Сегодня больше всего на свете мне нужна ты

После случившегося Нэнси Уилер не может понять только одного — какая у неё любимая песня. Она помнит, как была в сознании за мгновение до того, как Стив поднял её и бросил в ворота, весь мир снова обрёл очертания только после удара о матрас. Она помнит, как пролетела через объяснения откровений, убеждая себя в том, что всё на мази, и пытаясь помочь остальным понять, кому именно они противостоят. Справиться с перекрикивающими друг друга аргументами ей не удалось, поэтому она просто ушла в комнату Эдди. Потом они со Стивом оттащили матрас на место, чтобы она смогла передохнуть. Теперь Нэнси сидит совсем одна в темноте, в комнате Эдди, тут немного пахнет и приходится изо всех сил делать вид, что её вполне это устраивает. В голове один кошмар сменяется другим. Она переживает ужасную травму на повторе, уставившись на уголок Playboy, торчащий из-за кровати, и тогда сознание пробивает новый удар. Нэнси по лицу Макс сразу поняла, что её сочувствие — самое искреннее. Она нервно листала треки на плеере всё то время, пока Нэнси рассказывала то, что видела. Ей стало намного легче, когда Эдди предложил ей послушать свой. Но Нэнси не может выбрать, какая у неё любимая песня. В коллекции Эдди скорее всего сплошной метал. И Нэнси выбирает наугад что-то у Макс, стащив парочку у Эдди. Там Simple Minds, Tears for Fears, Eurythmics. Почему-то каждая их песня в сознании звучит с больной иллюстрацией — как нечто лезет у Барб изо рта. Кассета выскакивает на кровать, руки начинают трястись, по лицу катятся слёзы. Ей отчаянно хочется с кем-нибудь поговорить, но вокруг столько всего происходит, отчего подобное желание кажется таким неуместным и глупым. Макс как-то ещё держится, и где-то там Уилл с Один тоже держатся, несмотря на то, через что им пришлось пройти. Очередная волна негодования накатывает с приливом тоски. Джонатан должен был сюда прийти. Когда всё случилось, он стал для неё опорой. И что теперь? Джонатан шляется бог знает где, пока Нэнси приходится снова связываться со Стивом. Она с таким приливом адреналина понеслась в лодке, а теперь, наедине с мыслями, не может найти искру, чтобы зажечь в себе пламя снова. В горле застывает желчь, накатывает очередная волна паники, из глаз текут слёзы, пока она сглатывает. Ей просто нужно, чтобы кто-нибудь с ней поговорил, отвлёк её, и среди вариантов на роль собеседника только эмоционально замкнутые парни или девчонки, у которых травм выше крыши. Нэнси поворачивает дверную ручку раньше, чем мозг успевает что-то надумать. Тёплый свет проникает в комнату из остальной части трейлера, без предупреждения она спрашивает: — Робин, ты можешь мне помочь? Нэнси специально остаётся за дверью, чтобы не увидеть, но хотя бы представить озабоченное выражение лица Стива. Когда Робин загораживает собой свет из коридора, Нэнси отходит в сторону, чтобы пропустить её внутрь. — Всё хорошо или тебе что-нибудь принести? — Тень приближается в поисках несчастий, спрятавшихся в темноте. — Всё в п-порядке, — у Нэнси ломается голос, и Робин выдыхает протяжно, в два счёта догоняя, что Нэнси плакала. — Мне надо с кем-нибудь поговорить, чтобы отвлечься на секунду, и я подумала… — Только не со Стивом, я поняла, — Робин включает светильник на прикроватной тумбе, чтобы получше понять, что произошло. Взгляд цепляется за кассеты на кровати, печальная улыбка тянется на лице. — Пытаешься выбрать трек для плеера? Нэнси отходит