Шпанская мушка

Ему приносят устриц — свежих, наполовину очищенных, со льдом. Чимин уже налил себе соджу, и оставшаяся часть бутылки стоит рядом с Сокджином. Главная причина, по которой Сокджин говорит себе, что стоит подыграть. Когда ещё у него выпадет возможность так полакомиться? — Что у нас на сегодня, хён? — спрашивает Чимин из-за камеры, установленной на штативе на противоположном конце стола. Верно. Сокджин наклоняется вперёд, чтобы поприветствовать аудиторию в своём обычном стиле. — Всем привет. Главное блюдо сегодняшнего дня — тихоокеанские устрицы. Он выбирает одну, чтобы показать в камеру, продолжая: — Они выглядят восхитительно, правда? Мне ещё нравятся жареные, но, в конце концов, я считаю, что сырые куда лучше. Он уже потерял нить своих мыслей. Под столом пара рук медленно разводит его колени в стороны. — Устрицы хороши с чо-гочуджангом или кунжутным маслом, поэтому сегодня я попробую смешать и то, и другое вместе. — Молния на его джинсах расстёгивается, и мышцы бедра сводит судорога. — Но, ах, больше всего устрицы хороши с соджу. Он опрокидывает стопочку так быстро, как никогда в жизни, ставит рюмку обратно и вытирает рот тыльной стороной запястья, игнорируя солнечную, заискивающую улыбочку Чимина. Главное правило заключается в том, что Сокджин должен держать обе руки над столом. Поэтому, пока он правой поливает устрицу соусом чили, всё, что ему остаётся делать левой, — это рассеянно приглаживать собственные волосы. Внимание не фокусируется совсем. Камера не улавливает ни движения, ни звука, но Сокджин всё равно чувствует себя до ужаса раскрытой книгой. В тот момент, когда язык Чонгука проводит вверх по обтянутому тканью члену — Сокджину кажется, что всё написано на его пылающем лице. Такой глупостью было соглашаться на эту авантюру. Чудесным образом он поднимает первую устричную раковину, не уронив. Чонгук заканчивает вытаскивать чужой член из трусов, и Сокджин отправляет устрицу в рот. Она хороша. Сокджин отмечает этот факт лишь смазано и периферийно. Он дважды прожёвывает и проглатывает. — Как на вкус? — с любопытством спрашивает Чимин. — Хороша? Чонгук продвигается ртом вниз по члену Сокджина, и колено старшего ударяется о низ стола с такой силой, что оставшиеся устрицы сотрясаются. — Хороша, — хрипит Сокджин. — Давай ещё, — предлагает Чимин. Больше адресовывая Чонгуку. Будто у них двоих всё идеально спланировано. Чонгук крепче сжимает его бёдра под столом. Головка члена Сокджина упирается в мягкую внутреннюю сторону щеки Чонгука, и Сокджин забывает дышать. Чёрт, он уже вспотел. Футболка начинает колоться, словно на ощупь тканная из дешёвой тяжёлой и плотной шерсти. Собравшись с последними остатками упрямства и профессионализма, Сокджин снова смотрит на красную лампочку камеры и приступает к устрице #2. Чонгук не в состоянии принять весь член Сокджина, как только тот набухает, но и терять ритм он не собирается. Сильнее влажности или жара чужого рта Сокджина возбуждает только неустанное к себе внимание. Всё, что, как понимает Чонгук, заставляет ноги Сокджина дрожать, он повторяет снова и снова. Он выучивает, где Сокджин чувствительнее, какое давление ему нравится, как двигать языком, и всё, что Сокджину остаётся, — это неглубоко дышать и притворяться, будто бы ничего не происходит. Если бы кто-нибудь (Чимин) спросил его неделю назад, что бы он предпочёл в свой последний день на земле: еду или минет, Сокджин бы в шутку ответил: «Конечно, с добавкой и никаких возражений». Теперь, когда перед ним стоит реальный выбор, вкусовые рецепторы Сокджина уходят в вечный оффлайн. Все системы отключены. Весь мир