Факультатив на постоянную основу

Венти просто устала видеть эту до ужаса тоскливую мину. — Сколько можно ныть из-за этого тюбика?! — пыхтит, со всего размаху приземляется на чужую кровать. Честно, её бесит Тарталья. Во-первых, он тупой, во-вторых, позорно обрывает отношения, в-третьих, это были отношения с Чжунли. Хотя, третье следует из первого. — Я не ною, — Чжунли и правда не ноет. Она просто употребляет ненормированную дозу шоколада. — Чем я тебе вообще мешаю? — Мы живём в одной комнате — мне мешают твои тоскливые вайбы, — ворчит Венти, ногой пихая свой рюкзак. — Даже Двалин сдох от них. Двалином она звала много раз погибавшее и столько же раз воскресавшее растение непонятной породы, чахнущее на окне их общажной комнаты. Пожалуй, его в пору было бы звать фениксом (или хотя бы одним известным именем на «И»), но Венти отказывалась. — Двалин сдох, потому что ты поливала его пивом, — вздыхает Чжунли, опуская лицо в ладони от какой-то всепоглощающей усталости. — Я на парах держусь, дай хотя бы тут печалиться. — В честь чего печалиться? В честь этого додика? — фыркает, молниеносно соскакивая с кровати и опускаясь на корточки перед Чжунли. — Твой Тарталья лох. Полный лох. Я могу тебе написать полный список причин, но хватит того, что он расстался в переписке. — Я знаю! — она правда знает. Серьёзно, она прекрасно осведомлена, что он полный идиот. Но что-то внутри гложет нещадно. — Знаю… — Чжун, ты буквально самая горячая персона в своей группе, да и в других тоже, — оглядывает снизу вверх девушку, а затем ставит подбородок ей на колени. — Я живу с тобой в комнате уже почти год. Поверь, я лучше всех знаю, о чём говорю. И чтоб такая женщина грустила из-за… этого? Тебе надо справляться с тоской! Вот чего Венти понять не может, так это Тарталью. Чжунли ведь похожа на какую-то богиню. С этими её ногами до ушей, острыми скулами, загадочными карими глазами и всем прилагающимися к по-настоящему женской фигуре. — И как же нужно справлять с тоской? — предложит напиться — Чжунли пошлёт её подальше и достанет упаковку печенья. Но Венти достала ножницы. Обычные старые ножницы, которыми мама отрезает нитки после того, как заштопает дырку на штанах. Кивает на стул и улыбается так маниакально, что Чжунли даже кажется, что ей предлагают суицид. Снова ошибка. Венти предлагает ей каре. Получаемое примерно за два с половиной часа кровью и потом, слезами и вскриками о том, что опять всё криво. Но всё же получаемое. И Чжунли крутится перед зеркалом, разглядывая открывшиеся ключицы и внезапно подчёркнутые скулы. Венти метет пол. — Пока особого восторга не чувствую, — хотя что-то определенно было. Методичное прочёсывание прядок, поглаживания по голове и мельтешащая туда-сюда Венти заставили оставить ситуацию. — Потому что это ещё не всё, — волосы из совка отправляются прямо в окно. — Хорошая моя, приличные девушки после расставания надевают свои самые красивые шмотки, красятся так, чтоб видно было из космоса, и идут танцевать на ближайшую вписку. — Страшно представить, что делают неприличные, — бурчит Чжунли, но отчего-то покорно садится на кровать, куда Венти выгружает свои косметички. — Неприличные спят со своими соседками по комнате, — улыбается и не краснеет ни на оттенок, даже когда нагловато пальцами цепляет подбородок Чжунли, чтоб разглядеть её лицо со всех сторон. — Альтернативы есть? — явно пытается отшутиться на уровне, но Венти-то видит, что она смутилась. — Альтернатив нет, котик, — смеётся тихонько себе под нос и достаёт консилер. — Но занятие факультативное. — Видимо, единственный факультатив, который я пропущу, — и снова краснеет слегка, но уже когда Венти, немного высунув язык, чтоб передразнить, проводит кисточкой под правым глазом Чжунли. — Ну и пожалуйста, — закатывает глаза. И снова лезет в косметичку. Да уж, Тарталья точно полный идиот — и это окончательное