назад и садится на кровать, не найдя в себе силы посмотреть Робин в глаза. Ей сейчас нужна не жалость, хотя это не точно. — Я как будто забыла, что вообще любила слушать раньше. Об этом сейчас невозможно думать. — Обожаю Fleetwood Mac, — продолжает Робин, — есть альбом и посвежее, но Rumors навсегда останется моим любимчиком. В средней школе я слушала его нон-стоп, да и сейчас иногда переслушиваю. Наверное, Go Your Own Way — моя любимая песня. Я хотела научиться её играть сама, но э… но на трубе это звучит просто чокнешься. Нэнси впервые не чувствует раздражения из-за болтовни Робин. Это именно то, что ей нужно сейчас для умиротворения. — Слышала парочку их песен, — бормочет Нэнси без уточнений, лишь бы Робин не полезла проверять её ограниченные познания. — Да-а, жалко, что их кассеты у тебя нет. У-у, а давай послушаем Oingo Boingo! — Вскрикивает Робин, тут же вставляя плёнку в плеер. Из маленького динамика звучит Dead Man’s Party. — На вкус и цвет, всё относительно, — признаётся Робин, покачивая головой в такт, — но песня классная. — Ну да, — соглашается Нэнси, наблюдая за тем, как Робин пробегается по всем кассетам, прежде чем убрать их в сторону. Она кривит рожицы и оценивает каждую, пока паника несётся к глотке Нэнси, музыка совсем не успокаивает её, поэтому она пытается продолжить разговор. — Так ты в группе? — Да, — выдыхает Робин, — в свободное от учёбы время. Когда нас просили выбрать инструмент ещё в началке, я играла на трубе и с тех пор её не забросила. Так куда проще, чем искать новое увлечение для поступления в колледж. Плюс, это доказывает мою постоянность, но если я заброшу трубку завтра, то совсем не расстроюсь, понимаешь? Ты когда-нибудь играла на музыкальном инструменте? — Занималась на фортепиано в детстве, но как-то не срослось. — Мм, фортепиано — это здорово, на нём можно играть сольно. А вот трубу отдельно ото всех никто слушать не хочет. Даже заниматься с ней нелегко. Плюс, с фортепиано не заставят маршировать. Вот маршировать — это хуже всего! Шмотки дурацкие, да и потеешь так стрёмно. Ты-то умная и выбрала рисовать стенгазету, блин. — Из-за чего вляпалась во всё это. — Срывается Нэнси. — Да, но ты сильно нас выручаешь. Ты же умнее нас всех, но мы не говорим об этом, — Робин подсаживается на кровати ближе. Они обе в одежде, промокшей в озере, но Робин всё равно пахнет прилично, будто обмазавшись мужским дезодорантом. Такое знакомое чувство — наблюдать конец свет с кем-то, от кого несёт цитрусами и пихтой. Аромат врезается прямо в нос, но очень привычно. — Почему вы со Стивом просто друзья? — Нэнси жмурится, чтобы не смотреть на чужое выражение лица. — Потому что с ним — я бы никогда, — голос Робин звучит по-доброму. Нэнси ожидала немного другого. — Он не в моём вкусе. Да и во-вторых, он не хочет, чтобы тебе стало неудобно. — Неудобно, — повторяет Нэнси и перестаёт жмуриться, разглядывая с интересом кольца на чужих пальцах, лишь бы не смотреть Робин в глаза. — Да ты сама знаешь, каких размеров у него эго. Думаю, что он думает, что если бы ты подумала, что мы вместе, то заревновала бы, и тогда тебе бы стало точно неудобно. А значит тебе не всё равно на то, что он делает. — Она опирается на руки, вынуждая Нэнси всё-таки поднять глаза. Волосы свисают по спине, на лице — понимающая улыбка. — Мне уже всё равно. Робин моргает удивлённо. — Всё равно? Я видела, как ты смотрела на него в лодке. — Страх и паника могут провести наш мозг. Я