Подлинная

Аддамс стояла и смотрела на могильную плиту. В этом камне была обветшавшая красота прошлого. Серая могильная плита, покрытая зелёным лишайником, а рядом ангел, разбитый на две части. Одна часть которого, крошкой осыпалась на дорожку поросшую мхом. Она стояла и дышала воздухом, здесь он был особенно свежим для неё. А ночь была звёздная, без лунная. Прохладный, осенний ветер касался её обнажённых кистей рук. Девушка услышала шаги, что крошили вековой камень тяжёлыми ботинками. Маньяк? Самое время пасть жертвой маньяка. И моя алая кровь разольётся на этом старинном кладбище. Аддамс улыбнулась. Тот кто подошёл, стоял и дышал ей в спину. — Ненавижу когда так делают, лучше сразу ударить ножом. — Я без ножа, — сказал знакомый голос. — Кто ты? — спросила девушка, но без удивления, будто бы уже узнала того, кто говорил за её спиной. — Я тот, о ком ты не вспоминала. О ком посмела забыть. А я так долго тебя искал, объездил весь свет, а нашёл тебя здесь: на Хайгейтском кладбище. — Как ты сюда пробрался? — Так же как и ты, незаконно. — Люблю нарушать закон. Это слово такое нелепое — закон. Нет ничего, что можно было бы запретить человеку, не правда ли? — А можно исчезать, запрещать видеть, слышать и общаться, так можно поступать? — Ксавье, с годами ты стал ещё более романтичным, что меня начинает тошнить, чём-то инородным, розовым. Она медленно развернулась, и взглянула на человека, что стоял за спиной и разговаривал с ней. Высокий и по-прежнему красивый. Аддамс оценила его грустную красоту на фоне лесного кладбища. Если бы луна осветила его сейчас, то возможно, он показался бы божеством. Она смотрела на него не моргая, впрочем как и всегда. — Разве я пряталась от тебя? — А разве нет? — Вопрос на вопрос дурацкая привычка, Ксавье! — Что ты знаешь о моих привычках? Он смотрел на неё слишком грустно. Его волосы были по-прежнему длинными и он убирал их в пучок. Похудел, повзрослел, но его взгляд ничуть не изменился. — Не думал, что ты окажешься в Лондоне. Почему именно этот город? — Он подходит мне. — Миссис Камбелл, дурацкий псевдоним. Я узнал тебя только по этому роману. Ты описала в нём меня и наше прошлое. Грустный художник, сновидец. Тот, кто никогда не делает первого шага, именно так ты описала этого персонажа. Всё остальное похоже на правду, кроме меня. А я думал ты не любишь вспоминать школьные времена. — Люблю, было интересно. — Что же ты не вернулась в Невермор? — Это было прошлое, а я пошла дальше. Хотела стать драматургом, и стала. Мне не нужна была школа. Я всегда знала больше, чем мне могут там рассказать. И могу об этом рассказывать другим. — Бульварные романы, действительно большее, это то, о чём нужно рассказывать другим. — Мне не нравится твой тон, Ксавье. Ты же прочитал этот бульварный роман до того, как понял, кто его автор?! Поэтому не нужно так говорить, иначе... — И что ты сделаешь? — перебил он её, продолжая смотреть на её не мигающий взгляд. — Исчезну. Ты же не хочешь, чтобы я исчезла? — Не хочу, — поспешил ответить Ксавье. — И да, это не псевдоним. Это фамилия моего мужа. Если ты меня искал, то должен был узнать, что я вышла замуж за мистера Камбелла. Аддамс видела как его взгляд изменился, он дрогнул, и отступил назад. И девушка была довольна собой. — Правда он умер два года тому назад. Я похоронила его, только не тут, а на восточном кладбище. Он был богат и слишком стар. А ещё много говорил о смерти, обожал готику и вдохновлял меня писать. — Ты его любила? — Я не знаю, что же такое любовь. Не случилось. Именно поэтому я никогда тебя не искала, выкинула твой подарок и вообще... Ты сразу был с какой-то претензий, вроде как на любовь. Он разозлился. Ксавье сжал ладони в кулаки. — Ты изуродовала меня. Я всё время мечтал о тебе. Переезжал из города в город, из страны в страну. Бросил всё что мне было интересно, кочевал и искал тебя. Когда я увидел эту книгу, то понял, что это ты. Сразу, подтверждением тому стали и мои рисунки. Это была ты. Сегодня, наконец-то, я нашёл тебя. А ты... — А я не хранила тебя верность. Не призналась в любви. Не кинулась к ногам. Что ещё я не сделала? Уэнсдей начала медленно развязывать кожаный пояс чёрного плаща. Ксавье замер, не понимал её действий. Она скинула кожаный плащ, обнажая белую кожу, показывая тонкие бретельки и длинную чёрную ткань сорочки. Расстегнула молнию, что была сбоку, спустила бретельки и, платье шёлковой струйкой спало к её ногам. — Что ты делаешь? Его вопрос остался без ответа. И что она могла на него