее божество. — Ничего. Не стоит, Эи, мой уход — не причина для горя. Я была счастлива прожить эту жизнь с тобой, даже на расстоянии. И рада пройти этот замечательный путь вместе. (Я была счастлива пройти с тобой эту жизнь, этот путь, пусть и на расстоянии, было замечательно.) — Кокоми улыбается, с трудом приподнимая уголки потрескавшихся губ. — Однажды всем рыбам приходит время залечь на дно и больше не всплыть. Я такая же рыба, и мое время — залечь на дно. — Не могу, не могу. — Эи плачет, захлебываясь несуществующими слезами, и безостановочно шепчет. — Коуми, нет… пожалуйста… Коуми. — Встань, прошу. Эи подчиняется, Кокоми удивительно сильно тянет ее на себя и целует, нежно, трепетно, совсем как в первый раз. Перед Эи проносятся все их поцелуи, все совместные ночи, прогулки вдвоем и маленькие радости, которые они успели друг другу подарить. Все это не стоит омрачать грустью. Хочется запечатлеть этот момент, оставить Кокоми в этом мире хотя бы еще ненадолго, остановить (мгновенье)… Вечность в последний раз подчиняется ее желанию, раскрывает свои крылья, загораживая тенью все комнату. Время здесь замирает. Поцелуй длится и длится, а Эи не может оторваться, не может опустить. В какой-то миг рука Кокоми поднимается вверх, оглаживая знак Электро. Эи пробирает до самого нутра, она делает вдох, отпуская… Застывшая Вечность растворяется, Эи порывисто обнимает подругу и размыкает объятия уже на мертвом теле. Лицо Кокоми спокойное и счастливое. Она ушла тихо, без бурь и бед. Эи вырывается из комнаты на побережье и летит на остров Цуруми. Ей как никогда нужен сильный противник, а появившийся недавно из Бездны Золотой волчий вожак как раз для этого подходит. Эи достает из-за спины нагинату и бросается в бой, ощущая внутри теплую пульсацию истинной Вечности, воплощенной в краткости каждого мига. Той самой Вечности, которую видела Макото.the end
(январь-февраль '23.)
__________________________________________________________________________ * (私の小海) Watashi no Koumi - Мое маленькое море