Дорога в снегу

Стоило Эрвину сесть в постели и спустить ноги прямо в тапочки, как Леви тут же высунул нос из-под двух тёплых одеял. — Не передумал ехать? — хрипло спросил он. Холодное зимнее утро оказалось солнечным и ясным. Эрвин глянул в окно, но кроме кусочка ясного неба не увидел ровным счётом ничего — за ночь мороз расписал стекло нарядными узорами. Последние недели погода была на редкость сурова: сперва бушевала метель, и всю округу засыпало толстым слоем снега; затем вдруг потеплело, отчего сугробы превратились в напитанную водой сахарную кашу; в довершение всего ударили холода. С крыш протянулись длинные, острые копья сосулек, снег схватился твёрдым блестящим панцирем, а расчищенные под руководством Леви дорожки стали скользкими, как смазанный маслом клинок. Стоило ли удивляться, что выходить из замка без крайней нужды не желал никто. Лошади отказывались гулять даже в попонах и стремились поскорее попасть назад, в тёплый денник, устланный свежей душистой соломой. Даже почта работала с перебоями. Да и сам Эрвин не особенно хотел выбираться за пределы замка, а уж тем более — ехать в город. Но он бы не простил себя, если бы не смог закончить дело, в которое вложил столько времени и сил. Да и чем тогда порадовать Леви в его день рождения? Нет, тут не было иного пути, кроме как ехать. — Я не передумал, — твёрдо произнёс он. Леви тяжело вздохнул в ответ. Его голова вынырнула из-под одеял целиком, и Эрвин не преминул расчесать спутанные после сна тёмные волосы пятернёй и отвести пряди от лба, чтобы оставить на нём лёгкий поцелуй. На большее до того, как они оба почистят зубы, рассчитывать не приходилось. — Не переживай, я вернусь быстро. Ты и не заметишь, что меня нет. — Пф, — фыркнул Леви. — Я всегда замечаю, когда тебя нет, дурная ты башка. Уж не знаю, какой титан гонит тебя в город, но сегодня ехать не стоит. Будет снег. В обед или к вечеру. Эрвин повернулся к Леви всем телом и нахмурился. — Ногу ломит? — Мгм, — неразборчиво пробормотал тот в ответ, что можно было считать согласием. Эрвин помрачнел. Оставалось надеяться, что врач прав и когда-то последствия травмы пройдут, но пока что не проходили. Если бы только Эрвин мог помочь чем-то ещё, он бы сделал это, не колеблясь ни минуты, однако самыми большими помощниками были лишь время, тепло и покой. — Оставайся в постели, я принесу завтрак и горячую воду. — Вот ещё! — Это приказ, — строго заявил Эрвин, даже брови нахмурил для пущего эффекта. Но сразу после улыбнулся и провёл тыльной стороной ладони по щеке Леви, тронутой отросшей за сутки щетиной. — Угу, и оставить ту гору писем на потом? Знаю я тебя, засядешь в кабинете до поздней ночи, и так дня на два. И правда, из-за снегопада многие письма пришли с задержкой, да и успели накопиться за то время, пока почтовое сообщение прервалось. Самые важные и срочные, с соответствующими пометками, Эрвин прочитал сразу и уже написал ответ, но толстая пачка поздравлений различной степени формальности и приглашения на приемы в честь Щедрого вечера до сих пор ждали своей очереди. Вспомнилось, что, возможно, пару из них посетить всё-таки придётся. Лучшего времени, чтобы обеспечить для Разведкорпуса финансирование, и не придумаешь — сам праздник велит поделиться тем, что имеешь. Эрвин с тоской подумал о предстоящих поездках и о том, что вряд ли Леви будет его сопровождать. Светские мероприятия неизменно были причиной его скверного настроения, а тут ещё и старая травма снова дала о себе знать… Эрвин уже знал, что с этим делать, поэтому предложил компромисс: — Думаю, читать и сортировать письма можно и здесь, в тепле. Даже если растопить камин в кабинете прямо сейчас, комната прогреется не сразу. — А ещё лучше было бы заняться этим вдвоём. Что такого срочного в городе, о чём ты даже не можешь мне сказать? В ответ на справедливый упрёк Эрвин ощутил укол вины. Леви уже очень давно был посвящён во все его планы и дела, поэтому сейчас имел полное право недоумевать, что же изменилось. — Я обязательно расскажу, но позже, — уклонился Эрвин от ответа и скрылся в ванной. Утренних дел хватало с лихвой: привести себя в порядок, спуститься на кухню дважды — за подносом с едой для Леви и за ведром с горячей водой, отыскать шерстяные носки и принести их в спальню, поймать Леви за попыткой побега в кабинет и вернуть его назад, отдать последние распоряжения, выслушать самые срочные вопросы и переодеться в дорожное. В конце концов всё было устроено. Леви наотрез отказался, как он выразился, бревном лежать в кровати, и расположился вместо этого в кресле у камина. Ноги он, впрочем, послушно опустил в ведро, а ещё завернулся в плед и обложился бумагами — в таком виде его и застал Эрвин, когда ворвался в комнату, чтобы сменить одежду. Он накинул на плечи тёплый плащ — не форменный, а коричневый, чтобы не привлекать внимания — и уже натянул рукавицы, готовый отправляться, как услышал окрик. Стоило Эрвину обернуться, как в него полетел какой-то свёрток. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это тщательно завёрнутый в чистую салфетку пирожок — по одному такому сегодня полагалось получить к завтраку. — Терпеть не могу, когда ты ешь на ходу, но лучше так, чем никак, — с деланым равнодушием бросил Леви, обратив всё внимание на письмо в руке. На душе потеплело. Умение Леви подмечать мелочи и вот так, невзначай, заботиться, Эрвин находил чрезвычайно трогательным. Только теперь он вспомнил, что и правда не озаботился собственным завтраком, лишь выпил чашку чая, которую ему насилу сунула в руки Нанаба, да и то лишь наполовину. — Спасибо, — сказал Эрвин и подошёл к креслу, намереваясь поблагодарить Леви ещё и поцелуем. От которого стало тепло уже не только на душе. Леви, правда, на долгие нежности пойти готов не был и вскоре отстранился, ворчливо заявив, что Эрвин так, чего доброго, вспотеет, а затем выскочит на мороз, простудится и сляжет на неделю, а то и на две. В этом Леви снова оказался прав, так что пришлось поскорее с ним проститься и отправиться на конюшню. В гулких коридорах замка было ощутимо прохладнее, чем в хорошо протопленной спальне, а миновав просторный главный холл с высокими сводами, Эрвин зябко поёжился. Главное испытание ждало его и впереди: дорога до ближайшего городка и обратно, и лучше, если бы удалось вернуться засветло. Во дворе вовсю суетились новобранцы. Кто-то тащил заранее заготовленные вязанки лозы и хвороста, тюки с тряпками и мотки верёвок, а Конни, Армин и Эрен вовсю трудились над конструкцией из длинных жердей и досок. Эрен, правда, больше мешал, чем работал, но зато шума от него было за всех троих. Две ноги, торс и руки будущего «титана» уже легко распознавались даже сейчас, и чучело выходило по-настоящему огромным. Что же, тем веселее будет сжигать его потом, это всегда поднимало боевой дух солдат. Зайдя в конюшню, Эрвин почти нос к носу столкнулся с Ханджи. Моблит тоже обнаружился неподалёку — держал на поводу светло-серую Соль, кобылу Эрвина. Сегодня, помимо привычной амуниции, на ней красовалась тёмно-зелёная шерстяная попона, но, судя по тому, как лошадь опустила голову, это не особенно помогло ей смириться с необходимостью куда-то выезжать. — Ну, удачи тебе! — выпалила Ханджи и неожиданно крепко обняла Эрвина. — Смотри, не потеряй ничего по дороге. Да и сам не потеряйся! — Леви сказал, что будет метель, — задумчиво бросил Эрвин, пока по привычке проверял подпругу. Соль частенько набирала в лёгкие побольше воздуха, пока затягивали ремни, и, стоило лишь вставить ногу в стремя, как седло съезжало ей на бок. — Постараюсь обернуться побыстрее. Моблит нахмурился и заявил: — Тогда тебе не стоит ехать одному. Я об этом и раньше говорил, лучше отправимся вместе, подожди только, пока я оденусь потеплее. Эрвин покачал головой: — Нет. Я не могу ждать, да и говорил тебе раньше — это дело, которое я хочу сделать сам. — Этого упрямца не переспоришь, — вздохнула Ханджи. — Тогда про покупки забудь, Эрвин, мы как-нибудь съездим сами потом. Ты, главное, побыстрее возвращайся! Не забудь хорошенько поесть в городе — на сытый желудок ехать будет теплее. Пей воду, и, если вдруг пойдет снег, не вздумай выезжать, лучше останься в городе на ночь. Пока Ханджи сыпала советами, Моблит молча стянул себя плащ и передал его Эрвину. — Да не надо, — воспротивился было он. — Пригодится, — отрезал Моблит и отступил на пару шагов, так, что вручить ему плащ назад оказалось не так просто. — За меня не переживай, уж до ворот добегу. Если не хочешь надеть сейчас, положи в сумку, мало ли что. Эрвин не стал ничего говорить на это, лишь благодарно кивнул, но для себя решил, что обещание зайти в пару лавок и прикупить кое-что по просьбе друзей выполнит обязательно. Первым и главным пунктом в списке значилась кастрюля с крышкой с пометкой: «Чем больше, тем лучше». Дело в том, что с месяц назад Моблита (и Ханджи) постигло несчастье — служивший им верой и правдой старенький котелок пришёл в негодность. Сперва он числился в рядах кухонной утвари на позиции рядового, затем получил повышение (или был похищен, тут уж как посмотреть) и оказался расквартирован в лаборатории, притом в почётном звании перегонного куба. С тех пор он выполнял обязанности на должном уровне до той поры, пока в днище не обнаружилась течь. Заделать её не удалось, так что пришлось признать, что котелок заслужил почётную отставку и нуждался в срочной замене. Ханджи и Моблит погрузились в траур. По этому случаю, а ещё по причине сильных холодов и расслабленного зимнего сезона, ими сперва было выпито, по словам Моблита, «то, что горело», а потом всё «сладенькое и лёгонькое». — Как жаль, что ты не собрался раньше, так бы Моблит обеспечил нас зельем от холода… Эрвин промолчал, хотя сам особых сожалений не испытывал. Он редко позволял себе алкоголь даже в небольших количествах, а уж в этот день точно хотел сохранить разум трезвым и ясным. Ханджи же никак не успокаивалась: — Надеюсь, наши измерения окажутся точными! Возвращайся поскорее, а мы подготовим всё к празднику. — Тихо, — осадил её Моблит. — Вдруг кто услышит. — Ой, — тут же осеклась она. — Всё, молчу-молчу. Эрвин долго вынашивал идею особенного подарка для Леви. Почти сразу стало ясно, что одному ему с такой сложной задачей справиться не под силу, но Эрвин не зря был командующим и успел уяснить, что для реализации особенно амбициозных планов не только не обязательно, но даже вредно полагаться исключительно на себя. Даже если дело касалось таких тонких вещей, как государственные перевороты — в одиночку, без помощи проверенных, надёжных друзей вряд ли стоило бы надеяться на успех. Поэтому он и обратился за помощью к Моблиту, взяв с него строгую клятву не говорить ни слова никому, даже Ханджи. Та узнала обо всём позже, от самого Эрвина, и её помощь оказалась совершенно неоценима. — Пора, — коротко объявил Эрвин, перехватывая поводья у Моблита. Кивнув друзьям напоследок, он вышел из тёплой, пахнущей лошадьми и сеном конюшни прямо в объятия зимнего полдня. Мороз тут же принялся кусать щёки. Стоило лишь вдохнуть ледяной воздух, как нутро опалило холодом так, что пришлось поспешно натянуть на лицо шерстяной шарф, лишь затем запрыгнуть в седло и тронуть бока Соли пятками. Дорогу совсем замело. Если бы не каменные столбы, отмечающие расстояние пути, можно было бы и заплутать. Соли идея идти по рыхлому снегу совершенно не понравилась, и она иногда останавливалась, пританцовывая на месте и мотая головой, да куда там — переупрямить Эрвина удавалось только Леви, но никак не ей. Следы копыт почтовой лошади совсем исчезли: снег сыпал всю ночь, и лишь под утро небо очистилось от мутной пелены туч. Теперь Соль ступала по нетронутому белому покрывалу, сияющему на солнце, как бриллиантовая пыль. Шагала она почти беззвучно — подкованные копыта не касались мощёной дороги, плотно скованной и льдом, и снегом. Замок остался справа и позади, а слева протянулся частокол высоких сосен с опущенными под тяжестью налипшего снега лапами, и чёрное кружево голых ветвей берёз, клёнов и осин. Эрвин привык к холоду и пригрелся в седле, устроив руки на шее кобылы, прямо под её пышной гривой, и мог теперь оценить красоту зимнего ясного дня. Всё вокруг, куда ни глянь, словно укрыли чистым выбеленным сукном. Будто для того, чтобы солнце высушило его и ветер