так обо что нынче греться?
в мире, состоящем из бедствий…
Ремус живет с этим ранящим, просто взрывающим без остатка, чувством ненависти с детства. С того самого момента, когда острые когти вонзились в его лицо, а ему чудилось, что он умрет в то же мгновение. Боль, боль, боль… Страх и слёзы, а подоспевший папа уже ничем не может помочь. Никто уже не может помочь. Ни-кто. Приятные воспоминания детства – всего лишь неясная дымка, покрытая вечная туманом. У Люпина словно замылены глаза, ведь он почти ничего не помнит. Только четыре темно-зеленые стены его небольшой комнаты, кровать и пару книг. Где-то за стенкой плачет мама, а отец молчаливо смотрит вдаль. Это длится всю его сознательную жизнь. И сердце Ремуса разрывается на части. Он не может ничего сделать. Ему не место в обществе, ведь он опасен. В первое полнолуние и все последующие он испытывает невыносимую боль, будто все кости ломают пополам. Будто температуру повышают до невозможных градусов. Появляется совершенно дикое, не его абсолютно, желание загрызть самого себя до смерти. Шрамы всегда напоминают ему о его сущности. И за этого он их ненавидит больше всего, пряча под рукавами колючих свитеров, которые мама с любовью дарит ему на каждое Рождество. Ремус ненавидит смотреть людям в глаза. Во всех взглядах он видит всю смесь эмоций, которые уничтожают его из раза в раз. Стоит ему только почувствовать себя лучше, забыть на несчастное мгновение, что с ним что-то не так. Люпин редко смотрит на себя в зеркало, в глаза. Специально скользит карими глазами выше уровня лба, чтоб посмотреть на свои волосы, или ниже шеи, чтоб оценить презентабельность своих вещей. Он не может видеть эти шрамы. Они фантомно жгутся невыносимой болью роковой ночи. Ремус ненавидит одиночество. Но он обречен на него бесповоротно. Никто не будет с ним. Кроме родителей, никого с ним никогда не было. Только глупые книжки о дружбе и любви. Такие далекие и ненавистные, но желанные. Люпин поступает на свой первый курс в Хогвартс с четырьмя причинами ненависти и совершенно не подозревает, что с каждым годом они будут лишь увеличиваться. И список вновь открывает наивность. Люпин четко помнит слова отца и директора, по милости которого вообще получает возможность изучать магию, – никому не говорить о своей ликантропии. А это значит лишь одно – ни с кем не сближаться. И Ремус послушен. Как бы больно не отдавались в его груди твердые отказы Джеймсу Поттеру, взбалмошному, неуправляемому хулигану, с такими добрыми-добрыми голубыми глазами, большими круглыми очками и вечным хаосом на голове. Он смотрит на него иначе. Без любого знакомого Люпину чувства. Так, как не смотрит на него никто. Взгляд Джеймса Поттера решительный, яркий. Будто бы сейчас всё заискрит и взорвется. Ремус всегда вспоминает тех самых друзей из его любимых-нелюбимых книжек, где лучшие друзья были такие как Джеймс – уверенные и искренние. И это подкупает. Люпин едва ли успевает остановить себя от положительного ответа и быстрее уйти из гостиной или комнаты, откуда угодно и куда угодно, чувствуя волны смущения и разочарования. Он вновь корит себя за то, что отказался и стыдится того, что почти согласился. А Поттера всё это не останавливает. К нему так же подключается его друг – Сириус Блэк. Такой же своеобразный, даже нагловатый мальчишка. Нарушил кучу традиций своей семьи и с гордостью носит Гриффиндорский галстук как попало. Сириусу в глаза Ремус смотреть не то, что не любит, не может. У Блэка они серые, такие светлые, блестящие, словно лунные. Блэк всегда чуть щурит глаза, хмуря темные брови. Ремусу