целуй

— Ты такой приятный собеседник, Чонгук — Чо Ынха воздушно смеется, пряча фальшь улыбки в бокале пузырящегося шампанского. Кидает долгие играющие взгляды на сегодняшнего кавалера, что лишь скучающе подпирает щеку ладонью, пытаясь сконцентрироваться на чужой болтовне. Очередное глупое свидание, что устроено по родительскому указу и должно быть добросовестно отсижено, дабы удовлетворить их норовящие везде залезть носы. Чонгуку требуется изредка кивать, улыбаться, по возможности вставлять свои реплики и в целом просто следовать заранее намеченному и всегда неизменному сценарию. Все эти свидания — лишь бизнес-маневры их семей, которые, не стесняясь причинить неудобства своим детям, выставляют их в нужные позы и ракурсы на потеху публике. Репортеры будут довольны сегодняшним эксклюзивом. Чонгук наслышан, что с неделю назад Чо Ынха была замечена выходящей из мотеля в Каннамгу в компании молодой девушки, что, кажется, до недавнего времени числилась в рядах ее визажисток. Конечно, эти невзрачные ходячие фотокамеры немедля поделились с интернетом ошеломляющими новостями, не желая особо разбираться в ситуации. «Излюбленная дочь и будущая наследница Чо Индастриал предпочитает женщин!» — такими заголовками пестрили новостные паблики, что определенно точно не выгодно их традиционной и многолетней корпорации. Председатель Чо среагировал быстро: пара звонков, личных встреч, влиятельных лиц, и вот Чонгук — сын главы Чон Интертеймент — уже сидит в накрахмаленном костюме за заранее забронированным столиком в ресторане отеля и льет в бокал своей новой дамы колючее шампанское. Ынха безусловно красива: длинные ухоженные волосы воздушными локонами обрамляют аккуратное лицо, а пухлые розовые губы растягиваются в ошеломляюще нежной улыбке. Она была рождена красоваться на изысканных банкетах, где приглушенный свет свисающих с потолка люстр играет бликами в ее глубоких карих глазах. Только вот Чонгук для них совсем не создан и в глупом костюме сам себя не узнает. Чернильные узоры вьются под шелком рубашки, чешутся — просят себя показать. Отросшая челка то и дело спадает на широкий лоб, и Чонгук пытается как-то ее сдуть, но было бы намного проще завязать волосы в небольшой хвост, как он обычно привык делать дома. Чонгук не для праздных бесед в роскошных залах, а скорее для домашних вечеров на теплом полу, когда за просмотром фильма на большом экране можно сидеть в одной свободной футболке, которая дает волю всем его нательным рисункам. Но он абсолютная пешка собственного отца и будет делать все по его указке, пока тот обещает исполнять свою часть договора. А именно — закрывать глаза на настоящую жизнь Чонгука, пока тот живет ее аккуратно и не привлекает к себе лишнего внимания прессы. Чонгук глупо пялится в одну точку, пытаясь сосредоточиться на том, что говорит ему Ынха, кивая на каждый чужой вопрос. И это он — приятный собеседник? С кем же она болтала раньше, если Чонгук, проронивший за весь вечер реплики четыре (и то совершенно не нарочно) для нее считается кем-то восхитительным. — Спасибо, что согласился на эту глупость, — Ынха обводит взглядом убранство помещения. Ей самой это все отнюдь не в радость, но от слухов принято избавляться новыми слухами. — У отца был вариант спеть меня с Джихуном из дома Хо, но вряд ли бы мы так хорошо смотрелись в кадре. Она лестно улыбается, глотает шампанское и строит глазки, что уже дарят Чонгуку опьяненный блеск. Играет на камеру, как и Чонгук, что игнорирует неприятную тяжесть в груди от череды бесконечных обманов. Но первое, что стоит усвоить, будучи отпрыском богатых родителей, — правила подчинения. Главное отличие их покорности в том, что Ынха не хочет лишиться права наследования из-за своих бесперебойных и неразборчивых связей, в то время как Чонгук своим подчинением защищает отнюдь не деньги и власть. Он защищает свою тихую жизнь с любимым человеком, и, пока отец доволен кадрами репортеров, а слухи о традиционных отношениях его сына со скоростью света облетают новостные порталы, Чонгук может выдыхать и начинать новый спокойный день. Они сидят еще около двадцати минут: заканчивают ужин, допивают бутылку шампанского. Ынха тянется к чужой руке, пока они едут в лифте на парковку — говорит, что там точно будет ждать парочка прячущихся за тонированными стеклами репортеров, а отыграть финальную