Мы встретимся на Брайтон-Бич

Северная часть Атлантического океана так красива, но кажется совершенно чужой. Где-то там, в бесконечной линии краснеющего горизонта, где-то там Бермуды, где-то там другие страны, где-то там место, где всем нам было бы хорошо… где-то там окрыленные своей вседозволенностью решили, что мы не нужны, что Родина отвергла нас. Вова сидит на песке в своей светлой шубке и черных скинни, он смотрит на свои кроссовки с цветными вставками, которые носил уже четвертый год. В них заполз американский песок. Парень неоднозначно хмыкнул на это происшествие и оглянулся по сторонам: слева, вдалеке, огоньками и сладкой ватой сияет Кони-Айленд, кажется, что даже сюда, на одинокий холодный пляж, долетает звонкий радостный смех; справа Манхэттен-Бич со своими итальянскими и еврейскими отголосками. Вова снова хмыкает, но все же сосредотачивается на бушующей фигуре океана. Последние месяцы его охватывала особенная хандра и странное осознание, именно то осознание, от которого по плечам пробегали холодные мурашки, голова становилась пустой и хотелось тут же зажечь сигарету, чтобы не ощущать ту боль, которую это самое осознание так щедро дарит. Сейчас он сидел на пляже. На песке, не стесняясь того, что придется всю одежду вытряхивать от количества этой пляжной атлантической пыли. Кажется, что песок был везде, даже в карманах. Ветер развивает нью-йоркский песок и песок времени. Вова улыбается как-то грустно, когда берет в ладонь горсть, поднимает на уровень горящего солнца и наблюдает за тем, как сквозь пальцы утекают песчинки. Какова вероятность увидеться на Брайтон-Бич осенью? Стример бросил все. Все свои сомнения, все свое прошлое, всю свою стабильность, чтобы просто оказаться сейчас здесь. Осознание разъедало мозг. Он понимал масштаб ужаса, который происходит в мире, в его голове и в отдельных, казалось бы, таких незначительных аспектах его жизни. Ветер снова задувает прямо в душу, но этот ветер чужой, оттого еще страшнее, оттого осознание давит на черепную коробку сильнее. Сможем ли вы исправить все, что наворотили? Сможем ли мы простить себе все ошибки? Историки и литературоведы говорят о том, что молодежи послевоенного времени придется разгребать все то, что наворотили люди со времен Романовых. Сможем ли мы?.. Физики гонятся за Перпетуум-мобиле до сих пор, помните, как Стругацкие писали про голубой туман?.. И пока нас волнует то, что от депрессантов жизнь не дает кончить во всех смыслах, пока мы бежим от себя и от постов в телеграмме, пока красное солнце уносит за собой тысячи душ, пока где-то в космосе взрываются звезды, рождаются галактики, Вова сидит на пляже. И все, будто остановилось, даже тошнотворное осознание. И вот, читая все это, вы, может быть, думаете, что он один из нас, что он переживает за все, что ему безразлично, возможно и так, а возможно и нет. - Жопу себе отморозишь, Шефчик, - слышится где-то за его спиной, и он оборачивается, улыбка становится шире, в голубых глазах сияет азартный огонек. – Вставай, че расселся, - перед ним Хесус в своей старой, всем знакомой, серой куртке, в полосатой кофте и белых скинни. Есть вещи, которые останутся навсегда такими, какие они есть. Парень держит в руке плед, на его лице недовольство, которое заставляет Братишкина лыбиться по-глупому и хотеть шутить и смеяться над Старым, лицо которого скоро превратится в изюм от степени негодования. Но Вова молчит, наученный годами общения и часами конфликтов, которые разрастались иногда из-за одного недопонятого слова, и встает с песка. Хес смеряет его взглядом, полным счастья, что ему подчиняются в такой мелочи, проходит мимо Шефа и располагает плед на том месте, где только что находился Вова. Они садятся на плед, Братишкин опускает голову на худое плечо, Хесус берет его за руку, нежно гладит по костяшкам, а Вова продолжает смотреть в даль океана. Да, они определенно одни из нас, однако они точно те, кто будут вечностью среди мира, который, как сейчас кажется, рушится прямо на наших глазах, несмотря на больные юношеские сердца. Да, что-то точно будет вечным. Как игра в морской бой, как совместный стрим по симсу, как конфликты, как милые короткие смс-ки, как общение путем клипов, как борьба двух чатов, когда мы все прекрасно знаем, что лучшие чаты у Маззелова и Дк. Да, пожалуй, они будут вечны, как вишневый закат, как диван на балконе, как кошмарные ночи, сглаживаемые родными объятиями... пожалуй, как цветы, на которые аллергия, как работа в разные смены, как стикер на холодильнике, как ненависть к весне, как горячий чай в знакомой квартире…пожалуй, как премия SLAY, где они пара года, где они разговаривают по телефону в душном туалете… пожалуй, как арты Ли, как нарезки на ютубе. Будет что-то вечное, что будут составлять двое людей, сидящие на пляже в Нью-Йорке, в моей вселенной, что будем составлять все мы, что крутимся вокруг этих двоих. Однако Вова говорит: - Откуда взять деньжата? - Зачем тебе деньги? – Хесус поворачивает на него голову, смотрит своими красивыми, но уже порядком уставшими глазами. Тридцать лет жизни дают о себе знать, все разочарования и нервы отражаются во всем лице и теле. Дело не в старении. – Я могу тебя обеспечить. - Я тебе че содержанка? – усмехается Братишкин. Под глазами образуются складочки. Но глаза до сих пор блестят энергией жизни. Вова вновь оглядывается на далекий, неизведанный океан и предлагает шутливо: - может переедем в другой штат, будем стричь травку, ходить в шортах, научимся серфингу? - Вообще-то, в Нью-Йорке разрешено торговать, если тебе интересно, - поправляет Хес. - Я просто хочу туда, где не так мрачно, - признает Братишкин. - А как же я? – Хесус вскидывает брови в замешательстве. По пляжу пробегает мужчина в одних шортах и майке, с напульсником на запястьях и голове. Вова проходит глазами по периметру и удивительно подмечает, что под вечер на пляже собралось много народу, а весь Нью-Йорк уже горит своими цветным огоньками, особенно виднеется колесо обозрения на острове. Где-то за спинами стримеров, в Заливе Аппера возвышается Статуя Свободы, водную гладь рассекают туристические катерки… сейчас, очевидно, тысячи людей разных языков ходят через известные американские мосты с разинутым ртом. Сейчас, очевидно, где-то склоняется над конспектами россиянка, мечтающая об актерской карьере. Сейчас, очевидно, Брайтон заполнен разными приезжими, ищущими для себя лучшую жизнь. Но Вова не задумывается над этим, он лишь сосредотачивается на холодных голубых глазах, что пизже любых великих построек большого города. Он вдруг осознает, приятно осознает: - Ты - мой старый любимый таракан, - он расплывается в улыбке, притягивая Хеса к себе, чувственно целуя. И пока по земному небу растекается их поцелуй разными красками, просто расслабьтесь и вспомните, что вы не одни, что все еще впереди. Посмотрите на свое небо, видите красные, розовые, голубые, фиолетовые, зеленоватые, желтые и оранжевые краски? Это их поцелуй. Посмотрите и вспомните, что в основе всего вечность, вечность, которая в обыкновенном пейринге, вечность в полной любви, вечность, связывающая нас всех на стриминговой платформе под названием "жизнь".