настолько не по себе, будто бы он совершенно голый. Словно Сириус видит все его чертовы шрамы и выпирающие ребра. Блэк почти никогда с ним не говорит. Только наблюдает издалека. Сам особо не пытается что-то делать, хотя охотно поддерживает все попытки Поттера позвать Люпина куда-то. Люпин для него интересное развлечение, сложная загадка и прочие причины, по которым он соглашается на попытки с ним подружиться. Легче всего Ремусу с молчаливым Питером Петтигрю, ещё одним мальчиком, который вроде тоже дружит с Поттером, а так же живет с ними в одной комнате. Питер абсолютно спокойный, немногого пугливый и тревожный. Он единственный, кого Ремус подпускает ближе, чем остальных. Питер чувствует его настроение. Может быть он не так умён и талантлив, но он все понимает. Люпин иногда, если Петтигрю не носится следом за Поттером и Блэком, сидит с ним в библиотеке над Травологией, что особенно тяжела для Питера. Они почти не говорят, лишь по делу. Люпину нравится думать, что это ничего не значит. Что он все еще выполняет своё обещание. Именно это его и губит. Ведь таким образом в начале второго курса его соседи по комнате узнают, что он оборотень. Питер молчалив, но наблюдателен. И Блэк с Поттером отнюдь не глупы. В один день они просто следят за ним под мантией-невидимкой, видя, как мадам Помфри провожает его до Воющей хижины. Люпину говорят всё в лоб. Что они всё знают. Он оказывается загнанным в угол. Сердце бьется по-сумасшедшему быстро. Грудную клетку стискивает сначала невыносимая злость на себя, а потом полнейшее бессилие. Люпин плачет навзрыд, но тихо. Глотает соленные слёзы, обжигающие уголки глаз, и задыхается всхлипами. В этот момент он ненавидит себя особенно сильно. За слабость, за наивность, за ликантропию, отравляющую его жизнь, за чертовы шрамы и за веру, совершенно глупую, в друзей, как в книжках. – Ремус, – Джеймс Поттер, каким-то волшебным образом, незаметно оказывается рядом и кладет свою ладошку на подрагивающие плечи. – Ремус, пожалуйста, не плачь, мы никому не скажем! – Люпин, – с другой стороны оказывается Сириус Блэк. Если голос Поттера мягкий, пытающийся привести его в спокойствие, то голос Блэка твердый и уверенный. – Люпин, не плачь. Мы не выдадим твоей тайны, ты же наш друг. От этих слов Люпин просыпается словно ото сна. Он убирает руки от лица и смотрит туманным взглядом на Блэка. Сириус улыбается ему, так слегка, по-аристократски, но не надменно. Сердце болезненно сжимается. – Я монстр, – сознание ни одного мгновения его жизни не дает забыть об этом. – Я опасен… С монстрами нельзя дружить. Поттер округляет свои голубые глаза то ли возмущения, то ли от удивления. Блэк хмурится, фыркает, словно Люпин говорит какую-то глупость. Питер же просто смотрит на все, стоя рядом. – Ты не монстр, – заявляет Поттер совершенно серьезно. – Да, – соглашается Блэк. – ты дурак! Люпин на мгновение опешил. Что он говорит?! – Будь ты хоть гипогрифом, ты всё равно хороший человек и наш друг! Мы найдем способ помочь тебе, только прекрати уже избегать нас почти каждый раз! – Мы ведь всё равно не отстанем! – добавляет Сириус к последним словам Джеймса. Ремус молчит. У него просто пропадают все слова. После истерики на него наконец находит спокойствие. Ненависть затихает, а сердце отбивает от радости непонятный ритм. Он счастлив. Он наконец-то счастлив.***