придал «особенную свежесть» — Эрвин улыбнулся, вспоминая, как Леви расстраивала необходимость сушить бельё не во дворе, за прачечной, а в подвале. Сперва это показалось Эрвину забавным, но потом он подумал, уж не напоминает ли Леви затхлый запах подземелья о месте, где тот провёл детство и юность, и с тех пор завёл пару ритуалов. Каждый раз, когда наступало время менять простыни, Эрвин выходил со стопкой чистого белья на небольшой балкон при своей спальне и сперва просто встряхивал его там, а потом стал оставлять на пару часов на натянутой для этого верёвке. Кроме того, бельё он брал всегда заранее, чтобы оно успевало полежать на полке в шкафу, переложенное мешочками с душистой лавандой. С тех пор, как Эрвин ввёл в обиход эти простые вещи, Леви стал лучше спать. Конечно, влияло и то спокойствие, которое обыкновенно воцарялось в замке зимой, когда не случалось ни миссий, ни неприятностей вблизи стен, и единственными заботами оставались лишь расход дров и продуктов да тренировки, чтобы не потерять боевую форму. Вот и теперь, невольно сравнив про себя снежное покрывало с только что застеленной постелью, Эрвин не мог перестать улыбаться. Разумеется, чистые простыни ему нравились тоже, но больше всего нравился Леви: его мягкое выражение лица, когда даже вечная вертикальная морщинка между бровей разглаживалась, и его удовлетворённый вздох, иногда слетающий с губ в такие моменты. Ещё Эрвину нравилось раскладывать Леви на свежих простынях и, преодолев небольшое сопротивление в виде аргумента, что не стоит пачкать чистое, добиваться ответных ласк и поцелуев. «Вот не терпится тебе всё испачкать», — ворчал, бывало, Леви, когда лежал на остывающем пепелище их страсти, на уже порядком измятом белье. Жизнь бок о бок с Леви приучила Эрвин быть изобретательным и аккуратным. И, разумеется, запасные простыни на случай крайней необходимости в его шкафу не переводились. Так, увлечённый приятными мыслями, он и не заметил, как добрался до большой берёзы с раздвоенным наподобие рогатки стволом. Лошадь обогнула деверо, подойдя к нему довольно близко, и Эрвин заметил, что длинные, тонкие чёрные ветви украсили ледяные слёзы — следы недавнего потепления. Пойманные в ловушку солнечные лучи вспыхивали в них, словно искры. Сияющие в свете свечей бриллианты дам высшего света казались лишь жалкой попыткой сымитировать то, для чего не нужны ни знатный род, ни состояние, ни брак по расчёту — неповторимую, одновременно и причудливую, и простую красоту, сотворённую лёгкой рукой природы. Соль настроения Эрвина не разделяла и то и дело ворчала, а то и норовила замедлиться так, чтобы еле-еле передвигать ногами. — Э, нет, так дело не пойдёт, — строго сказал он кобыле. — Шагом мы и до вечера до города не доберёмся. Лошадь навострила уши, повернула их в сторону всадника. Эрвин же продолжил: — Сама подумай. Шире идёшь — быстрее домой, ещё и согреешься. Одна выгода, куда ни глянь. Больше всего от холода страдали ноги. Пальцы мёрзли даже в подбитых мехом сапогах, так что приходилось иногда бросать стремена и вращать стопами по кругу, разгоняя кровь. Может быть, на Соль повлияло сказанное, а может, прикосновение пяток к бокам — так или иначе, вскоре она неохотно ускорилась и перешла на рысь. Ещё никогда Эрвин не испытывал подобного трепета перед посещением небольшого городка, ближайшего к замку Разведкорпуса. Трепет другого рода ему испытывать приходилось не раз, но сегодня ощущение было приятным. Ждать чего-то хорошего было по-настоящему здорово, и Эрвин даже нетерпеливо привстал на стременах, приложив руку ко лбу, чтобы убедиться — ему не показалось, впереди и правда вились столбы дыма. Совсем немного осталось! Лишь одно омрачало праздничное настроение: ясную синеву над головой постепенно, но неумолимо затягивали облака, и к тому моменту, когда из-за холмов показались шпили ратуши и храма, ощутимо потеплело, а с неба полетела мелкая ледяная крупа. Дело грозило обернуться весьма скверно. Если будет метель, Эрвину придётся заночевать в городе, чего ему бы очень не хотелось. Возможно, он успеет добраться до замка до того, как погода окончательно испортится — надеясь лишь на это, Эрвин нетерпеливо поторопил кобылу. На этот раз она охотнее сменила рысь на лёгкий галоп. Деревья и бурелом замелькали справа и слева, быстро оставаясь позади, из-под копыт летел снег, а Эрвин то и дело смаргивал слёзы и щурил глаза от холода и бьющего в лицо потока ледяного воздуха. Когда они с Солью миновали ворота, с неба вовсю сыпали крупные пушистые хлопья. Устроив лошадь на постоялом дворе и кинув конюху монетку в счёт сена и тёплой воды, Эрвин испытал соблазн смалодушничать — сразу завернуть к нужному дому с небольшой, тщательно начищенной медной вывеской, ведь стоило выехать как можно скорее. Но, раз уж он сам велел друзьям остаться в замке, да и обещал помочь с подарками, ничего не поделаешь — надо было зайти на рынок, и он отправился прямо к площади, откуда доносились крики, разговоры и смех, стук и лязг, музыка, квохтанье кур и блеяние овец. В обычные дни ярмарка не отличалась богатым выбором товаров, и Эрвин несколько удивился, увидев, сколько новых ярких палаток, повозок и прилавков появилось в этот день перед ратушей. Он ни разу не был здесь в канун Щедрого вечера. Многие торговцы кочевали от деревни к деревне, от городка к городку, предлагая те товары, на которые в обычные дни народ вряд ли бы раскошелился, зато теперь, когда впереди маячил праздник и обмен подарками, даже бедняки старались разжиться чем-нибудь особенным и для стола, и на радость детям. Прилавки с готовым платьем, тканями и посудой Эрвин прошёл быстро, удостоив лишь беглым взглядом, а вот разложенные на пёстрой, порядком заметённой снегом рогожке игрушки неожиданно привлекли его внимание. Обычные вещи вроде мячей, трещоток, тряпичных кукол и раскрашенных глиняных зверят потеснило нечто новое: фигурки разведчиков. Довольно грубо сделанные деревянные всадники на разноцветных лошадках скакали по пёстрому холщовому полю. На плечах у каждого красовался кусочек зелёной ткани с крупно намалёванными крыльями свободы, а в руках блестели клинки размером с зубочистку. Как ни странно, товар пользовался немалым спросом — продавец быстро заворачивал в бумагу одну фигурку за другой, принимал оплату и отдавал разведчиков новым владельцам. При виде стремительно пустеющего холщового заснеженного «поля» и тающего на глазах игрушечного корпуса Эрвин помрачнел. Картина была знакомой, только в роли титанов, окруживших солдат, на этот раз были люди и он сам. Какой-то мальчик безобразно ревел, размазывая сопли по красному, опухшему лицу, пока его отчитывала мать: — Не куплю, так и знай! Нечего! Ишь, удумал он! В разведчики хочет! Вот я отцу расскажу, он тебя выпорет хорошенько! Девочка лет шести, укутанная шарфом так, что остались видны одни лишь сияющие голубые глаза, теребила отца за рукав и умоляла постоять ещё немножечко, чтобы «просто посмотреть». Её брат, старше на пару лет, неловко топтался рядом и поглядывал на родителя с плохо скрытой надеждой. — Какие они славные! Почти как настоящие, да, пап? — сказала девочка, — Вот интересно, у капитана Леви лошадь рыжая или белая? А ты смог бы перекрасить лошадку, пап? — Все знают, что он ездит на вороном, — снисходительно заявил её брат и фыркнул, сморщив нос: — Девчонки! Я вот вырасту и стану разведчиком, а ты будешь мыть котлы да дитёв нянчить. Сопливых! Глаза девочки тут же наполнились слезами. — А вот и не буду! Пап, ну скажи ему! Сопливых точно-преточно не буду! — Перестань задирать сестру, — вмешался отец. — Разведчиками могут быть и женщины, но, святые стены, надеюсь, ни один из вас не пойдёт на службу в этот корпус. — Значит, они берут девочек! — приглушённый шарфом возглас девочки был полон восторга. — Папа, ну купи, купи пожалуйста, я обещаю вести себя хорошо весь год, нет, два года! — Лучше мечтайте о том, чтобы стать гвардейцами. Пойдёмте-ка отсюда, и я расскажу вам о Митре… Эрвин и сам пошёл прочь, натягивая повыше шарф и прикрывая лицо капюшоном. От увиденной сцены осталось горько-сладкое послевкусие и двойственные чувства. С одной стороны, хотелось верить, что эта девочка вскоре забудет мечту о Разведкорпусе и её бедами и заботами будут лишь скисшее молоко, детские шалости да разбитая посуда. Разве плохо прожить мирную жизнь, иметь семью и детей? Особенно для женщины? Неужели познать кровь, боль, потери и страх лучше, чем качать дитя в колыбели? С другой же стороны, Эрвин давным-давно избавился от предрассудков. Каждый в Разведкорпусе прежде всего был стражем покоя мирного населения, затем человеком, и лишь в последнюю очередь — мужчиной или женщиной. Эрвин с трудом мог представить себя степенным отцом семейства и владельцем, скажем, торговой лавки. В такой жизни, пусть и напрочь лишённой бремени огромной ответственности и суровых невзгод, недоставало кое-чего очень важного — свободы. И, размышляя о судьбе девочки, имени которой Эрвин не знал, он подумал о Ханджи, Нанабе и многих других женщинах, с которыми имел честь служить бок о бок. Ни одну из них невозможно было представить счастливой в фартуке и чепце, в окружении толпы ребятишек. Скорее всего, это ощущалось бы, словно клетка. Много лет назад, когда Эрвин впервые увидел, как Леви управляется с УПМ, то подумал, что некоторые люди просто рождены летать, и единственное, чего им недостает, это крыльев. Если та девочка и правда окажется свободолюбивой и сильной, хотелось надеяться, что настанет день, когда она тоже их обретёт. Эрвин купил объёмный котёл с крышкой и отправился за любимыми медовыми пряниками Майка, которые тоже значились в его списке. Пока торговка взвешивала пакет, Эрвин оглядел прилавок. — Что-то ещё? Печенье, леденцы, булочки с изюмом, с маком, с повидлом, орешки в карамели, яблочная пастила, — заученной скороговоркой предложила она, — безе для самых нежных леди, не желаете? Открыв уже рот, чтобы отказаться, Эрвин на миг призадумался. Летом он набрал бы свежих фруктов или ягод по сезону, да вот только к концу декабря раздобыть их не оставалось ни малейшего шанса. Хотя это никогда не обсуждалось открыто, из брошенных вскользь упоминаний о прошлом Эрвин собрал картину жизни Леви до момента их встречи. Хорошего там было мало. Леви не понаслышке знал, что такое голод и нищета. В Подземном городе, где заполучить кусок хлеба было настоящим счастьем, о фруктах и сладостях не приходилось даже мечтать. Эрвин наблюдал, как Леви исследует мир на поверхности, с казавшимся ему тогда странным, болезненным интересом. Он подмечал, как Леви замирает, стоит попробовать то, что не пробовал раньше, как на краткий миг прикрывает глаза и старается есть как можно медленнее — наверняка для того, чтобы лучше распробовать вкус и продлить приятный момент. При этом лакомкой его назвать было нельзя. Леви по-настоящему наслаждался и теми простыми блюдами, которые готовили для солдат, предпочитал сохранять жалованье, а не тратить его на радости желудка. Скромность быта на грани с аскетичностью Эрвин счёл весьма достойным качеством. И очаровательным. Немного позже он понял, что слишком многое в Леви казалось ему таковым, и стремление заботиться переросло в желание стать ближе вовсе не под влиянием простой дружбы, а из-за более глубокого, сильного чувства, пустившего корни в самое сердце. Приручение Леви далось нелегко, но если уж Эрвин и мог чем-то гордиться, так это собственным терпением, упрямством и способностью удачно выбрать момент. Он знал, что Леви непременно откажется, если предложить лакомство в открытую, поэтому действовал в обход: сделал вид, что он сам большой любитель побаловать себя чем-то вкусным. Летом на его столе поселилась ваза с фруктами, а зимой её сменяло блюдо с печеньем, бисквитом, пирогом, или, на крайний случай, мисочка с сушёными яблоками. Он всегда брал угощение первым и предлагал его Леви, который сперва отказывался наотрез, и тогда Эрвин не брал тоже, сетуя, что в одиночку есть неприлично. Такой подход дал свои плоды, и вскоре Эрвин имел удовольствие наблюдать, как Леви пробует новое, и подмечать, что оказывалось ему больше по душе. Яблоки стали неоспоримыми фаворитами. Притом почти в любом виде: запечённые с мёдом, свежие, сушёные, в начинке разной сдобы, разве что варенье не