Три заветных слова

Юсок сидел в своей студии, на столе недопитый энергетик, в пепельнице множество окурков, а в наушниках новая демка, которая никак не соответствует настроению парня. Хочется чего–то лиричного, чего–то в стиле Bloo, но, возможно для этого стоит напиться вдрызг и пострадать по бывшей. В голове никаких мыслей, просто пустота, усталая пустота и гнетущее одиночество. Сегодня он должен был собраться с друзьями в баре, пропустить по стаканчику пива с соджу и повеселиться от души. Но в последний момент у всех внезапно что–то случилось. Вонджэ заболел, Ёнсина позвали на съемки, а Хонвон очередной раз уснул после того, как пил всю ночь. — Вы бы хоть истории от меня скрыли, — усмехнулся Юсок, смотря на историю Вонджэ где он развлекается в клубе с друзьями. Что он делает не так? Почему для всех он лишь друг на случай, если более важные друзья заняты? Вопросы, на которые он никогда не узнает ответа. Юсок часто винит во всем свою мать, ведь если бы она не бросила его, то сейчас все было по–другому. Он мог бы приехать к ней, уткнутся в плечо и тихо рассказывать о проблемах, она наверняка сказала бы что–то ободряющее, погладила его по спине и приготовила бы его любимое блюдо. Интересно, какое блюдо его любимое? — Хорош одному сидеть, пойдем прогуляемся, — это была Юнхва, которая заметила, что ее друг опять сидит один в полной темноте, — если будешь слушать эту демку на репите, она не станет лучше. — И как ты всегда понимаешь, что нужна мне? — Я телепат, — усмехнулась девушка, — пошли давай, разговор есть. Да, у Юсока тоже был разговор к ней, ему хотелось наконец–то прояснить их отношения, рассказать о своих чувствах, которые давно терзали его. Каждый раз, находясь рядом с ней, он вел себя как полный идиот, говорил такие глупые вещи, не мог сконцентрироваться, у него уж дух перехватывало. Парень схватил куртку со спинки стула и направился за Юнхвой. — Ты же хотел с Вонджэ на тусовку пойти, почему в студии сидел? — девушка стала копошиться по карманам, — Да бля, куда делись мои сигареты? — Возьми мои, — он протянул ей пачку, — все соскочили, а потом пошли бухать без меня. И бросай уже курить, у тебя такой кашель, ощущение, что скоро легкие откажут. — Они скоро и откажут, — рассмеялась Юнхва, закуривая, — у меня рак. Не этих трех слов он ожидал от нее, не эту новость он хотел услышать. Юсок остановился и взглянул на девушку, она слабо улыбнулась, расправляя руки в разные стороны, мол «с кем не бывает». С ней. С ней не должно было это произойти, только не сейчас, когда она — это единственное, ради чего хочется жить. Она — причина улыбки и бессонных ночей, она — причина всего. — Когда ты узнала? — Месяц назад, все никак не могла выбрать время, чтобы сообщить тебе, — Юнхва слегка потрепала его по волосам, — не кисни, месяца три у нас точно есть. — Три месяца. Всего ничтожных три месяца. Ты хоть будешь проходить терапию? Что говорят врачи? — Юсок не знал, что ему делать, что говорить, и, по правде сказать, надеялся, что сегодня первое апреля и это все плохая шутка. Но сейчас июль и девушка выглядит слишком спокойной, чтобы это было шуткой. — Проходить терапию чтобы что? Чтобы отсрочить и так очевидный конец? — она рассмеялась, — Ради чего все это? — Ради меня, — выпалил парень, — пройди терапию ради меня, я не переживу твою смерть, — Юсок взял ее за руку, приложив к груди, продолжил, — я… Я не знаю никого, ради кого бы я мог жить или измениться, ради кого я просыпаюсь по утрам, знаешь… Я жалкий человек, я не смог даже друзей выбрать нормальных, даже мать меня бросила. Но… я хочу чтобы ты была рядом, я не представляю себе жизнь без тебя. — Какой удачный случай ты выбрал для признания… Похуй, — девушка выбросила сигарету и быстро начала набирать чей–то номер, — доктор Хан, здравствуйте, я решила, да, я буду проходить химиотерапию. Вот так у Юсока появилась цель. Цель помочь Юнхве выздороветь, чтобы она снова смогла зажить счастливой жизнью. Он приходил к ней в больницу, приносил пибимпаб, иногда даже острые токпокки, сбрил волосы, лишь бы она не чувствовала себя плохо. Ее кожа побледнела, синяки под глазами стали более явными, она похудела и почти не ела. Лишь иногда просила дать ей покурить, аргументируя это «вдруг я последний день