ответить? Ксавье понимал, что она делает, но зачем? Взгляд был прикован к кружевному белью, белой коже... Уэнсдей была прекрасна. Ксавье не мог подумать, что болезненный разговор на кладбище может так закончится. Он не понимал причин её действия, после того как она сказала, что никогда его не любила и не ждала. Она изменилась, разве прежняя Аддамс так поступила бы? Или я никогда не знал настоящую Аддамс, а сегодня она стоит передо мной, подлинная. — Снимешь с меня бельё? — Зачем ты это делаешь? — Разве ты не этого хочешь? — Нет, я не этого хотел, не только этого. Ксавье начал поднимать её одежду, а она наступила на его пальцы, которые сжимали её шёлковую сорочку. — Я могу причинить тебе боль. Ещё большую боль, чем ты когда либо испытывал от меня, — она приподняла ботинок и он убрал руку, оставляя сорочку на земле. Её ботинки были массивными, слишком грубыми на почти обнажённом теле. Чёрные, на шнурках. Он убрал руку и встал. — Поцелуй меня, — попросила она. Пошли минуты раздумий. Ксавье кусал свою губу, а она смотрела на него не моргая, вынуждая, и тогда он сорвался с места и накрыл её губы поцелуем. Он целовал её ненавидя, злясь; чувствуя, что хочет уничтожить её, за все свои годы без неё; за чувства, которые пожирали его и за свою бешеную привязанность. И не знал, что это была страсть, подлинная. Уэнсдей целовала его и чувствовала от него жар, испепеляющий. Он начал срывать её кружевной бюстгальтер, пытаясь расстегнуть его, и в неудачной попытке, готов был разорвать его на куски, всё же срывая и кидая его на землю. Наконец обнажил её грудь, сжал её, причиняя ей боль. Но она не издала не единого звука, утопая в его сильном, болезненном поцелуи. Она срывала с него шерстяное пальто, и потянула его за собой. Они рухнули на холодную землю. Аддамс оказалась сверху. Он почувствовал лопатками холодный мох, а она оседлала его бëдра. Посмотрела ему в глаза, не моргая. Принялась расстёгивать его рубашку, прикасалась ладонями к грудной клетки, к его белой коже, поползла ими вверх, очертила пальцем губы, выпрямилась. Ксавье приподнялся, хотел её поцеловать, но она резко опустила его вниз. — Лежать, Ксавье. Она поползла ладонями вниз, сползла ниже, и принялась расстёгивать брюки. Он тяжело дышал, кажется это случится вот-вот, напряжение нарастало, жар внутри сжигал душу. Он вздрогнул, когда в её кулаке оказался его член. И она сделала движение вверх, а потом вниз, привстала, отодвинула трусики и резко села на член. Ксавье выдохнул. Ей не нужная была подготовка. Она двигалась быстро, интенсивно, ладонями упиралась в грудь, а взгляд... Он тонул в этом чёрном омуте её глаз. Там было так темно, настолько темно, что казалось из этой тьмы ему уже никогда не выбраться. Звёзды на небе будто бы погасли, вокруг была такая гнетущая тишина, пугающая, вязкая... Ксавье почувствовал запах мха, её дурманящий запах, которого он казалось и не различал. Был в опьянении им, даже не понимал из чего он состоит. Уэнсдей быстро двигалась на его члене и вскоре он почувствовал, что теряет контроль. — Я сейчас кончу. — Кончай! Он обхватил её талию ладонями и хотел скинуть с себя. — Кончай в меня. Я хочу, чтобы ты в меня кончил, — она говорила так отчётливо, каждое слово, словно чеканя, но он снова попытался привстать, и она ладонями, резко опустила его вниз. — Кончай, — приказала она. —Потрогай мою грудь, Ксавье, сожми её, ну же! — потребовала она, словно возвращала его, опьянённого, одурманенного. И он сжал, так сильно, ощущая в этот момент, что его накрывает. — Сильнее, сильнее, — просила она. Уэнсдей почувствовала как он кончил в неё, как его сперма разлилась по её горячим стенкам влагалища. И продолжала двигаться до тех пор пока он не обессилел, твёрдость пала и только тогда она вскинула голову, перехватила его руки, сжала запястья, тем самым останавливая его. Теперь она закрыла глаза и наконец-то из её горла начали вырываться стоны, его член почти обмяк, но она продолжала двигаться на нём, ощущала его вязкую сперму, что вытекала из неё, внутри всё напряглось, задрожало и Уэнсдей кончила. Она так и держала вскинутую голову вверх. Открыла глаза и посмотрела в тёмное небо, а потом встала, и начала спокойно собирать свою одежду. Надела трусы, бюстгальтер, платье, плащ и пояс на три узла. Она пошла по поросшей мхом дорожке прочь. А Ксавье продолжал лежать на холодном земле. Уэнсдей остановилась. — Ты идёшь со мной? — Куда? — хрипло спросил он. — Домой, — спокойно ответила она. Ксавье нахмурился. — Домой?