пришлось Леви по вкусу как слишком сладкое. А вот пастилу Эрвин не покупал ни разу. Это упущение стоило наверстать как можно быстрее, и вскоре в котелок, как в импровизированную сумку, отправились сразу два кулька — и с пряниками, и с гостинцем для Леви. Эрвин вихрем пролетел мимо рядов, купив остальное по списку друзей и кое-что к праздничному столу, а затем устремился в лавку, которая и была целью его путешествия. После морозной улицы жарко натопленная комнатка показалась едва ли не баней, так что пришлось поспешно стянуть шарф. На звон колокольчика над дверью из-под прилавка высунулась вихрастая голова конопатого мальчишки. — Добрый день, господин! Что пожелаете? — Добрый день! Я хочу забрать свой заказ. Мастер прислал письмо, что всё должно быть готово сегодня. — Командующий Смит, верно? Проходите, проходите. Разрешите помочь вам с пальто, — тут же засуетился мальчишка. — Желаете ли чаю, чтобы согреться? Хотя выпить чего-то горячего и правда очень хотелось, Эрвин бросил взгляд в окно, подметил, что снег пошёл гуще прежнего, и покачал головой. — Нет, я тороплюсь. — Хорошо, не извольте беспокоиться! Я сейчас же позову мастера. Если вам угодно, можете присесть на скамью. Вскоре мальчик вернулся вместе с пожилым мастером. Усталый вид и увесистые мешки под глазами без слов говорили о том, что заказов к Щедрому дню было немало. — Приветствую, мистер командующий. Ваш заказ, —- мастер передал Эрвину небольшую коробочку из тёмного дерева. — Посмотрите, соответствует ли эскизу, правильно ли я понял задумку? Эрвин открыл коробочку и сам не заметил, как задержал дыхание. Вскоре он вспомнил, что надо дышать, и ответил: — Да, всё именно так, как я и хотел. Спасибо! — Это вам спасибо, что обратились ко мне. Прошу прощения, что не смог отдать заказ раньше, из-за снегопада материалы пришли сильно позже, чем я ожидал… Надеюсь, с размером мы не дали лиха, на моей памяти всякое бывало, но вот чтобы ориентироваться на пробирку, такое в первый раз! Эрвин сдержал тяжёлый вздох. Сделать измерения оказалось труднее, чем он думал. Во-первых, Леви чаще всего засыпал позже и вставал раньше него, а кроме того, его сон всегда был чутким. Эрвин пытался подловить момент и терпел неудачу раз за разом. Потом он подумал, что, возможно, получится сориентироваться по перчатке, но она оказались слишком разношенной и не подошла для этой цели. В конце концов, Эрвин обратился за помощью к Ханджи, и та придумала поистине коварный план — привлечь Леви к уборке в лаборатории под предлогом, что сами они с Моблитом, дескать, никак не справляются. И, когда Леви тщательно протирал пробирки, просовывая кусочек смоченной в мыле ткани вместе с пальцем прямо внутрь, Ханджи зорко следила, которая из склянок сможет послужить ориентиром. Вскоре подходящая нашлась, и Ханджи припрятала её в карман, а после передала Эрвину. Как Эрвин объяснял ювелиру, что ориентироваться нужно на диаметр пробирки, при том, что измерен-то был указательный палец вместо безымянного — это отдельная история. Но несмотря на все сложности, Эрвин видел результат и не мог налюбоваться. —- Изделие можно будет подогнать по размеру, — по-своему расценив его молчание, зачастил мастер. — Леди может прийти с вами или прислать мне записку с точным размером. Если окажется мало, немного увеличить не составит труда. Вот если велико, придётся постараться, но это возможно. Могу ли я поздравить вас с помолвкой? Эрвин не удержался и хмыкнул, растягивая губы в улыбке. О, как бы взвился Леви, услышь он эти слова! Учитывая размер кольца и тот факт, что Эрвин не был женат, мастер пришёл к выводу, что командующий намеревается сделать предложение. Что, в общем и целом, было правдой, с небольшой, но важной помаркой: Леви никак нельзя было принять за девицу. Уж Эрвин-то знал. Даже на ощупь, в темноте, несмотря на невысокий рост и довольно изящное телосложение. Юный помощник ювелира усердно водил довольно грязной на вид тряпкой по чистой столешнице прилавка. Если старый мастер ещё будет стараться держать язык за зубами, то мальчишка наверняка не преминёт похвастаться, что к ним в лавку захаживал командующий Разведкорпусом. Эрвин давно уяснил, что бороться со слухами попытками их пресечь совершенно бесполезно, а вот вовремя вброшенная в бурлящий котёл дезинформация работала отлично. — Боюсь, пока я не получил согласие, поздравлять рано, — произнёс Эрвин, добавив взволнованный вздох. — Тем более что я уже получил отказ однажды. Кустистые седые брови мастера взлетели вверх. — Неужли? — О да, — доверительно поделился Эрвин, горестно качая головой. — Леди сочла преподнесённое кольцо недостаточно изысканным. И тогда я поклялся ей, что, если она откажет мне повторно, то я отдам кольцо первому же встречному, кем бы он ни оказался. Мастер нервно пригладил бороду и пожевал губами. — Хм… Смею надеяться, что в этот раз леди останется довольна. Это один из самых сложных заказов за последние пару лет, и, клянусь стенами, мне самому и в голову бы не пришло положить горный хрусталь поверх малахита, чтобы добиться большей глубины и сияния. А эти бриллианты справа и слева придают лоск и завершают композицию… Возможно, желаете добавить к подарку бриллиантовые серьги? У меня есть готовые варианты. — Возможно, если она ответит да. Если же нет… В любом случае, я благодарен вам за помощь в этом ответственном деле. Прекрасная работа! А теперь, боюсь, мне пора откланяться. После положенного обмена любезностями Эрвин вышел из лавки прямо в метель. Теперь к снегопаду прибавился ещё и ветер, что было совсем нехорошо. Следовало бы найти гостиницу и заночевать — надежда добраться до замка засветло таяла на глазах. Но Эрвин представил, как Леви будет волноваться и, чего доброго, вздумает не спать всю ночь, гадая, остался ли Эрвин в городе или заплутал на обратном пути… А вдруг ещё и надумает ехать его искать? От этой мысли Эрвина обдало холодом изнутри. Нет, такого он точно не допустит. Соли придётся постараться, но она успела передохнуть и подкрепиться. Было решено: Эрвин доберётся до замка во что бы то ни стало. Было здесь ещё одно дело, о котором он не рассказывал никому, даже Леви и вездесущей Ханджи. Не потому, что им не доверял, а потому, что не был уверен, получится ли всё как надо. На кону стояло очень многое, и Эрвин знал: расскажи он об этом друзьям, они точно преисполнились бы надежды. И если бы операция провалилась, то горечь разочарования стала бы слишком сильной. Проверив, нет ли за ним слежки, и на всякий случай поплутав по улицам, Эрвин снова вернулся на рынок, смешался с толпой и только после этого нырнул в неприметный переулок, заваленный навозом до такой степени, что от огромных куч даже в мороз шло тепло и доносился крепкий запах — видимо, поэтому окна домов, выходящие на эту сторону, были плотно заколочены. Миновав его, Эрвин оказался на перекрёстке, со старым колодцем. Воду из него уже давно не брали, цепь заржавела, а доски крышки прогнили. Место было верное, всё, как ему и описали в письме. Он постучал в наглухо закрытые ставни дома, когда-то давно выкрашенного в голубой цвет. Сейчас понять это можно было лишь по остаткам штукатурки, да и здание выглядело заброшенным, хотя над дверью и качалась здоровенная вывеска с лупоглазой рыбиной, а крыльцо было расчищено от снега. Выждав пару секунд, Эрвин повторил условный стук: два раза быстро, два раза медленно. — Кто там? — донёсся надтреснутый голос с визгливыми нотками. — Рыбу продаёте? — Ну что за вопрос, это же рыбная лавка! — раздражённо крикнули откуда-то изнутри дома. Спустя минуту добавили, уже поспокойнее: — Чего хочете? — Свежую щуку, — отозвался Эрвин и прислушался. Сперва воцарилась полная тишина. Затем заскрипели засовы и замки, звякнула цепь, и ставни чуть приоткрылись. Через щель разглядеть того, кто находился внутри, было решительно невозможно. — А форель подойдёт? Эрвин с трудом подавил вздох. Он даже засомневался, что имеет дело с серьёзными людьми — всё происходящее больше напоминало те авантюрные романы, которыми дамы высшего света зачитывались долгими зимними вечерами. Впрочем, если обещанные ему сведения окажутся хотя бы наполовину такими ценными, как о них туманно намекалось, то предосторожностью пренебрегать не стоило. — Нет, только щука, — ответил он. — Забирайте, — не особенно вежливо гаркнули с той стороны. В щель между ставнями высунулся продолговатый свёрток, перевязанный веревочкой. Судя по налипшим чешуйкам и характерному запаху, на бумаге и правда заворачивали или разделывали рыбу. Стоило только взять свёрток в руки, как ставни с громким стуком захлопнулись, и стало слышно, как с той стороны задвигают засов. Эрвин отправил «рыбу» в сумку — проверять, и правда ли там щука или те документы, о которых шла речь при переговорах, он не стал. Всему своё время. Сейчас надо было как можно скорее возвратиться в замок. По дороге к конюшне при постоялом дворе, где осталась Соль, Эрвину повстречался разносчик со сдобой. От запаха рот наполнился слюной, а желудок неприятно свело. С самого утра в нём, кроме одинокого пирожка, не побывало ничего, так что Эрвин, припомнив совет Ханджи, купил несколько лепёшек с сыром, ещё горячих, обжигающих пальцы, и съел их прямо на ходу. За воротами его встретило белое марево снежной метели. Затянутое плотной серой пеленой небо не пропускало ни луча солнца, так что вскоре стало непросто понять, который час. Вот теперь-то приходилось выглядывать дорожные столбы так же внимательно, как и титанов в тумане. И в том, и в другом случае оплошность могла стоить жизни, и сложно сказать, какая смерть была бы хуже — быстрая, в пасти титана, или медленная и мучительная, если не повезёт сбиться с пути и заплутать в снежной буре. Во втором случае, впрочем, оставался небольшой шанс выжить, если пожертвовать лошадью и переночевать в её брюхе, но думать об этом не хотелось. Кобыла, хоть и чудила временами, стала Эрвину верным другом и всегда знала, когда можно и когда нельзя показывать норов. Во время миссий за стену Соль вела себя безукоризненно, да и в бою подчинялась беспрекословно. Так что Эрвин смотрел во все глаза, хотя это и было непросто. Кончики пальцев рук и ног неприятно покалывало, приходилось почаще выводить круги носками сапог, чтобы разогнать кровь, а голову укутать шарфом так, чтобы осталась лишь небольшая щель для глаз. Плащ Моблита отказался очень кстати, и всё-таки спустя время от холода не спас уже и он. Тело сотрясала мелкая дрожь, и казалось, что она захватила всё нутро, а не только руки и ноги. Хотя уже совсем стемнело, до знакомой развилки Эрвин так и не добрался. Значит, Соль двигалась медленнее, чем казалось. Он отчаянно вглядывался во всё вокруг, даже зажег факел, чтобы видеть чуть дальше, но куда там — ветер почти сразу поборол огонь. Различить что-то хотя бы шагов на десять вперёд стало невыполнимой задачей. Сложно было сказать, сколько прошло времени. Казалось, что буря отрезала Эрвина от остального мира: кругом ничего, кроме снега и тьмы, не осталось, и из звуков слышался лишь свист и низкий, пугающий гул. Попону и плащ покрыл слой снега, ресницы то и дело слипались. Эрвин понял, что совершенно точно должен был дойти до нового дорожного столба, но его нигде нет. Соль продолжала шагать вперёд, низко опустив голову. Ветер бил прямо в лицо, стонал и недобро гудел, словно чуял добычу. Наконец Эрвин натянул поводья, чтобы кобыла остановилась. Неужели он и правда мог заблудиться? Если бы заметить хоть что-то! Приметное дерево, груду камней, бурелом, ледяной панцирь озера — тогда Эрвин точно понял бы, где находится. Смутное ощущение подсказывало, что замок должен быть уже совсем близко, да только вот в такой буре он может ходить вокруг него кругами всю ночь, так и не поняв этого. Что же, он не был бы Эрвином Смитом, если бы не подготовился и к такому случаю. Не без труда, но он нащупал в кармане сигнальный пистолет. Пальцы с трудом слушались, и всё-таки получилось нажать на спусковой крючок. Алый дым с шипением взвился в заснеженную высь. Если замок и правда рядом, то дежурные могли увидеть сигнал. Если только его не скроет буря. Слишком много «если». Соль всхрапнула и переступила ногами. Эрвин с отчаянием наблюдал, как легко и быстро клубы алого дыма растворились в белой мгле. Они с Солью снова тронулись в