бы не стала смотреть на Стива так в обычный светлый день. Адреналин — тот ещё наркотик. Нэнси не понимает, как расшифровать выражение лица Робин. — А что с Джонатоном? — Не знаю. Я не видела его несколько месяцев, он решил отменить свою поездку, чтобы приехать сюда. Он всегда рядом, когда подобное случается! — Нэнси машет руками, её «подобное» означает «мир рушится». — Но его здесь нет. Так что даже не знаю. После всего, что случилось… не понимаю. — Я тебя не виню. Ты заслуживаешь лучшего. — И снова выражение лица Робин не поддаётся расшифровке. — Ладно, давай-ка пройдём тест. Трахнуть, выйти замуж или убить. Стив, Джонатан, Эдди. Нэнси смеётся впервые за последние несколько часов. — Какой ужас, Робин. Когда Робин улыбается, все веснушки на щеках поднимаются выше. Нэнси зависает, уставившись на крыло её носка и изгиб рта. — Придётся ответить! — Робин пристаёт, как будто они всё это время устраивали девичник, а не вылезли только что-то из межпространственного портала. — Боже мой, ладно, эм… погоди, я не хочу выбирать, кого бы я из них убила даже в шутку. — Да ладно, это просто игра, я никому не скажу. Поцеловать, выйти замуж или избегать. Так играют в начальной школе? — Ну, вот в данный момент я бы точно вышла за Эдди. Потому что он милый. Избегать я бы стала Джонатана, потому что это само по себе отлично выходит. Значит, целовать надо Стива. — Он настолько хорошо целуется? — Не отстаёт Робин. — Я отказываюсь отвечать на этот вопрос, — Нэнси прижимает к груди подушку, чтобы спрятаться. — Он же вообще не в твоём вкусе. — Так и есть! Но мне любопытно. Если Эдди оказался на позицию выше Джонатана, значит, Джонатан тебя не удовлетворяет. — Несмотря на весёлый тон, кажется, Робин становится стыдно. — Робин! — В защиту Нэнси пихает ей подушку в лицо. Робин едва успевает увернуться. — А что? Судя по полученной информации, Стив в качестве любовника лучше, чем Джонатан. — А как бы ты их распределила? — Нэнси сжимает губы и злобно смотрит в ответ. Робин начинает заикаться. — Это совсем не мой типаж, я даже не могу- — Да это же три разных типажа! — Смеётся Нэнси. — Ну-у, я даже понятия не имею- — А какой у тебя типаж? — Она наклоняется ближе, поджав губы и выгнув бровь — это хорошо отработанная манипуляция. Робин сглатывает и не смотрит ей в глаза. — Эээ… тёмные волосы- — У них у всех тёмные волосы. — Точно… ам, короче. Чем, эм, у них. И мягкие черты лица? Красивее. — Ничего не понимаю. Ты описываешь кого-то конкретного? Точно. — Слушай, давай так. Я выйду за Стива, потому что это удобно, он меня не выводит из себя, так что я смогла бы с ним уживаться. Я бы поцеловала Эдди, потому что он бы отреагировал на это спокойно, и избегала бы Джонатана, потому что плохо его знаю, типа, пошёл он, да? Нэнси внезапно становится всё ясно. Такая банальная подсказка помогает сложить цельный пазл. И даже учитывая то, что ей уже известно, она всё равно не расстраивается и даже не пытается отодвинуться, когда наклоняется слишком близко. Вся дедукция выливается в факт. — Тебе не нравятся парня. — Пожалуйста, не говори никому. — Тут же отвечает Робин и отворачивается, чтобы Нэнси перестала пялиться. Она качает головой, ищет пути для побега, и тогда Нэнси кладёт руки ей на талию, чтобы успокоить. — Я не скажу, всё хорошо. — Говорит Нэнси. Робин стеклянно смотрит на эти руки на своих боках и нервно прикусывает губу. Нэнси снова застывает, глядя на то, как волосы Робин блестят от света