Ремус не может сказать, когда это начинается. В какой-то момент мысли настолько въедаются ему в голову, что кажется, будто бы они были всегда. И это не делает ситуацию лучше. Первый этому странному чувству поддается Джеймс. И делает он это совсем неосознанно, но довольно заметно, отчего Сириусу всегда в удовольствие приходит его поддразнить. – Сохатый-Сохатый! – голос Блэка в такие моменты всегда звучит с какой-то злорадной умышленной интонацией. Лунные глаза щурятся, а лицо вновь обрамляет чертовская улыбка. Он словно узнал что-то настолько тайное, что может просить все что угодно взамен на сохранение секрета. – Гера Вэкс ещё совсем малышка, а ты смотришь на неё так… – Закрой свой грязный рот, блохастый! – Джеймс начинает краснеть от злости и пытаться уронить Сириуса на пол или хотя бы стереть с его лица эту самодовольную ухмылку, что только расползается. Девчонка-второкурсница с большими голубыми глазами и волнистыми шоколадными волосами, которой исполнилось на днях тринадцать, издалека поглядывает на них с нескрываемым интересом. Она часто видит такую картину и не совсем понимает, что происходит. Ремус понимает все прекрасно. И от того, что понимает – легче не становится. Из раза в раз, когда они оказываются со вторым курсом Гриффиндора на одном этаже, Джеймс Поттер засматривается на Геру Вэкс, ту самую второкурсницу, что видят, кажется абсолютно все. Сириус не упускает возможности подшутить над тем, что Джеймс «пал смертью храбрых из-за любви». Ведь внешне Поттер меняется: мальчишеская небрежность, проявляющаяся в неглаженных рубахах и мантиях, постепенно уходит. Джеймс хоть и неумело, но гладит рубашку с помощью заклинаний и пытается повязать правильно галстук, с чем Ремус ему постоянно помогает. Хаос на голове убрать не может даже лосьон для волос, поэтому Джеймс просто старается меньше их ерошить. Джеймс выглядит задумчивее, чем обычно, а Сириуса это даже обижает. – Девчонки не должны мешать нашим планам! – возмущается Сириус, когда замечает, что Джеймс его вновь не слушает. Люпин, смотря на все это, улыбается. Что-то теплое разливается в его груди, когда он видит, как Джеймс предпринимает неловкие попытки позвать Геру прогуляться, но постоянно спотыкается на полуслове или говорит полный бред. Вэкс слушает и не перебивает, а после улыбнувшись, кивает, уходя прочь со своей подругой из Большого зала. – Да ну эту вашу любовь, – Сириус гримасничает и пародирует чересчур гиперболизированно радостного Поттера, за что получает от того по голове. – Лунатик, не вздумай влюбляться в девчонок, я не хочу терять ещё и тебя! Ремус криво улыбается, чуть смеясь. Что-то стыдливое охватывает его полностью. Пальцы колет от напряжение, которое тут же обдает его болью. Девчонок Ремус, к сожалению, не полюбит. Сознание просто в истерике от этой мысли, как и сам Ремус почти каждую ночь, утыкаясь в подушку, пытается уснуть и забыть, забыть, забыть… Ведь пока Джеймс Поттер смотрит на Геру Вэкс в коридорах и большом зале, Ремус не может отвести взгляда от черных кудрявых волос, едва касающихся ключиц, от бледной молочной кожи, от длинных пальцев, постоянно поправляющих ворот рубахи, на которой болтается гриффиндорский галстук. Ремус Люпин пялится на Сириуса Блэка, чувствуя как его разносит на миллиарды атомов. А так быть не должно. Ремус пытается убрать это чувство. Чувство, что портит ему и так нелегкую жизнь. Так и рождается его очередная ненависть. Ненависть, которая вросла в кожу, в самое сердце. Ненависть, которая отравляет его. Так не должно быть. Влюбленность не должна нести столько боли. И Ремус отрицает, что это влюбленность. В книжках о таком не пишут, ведь это все неправильно. Люпин не знает, что ему делать. Ему некому рассказать. Его никто не поймет. Можно ли вообще такое понять? Он решает отдалиться