путь, хотя сердце и терзали сомнения. Казалось, буря набирала силу. Ветер кружил вихри то тут, то там, а иногда налетал таким мощным порывом, что кобыла хрипела, замедляя шаг. Только сейчас Эрвин уже не торопил её. Двигаться вперёд, не зная дороги, большого смысла он не видел. Вдруг Эрвину подумалось, что умереть накануне дня рождения Леви он точно не может. От одной мысли о той боли, которую он причинит ему этим, сердце отчаянно сжималось. Ох, как же Леви будет ругать его за риск, на который тот пошёл! И сколько ни объясняй, что за этим стояло нечто большее, Эрвин знал — не поможет. Но он был готов к любым выговорам, пусть Леви даже накричит на него за фантастическую глупость и невыносимое упрямство. Только бы увидеть его снова... Леви, конечно же, справится. В этом сомневаться не приходилось — раз он выжил и преуспел в Подземном городе, то уж здесь, да еще и окружённый друзьями, не пропадёт. Только вот если Эрвин умер бы, да ещё и так глупо, приоткрытая с таким трудом дверь к сердцу Леви захлопнулась бы в тот же миг, притом уже навсегда. Этого никак нельзя было допустить. Эрвин мог представить себе расклад, при котором Леви выжил бы в этой бесконечной войне, а он — нет. Но вот с чем он совершенно никак не мог и не хотел мириться, так это с тем, что Леви, будучи живым, остался бы несчастным. Поэтому Эрвин выстрелил ещё раз. Серую ледяную пустоту вновь расцветило красным. Соль начала беспокойно топтаться и запряла ушами, затем и вовсе пронзительно взвизгнула, чего с ней обычно не случалось. Эрвин принялся гладить её и успокаивать, но та всё никак не соглашаясь угомониться. Когда же кобыла привстала на дыбы и огласила округу звонким ржанием, а после уверенно двинулась куда-то вправо, почти вслепую, Эрвин потянул поводья и с изумлением понял, что она закусила удила. Ни на окрики, ни на удары пятками по бокам Соль не отреагировала, лишь прижала уши к голове и продолжала упрямо идти в направлении, совершенно отличном от того, куда Эрвин собирался ехать. Он решил спешиться и взять её под уздцы в надежде образумить, но, стоило спрыгнуть на землю, как Соль вновь заржала, звонко и даже отчаянно, и дёрнула головой, вырывая поводья из ослабевших, непослушных пальцев Эрвина. Неизвестно, чем бы всё кончилось, если бы он не услышал вдруг, что лошади ответили — ветер донёс едва различимое ржание. Эрвин не был уверен, что ему не показалось, и всё-таки никогда прежде он не был рад случайной встрече с таким же безумным путником, как он. Может, потеряв направление, он выехал к одной из ферм в окрестностях замка? Но все они находились слишком далеко от его маршрута. Неужели он отошёл от дороги так сильно? В любом случае Эрвин понял что медлить нельзя. Подавать сигнал дымом было бесполезно, а вот звук… Это могло сработать. Чтобы не упустить удачу, он снял крышку с новенького котелка и принялся колотить ею по полированному боку. От звона и грохота едва не заложило уши, но Эрвин продолжил бить, пока ему не показалось, что он слышит чей-то голос и, вроде бы, позвякивание сбруи. Вскоре из тьмы и беспокойного, злого роя колючего снега показалась фигура всадника, закутанного в плащ. — Эй! Я здесь! — крикнул Эрвин и на всякий случай ударил по котелку последний раз. Он так и не вернулся в седло и стоял теперь рядом с кобылой. Даже несмотря на попону, Соль била крупная дрожь, да и сам Эрвин был не в лучшем виде. От холода стопы болели, словно мороз прожигал их до костей, из глаз текли и тут же замерзали на ветру слёзы, а шарф весь покрылся инеем от его дыхания. Всадник что-то кричал ему, но из-за ветра и шороха гонимого по ледяной корке снега Эрвин не разобрал слов и ответил так громко, насколько мог: — Я потерялся! Замок разведкорпуса, где он? — Ты идиот! — донёс ему ветер, и от облегчения Эрвин едва не упал прямо в сугроб. Леви. Ну конечно же, кто ещё мог догадаться выехать в такую погоду? Либо безумец, либо глупец, либо тот, кто очень сильно волнуется. — Леви, — пробормотал он. Губы сами собой растянулись в улыбке, а вот ноги слушались с большим трудом. Эрвин хотел было побежать навстречу и обнять Леви, но он смог лишь приподнять руку и повторить чуть громче: — Леви! Чёрный мерин быстро сократил расстояние до Соли и Эрвина. Леви тут же слетел с седла и очутился совсем рядом, осыпая Эрвина лавиной прикосновений, проклятий, ругани и поцелуев. Некоторые словосочетания оказались новыми, и Эрвин невольно восхитился изобретательностью Леви — умел он во всём стремиться к совершенству, и не так важно, за что именно брался: наводить ли уборку, сражаться ли или сквернословить. — В следующий раз запру тебя в темнице, — пообещал Леви, пока укутывал Эрвина в сухой плащ, предусмотрительно захваченный им из замка, — а ещё лучше — ноги переломаю, для верности. Титан тебя подери, Эрвин! Ты хоть представляешь, как ты рисковал?! И зачем?! — Но ведь всё получилось, — сказал Эрвин непослушными губами. — Точно идиот, — резюмировал Леви. — Твоя лошадь без сил. Привяжу поводья к луке, а ты поедешь со мной, ясно? Хоть немного согреешься. Эрвин не нашёл в себе ни сил, ни желания спорить. Леви помог ему забраться в седло, а после устроился впереди, так, что Эрвин тут же обнял его и прижал к груди. От ощущения облегчения и безопасности, а ещё от того, как тепло ему вдруг сделалось, Эрвина начало неумолимо клонить в сон. Только ощутимый тычок локтем в бок заставил его встрепенуться и приоткрыть тяжёлые веки, как раз чтобы заметить знакомую берёзу с раздвоенным стволом. От одного её вида Эрвин, казалось, согрелся, будто они уже были в своей спальне, у камина. — Не смей. Слышишь меня? Не вздумай засыпать! — крикнул ему Леви прямо в ухо. — Ещё немного, мы почти приехали! И правда, впереди виднелась россыпь огней — желтоватые прямоугольники на тёмной громаде замка говорили о том, что этой ночью бодрствуют не только дежурные. И в окне кабинета Эрвина тоже дрожал неяркий свет. Наверняка Ханджи, Нанаба, Майк и Моблит очень волнуются. Сказал ли им Леви, что собирается идти искать его в ночи, несмотря на снежную бурю? Очень вряд ли. Поэтому теперь все они, должно быть, переживают за них обоих. — И зачем ты только потащился в этот дурацкий город, — досада и злость в голосе Леви заставили Эрвина ощутить укол вины. — Что там такого важного было, скажи мне на милость? Я же предупреждал насчёт снега! Эрвин хотел было сказать, что цель его была важной. Но он ведь так и не проверил содержимое свёртка, а в ценности остального уверенность растаяла, как и остаток его сил. Стоило ли оно того? Он чувствовал, как крепко и осторожно его держат маленькие сильные руки, накрыв поверх его собственных. Лошадь ускорила шаг, насколько могла, не переходя на рысь — наверняка Леви думал, что Эрвин может упасть с коня, если тот пойдёт слишком шибко. От невыносимой нежности в груди сладко щемило сердце, и Эрвин подумал, что хочет успеть сказать Леви самое главное сейчас. Мало ли как всё обернётся? — Леви, — сказал он, с трудом разлепив губы. — Я хочу, чтобы мы всегда были вместе. Слышишь? — Титан его разберёт, что ты там бормочешь. Еще чуть-чуть! Держись! Эрвин стянул с лица мокрый от дыхания и подтаявшего снега шарф, наклонился прямо к уху Леви и повторил: — Я хочу, чтобы мы всегда были вместе. Ты и я. — Да титаньи кишки тебе на голову, Эрвин! — Ты согласен? — Ну конечно, идиот! Но только если перестанешь пытаться угробить себя при любом удобном случае, а то это «всегда» продлится очень недолго! — Хорошо, — удовлетворённо заявил Эрвин. — Леви, послушай, это очень важно. У меня в сумке лежит рыбный свёрток. Достань и спрячь. Очень надёжно! Он должен быть в безопасности… — Рыбный свёрток, — повторил Леви и спокойно резюмировал: — Ясно. Ты совсем рехнулся. Эрвин хотел бы объяснить всё, да только сил на это совсем не осталось. Он лишь надеялся, что Леви воспринял его слова всерьёз. И насчёт свёртка, и то, что он спросил до того. Когда они въехали во двор замка, первой их встретила довольно пугающая фигура чучела титана, а уже после — встревоженные Ханджи, Моблит и Нанаба с Майком. Радоваться возвращению или даже идти до дверей Эрвину не позволила усталость, навалившаяся с неистовой силой. Словно он не спал несколько суток и теперь готов был задремать даже стоя. Реальность казалась зыбкой, как в мгновения между явью и сном — вроде ещё слышишь звуки и видишь что-то кругом, но уже нечётко, будто из-за призрачной завесы сна. Кто-то взял лошадей, кто-то — сумки, кто-то подставил Эрвину плечо. Слышно было, как Леви заявил, что справится сам. Эрвин забеспокоился, как же там бесценный свёрток, но сделать ничего не успел, поскольку Леви без лишних церемоний закинул его на плечи и потащил наверх, прямо в спальню. И не остановился ни разу, чтобы передохнуть, даже лестницу преодолел, не сбавляя шага. В спальне, вопреки обыкновению, он стянул с Эрвина только плащи и уложил на кровать прямо в одежде и даже обуви, и лишь затем принялся осторожно раздевать его до нижнего белья. Так осторожно, как никто и никогда с Эрвином не обращался, разве что мать, но он этого уже не помнил. Делал он это молча, что вызывало немалое беспокойство. — Прости, Леви, — пробормотал Эрвин. — Столько хлопот из-за меня… — Об этом мы поговорим позже, — ровно ответил тот. Избавленный от одежды Эрвин был тут же закутан в одеяла. В дверь постучали, и после этого, не дожидаясь разрешения, в спальню влетела Ханджи. За ней следом вошли Нанаба с подносом в руках и Майк с грудой каких-то тряпок, а вот Моблита видно не было. Эрвин понадеялся, что он занят заботой о лошадях. Ханджи стремительно приблизилась к кровати и, не потрудившись ни спросить разрешения, ни предупредить, откинула оба одеяла. Леви тут же взвился, да и Эрвин, хоть никогда и не отличался особой стеснительностью, опешил. — Ты что творишь, очкастая! — крикнул Леви и схватил Ханджи за плечо, но та лишь строго глянула на него, и тот сразу умерил пыл. — Прежде чем решить, как быть, надо понять, насколько всё плохо, — пояснила она и переключила внимание на Эрвина, внимательно оглядывая его с головы до ног. — Я дотронусь до кожи, хорошо? Эрвин не был уверен, у кого она спросила разрешения — у Леви или у него самого. В любом случае, к действию Ханджи перешла раньше, чем дождалась ответа. — Посмотрим… Ага. Я думала, будет хуже! Его надо напоить горячим и накормить, если он сможет есть. Хорошо бы растереть кожу, но очень аккурано. Кроме лица, рук и ног — они могли пострадать сильнее всего, так что предлагаю намазать мазью, забинтовать и надеть носки. Ему нужен отдых, покой и тепло. — Прекрасно, — произнёс Леви и добавил: — А теперь все вон. Ханджи обиженно фыркнула: — Леви, но я могла бы помочь! — Что за склянка у тебя в руках? — Мазь. Она от ожогов, но, думаю, и тут будет не лишней. Леви кивнул. — Оставь её рядом с подносом и шагай отсюда. — Спасибо за помощь, друзья, — хрипло произнёс Эрвин. Его участие в разговоре произвело волшебный эффект. Повеселевшие Ханджи и Нанаба скрылись за дверью, Майк пристроил стопку вещей на стуле у двери и последовал за ними. Леви запер спальню на засов и вернулся к постели. — Помнишь, я говорил тебе про свёрток? Спрячь его, — сказал Эрвин, вложив в это последние силы. — Я помню. А теперь будь любезен закрыть рот и пить бульон. Эрвин хотел было сказать, что это два несовместимых между собой приказа и отметить, как мило было со стороны Леви добавить к распоряжению «будь любезен», но не стал. Вместо этого принял дымящуюся чашку из его рук, устроился полулёжа на подушках и принялся пить мелкими глотками, пока Леви осторожно растирал его тело горячими ладонями, скользкими от мази с резким травяным запахом. От его прикосновений становилось теплее, мышцы постепенно расслаблялись и кровь быстрее бежала в жилах. Вскоре кисти и стопы были забинтованы по совету Ханджи. Леви заботливо натянул на казавшиеся особенно огромными в сравнении с его ладонями ноги Эрвина шерстяные носки, а после продолжил тереть, разминать и согревать его массажем. В другой ситуации, может, это показалось бы возбуждающим, но не теперь. Теперь Эрвин ощущал в каждом прикосновении любовь, а в напряжённом молчании — волнение и отголоски страха. Увидев, что чашка опустела, Леви вручил ему миску со сдобренной маслом и мёдом кашей и велел есть. Пока Эрвин неловко орудовал ложкой, Леви разделся