сцену спектакля они должны как положено. В их мире положено именно так. Чонгук усаживает Ынху на заднее сидение ее машины, замирая на недолгие пару секунд, искусно делая вид, что тяжело прощается. Будто и правда не хочет ее отпускать. Она просит его наклониться. Шепчет на ухо что-то вроде «постой так, пока не сфотографируют» и «мне жаль, что тебе приходится в этом участвовать». Чонгук не думает, что ей искренне жаль. Ему, в общем-то, плевать. Даже если и так, то он последний человек, которого нужно жалеть. За спиной словно слышатся щелчки камер и их яркие вспышки. Они фантомны. Чонгук к ним настолько привык, что, кажется, теперь чувствует их присутствие повсюду. Возможно, настоящий поцелуй пришелся бы сюда как раз кстати, а столь интимные кадры были бы и без заголовков привлекательно кричащими, но во всем нужно знать меру. До такого Чонгук не опустится. Он захлопывает пассажирскую дверь, наблюдая, как чужая машина трогается с места, и, проведя ее взглядом, направляется к своей. — Отвези меня домой, — Чонгук тяжело падает на заднее сидение, командуя водителю, который ни секунды не медля проворачивает ключ и заводит двигатель. Время вечерних пробок прошло. Центр города, даже несмотря на спавшую на него ночную дымку, движется в своем привычном, живом и быстром, темпе. Повсюду мерцают рекламные баннеры, гудят бары и блестят светофоры. Чонгук прикрывает глаза, уставший и измотанный. На всех этих свиданиях слишком много фальши, а ему, как участнику постановки, приходится соответствовать. Тоже быть фальшивым и тоже играть глупую роль. Между короткими остановками на перекрестках у него возникает мысль проверить новости, но Чонгук быстро ее отгоняет. Не стоит делать этот вечер еще хуже, читая все эти лживые статьи и отвратительные комментарии. За него это сделают люди из пиар-отдела компании. За чистку статей, вброс информации и проверку источников они получают хорошие деньги. Водитель, к счастью, не задает лишних вопросов и даже не пытается заговорить с Чонгуком, пока они не въедут на парковку жилого комплекса. Знает, что тот никогда не отличается хорошим настроением после таких вылазок на свидания. — Председатель Чон передал, что вы хорошо постарались. Они тормозят прямо у лифта, чтобы Чонгуку не пришлось в одиночку идти через всю парковку. Кто знает, какому журналу сегодня захочется вторгнуться в его личное пространство. — Врешь, — Чонгук тянет измотанную, но искреннюю улыбку. — Он бы не стал меня хвалить за исполнение прямых обязанностей. Ведь правда, Чонгук за всю жизнь не услышал от отца ни слова похвалы, ведь, по его словам, это лишь сделает из него нечто разбалованное и беспечное. Водитель кидает на него быстрый взгляд через зеркало заднего вида. — Завтра будет прилив журналистов, так что не покидайте квартиру какое-то время. — Знаю, — Чонгук устало выдыхает и трет слипающиеся глаза. Хочется поскорее домой. — Утром я привезу вам продукты и документы из офиса. Отдыхайте. — Спасибо, Юнхо. Чонгук, убедившись, что на парковке тихо и пусто, выходит из машины, за долю секунды оказываясь в лифте. Путь до двадцать четвертого этажа занимает чуть больше минуты, за которую усталость и сонливость полностью улетучиваются, а на смену им приходят устрашающее ожидание и неопределенное покалывание в кончиках пальцев. Чонгук волнуется, как и каждый раз, когда после таких вот устроенных отцом свиданий возвращается в квартиру, ведь в ней его ждет тот единственный человек, с которым он готов ходить на настоящие свидания. И каждый раз Чонгук боится, что квартира окажется пустой. Что его больше не будут там ждать, как и не будут больше терпеть все эти статейные вырезки с их громкими заголовками, гласящими, что наследник Чон Индастриал замечен с новой избранницей. Чонгук боится, что от такой жизни скоро устанет не только он один. Пароль из четырех цифр, сигнал открытия двери, и Чонгук больше не в холодном коридоре, не в пахнущем кожей салоне авто и не в дорогущем ресторане с девушкой, про которую знает абсолютное ничего. Чонгук дома. И сразу с порога он ловит родное, привычное, бархатное и теплое: — Устал? — вместе с тягучим: — Я очень скучал. Тэхён выныривает из кухни в одной растянутой футболке, звучно топая босыми ногами по полу, чтобы в одно мгновение повиснуть на чужих плечах, оплетая нежными и холодными руками шею. — А я как