лампочки. Ей нравится то, как она пахнет. Любопытство уже бурлит глубоко внутри, теперь она снова у конца света, который не отрицает. — Нэнси, обещаю, что всё не то, чем кажется, я никогда бы ничего не сделала. Я бы не полезла к кому-то, не узнав, что она… короче говоря, не волнуйся только, я не буду ничего вытворять, ты моя подруга и я не хочу, чтобы это как-то менялось. Если хочешь, чтобы я ушла, я не буду причинять тебе неудобств. Когда ты сказала, что мы друзья, я- Нэнси не даёт ей договорить, прижавшись губами к её губам. Они гораздо мягче, чем у Стива или Джонатана. И двигаются аккуратнее, когда Робин привыкает. Пальцы впиваются сильнее в ляжки, Нэнси наклоняется вплотную и целует настойчивее. Робин справляется с внутренним шоком, теперь рот двигается мягче, но всё ещё неуверенно. Ладонь — на лицо Нэнси, пальцы обрисовывают контур щеки и челюсти, остановившись на скулах, когда Робин берёт чужое лицо в свои руки. Через несколько мгновений Робин отстраняется, в глазах паника, поиски ответов. — Нэнси, — выдыхает она, мазнув по чужим губам. — Не хочу, чтобы ты- — Ты так много болтаешь, — упрекает её Нэнси, наклонившись за поцелуем снова. — Всё хорошо? — Мхм! — Взвизгивает Робин, замерев, словно одно движение, и Нэнси передумает. — А тебя всё устраивает? Я и не думала, что ты… — Меня всё устраивает, правда, просто… обращайся со мной хорошо, я также сделаю в ответ. Мне это очень нужно сейчас. Робин наклоняется навстречу, рука — на воротничке блузки Нэнси. — А чего ты хочешь? — Уточняет она, пока неуверенная. — Отвлечься. Когда я тебя поцеловала, у меня в голове стало так тихо. — Тогда поцелуй меня ещё, — выдыхает Робин. Взгляд пробегает по лицу Нэнси и, не заметив никаких признаков нерешительности, она цепляется пальцами за тёмные волосы, от милых кудряшек после случившегося остаётся хаос. Робин издаёт тихий звук, когда Нэнси размыкает губы, язык боязливо проскальзывает между ними. Неопытность Робин — ничто в сравнение с её энтузиазмом. Нэнси тает, руки скользят ниже, чтобы потянуть за края блузки. Нэнси отравлена каждым движением рта, её пальцы доводят Робин до дрожи. Зубы впиваются в нижнюю губу Робин, она издаёт звук, похожий на стон. Ещё больше кусочков пазла встают на свои места, мозг продолжает анализировать и сортировать. Раздражение в библиотеке из-за болтовни Робин теперь обретает смысл. Это не та холодность, что она испытывала, когда встречалась со Стивом. Дружба Робин со Стивом казалась такой мужественной, и все его взгляды были ничем иным, как попыткой соперничать. Нэнси как ни странно очарована Робин несмотря на стойкое осознание, что она её должна раздражать. Робин сама делала всё для того, чтобы у Нэнси появилась причина её ненавидеть. Но теперь уже поздно. Нэнси слишком глубоко падает в свой привычный механизм справления с ситуацией и не хочет спасаться от этого конца света. Она отстраняется, чтобы перевести дыхание, сердце стучит в ушах, Робин сидит с закрытыми глазами, запыхавшись. — Ты круто целуешься, — выдыхает она. И тут они обе резко вздрагивают, когда слышат командующий тон Эрики. Всё ещё звучит музыка, оставляя их разговор в рамках приватности. Робин поворачивается и смотрит на неё с паникой на лице. — Мне нравится с тобой целоваться, — заявляет Нэнси, пытаясь избавить Робин от тревожности. — Мне тоже нравится с тобой целоваться, и я никогда ещё… не целовалась. — Она вертит кольцо, глаза — на лице Нэнси, чтобы не смотреть ниже