и, аккуратно сложив одежду на стуле рядом с кроватью, нырнул под одеяло. — Так быстрее согреешься, — пробормотал он и потянулся за мазью. — Подожди-ка, ещё лицо осталось. Эрвин поставил пустую миску на тумбочку, повернулся на бок, к Леви, и закрыл глаза, пока тот лёгкими, едва ощутимыми движениями наносил лекарство. Вскоре не осталось ни одного участка кожи, который Леви обделил бы вниманием и заботой, даже губы не обошёл стороной: сперва коснулся их своими, а затем покрыл остатками мази на кончиках пальцев. — Спи. Ты дома, — слова Эрвин не только услышал, но и ощутил горячим выдохом, так близко к нему лежал Леви. И тогда он уснул, наконец-то ощутив себя в покое и безопасности. *** Из уютных объятий сна Эрвина вытянул странный шум. Он сел в постели, оглядываясь вокруг и прислушиваясь к звукам за дверью. В спальне он был один. Стул, на котором Леви вчера оставил одежду, опустел, а поднос с посудой исчез без следа, как и его собственные грязные вещи. Теперь ничто в спальне, на первый взгляд, не напоминало о присутствии Леви. Разве что Эрвиновы тщательно вычищенные сапоги, заботливо пристроенные сушиться у камина. Впрочем, сам Леви обнаружился неподалёку. Его голос Эрвин узнал без труда, хотя он и звучал тише, чем остальные — грубые, громкие и незнакомые. — Пока вы не назовёте цель визита, к командующему я никого не пущу. — Пусть выйдет сам, — хрипло гаркнул кто-то ему в ответ. — У нас есть к нему вопросы. — Командующий нездоров и никого не принимает. — А мы и не визитёры, капитан. Мы — инспекторы. Прибыли с проверкой, — заявил кто-то, судя по голосу, помоложе первого. Леви спокойно ответил: — Прекрасно. Тогда производите инспекцию. Майор Зое исполняет обязанности командующего в его отсутствие, она сопроводит вас и ответит на все вопросы. — Мы бы хотели побеседовать с командующим лично, — настаивал Хриплый. — На данный момент это совершенно невозможно, и… Молодой нетерпеливо перебил Леви: — А когда это будет возможно? — Через неделю. Хриплый рассмеялся. — Ну это просто смешно. Через неделю! Если командующий в сознании, мы должны допросить его прямо сейчас. Это приказ короля. — Хм. А распоряжение имеется? — уточнил Леви. — Чистая формальность, разумеется. И всё-таки… Хотя Эрвин не мог не оценить заботу о своей приватности и покое, однако дело приобрело скверный оборот и стоило вмешаться поскорее. Пока визитёры препирались с Леви, Эрвин добрался до шкафа и надел рубаху и штаны. Вид у него, конечно, был совершенно не по уставу, только сейчас он точно не справился бы с застёжками и пуговицами. Лицо, стопы и кисти болели и чесались — ощущения не из приятных, но бывало и похуже. Обуваться Эрвин не стал и, как был, в толстых шерстяных носках проследовал к двери и распахнул её. Разговор уже шёл на повышенных тонах, так что успел он вовремя. На пороге застыли трое: Леви со скрещенными руками и таким воинственным видом, что напугал бы и титана, высокий юнец с зализанными назад волосами и длинным носом, и толстоватый обрюзгший мужчина лет сорока. — Командующий Эрвин! Ваш капитан наотрез отказался пускать нас, — недовольно произнёс тот, что постарше. — Мы прибыли с инспекцией. — Прошу прощения. Я сам приказал капитану не беспокоить меня. Как видите, я не в лучше форме. Будьте любезны подождать меня в кабинете? Капитан Леви, проводите инспекторов и распорядитесь подать им чаю. Леви бросил на Эрвина убийственный взгляд, перед тем как приступить к выполнению приказа. Не оставалось ни малейших сомнений, что вечером он выскажет всё, что думает на этот счёт. Тем временем самому Эрвину пришлось вернуться в спальню и попытаться хотя бы приблизить свой вид к приемлемому. Он с трудом натянул сапоги, накинул форменную куртку на плечи, прошёлся по волосам щёткой и прополоскал рот. Сочтя результат удовлетворительным с учётом обстоятельств, Эрвин отправился в кабинет. Едва он вошёл, как понял, что посетители времени зря не теряли. Чернильница стояла не там, где Эрвин её оставил, да и документы лежали не ровной стопкой, а были рассыпаны по столу. Поднос с тремя чашками горячего чая остался нетронутым. Приняв невозмутимый вид, Эрвин с достоинством опустился в кресло и положил забинтованные кисти поверх бумаг. — К несчастью, у нас не было возможности представиться, — сказал он. — Эрвин Смит, командующий Разведкорпусом. С кем имею честь беседовать? Старший из визитёров выложил на стол документы с приказом короля и заявил: — Лайон Грей, главный инспектор Его Величества, — он показал на себя, затем на своего спутника: — Мой секретарь, Райен Оук. — Что вас интересует? Счётные книги, архив, кладовые? — Если кратко, то всё. В последнее время Разведкорпус регулярно требует всё большего финансирования, и мы здесь затем, чтобы проверить, насколько эффективно расходуются выделенные средства. Состяние казарм, количество продовольствия, документы, амуниция — нас интересует всё. Эрвин понимал, что это ложь. Вряд ли главный инспектор из самой столицы прибыл бы, чтобы считать бочонки с квашеной капустой и сверять выписки учёта расходов. Нет, здесь пахло чем-то гораздо более серьёзным. — Что у вас за травма? — поинтересовался Грей, кивнув на руки Эрвина. — Обморожение. Вчерашняя буря застала меня в пути. — Надо же. И что же командующий Разведкорпусом делал в городе в такое время? Эрвин с деланной беспечностью пожал плечами и улыбнулся. — То же, что делают все люди в канун Щедрого вечера — покупал подарки. Решил воспользоваться ясным днём, ничто не предвещало снегопада, когда я выехал. — А ваши спутники? Они в порядке? — слишком участливо уточнил Оук. — Я ездил один. — Как рискованно отправляться в путь при такой погоде, — заметил Грей. — Не более рискованно, чем выезжать за стену. Чаю? — Пожалуй. Спасибо. На минуту воцарилось молчание. Эрвин нарушил его первым: — С чего бы вы хотели начать? — Хм… Пожалуй, с первого этажа. Если вы дадите нам ключи, то справимся сами. Дело в том, что для ускорения процесса мы прибыли с несколькими помощниками, и дело пойдёт быстрее, если у нас будет свободный доступ ко всем помещениям. — Боюсь, это противоречит уставу. Я попрошу майора Зое сопровождать вас и открывать все комнаты, которые вы пожелаете осмотреть. Хотя инспекторов ответ не сильно обрадовал, они согласно кивнули. К осмотру замка Оук, Грей и десяток ищеек приступили с завидной самоотверженностью. Ханджи сообщила, что они залезли во все горшки, сундуки и коробки, а уж в кабинете Эрвина перевернули всё вверх дном, сунув нос в каждую бумажку. Сам же он вынужден был вернуться в спальню, чтобы отдыхать. Поздним вечером навестить его явились Ханджи, Моблит и Нанаба. Стульев на всех не хватило, попытку Ханджи присесть на край кровати Леви пресёк суровым взглядом, поэтому он сам остался стоять возле камина, упираясь плечом в стену, и Моблит последовал его примеру. — А где Майк? — забеспокоился Эрвин. Нанаба махнула рукой в сторону двери и ответила: — Он следит, чтобы королевские псы не вынюхивали то, что их не касается. На ужин мы подали им солёную рыбу со свежим луком, Майк эту вонь учует задолго до того, как они нагрянут. — Так. Эрвин, ты же скажешь нам, что они ищут? — с места в карьер бросилась Ханджи. — Вот не верю я, что в канун Щедреца к нам направили проверку. Звучит как бред! — Я и сам точно не знаю, — честно ответил Эрвин. — Но, судя по всему, нечто важное. Леви поймал его взгляд и едва заметно приподнял бровь. Именно с ним Эрвин хотел поговорить с глазу на глаз больше всего, да только вот за весь день не выдалось случая. Проверка всех застигла врасплох, и Леви погнал рядовых на срочную уборку тех помещений, до которых инспекция пока не добралась. — Ясно. Секреты, — вздохнула Нанаба. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Эрвин не знал, но кивнул, чтобы успокоить друзей. Моблит спросил: — Как ты себя чувствуешь? Спасибо за котёл, кстати. Отличный, и размер что надо. — Нормально, — соврал Эрвин. — Через день-два всё пройдёт. — Ну уж нет, — вставил Леви. — Ханджи сказала, что восстановление займет дней пять, а то и семь. И я ожидаю, что ты побережёшь себя. — Я не настолько плох, чтобы лежать в постели неделю, Леви. Отдохнул, и будет. Это даже не рана, а так, ерунда. Лицом Леви можно было бы пугать детей на ярмарке. Эрвин улыбнулся ему и увидел, как складка между тонких бровей немного разгладилась, да и глаза потеплели. Ничего, для Леви у него всегда находился способ наладить контакт: если не получалось словами, то в ход шли прикосновения. Чуть позже, возможно, он этим воспользуется. — И что нам делать? У тебя есть какой-то план? — спросил Майк. — Делайте всё, что положено при проверке. Пускать в дело котёл, кстати, я бы пока не советовал. Вообще-то иметь самогонный аппарат в стенах военного корпуса недопустимо. — И всё? Просто вот так сидеть и ничего не делать? — взвилась Ханджи. Леви фыркнул, подошёл ближе к кровати, на которой полулёжа устроился Эрвин, и опёрся локтем об изголовье. — Можешь навести порядок в том хлеву, который ты зовёшь лабораторией. Чем не занятие? — обратился Леви к Ханджи. Та обиженно насупилась, но промолчала. Упрёк достиг цели. — Я думаю, Эрвину пора отдохнуть, — продолжил он. Эрвин даже умилился, подметив, как изменилась его манера общения, но тут Леви добавил: — А значит, вам пора валить. Спорить с ним никто не стал, и вскоре спальня опустела. Леви прикрыл дверь и вернулся к постели. Придвинул стул, сел, уперев локти в колени, и положил подбородок на сцепленные пальцы. — Ну? Мне-то расскажешь? Эрвин с опаской глянул на дверь. — Помнишь, о чём я просил тебя, когда мы подъезжали к замку? — Леви кивнул, и Эрвин продолжил: — Ты сделал, как я просил? — Да. — Ты уверен? Надёжно? — Более чем. Эрвин с облегчение откинулся на подушки. — Хорошо. Поднявшись со стула, Леви потянулся было к Эрвину, явно намереваясь поцеловать, но остановился на полпути. — У тебя лицо такое красное. Не забудь про мазь. Ты вообще ужинал? — Да. Не переживай. Леви положил ему руку на грудь и посмотрел в глаза. Эрвин накрыл его руку своими перебинтованными ладонями и вздохнул. Он знал, что до конца проверки Леви не сможет остаться на ночь в их уже ставшей общей спальне. Это не обсуждалось, просто было ясно и так. Как и то, что оба они давно отвыкли спать порознь. — Знаешь, я ведь так и не помылся толком с поездки, — сказал Эрвин. — Так что, может, оно и к лучшему. Вряд ли тебе понравится спать в обнимку с вонючим телом. — Как-нибудь уж перетерпел бы, — буркнул Леви. — Завтра скажу, чтобы принесли тебе тёплой воды. Ханджи сказала, что мылом пользоваться пока не стоит. И тереть кожу, конечно, тоже. Но полить сверху тёплую воду из ковша разрешила, так что теперь ты знаешь, чем заняться. Эрвин прикрыл глаза, наслаждаясь последними секундами ускользающего ощущения близости. Рука Леви казалась горячей даже сквозь ткань пижамной рубашки, и отпускать её совсем не хотелось. В дверь негромко постучали — три раза, через паузу ещё два. — Кто-то идёт сюда. Мне пора, — прошептал Леви, высвободил ладонь и скользнул из спальни прочь. Эрвин остался один и долго смотрел на огонь, размышляя о том, что же такого ценного было в тех сведениях, которые он привёз с собой в свёртке, пахнущем рыбой. *** Через шесть дней, прямо перед Щедрым вечером, главный инспектор объявил проверку завершённой. Большую часть времени группа проверяющих провела в архиве, но и в остальном замке, как и в подсобных помещениях, они осмотрели каждый уголок. Эрвин знал, что многих, в том числе и его друзей, допрашивали лично. Вопросы касались, в частности, личности командующего, его отношении к королю и курсу правительства, превышений должностных полномочий и прочих вещей подобного рода. Напрямую про документы не спросил никто, более того, Эрвин и сам не стал спрашивать у Леви, где тот их спрятал. Чтобы, если дело дошло бы до допроса под присягой, он мог бы честно, не вызывая никаких подозрений, ответить, что понятия не имеет ни о содержимом, ни о местонахождении свёртка. К тому времени, как делегация инспектора собралась выезжать, Эрвин почти полностью восстановился. Зуд и боли его больше совсем не беспокоили, кожа приобрела здоровый оттенок, разве что всё ещё шелушилась, поэтому приходилось мазать её кремом. Но это ничего. По сравнению с теми заботами, которые свалились на голову всему разведкорпусу