мнение Венти. *** — Ты одеваешься исключительно как монахиня? Или есть всё же скин, не знаю, хотя бы Девы Марии? — перерывание шкафа пока не давало тех результатов, о которых Венти мечтала. Так что идеальный порядок продолжал подвергаться жуткому террору со стороны тонких ладошек с ярко-голубым маникюром. — Бля, зачем тебе шерстяная юбка? Ты сняла её с какой-то бабули? Знаешь, что воровать плохо? — Вообще-то в ней зимой тепло! — возмущённая нападками на свой вкус, Чжунли цокает, скрещивая на груди руки. — Я, знаешь ли, с Юга. У нас в Ли Юэ даже в январе можно без куртки ходить и наслаждаться солнцем. А у вас… я согреваюсь, как могу. — Зайка, надевая на себя это, ты понижаешь температуру, — Чжунли непонимающе приподнимает бровь. Раньше она ужасно стеснялась и даже злилась из-за всех этих анималистических прозвищ, но в итоге смирилась. — Ну, типа ты очень горячая, а вот в этом менее горячая. И температура падает. — Да уж, на твой стендап я бы точно не пришла, — хотя на самом деле Венти правда смешная. Она немного младше Чжунли, на один курс, заехала, как только поступила, и сразу как-то стала хохотать, красить ногти на подоконнике, протаскивать алкоголь и приставать вечером с душевными разговорами. А, ещё она играет на гитаре. Сначала Чжунли бесило, но сейчас она даже от учебы отвлекается, чтоб послушать. — А я бы на твой показ мод, котик, — очередная рубашка отправляется на пол, а Венти зарывается всё глубже. Есть чувство, что скоро она вся, до последней яркой косички, исчезнет среди деревянных полок. Хотя, с её-то ростом, ничего удивительного. Чжунли с высоты своих ста семидесяти пяти сантиметров иногда злобно посмеивалась над тащащей стул Венти, для которой верхние полки автоматически становились «тупыми». — А вот это ничего так! В руках она держала топик. Яркий, почти что кричащий, короткий и вместе с тем с катастрофичным квадратным вырезом. Чжунли даже забыла, по какой дурости купила его. Жаль, что не сожгла. Зато она хотя бы получила разрешение надеть просто штаны. Правда облегающие. Но это уже хотя бы что-то. — Куда ты их натягиваешь?! Мир должен видеть, какой у тебя идеальный оттенок кожи, — потому что Венти сама была всего на пару тонов темнее альбомного листа. И отвратительно быстро сгорала, если солнце выглядывало из-за тучек. — Она же просто… честно, хочется облизнуть. — Держи себя в руках, — на всякий случай прикрывает руками живот. От Венти чего угодно можно ожидать. — Но, блин, я после того, как забросила спорт, набрала немного. Он уже вообще не плоский, так что такие вот оголённости…. — С головой дружим? — Венти пыхтит так возмущенно, что вот-вот пар пойдёт. — Первое: ты подтянутая и сногсшибательно красивая. Второе: у всех уважающих себя мужчин стоит на такой живот. Третье: у всех уважающих себя женщин тоже стоит, но фантомно. — Для девушки, предпочитающей девушек, ты очень много говоришь о членах, — снова закатывает глаза, но руки с живота всё же убирает и наконец оставляет штаны в покое. — На понятном тебе языке разговариваю просто, — прыскает, без всякого стеснения стягивая с себя огромную футболку, чтобы переодеться. Чжунли к этому уже привыкла. Даже не особо стеснялась смотреть: у Венти на плечах россыпь веснушек, грудина чуть выпирает (не из-за худобы, а просто анатомически так вышло), грудь небольшая и какая-то слишком уж миленькая для такой воинственной особы, заметные ребра, мягкий живот без всякого пресса (потому что спорт она игнорировала как концепцию) и проколотый, вроде бы, с седьмого класса пупок. — Я вообще-то би, — обиженно ворчит Чжунли. Потому что они уже это обсуждали, а Венти всё издевается. — Ты вообще-то дурочка, котик, — натягивает через голову какой-то чёрный топик с лямкой только через левое плечо. — Иначе мы бы не ехали сейчас тусить. Оказалось, появляться на подобных мероприятиях можно только на такси (Венти объяснила это особостью положения Чжунли), заходить очень шумно и обязательно обнимать всех вокруг. В целом, чем это отличается от обычного поведения Венти, Чжунли не знала. А вот ей было немного не по себе. На квартире у какого-то там друга Венти из параллельной группы, с братом которого она в средней школе играла в одной музыкальной группе, Чжунли ощущала себя странно. Хотя бы потому что от края её декольте до сосков было не больше сантиметра ( по мнению Венти — монашество чистое). Но в целом, пока всё было хорошо. Венти почти что за ручку таскала её от человека к человеку, представляла, накидывать пару тем для короткого разговора и уводила дальше. Комплименты сыпались только так. И это душу всё же грело, хотя она очень старательно делала вид, что это вовсе не так. Правда, после первого бокала делать вид стало сложнее. Она уже смеялась, улыбалась в ответ и начинала разговор даже без помощи Венти, которая, тем не менее, не отходила далеко. Наверное, через двадцать минут они уже раза три прошли по всей квартире, под руку выплывая из-за разных углов. — Венти, — вдруг позвала Чжунли, резко сжав локоть девушки, что даже вздрогнула, слегка подскочив. — Смотри. Кивком головы она указала в сторону кухонного стола, заставленного бутылками и коробками с какой-то едой. Разумеется, дело было не в столе, и Венти продолжила искать глазами. Зря — её почти что стошнило. — Что этот хуила тут делает?! — наверное, слегка громче, чем стоило. Достаточно, чтобы Тарталья, беседующий с кем-то, услышал. Но не обернулся. — Делает вид, что нас не замечает? Конченный. — Да уж, — Чжунли даже чуть пятится, нервно отводя глаза. — Может, уйдём? — Нет! — снова слегка громче, чем было бы прилично. Но Венти забивает на это и без всяких зазрений совести припирает Чжунли к стенке, чтобы очень грозно смотреть снизу вверх. — Похуй на него, котик! Всё, забей! Уверена, этот тюбик притащился сюда, узнав, что ты приедешь. Ты отдыхаешь, веселишься и танцуешь. А он пусть хоть весь обыгнорируется. И что-то в этой философии всё же было. Да и, если честно, не хотела Чжунли домой. О Тарталье не думалось — думалось о том, что Венти припёрла её к стенке. Через пару часов болели ноги. И было жарко. Так жарко, что Чжунли жалела, что нацепила эти штаны. Венти рядом тоже выглядела умаянной: кожа от пота блестит, лазурные волосы взъерошены, а с наспех накрашенных ресниц слегка осыпалась тушь. И ведь не пьёт. Кажется, чтоб поддерживать Чжунли, а не блевать в туалете. Для Венти это серьёзный героизм. Музыка абсолютно безвкусная. Это Чжунли как уже-через-год-дипломированный историк искусств может сказать. Но… всё равно. Колонки у этого друга, с чьим братом Венти в одной группе играла, что надо. Даже пол вибрирует, и хочется скакать, чувствуя себя беспощадно свободной, сексуальной и яркой. Ей даже правда кажется, что шерстяная юбка это что-то постыдно-старческое, чего в гардеробе быть не должно (это только до завтрашнего утра, разумеется). А Венти рядом почему-то распаляет ещё больше. Она откидывает голову, смеётся, откровенно водит руками по телу и то и дело зарывается в свои яркие волосы. Да, и время от времени, она касается той самой полоски кожи на животе Чжунли: тянет к себе ближе, просто водит, приближается. Это что-то вроде обычных, иногда сменяющих друг друга действий в танце, что могли бы остаться незамеченными. Но не остаются. Потому что Чжунли слегка вздрагивает каждый раз и чувствует, как мурашки настоящим ОПГ захватывают её спину. — Зайка! — зовёт Венти тогда, когда уже самой Чжунли кажется, что расстояние от края декольте до соска в один сантиметр — настоящее монашество. — Пошли в туалет! Уберем тебе тушь потёкшую! В таких местах только вместе в туалет и ходить. Так что кивает и хватая немного влажную ладонь Венти, пока они выбираются в сторону санузла, манящего приоткрытой дверью