«Почти» меня не устраивает

«Почти меня не устраивает» — это она всегда так говорит. А вот его устраивает, допустим! Эй, да в конце концов, и что такого? Нормально он сидит за столом! Ну, может, не как эти все важные шишки ее дворцах, но сносно. Вон даже ровно, между прочим... почти. — Почти? — Почти. — «Почти» меня не устраивает. Не то чтобы он не понимал, на что шел. Принцесса Азула всегда была тем еще ходячим наказанием — он помнил это со времени спасения мира в команде Аватара. Вечно от нее нет спасения, вечно какие-то проблемы... Он знал это. Но — чтобы воины Племени боялись проблем? Ну уж нет! К тому же война давно кончилась, и все пришло в норму. Разве Азула не должна теперь угомониться и перестать мучить окружающих? А?.. По крайней мере, это звучало бы разумно. — Локти со стола, воин Сокка. Он недовольно пыхтит и сдвигает локти к краю. Теперь сидеть совсем неудобно. Ладно б хоть спину не приходилось так выпрямлять и держать колени вместе! Одно что-то еще куда ни шло, а так... Э, что за удовольствие — сидеть тут, как в казарме, и есть остывший кумкватовый суп по чайной ложке в час. Еще и ложку держать двумя пальцами. Почти... — «Почти» меня не устраивает. Ее не устраивает все. Воспитание это у нее такое — так думает Сокка. Горячего парня тоже вон постоянно что-нибудь не устраивало, ходил понурый и страдал от этого, как его, несовершенства мира. Сокка к этаким страданиям не привык. Потому что если ты убил арктического тюленя и принес в иглу, и все племя наелось, и никто не умер от голода — то какая разница, как там все прошло, по правилам или нет. Он однажды сказал об этом Зуко, и Зуко воспрял духом. Потом он сказал об этом Азуле, и она ответила: — О, не придумывай, Вождь Большой Бумеранг, конечно же все должно быть сделано идеально. Вот и весь ответ. «Идеально» — это ее любимое слово. Она говорит это в самые неподходящие моменты. Когда он ест, например. «Локти со стола, воин Сокка». Или когда разувается. «Кто так ставит сапоги? Ровнее, будь так добр. И почему они такие грязные? О, Большой Бумеранг, ты просто неисправим!»... Но худшее, что может быть — это, конечно, постель. — Ты не мог бы раздеваться чу-уть-чуть побыстрее? — и это она произносит, когда он, пылая страстью, готов броситься на нее, как коршун на беззащитную дичь!.. Страсть от этого ее укоризненного тона пылает уже несколько поменьше; Сокка чувствует, как возбуждение опадает. — Я... п-пытаюсь... — упрямо пыхтит он, развязывая штаны. Шнуровка путается, затягивается больше, как назло, а когда наконец распускается — стянуть штаны оказывается тем еще испытанием, ведь член уже стоит. Раздеваться — буквально настоящая пытка в таком состоянии, к тому же принцесса лежит, обнаженная, прекрасная, призывно лаская упругую грудь с затвердевшим сосками и томно глядя на истекающую смазкой головку члена... Именно в это мгновение Сокка особенно ясно чувствует, почему он так влюбился в эту женщину, почему хотел ее до умопомрачения, почему... — Почему ты опять оставил вещи на полу, воин Сокка? Разве я не говорила, что все должно быть идеально? — Да, но... — ну вот, опять она за свое! Сокка поднимает с пола штаны, кое-как встряхивает их, бросает на кресло. Ну а что, неплохо получилось. Почти. — «Почти» меня не устраивает, — говорит принцесса. Поднявшись, она набрасывает полупрозрачный пеньюар на обнаженные плечи, изящным жестом поправляет локоны, говорит: — Сегодня с меня достаточно, Большой Бумеранг, мы закончили, — и уходит в ванну, легко покачивая бедрами. И это все. Ну нет, это не женщина — это проблема. Не то чтобы мужчины севера боялись проблем, но... Просто что с ней не так?! Даже когда они занимаются любовью — все равно возникает это ее «почти». Он входит в нее — медленно, осторожно, стараясь не причинить боль. Когда он проскальзывает до основания, приникает бедрами к ее бедрам — она вскрикивает и выгибается. Он чувствует, как ей хорошо, как она вся сжимается от удовольствия и подается навстречу, как жадно, жарко насаживается на его член и... — Ты... сбиваешься... с... ритма... Взвыв от безграничного отчаяния, Сокка останавливается и без сил падает на кровать. Он по-прежнему возбужден, но делать уже ничего не хочется. Потолок, нависая низко, словно качается над его головой. Опершись о локоть, принцесса приподнимается на постели, откидывает с плеч шелковые локоны, спрашивает: — Ну и с какой стати ты остановился? — Я... — Сокка растирает лицо руками. — Я просто... Слушай, ты не могла бы... ну, немного поменьше давить на меня? — Давить? — она изгибает брови. — О, перестань, Бумеранг, ты такой неженка. — Я не неженка! — огрызается он. — И проблема не во мне, а в тебе, ясно? Тут кто угодно с ума сойдет. Ты просто... — он усиленно подбирает слова. — Ты не могла бы перестать быть такой... идеальной? — (она снова приподнимает безукоризненную линию брови). — Это же не показательное выступление или прием в тронном зале, или что-нибудь в таком роде. Это все — только между нами, понимаешь? Мы можем делать так, как нам нравится. Она долго смотрит на него, изучая. Тонкая бровь так и приподнята, глаза недоверчиво блестят. Потом, опасливо отклоняясь на спину, она поправляет волосы, милостиво кивает и произносит: — Хорошо. Давай попробуем по-твоему. Один раз. Сокка снова целует ее в податливые губы, и на этот раз она не прерывает его. Он толкается языком в ее рот, прижимается членом к ее животу и, не отвлекаясь от поцелуя, начинает покачивать бедрами вверх-вниз. Вечно сбивающийся ритм чудесным образом устанавливается, и Азула повторяет его. Они движутся быстрее, безошибочно угадывая движения друг друга, возбуждаясь сильней. Когда он входит в нее, она вскрикивает и кусается, царапая ему спину. Ее ноги обвивают его бедра, часто вздымающаяся от порывистого дыхания грудь приникает к его торсу. Ей хватает нескольких движений, чтобы кончить, но он не останавливается, доводит ее во второй раз, а потом выскальзывает и изливается на простынь. Все затихает вокруг, только пульс так и грохочет в ушах. Сквозь биение сердца о ребра и стук крови Сокка думает, что сейчас скажет принцесса. Что простыни для этого не предназначены, болван? Что какой странный ритм? Еще что-нибудь? Она оборачивается к нему, отбрасывая с лица небезупречно растрепанную прядь, пристально смотрит, и Сокка ждет. Потом она чуть приподнимается, говорит очень тихо: — Знаешь, Вождь Большой Бумеранг. Это было почти идеально. — «Почти»? — повторяет Сокка, придвигаясь к ней. — «Почти»? Ну нет, ничего не хочу слышать. «Почти» меня не устраивает, принцесса. А ну-ка еще раз.