прямо перед праздником, это было сущей мелочью. Именно поэтому провожать инспекторов Эрвин вышел лично, разумеется, в сопровождении Леви и Ханджи, которая провела с делегацией всё это время и сбилась с ног, пока бегала с ключами с одного этажа на другой. Теперь же они стояли, наблюдая привычную суету, которая неизменно предваряет скорый отъезд. Возле высокого чучела титана высилась груда мешков и сумок, которые сейчас в спешке растаскивали по саням. Лошади беспокойно топтались на месте, храпели и трясли головами — чувствовали скорую дорогу. — Моблит обещал, что соберёт наш аппарат уже этим вечером, — мечтательно прошептала Ханджи, переминаясь с ноги на ногу справа от Эрвина. — После такого мы просто обязаны напиться, я считаю. — Помолчи, очкастая, — осадил её Леви. — Рано радуешься, они ведь ещё не уехали. Вскоре к ним подошли Грей и Оук. Мины у обоих были кислые, словно уксуса глотнули, и Эрвину стоило немалых усилий удержаться от довольной улыбки и сохранить нейтральное выражение лица. — Что же, нам пора в путь, — объявил инспектор Грей. — О результатах проверки мы доложим Его Величеству. Вам сообщат письмом. — Буду ждать новостей, — ровно произнёс Эрви. Вскоре инспектор и его люди расселись по саням и выехали в путь. Эрвин с удовольствием наблюдал, как они удаляются прочь, а затем и вовсе исчезают в снежной дали. — Наконец-то. Чтоб их титаны жрали, — с чувством бросил Леви и смачно сплюнул в сторону. — Ну и дерьмо! Эрвин с ним был полностью согласен. Поэтому, в знак солидарности, на ощупь нашёл его руку и сжал кончики пальцев. Ханджи счастливо вздохнула и стала сыпать вопросами: — Ну что, сегодня вечеринка! Во сколько собираемся? И где? Может, в этот раз у нас, в лаборатории? Я навела там порядок, Леви, не надо так на меня смотреть. — У Эрвина кабинет побольше. И там стулья удобнее, — заметил Моблит. — Кроме того, у нас нет камина. Ханджи вытянула губы, призадумалась, потом махнула рукой: — Ладно, хорошо, тогда у Эрвина в восемь. Не слишком рано, не слишком поздно, в самый раз! Угощение каждый приносит с собой. И чем больше, тем лучше, ведь вечер-то Щедрый, ха! — Кажется, они сами себя пригласили, — проворчал Леви, когда они с Эрвином остались вдвоём. Оглядывая опустевший заснеженный двор с витиеватым узором следов людей и лошадей, сам Эрвин промолчал. Он вовсе не был против собрать друзей у себя, тем более, что его кабинет и правда обладал перечисленными Моблитом преимуществами. А уж после изнурительной для всех недели им полагалось отметить Щедрый вечер и день рождения Леви как следует. — Раз уж инспекция закончилась, можешь показать, где ты смог спрятать мой свёрток? Да так, что его не нашла целая дюжина ищеек? По лицу Леви скользнула тень улыбки. Он обвёл рукой двор и заявил: — Прямо здесь. Признаться, у меня было мало времени, чтобы придумать что-то получше, я был слишком обеспокоен твоим состоянием. А наутро не успел перепрятать, эти говнюки прискакали, чуть свет. Наверняка пустились в путь, стоило только утихнуть метели. Эрвин нахмурился, снова обозревая двор перед воротами замка. Всю неделю тут постоянно крутился кто-то из помощников Грея, поглядывая в окна, подслушивая и едва ли не принюхиваясь ко всем и всему вокруг. Сложно было представить, как и где Леви найти место для тайника, ведь двор был пуст, как и всегда, не считая, разве что, чучела титана, которого должны были сжечь этой ночью. Внезапная догадка вспыхнула в голове, и Эрвин, оглянувшись на невозмутимого Леви, подошёл поближе к чучелу. — Где-то здесь, да? — Тепло, — бросил Леви с деланным равнодушием. Ощутив азарт, Эрвин ухмыльнулся и медленно пошёл по кругу. Он вёл ладонью, едва касаясь обмотанной красными тряпками ноги «титана», и поглядывал на Леви, наблюдавшего за действием со сложенными на груди руками и скучающим видом. Когда Эрвин переместился к другой ноге, получил вторую подсказку: — Ещё теплее. Он продолжил двигаться дальше, но тут Леви бросил: — Холодно. Пришлось вернуться немного назад. Эрвин прикусил губу, внимательно разглядывая конструкцию из ветоши и прутьев. Он немного присел, так, чтобы его глаза оказались примерно на том же уровне, что и у Леви, и попробовал представить, куда тот мог бы засунуть не такой уж маленький кулёк. В одном месте ткань была намотана на ветки особенно плотно и слегка топорщилась, будто бы из-под неё выпирал сучок. Как раз чуть выше головы Леви, так, что он вполне мог достать, не вставая на мыски. Эрвин положил руку прямо туда и услышал за спиной голос Леви: — Горячо. Теперь осталось лишь оттянуть тряпки вниз и обнажить засунутый прямо между толстых прутьев знакомый свёрток. Вощёная бумага должна была защитить содержимое от снега, и Эрвин надеялся, что документы, чем бы они ни были и что бы ни содержали, остались в сохранности. Теперь, когда они лежали у него за пазухой, Эрвин ощутил удовлетворение и новый всплеск азарта. Хотелось поскорее узнать, что же там внутри. Раз уж за ним по следу шла целая толпа так называемых инспекторов, под столь непрезентабельной обёрткой его ожидало нечто невероятно ценное. — Думаешь, оно того стоило? — поинтересовался Леви, когда они вместе направились к высоким дверям замка. Эрвин запустил руку в карман и сжал бока полированной деревянной коробочки. Он улыбнулся и ответил: — Вечером узнаем. Стоило зайти в главный зал, выполнявший теперь роль столовой, как Эрвин и Леви окунулись к круговерть праздничной суеты. Пока Разведкорпус терзали проверкой, было не до того, зато теперь, казалось, каждый спешил наверстать упущенное и внести свой вклад в подготовку праздника. Микаса и Эрен под чутким руководством Армина устанавливали здоровенную ель в кадке с песком. У них никак не выходило выровнять дерево вертикально. Повар кричал, что от Саши на кухне больше вреда, чем пользы, и она скорее сожрёт все до того, как поставит на стол, чем и правда поможет делу. Моблит учил рядовых делать объёмные звёзды из списанных за давностью лет бумаг из архива — после инспекции таких набралось пара коробок, и те, на которых велись совершенно не информативные записи о количестве съеденной солонины и сухарей, Эрвин разрешил использовать как материал для украшения ели. В воздухе витал приятный запах специй, сдобы и жареного мяса, припасённого как раз для праздника. Все вокруг были так заняты, что даже появление Эрвина заметили не сразу. Впрочем, он не собирался задерживаться в зале, лишь кивнув в ответ на приветствия подчинённых. В то, что и так хорошо работало, вмешиваться не стоило — и Эрвин не стал. Вместо этого он планировал сперва ознакомиться с тем, что попало в его руки, подумать, как это использовать, и написать запрос на возмещение средств в связи с необходимостью неделю кормить дюжину лишних ртов, да ещё и нескольких лошадей в придачу. — Тебе нужна моя помощь? — поинтересовался Леви, когда они поднимались в кабинет Эрвина по крутой винтовой лестнице. — Думаю, что могу обойтись, если у тебя есть планы. — Отлично. Тогда я попытаюсь привести в приличный вид нашу спальню. За последние семь дней она заросла грязью так, что придётся отмывать до вечера. Эрвин не стал прятать улыбку. Леви впервые на его памяти вслух признал, что комната, официально называемая спальней командующего, уже давно стала их общей. И это удивительно приятно отзывалось в сердце, рождало тёплое, нежное чувство в груди. — Прости, мне было немного не до уборки, — сказал Эрвин. — Я хотел бы тебе помочь, но… — Ни в коем случае! Ты свои руки видел? Нечего тебе в воде возиться. Иди в кабинет, разбирай бумажки и не забудь спуститься к обеду, ясно? — Более чем. Обещаю, — произнеся это, Эрвин оглянулся, чтобы убедиться, что на лестнице никого, кроме них, нет, притянул к себе Леви и поцеловал. Оттого, что сам он стоял на пару ступеней ниже, и Леви впервые оказался одного с Эрвином роста, поцелуй казался особенным. А может, дело было в ином — ведь им обоим пришлось быть необычайно осторожными целых семь дней, и сложно сказать, кто мучился от этого больше: Эрвин, с трудом способный заснуть в одиночку и страдавший из-за последствий обморожения, или Леви, лишённый возможности быть рядом и ухаживать за ним. Эрвин не удержался и углубил поцелуй, одновременно прижав Леви к себе в крепком, жадном объятии. Знакомый вкус губ пьянил похлеще вина, и его, в отличие от алкоголя, хотелось пить каждый день и как можно чаще. Тонкие прохладные пальцы Леви зарылись в волосы Эрвина, и стало ясно — он тоже очень соскучился. — Ну, хватит, — выдохнул Леви прямо в губы, стоило им взять передышку. — Дела не ждут. Эрвин со вздохом отпустил его, но не отказал себе в удовольствии любоваться прекрасным видом, который предоставили ему узкие форменные штаны Леви и факт, что тот поднимался первым. Оказавшись в кабинете, Эрвин заперся на ключ и лишь затем извлёк многострадальный свёрток. Сердце колотилось так бешено, как будто он не бумаги собирался просматривать, а шёл в бой с титаном. И, стоило Эрвину наискосок пробежать глазами содержимое нескольких листов из стопки толщиной не менее пальца, как он понял, что всё и правда было не зря. Подумать только! Если бы инспекторы обнаружили в замке такое, то Эрвина Смита мог бы ждать эшафот. И это, это могло быть не самым плохим вариантом развития событий. Эрвин задался вопросом, смог ли сбежать посредник, передавший ему бумаги, и испытал мимолётный укол вины. Что же, игры в заговор не обходятся без жертв, и каждый, кто в них ввязывается, должен быть готов рискнуть всем, в том числе и головой. Собственно, именно поэтому Эрвин не мог взять с собой никого из друзей — если дело обернулось бы плохо, то пострадать должен был только он один. Всегда оставался шанс, что обещание сведений, способных помочь избавиться от монарха и доброй половины правительства — это ловушка, чтобы убрать с дороги неудобного, слишком любопытного и амбициозного командующего Разведкорпусом. Эрвин раскрыл папку с надписью «Марлия и Элдия» и углубился в чтение. Разумеется, про обед он благополучно забыл. *** В этом году право поджечь чучело титана досталось Конни. Он аж зарделся от гордости, расправил плечи и настолько искренне восторгался моменту, что Эрвин и сам ощутил радость за него, и за то, что этот год уступал место новому, и что именно сегодня, тридцать с небольшим лет назад, родился Леви. Порадоваться стоило и тому простому факту, что все они до сих пор живы — для Разведкорпуса уже большое достижение, на самом-то деле. Теперь же в голове Эрвина разворачивались далекоидущие планы, а в сердце поселилась надежда на большие и радикальные перемены к лучшему. Конечно же, просто не будет; хорошее почти никогда не даётся даром. Но Эрвин знал, что этот риск оправдан, чувствовал нутром, как и много лет назад, когда спускался в Подземный город с целью завербовать человека, готового, а главное, вполне способного убить его. Теперь же Эрвин не мог и не хотел представить свою жизнь без него. Помимо тех вещей, которые гнали его вперёд всю жизнь — свободы, познания правды, победы над титанами, — появилась ещё одна: счастье и благополучие Леви. Все эти цели оказались взаимосвязаны, и Эрвин готов был перевернуть весь мир с ног на голову и хорошенько его потрясти, чтобы добиться своего, а теперь обзавёлся ещё и нужным инструментом. Пропахшие рыбой бумаги таили в себе невероятные, почти что фантастические знания. Эрвин размышлял, насколько они могут быть правдивы и как проверить подлинность информации. За последние несколько часов он размышлял так много и настолько интенсивно, как ни разу в жизни до того, и сейчас чувствовал, что ещё чуть-чуть и голова его лопнет от напряжения. — Ты сам не свой, — тихо произнёс Леви. Так, чтобы услышать мог лишь Эрвин. — Что-то случилось? Как ответить на этот вопрос правдиво и кратко, было совершенно не ясно. Оставалось лишь покачать головой и пообещать, что вскоре Леви всё узнает. Эрвин перевёл взгляд на Ханджи и представил, в каком она будет восторге, когда он расскажет ей новые сведения… Но не сегодня. Эрвин оглядел расслабленные, улыбающиеся лица друзей, и Леви, который выглядел не раздражённым, как обычно, а скорее спокойным и умиротворённым, и понял — этот вечер они должны провести в неведении. Он расскажет им завтра, и тогда будет много обсуждений, и вопросов, и хлопот, но только не сейчас. Пусть Щедрый