и включённым светом. Выбираются быстро и очень даже удачно. В итоге дергая дверь на себя. Стоит оговорить, что Чжунли видела члены. И видела Тарталью на коленях. Доводилось в своей жизни. Но вот Тарталью на коленях и с членом во рту — нет. И потому она замирает в дверях, удивленно тараща глаза в обрамлении длинных ресниц. Картина становится абсурднее в момент, когда она встречается взглядом с собственным бывшим, делающим минет кому-то, кого Чжунли рассмотреть не успевает. — Двери! Двери закрывайте! — тёплое и солёное от пота. Глаза Чжунли прикрывает ладонь Венти. И это почему-то сейчас очень смешно и волнительно. Почему-то. Девушка рядом истерично посмеивается, дёргают чужую руку, хотя сама от шока ещё не отошла. — Я заказываю нам такси! Пиздец! Пиздец! У Чжунли не хватает слов спорить — её за руку (и всё же дав возможность снова видеть, но исключительно после закрытия двери туалета) ведут к дверям. Не сказать, что она расстроена, нет. Она в шоке больше. В тотальном шоке. И даже когда садится в такси, остаётся в нём. Теперь, правда, причина шока меняется. Почему ей всё равно? Почему всё равно? Это ведь парень, из-за которого она утром съела разом плитку молочного шоколада. Разве ей может быть «просто удивлена»? Тогда с чего она так сходила с ума последние дни? С жиру бесилась что ли? Нет, точно нет. Её что-то прям изводило, она аж чувствовала, как кошки выскребают целые тоннели в сердце. Что-то такое странное и вместе с тем простенькое. — Ну просто жесть, просто жесть, — не перестаёт повторять Венти, возясь рядом, пока их везут через вечерний город в общагу. — Ты не расстраивайся, ладно? Не расстраивайся только. — Почему бы мне расстраиваться? — только если из-за этого диссонанса внутри. Непонимание бесит до тошноты. — Действительно, ноль причин, — Венти выглядит то ли взведенной, то ли взбешенной, то ли просто перепуганной. — Всего-то твой бывший, в котором ты души не чаешь, отсосал какому-то парню на твоих глазах. Таксист коротко оборачивается и тактично делает радио громче. — С чего это я в нём души не чаю? — Чжунли даже возмущена. Выглядит такой уж точно. — С того, что ты посмотрела три фильма про любовь за неделю, — Венти как будто обижается и скрещивает на груди руки. — Я не из-за него, — это вылетает до того, как Чжунли успевает подумать. Рефлексия о сказанном отнимает ещё пару секунд, после которых она добавляет. — Но я пока не поняла, из-за чего. — Ну понимай, что могу сказать, — и почему она только выглядит такой злой? — Конч. В целом, Чжунли согласна. Но Тарталья заботит её сейчас в последнюю очередь. Если ей на него плевать, то зачем же она так старательно убивалась все последние дни? Ответ приходит, когда они поднимаются по лестнице к своей комнате. — Я тебе чай заварю, чтоб хоть не так тоскливо было, — бормочет Венти, кажется, ощущая свою вину за ситуацию. И у Чжунли в голове что-то щёлкает. Пазл складывается, всё встаёт на свои места и очень-очень тугой узел, затянувшийся в районе солнечного сплетения, рвётся. И рвётся так, что Чжунли едва может дотерпеть до комнаты. По команде закрытой двери она вцепляется в руку Венти, тянет на себя рвано и коротко. Но целует долго и почти что нагло, даже осмеливаясь запустить пальцы в волосы. Губы у Венти сухие после вечера, но мягкие, хоть и не слишком полные. И сейчас не особо активные. Поэтому Чжунли и отстраняется, окрыленная собственным открытием. — Если ты хотела мстить ему, то целовать надо было там, — и это звучит почему-то грустно. — Похуй! Похуй на Тарталью! — соседи сейчас в стену постучат, чтоб не шумели. Ну и что? Пусть хоть по трубам. — Я ныла, чтоб ты меня жалела! Венти молчит около пятнадцати секунд. Молчит вдумчиво и оценивающе. Щурится. — Сучка и манипуляторша, — горячо. Ладони, жгучие, но маленькие, ложатся на спину. И Чжунли впервые вздрагивает от этого заметно и