скучал. Чонгук целует чужие мягкие волосы у виска, тянет носом запах дома, их дома, которым весь Тэхён пахнет с ног до головы. Он тычется губами дальше — куда попадает. Целует глаза, брови, щеки и нос. Чувствует, что если дойдет до губ, то уже не сможет от них оторваться. Тэхён веселится, тихо шепчет в чужую шею, мол, отпускай давай, но Чонгук только крепче тянет его к себе, чувствуя под пальцами худые ребра, измученные диетами для новых журнальных обложек. — Ты очень сладко пахнешь, — Тэхён откидывает голову назад и показательно жмурится. — Она не пожалела целый флакон на себя вылить, что ли? — Я сейчас приму душ, подождешь? — Чонгук и сам чувствует, что стойкий аромат чужих духов остался неприятным осадком на одежде и коже. Еще одна причина, по которой он это все просто ненавидит, — приходится тащить в дом чужой запах. — Только если ты вернешься до того, как я включу фильм, — Тэхён выскальзывает из плотного кольца чужих объятий, возвращаясь на кухню, где слышно характерный щелчок выключающегося чайника. Чонгук и правда возвращается быстрее, чем включается фильм. Хотя, возможно, это Тэхён всегда дает ему фору тем, что очень долго выбирает, что хочет посмотреть? — Как прошла съемка сегодня? — Чонгук выключает свет во всей квартире, оставляя лишь приглушенный ночник в гостиной; проверяет закрытую входную дверь и опущенные роллеты на окнах. Меры предосторожности. — Как всегда — смертельно долго, — Тэхён любит свою модельную работу, но ненавидит, что его заставляют переодеваться сотню раз за съемку. — Статьи с тобой еще не вышли? — спрашивает, укрывая Чонгука пледом, стоит ему привычно улечься головой на чужие бедра. Он говорит о сегодняшних. Чонгук нервно кусает внутреннюю сторону щеки. Ему никогда не нравится об этом говорить, но они обязаны это обсуждать. — Не проверял. Думаю, к утру уже будут. Чонгук находит удобную позицию, в которой его глаза будут направлены в сторону экрана, а губы с легкостью дотянутся до чужих оголенных бедер, чтобы можно было целовать в любой удобный момент. — Что делали? — Тэхён наконец-то что-то включает, откидывая пульт в сторону и погружая теперь свободную руку в копну чужих густых черных волос, расслабляя Чонгука легким массажем. Он всегда это спрашивает, а Чонгук всегда честно отвечает. Это не вопрос о сути беседы, потому что обычно она неизменна. Это вопрос скорее о действиях. Были ли касания, может, объятия? Может, сегодня Чонгуку для правдоподобности нужно было целоваться? В тех условиях, в которых они встречаются, у них не может быть секретов. Только не таких. Чонгук знает, что Тэхён в любом случае увидит фотографии того, что происходило, так что лучше он расскажет ему обо всем лично. Чонгуку повезло, что он нашел настолько понимающего партнера. Возможно, все из-за того, что Тэхён находится примерно в такой же ситуации и для поддержания имиджа компании его самого неоднократно заставляли появляться на публике в компании популярных девушек-моделей. Чонгук не может не чувствовать бешено распространяющееся раздражение каждый раз после такого, но он, как и Тэхён, знает, что это необходимость. Возможно, в ближайшем будущем они придумают, как от этого избавиться и больше не скрывать свои отношения в стенах квартиры. Хотя в какой-то степени Чонгук и не против. Спрятаться с Тэхёном навсегда — это звучит даже приятно. — Мы держались за руки, пока выходили из ресторана, и на парковке, возможно, будут кадры, где я наклонился к ее лицу, но поцелуев не было. Зато сейчас есть, когда Чонгук дарит их чужим бедрам, беззастенчиво покрывая ими каждый доступный миллиметр и вызывая у Тэхёна волну пробегающих мурашек. — Не было? Тэхён продолжает играть с чужими волосами, но Чонгук приподымается, чем заставляет его убрать руку. — Не было, Тэхён, — он смотрит в чужие глаза. Они не грустные, не настороженные. Они горят полным пониманием. Тэхён ему верит и всегда будет. — Есть только с тобой. И целую я только тебя. Чонгук нежно притягивает его за шею. Мажет на пробу в уголок губ. Чувствует чужой теплый выдох. — Тогда целуй, — Тэхён дрожит ресницами, опуская глаза к чужим губам. А Чонгук не медлит. Целует. Размеренно, тягуче и так, как целовал и будет целовать только одного Тэхёна. Фильм, кстати, скучный. К такому выводу они приходят, когда с опухшими губами застают финальные титры, не помня ни одной сцены.