от Сириуса. Не сидеть с ним вместе на уроках, не разговаривать в Большом зале, не ввязываться в разные проделки, что он и так делает редко. Ремус попросту решает вычеркнуть себя из жизни своих друзей. Потому что Сириус присутствовал там всегда. Но легче не становится. От одинокого сидения за первой партой на Трансфигурации и Истории Магии в голову только больше лезут ненужные, неправильные, ужасные мысли. Спину прожигает непонятливый взгляд, который Ремус не может вынести, опуская глаза. Сириусу это все не нравится. Он ненавидит, когда его игнорирует или обделяют вниманием. А Ремус просто ненавидит себя за то, что ему приходится это делать, чтобы… чтобы что? От бессилия хочется плакать, но слёз уже нет. Ремус просто забирается в дальний угол библиотеки, сидя там до отбоя. Его друзья неглупые и все видят. Особенно Сириус. Он не выдерживает очень быстро. – Почему? – он обрушается как гром среди ясного неба. Блэк возвышается над Люпином с гневным выражением лица. Под злостью больше боли и непонимания. Ненависть Люпина за это готова его просто уничтожить. – Почему, Лунатик? Зачем ты игнорируешь и избегаешь меня? Что я сделал тебе? А Сириус не сделал ему ничего. Всё себе, он уверен, Ремус сделал сам. – Ничего, – голос Люпина звучит глухо и неуверенно, он краснеет от стыда. Утыкается взглядом в старый учебник, который взял чтоб утонуть в нём и не думать ни о чем и ни о ком. – Ты ничего не сделал, Сириус, – голос звучит чуть громче. – Я.. просто.. – Тогда почему ты так со мной поступаешь? Голос Сириуса звучит с надрывом. В глазах блестят слёзы, а сам он тяжело дышит и не моргает. Сердце Ремуса падает вниз, когда он видит это всё перед собой. Он теряется, не может вымолвить и слова. – Прости меня… Прости меня, Сириус, – он судорожно шепчет, чувствуя, как голос дрожит. Как он весь дрожит от тревоги, съедающей его без остатка. – Я не в порядке. Я просто очень не в порядке. Я не хотел… Я не хотел, чтоб это коснулось тебя… Вас всех. Тело Ремуса тяжелеет от того, что Сириус буквально набрасывается на него. Он крепко хватает Люпина за худые плечи и прячет лицо в старом зеленом свитере, чуть подрагивая. Люпин горит. От стыда, от смущения и от… того, что его обнимает Сириус Блэк. – Никогда, – шепчет Сириус. – никогда, черт возьми, больше так не делай, Люпин, понял? Гребанный пароноик. Сердце Люпина бьется и готово вылететь. Он чувствует, что он жив. Он чувствует, что Сириус ему очень нужен. И он ненавидит себя за это настолько же сильно.***
Лето перед четвертым курсом меняет многое. Ремус остывает, пусть и не сразу, но остывает. Он знает, что все это обман сознания, но упорно не хочет в это верить. Люпин коротает долгие дни в компании матери, множества книг, домашнего задания и писем от друзей. Джеймс пишет ему каждую неделю, по несколько раз, рассказывает о том, как проводит лето и не теряет возможности позвать в гости. Ремус отказывается: мама чувствует себя не особо хорошо, а отец завален на работе документами. Лицо миссис Люпин худое и бледное, отчего Ремус не может быть уверен, что она действительно в порядке. Мама слаба после недавней болезни, перенесенной особенно тяжело. Ремус знает, что она ни за что не признается в том, как ей плохо. Потому что он сам такой. Они вечерами сидят у камина, слушая радио и только тогда Ремусу спокойно. Он сидит у ног миссис Люпин, расположившейся в кресле, чувствуя ласковые руки, перебирающие его кудри. Дрова потрескивают в камине, а мелодичный голос какой-то певицы дает насладиться вечером сполна. Только уходя в свою комнату спать, Ремус думает о том, сколько боли приносит ей своим существом. Он бесконечно любит её. Настолько сильно, что ему все ещё очень больно, что он не может ничего сделать с тем, чтоб она не боялась каждое мгновение своей жизни за него. Мысли о матери вытесняют из головы глупости о Сириусе Блэке, хоть и Ремус продолжает ждать его письма с наибольшим нетерпением.***