меркнет перед болезненной напряжённостью собственного члена во рту Чонгука. Чимин выглядывает из-за штатива, пока Сокджин ест очередную устрицу, даже не попробовав её на вкус. Его взгляд опускается на пол, где, должно быть, видно кроссовки Чонгука. — Давай, хён, расскажи нам о блюде. Сокджин пытается ещё раз сфокусироваться. — Ну, ах… тихоокеанские устрицы, как правило, меньше обычных устриц. Чимин почти почтительно выдаёт: — Ммм. — Как будто ему не всё равно. — Чонгуки купил их на рыбном рынке, и они довольно миленькие… — Чонгук слизывает остатки естественной смазки с кончика его члена, и Сокджин роняет ложку, чтобы схватиться за край стола, — спер… кремообразные. С ёб-явной кремовой текстурой. — Разве они не солоноватые? — Нет, — Сокджин наклоняет голову вперёд, — на вкус они, ах, сладкие. У него возникает искушение протянуть руку под стол и запустить пальцы в волосы Чонгука, обхватить ладонями его лицо и просто объездить его, пока не кончит. Он уже близко. Каждый мускул в его теле напряжён. Его кожа практически пылает. — Ты не собираешься доесть остальные, хён? — спрашивает Чимин. — Я под завязку, — оглашает Сокджин. Он понимает, какой огромной ошибкой было это сказать, когда Чонгук отстраняется с громким чавканьем. Член Сокджина подпрыгивает к животу, слегка отскакивая. Смесь спермы и слюны размазывается по коже и скользит вниз по яйцам. Чонгук устроил там настоящий бардак. — Тебе не стоит быть таким расточительным, — говорит Чимин. — А что, если я брошу их тебе в лицо, — скрипучим голосом предлагает Сокджин. Чонгук хихикает под столом. Когда он утыкается носом в складку чужого паха, облизывая губы, Сокджин дрожит всем телом. Чимин, как всегда, знает, когда в итоге стоит отступить. — Ладно, ладно, извини, хён, — говорит он. — Продолжай. Чонгук засовывает член Сокджина обратно в рот, и проходит совсем немного времени, прежде чем Сокджин сворачивается за столом калачиком, его грудь вздымается, а в голове пустеет. Он забывает о камере и кончает с высоким, прерывистым стоном. Из Чонгука вырывается сдавленный звук, когда первая струя спермы достигает задней стенки его горла. Парень напрягается и сжимает бёдра Сокджина, пока сам Сокджин грубо не говорит ему: — Дыши, дыши, глотай. А затем лоб Чонгука прижимается к животу Сокджина, и он послушно дышит и глотает. Сокджину, наконец, удаётся провести двумя пальцами по выпуклости щеки Чонгука. Затем он обессилено опускается на стул и позволяет своей руке упасть. Секундой позже Чонгук вылезает из-под стола. Его губы и щёки красные; нижняя половина лица влажная от слюны; из носа немного течёт. Прежде всего, он выглядит раздражающе довольным собой. Чимин подходит с маленьким полотенцем и даёт ему пять. Чонгук принимает и пятюню, и полотенце. — Удали это видео, — говорит Сокджин, убирая потные волосы со своего лица. Чимин скрещивает руки на груди: — Удалю. — И я хочу видеть, как ты его удаляешь, — уточняет Сокджин. — В следующий раз лобстер? — вместо нормального ответа спрашивает Чимин. Чистое лицо Чонгука снова являет себя миру из-под полотенца. — Не, что-нибудь острое. Давай джамббонг. Он ловит взгляд Сокджина и, кажется, внезапно немного тушуется от застенчивости. Сокджин быстро замечает почему — он не может не заметить полутвёрдый член Чонгука сквозь его спортивные штаны, что довольно мило, учитывая недавние события. Но смущение Чонгука длится недолго. В одно мгновение он смущённо почёсывает затылок, а в другое — тянется за одной из последних оставшихся устриц. — Спасибо за ужин, хён, — говорит он, прежде чем запрокинуть голову и позволить устрице плавно соскользнуть в рот.