воротника. Страх и паника могут провести мозг. Будет ли всё ощущаться также в обычный светлый день? Нэнси не уверена, что после такого сможет реагировать на Робин по-старому. Адреналин — тот ещё наркотик. Нэнси срывается навстречу, хватает руки Робин и кладёт к себе на талию, снова вжавшись в её лицо за поцелуем. Робин пищит от удивления. Внезапно Нэнси так отчаянно хочется большего, что она задирает блузку, позволяя Робин коснуться кожи снизу. Она отстраняется только для того, чтобы снять её с себя, губы снова на губах Робин, рот открыт, она задыхается. Робин пытается что-то говорить во время поцелуя, но Нэнси отвлекает её своими прикосновениями. Нэнси пытается любыми способами дотронуться до неё, пальцами — на кожи; движением ладоней, прикосновениями губ. В голове удовольствие, она выгибается, руки нащупывают рубашку Робин. Она думает только о том, как хочет ещё больше, и одним движением Нэнси толкает Робин на кровать, оказываясь снизу. — Нэнси, ты точно уверена, что… хочешь этого? — Спрашивает Робин, положив локти по разные стороны от головы, колени вжимаются в матрас между ног. Она смотрит на грудь Нэнси, волосы падают с плеч, закрывая лицо, как занавеска. Помимо других вещей, которые отделяют их от всего мира, эта подложенная под голову Нэнси подушка заставляет испытывать давно забытое светлое чувство. — Мне это нужно. Пожалуйста. Ничего не спрашивай, просто дай мне то, что можешь. — Взгляд доказывает, что это всё искренне. Ещё одна тень тревоги скользит по лицу Робин, прежде чем она наклоняет голову, чтобы зарыться в шею Нэнси. Рот смачно мажет по чувствительной коже, она пристраивается как можно удобнее, поднимаясь на руки. Пока она возится, то коленкой случайно впивается между ляжек Нэнси, заставляя чужое тело вздрогнуть. Робин отстраняется и видит перед собой удовлетворённое выражение лица. Она снова двигает коленом, но на этот раз нарочно, и Нэнси запрокидывает голову, глаза закрыты, она стонет, кусая себя за губы, чтобы не кричать. Одну руку она убирает с кровати, чтобы дотронуться до своей груди, пальцы скользят по изгибам, она касается своих сосков незаметно. Робин с лёгкостью находит каждый уголок обнажённой кожи, пробираясь туда пальцами. Рот — на шее Нэнси, зубы слегка прикусывают частичку челюсти. Нэнси сглатывает вскрик, и Робин трясёт от этого, она берёт грудь в руку, жар прожигает кожу через ткань лифчика. — Я могу сделать тебе приятнее, чем Стив или Джонатан, — бормочет Робин куда-то между ними. — Они не знают, где тебе хочется прикосновений, а я знаю. Я никогда ничего подобного не делала, но в таких вещах разбираюсь. — Она покачивает бёдрами, усиливая трение, отчего Нэнси скулит. — Это так просто, и тебе уже нравится. Внезапно Робин выпрямляется, перестав опираться на руки. Пальцы тянутся к пуговице на штанах Нэнси с тем же любопытством, с которым она перебирала все вещи в комнате Нэнси. Она не стаскивает их слишком низко, и за это Нэнси ей благодарна, потому что они обе потом могут пойти спокойно в душ. Робин трогает её вслепую, определяя направление, и Нэнси удивляется чужой уверенности. Естественно, Робин знает, как это делать, где трогать, у неё по части изучения собственного тела больше опыта, чем у всех парней, с которыми когда-либо встречалась Нэнси. Робин быстро нащупывает точку, знакомое вожделение пронзает тело с неизвестной дрожью. Несмотря на отсутствие терпения, Робин тормозит, и тогда Нэнси толкается бёдрами ненасытно, моргая