осознанно. — Справедливости ради, это было подсознательно, — улыбается Чжунли. И вдруг удивленно замирает, когда жгучая, но маленькая ладонь скользит от пояснице к её заднице. — Справедливости ради, котик, я тебя трахну, — где-то на уровне невербального происходит разговор о согласии. Что-то вроде: «если нет, то скажи». И ответного: «предпочту молчание». — Вот это точно будет ради справедливости. Чжунли даже с ней согласна. А ещё, оказывается, с каре до кошмарного удобно. Потому что Венти может спокойно припадать губами к её шее, не опасаясь попадания волос в рот. Раскаленные руки обвивают талию особенно крепко, когда они заваливаются на кровать Чжунли (потому что у Венти там слегка завал). Крышу сносит немного. И совсем не немного, когда Венти ведёт языком прямо по ткани топика, пока левая ладонь выскальзывает из-под спины, чтобы варварски забраться под ткань к распаленной коже. — Спасибо, Чжунли из прошлого, что не надела лифчик, — бормочет Венти, пока подушечка среднего пальца легко и умело касается отвердевшего соска, едва-едва надавливая, так что Чжунли охает и жмурится. — Спасибо, Венти из прошлого, что убедила меня его не надевать, — надо ведь чем-то ответить? Правда отвечать получается не очень долго: ладонь Венти отправляется ниже по телу, а её место занимают губы. Мягкие и уже влажные, они вводят в какое-то переходное состояние, где Чжунли может себе позволить тихонько простонать и сглотнуть так явно, что у Венти аж желание цапнуть за горло появляется. — Живот ей не нравится, — бурчит тихонько Венти. И это уже остаётся без ответа. Потому что поцелуи касаются кожи ниже пупка, выпирающих костей таза и бесконтрольно поднимающийся ребер. — Такой живот не нравится. И носом утыкается в кожу. Глубоко вдыхает: пахнет солоноватым потом и просто Чжунли. От такого внутри что-то отзывается то ли урчанием, то ли воем. И Венти просто не может не сжать ладони, обхватывающие бока. Ей горячо, волнительно и слишком хорошо, чтобы она задумывалась о точном определении собственных чувств. И вообще, нет ничего важнее победы над штанами. Две пуговицы, ремень и молния — Венти это кажется настоящим перебором, и она, не особо сдерживая себя, целует долго и слегка надавливая шов на ткани как раз там, где находится клитор. Чжунли подаёт голос второй раз. И голос подаёт очень явно: — Сними до того, как я кончу, — может, она и скромная. Но не в такой ситуации. Какой смысл быть скромной с тем, кто у тебя между ног? Особенно если между ног ещё так горячо и влажно. — Стараюсь, — правда старается. И штаны сдаются, соскальзывает по бёдрам до самых колен с лёгким сопротивлением, а дальше — просто как по маслу. Венти бы могла немного времени посвятить ногам, наверное. Расцеловать бёдра или ещё что-то такое. Но в голове всё ещё урчит или воет, так что тратить время на мелочи она не планирует. Нос касается влажного белья. Пахнет кисловато и в то же время приятно. Сложный аромат, но точно незабываемый. Венти на всякий случай вдыхает поглубже. И чуть давит, ощущая, как ткань оказывается между складок. И даже время замирает. Она в каком-то трансе просто дышит вот так, теряя всякую связь с миром. Пока где-то далеко, на расстоянии целой Чжунли, слышится почти что хнычущее: — Ну! — и с этим «ну!» время снова трогается. Венти пробегается пальцами по бедру, всё ближе и ближе к собственному лицу. И наконец цепляет край белья, просто двигая его в сторону. Снимать трусы — настоящая кощунственная трата времени в такой момент. Горячо, влажно и до салютов приятно. Чжунли старается стойко переносить первые прикосновения языком, что медленно изучая, проходится по губам от самого влагалища до лобка и обратно. Лицо абсолютно точно горит и она, дыша часто и глубоко, опускает ладонь на чужую лазурную макушку, чтобы сначала просто погладить. Венти вздрагивает, замирает на мгновение. И явно улыбается, очень