живу». Юсок часто оставался ночевать в ее палате, успокаивая себя, что она не умрет в одиночестве. Смерть дышала Юнхве в спину, в то время как Юсоку оставалось лишь быть рядом. Осознание беспомощности убивало его, он хотел и готов был помочь, но чем? Он мог быть рядом, но это не убило бы болезнь, он мог дарить любви сколько угодно, но от этого легче не становилось. Парень был в отчаянии, но должен был быть сильным ради нее. — Я уже думала, что не придешь, — ослабший голос девушки каждый раз словно проводил лезвием по сердцу, — доктор сказал, что скоро закончится курс терапии и можно будет поехать домой. — Да, я слышал, — Юсок тепло улыбнулся, проводя пальцем по ее руке, — я тоже поговорил с доктором и сегодня мы с тобой совершим шалость. — Шалость? Твое поколение это так называет? — Не о том думаешь, балда, — парень подкатил инвалидное кресло, — прыгай в тачку и поехали. — Без этого совсем никак? — Юнхва не любила это кресло, оно словно показывало всем, что девушка не в силах ходить, что она настолько слабая. — Не ворчи и садись, — Юсок радостно направился в сторону лифта, — только никому не рассказывай, а то влетит доктору Хану и больше о шалости не попросить. — Он разрешил сделать эвтаназию? — усмехнулась она. Эти слова, брошенные в шутку, ударили в самое сердце и разбили его на миллион осколков. Она хочет умереть, она устала бороться, но она никогда не скажет об этом всерьез. Юсок поцеловал ее в макушку, стараясь сдержать слезы, он будет бороться за обоих. Даже если тяжело и больно, даже если устал. Лифт остановился на последнем этаже, это было родильное отделение, где держали новорожденных и их матерей, Юнхва выгнула бровь и взглянула на возлюбленного, который лишь ухмыльнулся. — Не бойся, нам не сюда, — парень повез ее дальше к лестнице на крышу, — паркуемся. Дальше поедешь на руках, — Юсок подхватил ее на руки, она была намного легче, чем до болезни, но парень решил об этом не зацикливаться. На крыше лежал плед с корзиной еды и гирляндой, девушка радостно воскликнула и крепко обняла его за шею. Юсок слегка покачнулся, не ожидая, что ослабшая возлюбленная, способна обнять его с такой силой, но одновременно с этим его сердце сделало несколько кувырков, заставляя его почувствовать счастье. То самое чувство, которое он не чувствовал уже очень давно, то самое чувство, которое заставило его вновь почувствовать себя живым. — Это что, наше первое свидание? — Юнхва довольно улыбнулась, — Доктор Хан не боится, что мы устроим двойное самоубийство как несчастные влюбленные? — Ну, он боялся, но я заверил его, что даже если ты опустишь руки, то я не опущу их никогда, — Юсок усадил ее на плед, — ты же вроде любишь вот такое. — Какое? — она хитро взглянула на него, — Ну же, скажи это слово. — Романтичное, — парень прокашлялся, — я подумал, что тебе понравится. — Понравится? Я в восторге, ранняя осень, ночной город и мой человек рядом, — девушка легла на его колени, — я чувствую себя такой живой сейчас. Наконец–то это не унылая прогулка по территории больницы, не белые стены палаты, сейчас я могу сказать, что я хочу жить. Юсок провел рукой по ее щеке, на которой образовался румянец от холода ночи, она была невероятно красива. Ее улыбка была для него всем, ради нее стоило столько всего пережить. Юнхва тихо рассказывала ему о том, как в юности пробиралась на крыши домов с друзьями, как пряталась от полиции, которую вызывали жители этих домов. Одна за одной истории лились наружу, открывая ее душу с другой стороны, девушка любила жизнь, каждой частичкой своего тела она жаждала жить, делать необдуманные поступки, танцевать в клубах и любить. — Приходите через месяц, — сказал доктор Хан, с легкой улыбкой на лице. Через месяц он сказал ей, — Приходите через три месяца, — три месяца перетекли в полгода, а полгода перетекли в год. Юнхва отрастила длинные волосы, которые так нравилось гладить Юсоку перед сном, она выбросила любимую зажигалку и, наконец, стала жить. А что до Юсока, то он наконец закончил ту демку, написал даже что–то лирическое, только для этого ему не пришлось напиваться и страдать по бывшей. Стоило ему вспомнить то, через что им пришлось пройти с Юнхвой, как слова сами выливались в куплеты, а куплеты превратились в полноценную песню.