так глупо. От неё ждут какого-то разрешения, пока глаза жадно поедают тело. Робин не успевает ничего спросить, как Нэнси закрывает рукой лицо и рвано выдыхает: — Пожалуйста, я не буду больше просить. Робин легко смеётся и прижимает палец между половых губ. Он скользит так просто по влажным складкам, в этих прикосновениях нет неуклюжести или какого-то любопытства, кажется, что пальцы оказываются везде, в каждом местечке, раскрывают её, ласкают вокруг прохода. Каждый нерв Нэнси пробуждается. Так кончиками пальцев Робин находит клитор и массирует его аккуратно. Нэнси сцепляет зубы на кулаке, чтобы не заскулить, в теле снова этот трепет. — До парней явно доходит очень долго. — Улыбается Робин. — Ты когда-нибудь мокла от них также? Она уже не уверена, но мысли в голове прерывает волна удовольствия, в ответ звучит что-то неразборчивое. — Я не смогу проникнуть в тебя также, как они, но мне же лучше. Больше и не нужно. Лично я сосредоточена только на тебя. Для них ты лишь удовольствие. Я — инструмент для твоего удовольствия. Да и управляться с пальцами гораздо проще. — Они проскальзывают внутрь, два с лёгкостью оказываются глубже. Робин давит медленно, достаточно осторожно, чтобы это не доставляло дискомфорта, прежде чем войти по самые костяшки. В Нэнси и раньше проникали пальцами, хотя это было куда жёстче, да и никто не спрашивал, каково ей самой. У Робин пальцы тоньше, но от них совсем не больно. Она не вытаскивает их на всю, а вместо этого вынимает и вставляет снова. И после того, как Нэнси расслабляется, увеличивает темп. От того, как сильно Нэнси сжимает зубы, у неё на руке совсем скоро проступит кровь. Она не может заглушить крик, когда Робин скручивает пальцы, надавливая изнутри. Робин отвлекается и смеётся, но не злобно, а удивившись. — Невероятно, Нэнси. Скажи, что с тобой ещё никогда такого не было. — Нет- ах- так точно не было. — Обещает Нэнси. Никогда не было. — Мне ещё не было так хорошо. Робин ёрзает на кровати, устраиваясь удобнее, чтобы качнуть бёдрами одновременно с рукой, как будто это она сейчас трахает её совсем не пальцами. Большой мажет по влажной коже, снова вжимаясь в клитор, у Нэнси широко распахнуты глаза, взгляд застыл на Робин. — Теперь ты моя. Если Джонатан захочет тебя вернуть после этого, не получится. Я убью Стива, если он хотя бы посмотрит на тебя снова. Ты то, чего я всегда хотела. — Возможно, она это придумывает на ходу, чтобы доставить удовольствие Нэнси, или, возможно, Робин находит свой конец света в таких собственнических замашках. Нэнси всё равно не собирается спорить. Первый оргазм подкрадывается незаметно. Её ослепило ещё после первого прикосновения пальцами, теперь она не может дышать, и пока трясётся, то слышит, как радостно хохочет Робин. Наслаждение пронзает насквозь, задевая окончание каждого нервы. Робин трахает её, не замедляясь, и когда понимает, что Нэнси не сопротивляется, продолжает дальше. Темп не сбавляется, значит, у Нэнси нет шансов на передышку. Её толкает ко второму оргазму. На этот раз внутри становится холодно, колени хотят сжать между собой тело Робин. — Ещё разок, принцесса. Ради меня, хорошо? — Ухмыляется Робин. Собственнически и нежно. Нэнси кажется, что она сейчас взорвётся, но всё равно кивает яростно. — Хорошо, я и не сомневалась. — Раньше такого не было. — Вздыхает Нэнси, когда Робин массирует ей клитор. Робин дуется. — Потому что парень не доведёт тебя три раза до оргазма. А я должна приносить