Цзян Чэн столкнулся с трудностями

      Недавно Лань Сычжуй заметил, что в последнее время у него сильно болят мышцы спины. Хотя он никогда не прерывал тренировки из-за физического дискомфорта, но ситуация становится все хуже.       Ранее на этой неделе он попросил Лань Цзинъи помочь ему сделать массаж, но Цзинъи умудрился заболеть. Он бы спросил Цзинь Линя, но мальчик уехал в свой орден, и ему все равно было бы неловко спрашивать об этом у недавно назначенного лидера ордена. Остаётся его отец или один из его дядей.       Он решает, что если ему действительно нужна помощь, то он предпочел бы кого-то, кого он не слишком хорошо знал. К счастью для него, Цзян Чэн еще не вернулся в свой орден. В последнее время отношения братьев, кажется, улучшились.       Сычжуй делает глубокий вдох, прежде чем войти в комнату и обнаружить, что глава ордена Цзян и его отец пьют. Ему не следует удивляться, но он не может скрыть взгляд от «настоящего папы». — Эм, здравствуйте, Вэй Гунцзы, Саньду Шэншоу, — здоровается он. — Ты всегда пьешь на глазах у ребенка? — Пффф, нет, конечно. Обычно предлагаю ему присоединиться. — Идиот, — бормочет Цзян Чэн, закатывая глаза. — В любом случае, тебе нужно что-нибудь, А-Юань? — Отец просит его жестом подойти ближе. — Ничего особенного. Я хотел попросить об одолжении… — Его голос становится тише. Всё же просить об этом неловко. — М? Ты о домашнем задании? В чем тебе нужна помощь? — На самом деле я надеялся, что смогу украсть твоего брата на полдня, — говорит он, надеясь, что его голос будет ровным. — О… я полагаю, ты мало тусовался. Ты только недавно узнал, что я практически тебя вырастил. Что ты думаешь, А-Чэн? — Знаешь, я не совсем уверен в твоем «сыне»… — Да ладно, он не имеет ко мне никакого отношения, — закатывает глаза Вэй Ин. — Он ребенок Вэнь. — Нет, он лучший друг твоего племянника. И теперь они тоже связаны родством, разве это не здорово! Ты же не отнимешь это у А-Линга сейчас, не так ли?       В комнате воцарилась тяжёлая тишина, хотя и не обязательно неприятная. — Хорошо, я побуду с твоим ребенком. — Да! Это здорово, диди. Я так рад! Я дам вам, ребята, место и скажу Лань Чжаню не беспокоить, — Вэй Иг выбегает, хлопнув за собой дверью.       Между двумя мужчинами повисает неловкое молчание. — Он неисправим… — говорит Цзян Чэн, снимая напряжение. — Вы думаете? — Ты думаешь иначе? — Ну, он действительно пытался закопать меня в землю. Сказал, что так я буду расти быстрее, как редиска… по крайней мере, я так слышал, — неловко смеется Юань. — Похоже на него, — отвечает Цзян Чэн, и Сычжуй удивляется, что это на самом деле звучит мило. Как будто он вспомнил что-то хорошее — И вообще, что такого важного, в чем тебе нужна моя помощь? — Ну, на самом деле это кажется очень смешным говорить вслух, но не могли бы вы потереть мне спину? — Что, прости? — Мне так больно, что я едва могу одеться по утрам. Я действительно не хотел никого беспокоить, поэтому просто пытался скрыть это. Потом один человек, к которому я пошел, заболел, и А-Линг отправился в свой орден… — Так ты попросил меня, потому что??? — Потому что Цзинь Лин сказал, что вы хорошо умеете хранить секреты? Пожалуйста, не рассказывайте моему отцу. — Разве ты не можешь просто использовать свое золотое ядро? — Я пытался… хотя на этот раз я, возможно, слишком переутомился. — Я удивлен, что ты, Лань, постоянно не переусердствуешь. — Я думал, что я ребенок Вэня? — Справедливо, не говори своему отцу, что я признал, что ты не ужасная компания, и я никому не скажу, почему ты хочешь моего внимания. — Это не… ладно, ладно, — Сычжуй прикусывает язык, опасаясь, что одно неверное замечание приведет к тому, что его дядя сломает ему ноги.       