вечер станет тем праздником, который все они заслужили. И, разумеется, Леви как имениннику достанется своя часть внимания и любви. Поэтому, когда Конни поднёс факел к пропитанным маслом ногам чучела, Эрвин хлопал в ладоши и радовался вместе со всеми. А после этого настал черёд праздничного ужина, где каждому, вне зависимости от ранга, досталась щедрая — как и велела традиция — порция жареного мяса, свежего хлеба, квашеной капусты и тушёной фасоли, а еще пряничный титан и полкружки горячего вина с травами и перцем. Эрвин произнёс традиционную речь и присел за стол вместе с остальными, чтобы проявить солидарность. Ел он немного, из-за волнения аппетит пропал. Даже несмотря на голод, Эрвин смог осилить лишь пару ложек, и, когда увидел, что все вокруг повеселели и расслабились, ускользнул прочь. Леви уже ждал его в кабинете. Он не любил шумные вечеринки и предпочёл сразу же подняться наверх, и, судя по тому, что пара низких столиков, стулья и кресла переместились к камину, а бумаги, которые Эрвин оставил в беспорядке, лежали опрятной стопкой, времени тот зря не терял. Конечно, драгоценные документы уже были спрятаны в надёжном месте — оставлять их на виду было не просто глупо, но и опасно. На крюке над огнём вовсю посвистывал чайник, заварочник ждал своего часа на столике в окружении чашек из любимого сервиза Леви, а на блюде, прикрытом белоснежной, накрахмаленной салфеткой ждало угощение. На подоконнике обнаружилась ваза с еловыми лапами, которых днём здесь совершенно точно не было, а под ней — гора подарков, завёрнутых в пёструю ткань или разложенных по мешочкам. Часы над камином пробили семь, и в дверь без стука ворвалась Ханджи, а следом за ней и остальная компания. Её куртка подозрительно топорщилась, и не стоило большого труда угадать, что именно она держала под мышкой. И правда, предположение Эрвина вскоре оправдалось, когда на столик возле камина опустилась бутыль, полная чем-то мутным и, надо полагать, алкогольным. Моблит, не теряя времени зря, принялся разливать содержимое бутыли по чашкам, чем вызвал возмущение Леви: — Ей! А как же чай? — О, не волнуйся, мы как раз всё выпьем до того, как он заварится, — прощебетала Ханджи и сорвала салфетку с блюда. — О, замечательно! Обожаю копчёное мясо, а этот сыр — явно не чета тому, что мы едим обычно. Эх, ещё бы лепёшек к нему… — Думаю, можно спросить на кухне ещё, — предложила Нанаба, выставляя на стол солёные грибы в глубокой миске. — Скажем, что сильнейшему воину человечества никак не хватит стандартного рациона! Все рассмеялись, даже Леви фыркнул — то, что он ел немного, было известным фактом. — Раз уж принесли алкоголь, могли бы и стаканы захватить, — ворчливо заметил он, с немалым изяществом усаживаясь на стул — боком, со скрещенными ногами и рукой, опирающейся на спинку. Эрвин залюбовался. — Испачкали чашки, теперь перемывать придётся. — Да что ты, зачем их мыть! Тут, считай, у нас своя дезинфекция, — Ханжи постучала ногтем по горлышку бутыли. — Кроме того, стаканы мы спрятать не могли. Конспирация бы накрылась! Тем временем к угощению прибавились гренки с чесноком, земляничное варенье и, к радости Ханджи, с десяток лепёшек, одним титанам ведомо, как добытым у повара. — Клянусь тебе, это был честный обмен, — заявил Майк. — Никто не остался в накладе. Дело в том, что командующий пищевым подразделением — а он просит называть себя именно так, да будет вам известно — ставил тесто ещё до отъезда инспектора и его компании, и поэтому излишки образовались совершенно естественным образом. Правда, их должна была быть дюжина, но я не успел вовремя, и две штуки съела Саша. Ханджи и Нанабу история очень развеселила. Даже Эрвин позволил себе улыбнуться. В конце концов, в стенах своего кабинета и в окружении друзей он мог немного расслабиться, особенно в Щедрый вечер. Он даже выпил пару глотков зелья Моблита — сладкого и крепкого, как первая любовь, и так же бессовестно ударившего в голову. Хотя Ханджи клялась, что это последнее из старых запасов, ясно было как день — стоило инспектору завершить осмотр лаборатории, как новый котелок заменил на посту старый и немедленно приступил к исполнению обязанностей перегонного куба. Двух глотков оказалось вполне достаточно, так что после Эрвин налегал на чай. Видимо, от смеха и непринуждённой беседы он и правда смог отпустить тревожные мысли и планы, так что ощутил зверский аппетит. Вот тут-то угощение и пришлось кстати, и Эрвин с немалым удовольствием снял пробу и с мяса, и с сыра, и с грибов, не пренебрегая и с таким трудом добытыми лепёшками. Когда же настала пора разворачивать подарки, Эрвин заметил, как Ханджи и Моблит заметно оживились, и остудил их взглядом. Не хватало ещё, чтобы Леви о чём-то догадался раньше положенного времени. Впрочем, сам Леви вовсе не спешил к подоконнику, чтобы узнать, что же досталось ему. Он спокойно допивал чай и наблюдал, как Нанаба радуется медным спицам и нескольким клубкам мягчайшей шерсти, Моблит — альбому и набору красок, Ханджи рассматривает его через увеличительное стекло с нарядной костяной ручкой, а Майк вдыхает аромат любимых пряников, сунув нос в жестяную коробку. Ещё каждому достались либо варежки, либо носки, связанные, очевидно, Нанабой — она всегда говорила, что её это успокаивает. Хотя ни один из них не испытывал трепета перед традициями, с самого первого совместного празднования они следовали правилу не разглашать личность Щедрого дарителя, как и было принято. — Эрвин, тут и для тебя кое-что есть! И для Леви! Ханджи подскочила к ним с двумя мешочками, одним побольше, другим — поменьше. Её глаза ярко блеснули за стёклами очков, когда Леви развязывал шнурок на своём подарке, да и все вокруг, казалось, затаили дыхание, что заставило Эрвина задуматься, а правда ли Майк и Нанаба ещё не в курсе его коварного плана в отношении Леви. Как бы там ни было, их всех постигло разочарование — в качестве дара в мешочке Леви обнаружил два вида чая, один — его любимый, с жасмином, а второй — которого он ещё не пробовал, с сушёной земляникой, а ещё коробочку пастилы и варежки. Эрвин с удовольствием любовался лёгкой полуулыбкой на его лице. Пастилу Леви тут же отправил на стол к остальному угощению и даже взял себе кусочек на пробу. — Вкусно, — заявил он, пока Эрвин разворачивал свой подарок. — Спасибо щедрому человеку. Знать бы ещё, что это… Майк повёл носом над раскрытым кульком и заявил: — Яблочная пастила! Эрвину достался большой мешок. Первым из него он достал такие же варежки, какие достались Леви, только побольше. Следующим даром оказалась картонная папка, и странное чувство, что история словно бы повторяется, накрыло Эрвина вместе со смесью страха и тревоги. Но, едва он открыл её, как все страхи улетучились, и место им уступили совсем иные чувства. Внутри оказались листы плотной бумаги, на которой Моблиту нравилось рисовать, и портреты, удивительно точно передающие узнаваемые черты: сосредоточенная Нанаба со спицами в руках, радостная Ханджи, Леви с приподнятой бровью и взглядом исподлобья вбок, задумчиво-спокойный Майк, сам Эрвин, за столом, погружённый в чтение каких-то бумаг, и Моблит, скромно изображённый в профиль, без лишних деталей. На последнем же листе они все были вместе, как и сейчас, у камина, в этой самой комнате, смеющиеся и счастливые. Хотя ничто на рисунке не говорило напрямую о чувствах, они читались всё равно: в том, как рука Моблита лежала на спинке стула Ханджи, как Майк подливал чаю Нанабе, и как Леви с Эрвином смотрели друг на друга, даже находясь по разные стороны стола. Странно было вот так видеть картинку со стороны, и Эрвин мог только подивиться таланту Моблита, позволяющему ему настолько ясно и точно передать их празднование ещё до того, как они собрались вместе. Хотя, если так подумать, чем этот вечер отличался от тех, что были в предыдущие годы? Разве что тем, что все они стали немного старше. И, глядя на прекрасный рисунок, Эрвин отчаянно хотел, чтобы так оно и было впредь, чтобы они смогли собраться все вместе много-много раз, и видеть, как их лица расчертят морщины, а в волосы прокрадётся седина. — Это прекрасно, — только и смог сказать Эрвин. — Если бы у меня был дом, то я бы знал, чем украшу его стены. — Что же, тогда тебе нужно обзавестись домом, — заявила Ханджи и вскинула чашку, наполовину полную безымянного напитка авторства Моблита. — Предлагаю за это и выпить! После этого настал черёд последнего подарка Эрвина. Он не без удивления вытащил деревянную шкатулку. Кроме небольшого замочка, никаких украшений на ней не было — ни резьбы, ни росписи, так что, видимо, подарком была не она сама, а её содержимое. Эрвин откинул крышку и замер, мгновенно понимая, кто сделал ему такой подарок, зачем и, главное, почему. Внутри, в выстланном бархатом ложе, лежал пистолет. Крошечный, будто бы даже не настоящий, но набор из шести пуль и крошечного шомпола говорил о том, что в умелых руках он может стать смертоносным оружием. Такой можно легко спрятать хоть в рукаве, хоть в голенище сапога, хоть в кармане. — Я бы соврал, если бы сказал, что удивлён, — сказал Эрвин. — Я так понимаю, что некий щедрый человек хочет, чтобы… — …Твои бумаги не разлетались по кабинету, — закончила Ханджи. Эрвин глянул на Леви и выразительно приподнял брови. Тот лишь пожал плечами и отвёл глаза, бросив: — Говорят, очень модно в столице. Пресс… для бумаги. «И это он ещё не знает о том, во что я планирую их всех втянуть», — с внезапной болью в сердце подумал Эрвин. Он надеялся на успех, но и понимал риски. Дело того стоило, и всё-таки, видимо, друзья были с ним рядом так давно и успели изучить так хорошо, что словно бы предчувствовали его стремление броситься с головой в новые неприятности. И больше всех, разумеется, переживал Леви. Опасался покушения. Хотел обезопасить. Эрвину иногда казалось, что, будь у него такая возможность, Леви следовал бы за ним по пятам и убивал каждого, кто посмеет словом или делом выразить намерение причинить вред. Но это не всегда было возможно и уместно. Не на все совещания Эрвин мог взять своего капитана, а уж в случае с аудиенцией с королём это вовсе никак не могло бы получиться. — Ну раз самое модное в столице, то мне такое просто необходимо, — заявил Эрвин и добавил: — Спасибо щедрому человеку за заботу! *** Остаток вечера прошёл мирно, хотя Эрвин и ловил на себе недоумённые взгляды Ханджи и Моблита. Они оба знали, что он забрал заказ у ювелира, и, видимо, ожидали, что трогательная сцена должна разыграться прямо у них перед глазами. Но Леви такое бы не пришлось по вкусу, и поэтому Эрвин терпеливо ждал момента, когда все друзья разбредутся по комнатам — и он не питал иллюзий, конечно же, что это будут четыре разные комнаты вместо двух, — посуда будет вымыта и сложена на поднос, накрытая полотенцем, а они сами с Леви окажутся в тишине их спальни, вдвоём. — Ну и неделька выдалась, — пробормотал Леви, выходя из ванной. — Титан знает, что происходит. Я всё ещё жду внятных объяснений, куда ты ввязался и стоит ли мне начинать беспокоиться или ещё погодить. Для ответственного момента Эрвин выбрал стратегическую позицию на кровати. Сидя на ней, он мог смотреть на Леви снизу вверх, а не взирать с высоты своего роста, как обычно. Вряд ли Леви оценил бы излишне романтический жест, если бы Эрвин опустился на колено, так что нынешнее положение стало некоторым компромиссом. Прямо сейчас жгучее желание выложить всё прямо вот так, сразу, как на духу, едва удалось обуздать. Знание легло на плечи Эрвина тяжким бременем, и отчаянно хотелось разделить его с кем-то, кому можно доверять. Но он подавил порыв с огромнейшим трудом, крепко сжав маленькую коробочку в кулаке, так, чтобы грани больно врезались в ладонь, приводя его в чувство. Сегодняшний вечер следует всецело посвятить Леви, а не обдумыванию госпереворота. Для этого ещё будет время. Немного, но будет. — Ты прав, Леви. Когда-то я ввязался в неприятности, и последствия этого преследуют меня до сих пор, — Леви резко обернулся на эти слова и замер, но тут же выдохнул, услышав продолжение: — Знаешь, завербовал одного бандита в Подземном городе. Он должен был убить меня, а вместо этого решил ходить за мной по пятам и следить, чтобы этого не сделал кто-то другой. — Вот же глупец, — фыркнул Леви и отвернулся, якобы чтобы