уж довольно поднимаясь к клитору. — Пальцы не использую, я руки не мыла, — и Чжунли бы сказала, что жаль. Но Венти чертит первый круг самым кончиком. И она вообще забывает, зачем нужны слова. Что-то внутри натягивается, слабнет и натягивается ещё раз, заставляя сжать пальцы прямо в чужих волосах. Венти на это реагирует очень довольно. Язык ведёт второй круг: такой же медленный и аккуратный, потому отзывающийся немного слабее. Но это пока он ни перетекает в короткие движение вправо-влево. Снова стон, снова сжавшиеся пальцы в волосах, снова расслабление через пару секунд. — Нет? А мне нравится так, — бормочет, кулаком стирая слюну с подбородка. И тут же возвращается обратно, задумчиво щуря глаза. — А если вот так? Язык, широкий и расслабленный, ведёт снизу вверх. Ведёт второй и третий раз. А расслабление всё не наступает. Только канат внутри натягивается и натягивается, заставляя вскрикивать Чжунли, взволнованно двигая туда-сюда правой стопой. Размеренно накатывание удовольствие вызывает торопливое возбуждение, которое Венти очень умело пресекает, на вид слабыми руками удерживая бёдра на месте. А язык продолжает: вверх, пауза, вверх, пауза. Даже ритм не меняется, только Чжунли мычит всё громче, пальцами изводя яркие прядки волос. Где-то через три минуты мычание окончательно заменяется стонами. Чжунли звучит всё громче, всё активнее. Но вдруг тишина. Бёдра, всё же двигавшиеся слегка, тоже замирают. Будь пальцы внутри, Венти бы почувствовала, как сокращаются стенки влагалища. Тишина взрывается, когда Венти ещё разок ведёт языком: ноги трясутся, с губ срываются отрывистые вздохи. Чжунли вцепляется в простынь. И расслабляется, опускаясь обратно на кровать. Венти чувствует себя очень довольной. В целом, она достигла многого сегодня. Даже переплюнула самые смелые свои фантазии (хотя до некоторых эротических снов пока далеко). Бельё возвращается на своё законное место, Венти — на своё. А по её мнению, место у неё прямо рядом с Чжунли. И та даже не протестует, а двигается немного к краю, чтобы Венти поместилась. — Десять из десяти, — тихо шепчет себе под нос Чжунли и улыбается, когда заглядывает в зелёные глаза. — Восторг, короче говоря. — А ты думала, — фыркает, наблюдая, как Чжунли вытирает ладони влажной салфеткой из упаковки, что нашла на тумбочке у изголовья. — Лучше ответь мне на вопрос, котик, — салфетка отправляется на пол (что Чжунли не свойственно). — Мы теперь встречаемся? Чжунли думает. И вдруг процесс размышлений явно чем-то оканчивается. Аккурат в тот момент, когда она двигается ближе. Губы находят губы. И Венти считает, что это «да», так что спокойно прикрывает глаза. Можно расслабиться, верно? Поцелуй прерывается стоном. Или, вернее будет сказать, стон врывается в поцелуй. Когда тщательно протертая ладонь оказывается под юбкой Венти. — Перевернись, — Венти бы поразмышлять в другой обстановке, приказ это был или просто совет. Но сейчас — однозначно не хочется. И она просто слушается, оказываясь спиной к Чжунли. Тепло и так хорошо. Поцелуи сыплются на шею и плечи, пока пальцы, длинные и тонкие, проскальзывают внутрь, начиная плавное движение. Большой, удивительным образом держа ритм, обводит кругом клитор, заставляя каждый раз прибавлять громкости голоса. Венти обычно очень выносливая. Но это обычно. А сейчас — совсем не обычно. Потому что за её спиной Чжунли, и она сама возбудилась ужасно, пока отлизывала. Так что оргазм приходит головокружительно и быстро, накрывая с головой и заставляя бёдрами сжать чужую ладонь. — Я же сказала, что спать с соседкой — это факультативно, — Венти прикрывает глаза и жмётся к чужому горячему телу ближе. — Ну, я же отличница, да? — Чжунли звучит устало но так счастливо, что и мысли в голове нет, будто эта девушка сегодня утром мрачным взглядом сверлила стены. — Этот факультатив готова взять на постоянную основу.