Несколько мгновений спустя Сычжуй лежит на животе, в нижнем белье, на полу, опираясь на подушки. Его дядя становится над ним на колени, отводя волосы племянника в сторону, чтобы приподнять ткань, закрывающую его спину. Он наливает немного теплого масла на белоснежную спину своего племянника. Сычжуй вздохнул с облегчением. — Принимай больше теплых ванн, возможно, ты станешь меньше перенапрягаться. — Легче сказать, чем сделать. — Меньше нарушай правила, возможно, у тебя будет меньше работы и меньше наказаний, — предлагает Цзян Чэн продолжая массировать нежную кожу своего племянника. Сычжуй скорчил лицо в агонии. — Хороший совет, если бы вы только приложили руку к моему воспитанию. — Не уверен, что мне удалось бы так хорошо поработать с моим кузеном, — Цзян Чэн сказал правду, разглаживая узлы на плечах Сычжуя. Сычжуй стонет от облегчения напряжения, которое из него вытесняют. — Мммм, я думаю, вы проделали… проделали отличную работу, — удаётся сказать ему, отвлекаясь на руки дяди. — Где болит сильнее? — Нижняя часть спины.       Сычжуй чувствует, как руки Цзян Чэна скользят вниз по его телу. Он чувствует, как рука тянется к расщелине его задницы, от чего у него перехватывает дыхание. Затем они возвращаются обратно. Он знает, что легкие прикосновения рук должны облегчить ему жизнь и заставить его расслабиться. Однако он не может расслабиться, когда чрезмерно сосредотачивается на небольшом подъеме своего нижнего белья каждый раз, когда руки его дяди скользят к его задницы.       Он уже в пятый раз твердеет, когда дядя гладит его по спине. Дядя продолжает как следует массировать его, но все, о чем он может думать, это скользкие пальцы дяди, скользящие по его спине и доставляющие ему удовольствие. Он едва осознает, какие звуки он издает.       Он изо всех сил старается не поддаваться своему возбуждению. Однако его дядя перестает приближаться к его заднице и сосредотачивается на тех частях тела, которые испытывают наибольшее напряжение. Сычжуй слышит, как он разочарованно скулит, и его бедра дергаются от нетерпения. Покраснев, он зарывается лицом в подушки и надеется, что дядя его не услышал. — Сычжуй? — Сычжуй поднимает голову, и его лицо горит еще сильнее — Что-то не так?       Сычжуй хочет сесть и показать ему, какой он твердый. Что он даже описать не может все те грязные вещи, которые он хочет, чтобы дядя сделал с ним прямо сейчас. — Я в порядке… просто чувствую себя очень хорошо. — По крайней мере, это не ложь, он чувствует себя хорошо. Все его непристойные мысли берут верх, и все его нутро сосредоточено на том, насколько он возбужден.       Хотя голос дяди вернул его обратно в реальность. Он вспоминает, насколько напряжены были его мышцы, а спина не болела так сильно. — Мм, больше, пожалуйста. — Больше чего? — Прикоснись ко мне больше, — он ерзает, покачивая бедрами. — Куда прикоснуться? — Ммм ниже.       Цзян Чэн нерешительно опускает руки ниже. — Как низко? Это нормально? — спрашивает Цзян Чэн, положив руки на копчик. — Ниже, — голос Сычжуя немного надламывается, когда он сдерживает отчаянный стон. Он чувствует, как его дядя колеблется. Его руки не двигаются. — Сычжуй… Я не думаю… — Тогда перестань думать. Пожалуйста, дядя, — скулит Сычжуй, подтягивая под себя колени и поднимая бедра вверх. Его лицо все еще красное, а волосы распущены. Он чувствует себя возбуждённым и знает, что Цзян Чэн не может это игнорировать.       Цзян Чэн чувствует, как его член дергается, когда племянник предстаёт перед ним в таком положении называя его дядей. — Твои родители убьют меня, если я прикоснусь к тебе, — говорит он, но уже чувствует, что становится тяжелее при виде этого зрелища перед ним. — У тебя же тоже… — Не умничай, — говорит он, без колебаний шлепая мальчика по заднице. Визг Сычжуя не останавливает его растущую эрекцию. — Им не обязательно знать, — говорит Сычжуй, спуская штаны и нижнее белье, чтобы дядя мог увидеть, насколько он тверд.       «Дерьмо». Думает Цзян Чэн. Что это вообще за масло? Могло ли оно так возбудить этого мальчика? Он внезапно вспоминает двух других людей, которые живут здесь. Уши горят. Это сандал. Должно быть, это афродизиак.       Цзян Чэн отступает, пытаясь очистить свой разум. Он мог уйти. Позвольте малышу мастурбировать самостоятельно. Но всегда есть шанс, что его родители вернутся и найдут своего ребенка, в таком положении. Он решает взять на себя ответственность и помочь мальчику. Это была не та связь, которую он хотел бы создать, но это ребенок его брата. Он бы чувствовал себя виноватым, если бы оставил его в таком состоянии. Или так он пытается убедить себя.       К тому времени, как он решает, что делать, на полу уже виднеется лужа предэдикуляра, и его племянник пытается потрогать себя пальцами. — Остановись, Сычжуй. Я тебе помогу.       Сычжуй останавливается по команде дяди. Цзян Чэн не знает, с чего начать. Этот мальчик уже на грани, поэтому любая прелюдия будет подобна пытке. Но он определенно не хочет прикасаться к его члену, это кажется слишком личным. Он решает избавиться возбуждения с помощью массажа простаты. Есть только одна проблема. Масло может быть причиной такого поведения ребенка. Он быстро просматривает свои вещи и находит масло для волос.       Он смачивает палец и прикладывает его к розовому колечку Сычжуя. Мальчик вздыхает и расслабляется под его прикосновениями, наконец-то получая то внимание, которого он так отчаянно хотел. Медленно он вводит один палец внутрь ожидая реакцию племянника. Сычжуй стонет от дискомфорта, от ощущения, что чего-то инородного внутри. — Сычжуй, ты когда-нибудь трогал себя здесь? — Мм, нет, дядя. Сделай это для меня, пожалуйста, пожалуйста, сделай это для меня, — стонет он.       Цзян Чэн не прикасался к себе с тех пор, как однажды напился и ему стало любопытно. Вэй Усянь постоянно говорил о том, как это здорово. Возможно, это правда только тогда, когда это делает кто-то другой. У Цзян Чэна никого нет. Но сейчас он у этого мальчика, так кто он такой, чтобы отказывать ему в этом удовольствии.       Цзян Чэн убирает палец, чтобы нанести ещё масла. Он смазывает пальцы маслом, прежде чем снова провести ими по краю отверстия, прежде чем снова вставить палец. — Продолжай, все в порядке, — говорит Сычжуй в отчаянии после того, как палец дяди снова оказывается в нем. — Я просто пытаюсь убедиться, что не причиню тебе вреда. — Мне не больно, — говорит Сычжуй, пытаясь прижать бедра ближе к пальцу.       Получив добро, Цзян Чэн начинает искать простату внутри своего племянника. Он никогда не делал этого с другим мужчиной и отказывался признавать кому-либо, что он даже пытался сделать это на себе. Он говорит себе, что эта правда умрет вместе с его племянником, и он никогда больше не сделает ничего подобного.       Проходит несколько минут, прежде чем он находит внутри маленькую точку, из-за которой его племянник падает вперёд и стонет в подушки под ним. — Ммм, черт возьми, ах, это ах там. — Неужели это действительно так хорошо? — спрашивает его дядя. — Да, ты никогда…? — спрашивает его племянник, пытаясь взглянуть на него через плечо. — Я… нет, не совсем, — отвечает он и видит, как его племянник пытается задать новые вопросы. Прежде чем он успевает выдавить хоть что-то изо рта, Цзян Чэн начинает несколько поглаживать пальцем внутри попки. Все, что удается вырваться из его рта, — это стоны. Стоны, которые племянник пытается зарыть в подушку. — Сычжуй, давай перевернем тебя. Я хочу увидеть твое лицо, — говорит Цзян Чэн, вынимая палец из своего племянника, который заскулил от чуства пустоты внутри себя. Он может сказать, что его племянник предпочел бы продолжать закрывать лицо, но всё же перевернул его, видя в этом единственный вариант продолжения.       