тебе какую-то пользу, чтобы ты захотела быть рядом. Нэнси в ответ ничего не говорит, пока Робин трахает её пальцами со всей дури. Бёдра толкаются глубже, пальцы скручиваются сильнее, чтобы Нэнси издавала постыдные звуки от того, насколько она мокрая. Она не осознаёт, что нашёптывает имя Робин снова и снова, пока Робин не наклоняется и не говорит: — Я здесь, — прямо в рот. Нэнси отчаянно целует её, стонет и глотает звуки в поцелуе. И несмотря на переизбыток стимуляции, Нэнси чувствует, как приближается к самому глубокому третьему оргазму. Тело немеет, открытое для пальцев Робин и накатывающей бури в животе. Она словно падает вниз, и на половину секунды теряется, стоит пальцам соскользнуть. Отчаяние сквозит в писке и оборачивается облегчением, когда удовольствие возвращается снова. Наконец, наконец всё встаёт на свои места. Буря наслаждения вырывается наружу. — Робин! — Кричит она, и плевать, насколько громко это было. Всё тело сжимается, нервы перестают испытывать эйфорию, но она всё равно прижимает Робин к себе. Чужое физическое присутствие доставляет комфорт, возвращает на землю, словно это и есть ответ на поиски целого мира вокруг. Вскоре она расслабляется, но тело снова напрягается, стоит Робин вытащит пальцы. Она кладёт руку на Нэнси. — Ты вся трясёшься, — произносит Робин испуганно. Нэнси в ответ только хнычет. Медленно Робин пытается привести её в порядок. Когда мир снова собирается по частям, то приобретает более чёткие очертания: разговоры снаружи, музыка, неудачно обустроенная комната Эдди, Нэнси тянется за Робин. И когда нащупывает руку, сжимает её крепко, моргая, чтобы привыкнуть к темноте. — А что мне для тебя сделать? — Спрашивает хрипло Нэнси. — Ты уже столько всего сделала, поверь. Я же буквально сказала, что готова стать инструментом для твоего удовольствия. — Она смеётся, в голосе проскальзывает неловкая нотка. — Я ещё не готова. Но этого было и так достаточно. Более чем достаточно. Мне такое даже не снилось! — Можно тебя поцеловать? — Боже, конечно, — выдыхает Робин, наклоняясь радостно навстречу. Поцелуй выходит медленным. И если бы не трясущиеся ноги, Нэнси попросила бы Робин сделать всё, что ей самой захочется, этим самым языком. Реальность снова ощущается, но в голове тише, она разрывает поцелуй в панике, когда всё понимает и заканчивает анализировать. Остаётся только одна мысль, которой она тут же хочет поделиться, потому что от этого зависит её жизнь. — Total Eclipse of the Heart. — Я почему-то не удивлена, — смеётся Робин снова. — Отличный саундтрек для такой драма-квин. А что? Это даже романтично. Я заставила тебя кончить три раза и после этого ты говоришь, что от злобного урода, который хочет контролить твой мозг, тебя может спасти баллада о вечной любви. Робин снова говорит уверенно, и Нэнси это исключительно нравится. — Ты не будешь смеяться надо мной при всех. И ни слова об этом не скажешь Стиву. Пока что. — Да, мэм, повторять дважды не придётся. Нэнси вздыхает, думая о присутствии Робин, чтобы не паниковать больше. — Надо вернуться? — Дай поваляться хотя бы пару минут, пожалуйста. Да и ты сама так и не отдохнула. Робин едва успевает договорить, как веки у Нэнси тяжелеют. — Да, — признаёт Нэнси, позволив себе улечься под шум чужого дыхания и тихие разговоры по другую сторону двери, которые постоянно становятся между ней и концом света. Она засыпает, и тысячи проблем забываются под голос Бонни Тайлера в объятиях Робин Бакли.