– Да кому нужны эти девчонки! – Сириус фыркает, закатывая глаза. Он развалившись сидит в вагоне поезда, в котором они неизменно всей компанией едут в Хогвартс. – Гера, без обид! Гера Вэкс, сидящие в объятиях высокого и подтянутого парня в красном свитере, в которого превратился Джеймс Поттер к шестому курсу, лишь морщит нос. Она часто проводит время с ними с прошлого года, с того момента, как начинает встречаться с Джеймсом. С Ремусом они начинают общаться ещё на моменте дружбы Джеймса и Геры. Вэкс его хорошая подруга, они часто сидят вместе в библиотеке или ходят на кухню попить какао. – Перестань завидовать и найди уже себе кого-нибудь, – изрекает насмешливо Джеймс. Ремус с Питером с улыбкой смотрят на это. Рутинная перепалка, ничего нового. – Моё сердце занято лишь одной любовью – свободой! – Сириус театрально вскидывает голову, прикладывая руку к груди. Все смеются, но слова Сириуса оборачиваются против него буквально через пару месяцев, в день его рождения. Ремус со странной болью в груди замечает его в центре гостиной Гриффиндора, целующего красивую семикурсницу-блондинку с Гриффиндора. Толпа улюлюкает, перекрикивая музыку, а Ремус едва сдерживает слёзы и злость, выбегая из гостиной. Его не волнует, что где-то по пути может встретиться миссис Норрис и Филч, кто-то из преподавателей, что в его положение, а он староста, разгуливать по ночам особенно неприемлемо. Но Люпин бежит дальше, чем видит. Он останавливается в заброшенном коридоре, чувствуя, что слёзы сами текут по щекам. Голова кружится, а грудную клетку стягивает неприятное чувство. Сириус Блэк, его вечная головная боль, имеющая отдельное место в сердце, делает ему больно. Ремус понимает, что не имеет права злиться: Сириус ему ничем не обязан. Они просто друзья. Просто гребанные друзья. В своих непонятных чувствах, неуместных в данных отношениях, неправильных он виноват сам. Он не знает, сколько сидит на пыльном подоконнике, утирая нескончаемые слёзы, но совершенно неожиданно на его плечах оказывается чья-то маленькая рука. Гера смотрит на него без осуждения. В её голубых бездонных глазах столько боли, что он не может чувствовать себя лучше. Она молчит и ничего не спрашивает. Она просто садится рядом и обнимает его, гладя по волосам. Понимает его, хоть и Ремус ничего ей не говорил. Она просто все видела. Только когда светает, она берет его за руку и отводит в гостиную Гриффиндора, где их ждет Джеймс. Он помогает Гере уложить обессилевшего Ремуса спать. Последнее, что Люпин помнит перед сном, это то, что в кровати напротив, что принадлежит Сириусу, пусто. На обеде он понимает, что пусто в его сердце. И от этого слишком больно. Сириус всю трапезу сидит улыбается, взъерошенный и сонный. На его шеи красуется пару багровых пятен, а на краях губ нестертая помада. После обеда Ремус стремительно идет в библиотеку, думая, что от скорости ходьбы его неприятные чувства пропадут. Но они всегда с ним. Люпин составляет список причин, по которым он себя ненавидит и от последней ему особенно дурно: 1. Ликантропия. 2. Шрамы. 3. Отражение в зеркале. 4. Смотреть людям в глаза. 5. Чтение сопливых романов. 7. Наивность. 8. Слабость. 9. Попытки что-то изменить. 10. Непонятные и неправильные чувства