Он стесняется своего полностью одетого дяди, пытаясь прикрыть свою эрекцию руками. Цзян Чэн думает, что это мило, учитывая, что минуту назад он просто стонал, как сучка. — Тебе не кажется, что уже поздно смущаться? — Его дядя ухмыляется, на что Сычжуй убирает руку с своего маленького пениса, который он прикрывал — Видишь, это не так уж и плохо, не так ли? Ты очень милый, — говорит он, очаровывая своего племянника. Сычжуй расслабляется. Цзян Чэн задается вопросом, если перестанет действовать афродизиак, его племянник станет более застенчивым?       На этот раз Цзян Чэн смазывает два пальца и осторожно толкает в племянника. Он, не теряя времени, находит простату и массирует ее. Теперь, хорошо видя племянника под собой. Он наблюдает, как Сычжуй сжимает под собой подушки, как его тело дрожит от удовольствия, а глаза закатываются, когда он стонет. Это почти слишком. Это почти вызывает у Цзян Чэна желание сорвать с себя одежду и трахнуть своего племянника.       Что подумает об этом его брат? Что бы сделал его брат, если бы узнал, что первый сексуальный опыт его сына был с ним? Он действительно не хочет знать, но это повод первым увидеть кончающего сына своего брата, прежде чем он сойдет с ума от одних пальцев. Он не может не задаться вопросом, так ли Вэй Усянь выглядит каждую ночь под своим мужем. Волосы прилипли к его лицу от пота, а он смотрел на него полными похоти глазами. Он не виноват в том, что у него были такие развратные мысли, когда его брат посеял семя своим чрезмерно пошлым поведением.       Сычжуй сейчас умоляет, умоляет Цзян Чэна заставить его кончить. Умоляет, чтобы его трогали еще. — Пожалуйста, дядя, пожалуйста, прикоснись ко мне. Прикоснись к моему члену, я хочу кончить. — Я позволю тебе кончить от твоей задницы. Думаешь, ты сможешь это сделать? — Сычжуй в ответ всхлипнул от чрезмерного возбуждения, но кивнул.       В голову пришла более подходящая идея. Он выдергивает пальцы, от чего племянник скулит и умоляет вернуть их обратно. — Дядя, пожалуйста, пожалуйста, верни их обратно. Я хочу кончить, дядя, пожалуйста.       Не обращая на него внимания, он встает между ног племянника и опускает рот к его дырке. Он дразняще дует на растянутый розовый ободок своего племянника и наблюдает, как тот вздрагивает. Его член дергается от интереса. Юный взгляд Сычжуя наблюдает, как язык его дяди облизывает его дырку. Его лицо горит, а тело дрожит под языком дяди.       Цзян Чэн ласкает себя ладонями сквозь мантию, облизывая и сося дырку племянника. Его язык скользит по краю входа племянника, заставляя младшего ахнуть. Стоны Сычжуи действительно творили чудеса с его собственным разумом. Как собственно и афродизиак.       К сожалению, похоже, он не может дотянуться языком до простаты племянника. Мальчику, кажется, действительно нравится, когда ему лижут очко, поэтому Цзян Чэн хватает член своего племянника.       Сычжуй стонет от ощущения, что наконец-то прикоснулись к его члену. — Да, дядя, пожалуйста, заставь меня кончить, заставь меня кончить!       Цзян Чэн хочет проклясть мальчика за то, что он шумный. Вместо этого он прижимает его бедра свободной рукой и трахает его языком так грубо, как только может, поглаживая его член.       Сычжуй недолго продержался, растекаясь по голове, лицу и животу Цзян Чэна. Цзян Чэн думает, что он выглядит совершенно разбитым. Лицо покраснело, глаза полуприкрыты, дыхание тяжелое, волосы прилипли к лицу. — Спасибо, дядя, — слабо говорит он. От этого член и сердце Цзян Чэна подпрыгивают. Сычжуй смотрит на бугорок в штанах дяди и облизывает губы. — В следующий раз я мог бы… — Нет, следующего раза не будет, — резко говорит Цзян Чэн и наблюдает, как рушатся надежды Сычжуя. — Хорошо, — кротко отвечает Сычжуй.