развесить полотенце на спинке стула, но Эрвин знал — то был манёвр, чтобы скрыть смущение. — Удивительно, как он выжил в той дыре. — Вовсе не удивительно. Во-первых, он самый сильный воин человечества и выжил бы где угодно, думаю, даже за стеной, — в ответ на это Леви вновь фыркнул, но уже громче прежнего. — Во-вторых, хоть с первого, да даже и со второго взгляда так не скажешь, но у него доброе сердце и он хороший друг. А человек, окружённый друзьями, не пропадёт даже в Подземном городе. Ну и в-третьих, вовсе он не глупец. К его советам я и сам прислушиваюсь, знаешь ли. Леви наконец-то повернулся к Эрвину. На его лице застыло странное выражение, словно он с таким же трудом сдерживал рвущиеся из груди чувства, как пару минут назад Эрвин удерживал желающие слететь с губ слова. — Так что да, Леви, я ввязался во что-то очень серьёзное. И, похоже, желания выбираться из этого у меня нет и не предвидится, — с этим Эрвин протянул к Леви руку, в которой всё это время прятал заветный футляр. — Это ещё что? Не многовато ли за один вечер? Эрвин, ну мы же договаривались с тобой. После того раза с запонками — никаких подарков на день рождения! Леви с сомнением поглядывал на коробочку и взять не решался. — А это и не подарок, — заявил Эрвин и распахнул её. — Это предложение. От которого ты, надеюсь, не станешь отказываться? Леви стремительно преодолел расстояние между ними, выхватил коробочку из рук Эрвина и, едва глянув внутрь, закрыл. Вид при этом у него был такой растерянный и немного будто бы даже напуганный, словно он увидел там не кольцо, а сердце Эрвина, аккуратно вынутое из груди, славно упакованное и всё ещё бьющееся. Вот, оказывается, чем можно напугать самого бесстрашного человека из всех, с кем Эрвин когда-то был знаком — открыто признаться в своих чувствах и предложить ему скрепить уже и без того прочную связь чем-то материальным, вроде кольца на пальце. Пусть Леви не сможет носить его на руке постоянно — с учётом частого использования УПМ это неразумно, — но, даже если бы он просто хранил его где-то на память, Эрвин был бы счастлив. — Так ты что, не шутишь, что ли?! — Уверяю тебя, я никогда не был настолько серьёзен, как сейчас. — Да это, — Леви снова откинул крышку и посмотрел на кольцо уже более внимательно, — просто безобразие какое-то! Если ты мне скажешь, что решился ехать в город из-за этого, я… — Цель поездки к вопросу не относится, — вставил Эрвин. — Очень даже относится! Ещё немного, и ты мог бы умереть, дурная ты башка! Каким бы красивым ни было кольцо, это всего лишь безделица, не то что твоя жизнь. И, между прочим, ты до сих пор не рассказал, что такого важного было в том вонючем кульке, который я спрятал в титане. Ни за что не поверю, что это никак не связано с внезапной проверкой аж господина главного инспектора! Эрвин услышал главное и расплылся в улыбке: — Значит, тебе оно понравилось? Вместо ответа Леви с громким щелчком захлопнул крышку и без малейших колебаний надел кольцо на безымянный палец. Эрвин замер, затаив дыхание и с досадой отмечая, что все ухищрения, на которые он и Ханджи пустились, не помогли угадать верный размер. — Ну вот… Оно велико, — расстроенно резюмировал он. — Но это ничего. Можно будет замерить поточнее и уменьшить его. Леви стянул кольцо с безымянного пальца, и на секунду сердце Эрвина болезненно сжалось в ожидании того, что оно отправится обратно в коробочку и, возможно, вернётся обратно к тому, кто его вручил. Но этого не произошло. Леви задумчиво покрутил серебряный ободок, рассматривая крупный зелёный камень в центре и пару бриллиантов по бокам, не сильно больших, зато очень чистых, искрящихся в свете свечей. А после надел кольцо на средний палец той же руки, и в этот раз оно село идеально, словно по мерке. — Так даже лучше, — заявил он, немного приподнимая ладонь и поворачивая её в разные стороны. Отражённый свет ярко вспыхивал на полированных гранях. — Будет меньше вопросов. А что это за камень такой посередине? — Сверху — горный хрусталь, а под ним — пластина малахита. — Ну надо же. Никогда не подумал бы о таком. — Да и я не подумал. Спасибо Моблиту, это он предложил, когда рисовал эскиз, — заявил Эрвин. Тревога уступила место радости, и теперь тяжесть секретного знания почти не давила на сердце. — Вот как. Значит, все знали, кроме меня. — Нет, только Ханджи и Моблит, и то лишь потому, что без их помощи я не смог обойтись. И они правда помогли. — Ну ещё бы, они поддержат любые твои идеи, даже если ты решишь шагнуть со Стен без УПМ. Леви снова выглядел спокойным, как и всегда, и лишь лёгкий румянец на его обычно бледном лице выдавал истинные чувства насчёт произошедшего. Он перевёл взгляд на Эрвина, когда тот спросил: — А ты? И Леви, сократив расстояние между ними в два шага, опустил руки Эрвину на плечи и серьёзно сказал: — Я пойду за тобой до конца, ты же знаешь. Тогда Эрвин, решившись, выдал как на духу: — Полтора месяца назад я получил письмо от некого анонимного доброжелателя, желающего предоставить мне сведения, способные, как он выразился, перевернуть игру. Право слово, я не могу придумать определения лучше, — Эрвин видел, как кадык Леви скакнул вверх-вниз, и ощутил, что тонкие пальцы сжали его плечи сильнее. — Я до последнего сомневался, не ловушка ли это, стоит ли дело риска, и поэтому не говорил никому ни слова. Ты, разумеется, прав. Инспекция приехала именно из-за полученных мной документов — и за агентом, и за мной велась слежка. Придётся действовать жёстко, уверенно и быстро, притом быть готовым к попытке покушения — меня будут стараться вывести из игры любым доступным способом. Начнём с переворота, а дальше будем ориентироваться по ситуации. С тихим вздохом Леви почти что стёк в объятия Эрвина, устроился на его коленях и уткнулся лицом в сгиб шеи. Ощущать его горячее дыхание было очень приятно, а тяжесть тела казалась правильной и привычной. — Может, лучше сжечь эти бумаги, забыть обо всём и продолжить делать то, что мы делаем? Сражаться с титанами, охранять покой людей, — негромко предложил Леви. — Это не то, о чём можно забыть. Если мы продолжим всё как есть, ничто никогда не поменяется. О свободе можно даже не мечтать, как и об избавлении от титанов. Нет, Леви, любое знание — это ценный дар и, при правильном применении, оружие. Ты даже не представляешь себе, что я узнал! Леви вдруг слегка отстранился, но лишь для того, чтобы прижать палец к губам Эрвина. — Давай не сейчас, — попросил он. — Я нас знаю, только начнём, так до утра и будем сидеть и думать, как быть и что сделать. Ты устал. Не спорь, я вижу! Снова пошёл снег, поднимается ветер, и, надеюсь, день-два до замка никто не доберётся. Так что сперва отдохнём, а утром соберёмся все вместе, тогда и расскажешь, что узнал. Не нужно было уточнять, кого имел в виду Леви, упоминая «всех» — Эрвин понял и без пояснений. Ему оставалось лишь кивнуть, и тогда вместо пальца к его обветренным губам прижались горячие, нежные губы. Касание вышло осторожным, даже слишком, и Эрвин углубил поцелуй, крепче сжимая объятия и стараясь гладить всё, до чего мог дотянуться — и коротко стриженный затылок, и плечи, и тонкую талию, и узкие, крепкие бёдра, а уж когда его ладони легли на задницу и чуть сжали ягодицы, тишину спальни нарушил прерывистый выдох Леви. — Видимо, не настолько ты устал, как мне казалось, — прошептал он в самое ухо Эрвину, когда тот решил осыпать поцелуями его шею и плечи. На это Эрвин тяжело вздохнул, оставил ещё один поцелуй на изящной ключице и с сожалением ответил: — Не могу же я трогать тебя такими ладонями. Хотя неприятные ощущения его уже не беспокоили, последствия обморожения давали о себе знать. Кожа на лице, ладонях и стопах сильно шелушилась. Жирный крем, вручённый Ханджи, помогал её смягчить, но не до конца, да ещё и от бритья пришлось отказаться, и теперь на подбородке и щеках отросла порядочная щетина. А кожа Леви была очень тонкой, и подумать о том, что с ней станется, если Эрвин переусердствует с поцелуями или начнёт гладить руками, жёсткими, как шлифовальный камень, без преграды в виде ткани… Да ещё и там, где она нежнее всего… Леви тут же посерьёзнел и склонил голову набок, вглядываясь Эрвину в лицо. — Брось! Я не хрустальный. Ну же, — он принялся расстёгивать пуговицы пижамной рубашки, не отрывая взгляда от Эрвина, — давай, прикоснись ко мне. Он развёл ткань в стороны, будто занавес в театре, открывая вид на грудь с редкими тёмными волосками и полосами огрубевшей от трения ремней кожи. Эрвин помнил, как сам мучился во время учёбы, натирал мозоли до волдырей, и боялся даже представить, каково пришлось когда-то Леви — а ведь его кожа была намного более чувствительной, чем его собственная. Эрвин позволил себе коснуться только полосы поперёк груди, притом осторожно, самыми кончиками пальцев. А потом наклонился и лизнул маленький тёмный сосок, волоски на котором уже стояли дыбом от прохладного воздуха. Наградой ему стало прерывающееся дыхание Леви и то, как он сжал руки на плечах Эрвина. План сложился в голове чётко и ясно: следовало просто обойтись без рук на этот раз. К счастью, в арсенале Эрвина имелись и другие, более деликатные инструменты, способные доставить им обоим немало удовольствия. Стараясь касаться только через ткань, Эрвин приподнял Леви и уложил на постель. Раньше, в самом начале, такие вещи Леви не очень-то нравились — в той лёгкости, с которой Эрвин мог его поднять, чудилось нечто оскорбительное. Но те времена давно прошли. Тем более что, вопреки очевидной разнице в росте, для него самого носить Эрвина не составляло большого труда, так что в этом они были совершенно равны. Натянутую ткань штанов с небольшим влажным пятном на ней можно было засчитать как комплимент — Леви явно соскучился за эту невыносимо долгую неделю, проведённую хоть и не в разлуке, но порознь. — Посмотри-ка, так и светишься от самодовольства, — фыркнул он, но в это же время приподнял бёдра вверх, чтобы было удобнее стянуть с него одежду. — У меня есть весомый повод, — Эрвин бросил выразительный взгляд на тот самый повод. На долгие ласки терпения не хватило, и поэтому он, не теряя времени даром, обхватил крепко стоящий член губами. Знакомый запах мыла и едва различимый привкус кожи пьянили лучше, чем любое из «зелий» Моблита, а уж то, как отзывался Леви на каждое движения языка, вдохновляло стараться на самом пределе возможностей: пропускать нежную головку так глубоко в горло, насколько Эрвина хватало, ласкать рельефную вену, путь которой он помнил наизусть, поглаживать самый кончик дразнящими движениями, а затем щекотать уздечку… Всё для того, чтобы Леви выгибался ему навстречу, закусывал ладонь и, наконец, изливался вместе со сдавленным стоном, достигнув самой вершины удовольствия. Эрвин проглотил всё и слизал пару капель, каким-то чудом оказавшихся на бедре. Вдруг стали слышны звуки, которых ни один из них не замечал: треск поленьев в жарко натопленном камине, свист ветра за окном и шорох, с которым подхваченный его порывами снег ударялся в оконное стекло. Взгляд Леви прояснился — нега быстро покидала его даже в такие моменты. Прежде чем он начал предлагать другие варианты, Эрвин попросил его встать на колени и свести ноги. На долгие ласки и осторожные прикосновения он пока способен не был, поэтому толкнулся между плотно сжатыми бёдрами. Было непривычно: слишком сухо, недостаточно узко и немного щекотно из-за волос на ногах. Леви как будто прочитал мысли Эрвина, щедро облизал и подставил ладонь так, чтобы минуя бёдра, член попадал прямо в кольцо его пальцев. Вот тогда стало хорошо; Эрвин отпустил себя, уже не опасаясь навредить, и самозабвенно гнался за сияющей вспышкой, сулившей сладость и облегчение. И всё получилось. Эрвин рухнул на спину Леви как подкошенный, дыша приоткрытым ртом, и не сразу понял, что в гонке за удовольствием забыл об аккуратности и испачкал постель. Об этом ему напомнил лёгкий вздох Леви, но и на этот случай уже был готов план — в шкафу, аккуратно переложенные мешочками с лавандой, ждали своего часа свежие простыни. Теперь Эрвин и сам научился ценить чистоту и простые вещи, которые раньше вовсе не замечал, и благодарить за это стоило Леви. Сегодня им двоим хватит и простых забот, а завтра настанет новый день, и они обязательно придумают, как быть дальше — все вместе.