21 июня 1941 г, Ленинград 9:21
Сестра старшая Славика, Алина, в этом году выпускалась из школы. И с утра в квартире на улице Пушкина стоял запах цветов, маминого пирога и праздника. — Слава, поди сюда! — Слава занимался радиотехникой. Ему нравилось, когда зелёная микросхемка оживала в руках, а потом здорово было всем двором слушать радиопередачи. Отложив паяльник, он поднялся с деревянного сколоченного женихом Алины стулом, раскатав закатанные от работы рукава, и прошёл в кухню, — Ну! Наконец, не докричишься до тебя. Мама, отпущенная с работы в отгул по случаю выпускного у дочери, обхаживала здоровенного мужа, жениха Алины, странно улыбавшегося Славке. — Здорово, не слышал, как ты пришел, — протягивает пятерню для рукопожатия. — Да я уже понял, — Владимир, жених, таки пожал руку, растягиваясь в добродушной лыбе, — Сейчас Алину дождемся, поедем на выпускной. Ты с нами? Планов не поменял в последний момент? Слава лишь закивал головой, как болванчик в автомобиле, и сел на соседнее место от Вовы. Выбор Алины его не прельщал, но Вова хотя бы парнем хорошим был, добродушным. В Ленинграде таких, разумеется, было много, но что-то сестру зацепило именно в нём. Владимир уже работал, был типичным таким заводчанином, хорошо играл в футбол и хорошо относился к Машновым. Обе женщины в семье от него были в восторге, единственному мужу оставалось улыбаться и махать. А еще Вова фотографировал, и вот эта деталь настолько в нём интересовала, что на все Вовины минусы глаза закрывались автоматически. К слову, о фотографировании. — Вова, посмотри, — Алина тоже вошла в кухню, но уже при полном параде, в белом льняном платьице, заплетенными по моде волосами, вся надушенная и нарумяненная. Её губы стали персиково-розовыми, и Слава думал, что вот такой должна быть и его будущая жена, если он, конечно, найдёт кого-нибудь покрасивее. — Красивая? — Она покрутилась на месте так, чтобы подол платьица слегка задрался, словно пошит был не из какого-то там льна, а из самого настоящего воздуха. Слава думал, что пришиб бы Вову, если бы он ответил, что нет, некрасивая, — Сфотографируешь нас? — А, занимайте место, красотка! — Вова поднялся и, проходя мимо Алины в коридор за фотокамерой, звонко чмокнул её в щёку. Алина начала выбирать позу, заняв место у стены. Он вернулся через несколько секунд. Рассматривая кадр, махнул рукой и Славке, и Ирине Андреевне, чтобы оба вставали рядом с сестрой. Скооперировавшись у стенки, семья застыла на фотоплёнке, когда Вова дёрнул затвор.21 июня 1941 г, Ленинград 18:50
Среди ленинградской шпаны Славик своё место имел. Сестра с женихом остались на выпускном, всё танцуя и танцуя, а уже к вечеру Славу из толпы выпускников вытянули под руки двое школьных товарищей. Благо, опасности они в себе не несли, так, развлекались. Даже в двух улицах от площадки проведения празднества всё ещё было слышно весёлые голоса и музыку. Так далеко Слава ушёл в небольшой компании из-за того, что пообещали ему сигарету и выход на крышу. И на крышу то они вышли, а на ней ждала их ещё более весёлая компания. В частности, среди ребят, оцепивших единственную гитару, Слава заметил Тушенцова Руслана, Авдеева Мишу и совсем ещё маленького друга Тушенцова, чьего имени и фамилии, к сожалению, запомнить не успел. Натянув практически на глаза кепку, Славка закурил, падая между ранее упомянутым Тушенцовым и совсем ещё маленьким другом. Концертмейстер, старшеклассник Ваня, которому нужно было быть сегодня на выпускном, внезапным появлением был не поражён. Не прерываясь, играл он какой-то неизвестный, но распространённый мотивчик. Слава от удовольствия начал подмахивать головой в такт. Вроде дурость, а в хорошей компании казался музыкальным и писк комара. — Машнов, слушай, — Руслан резко пихнул его под бок кулаком. Слава тут же приосанился, возвращаясь к миру, — ты что думаешь по поводу всего этого? Пока Руслан указывал на что-то прозаическое и абстрактное это, размахивая рукой в воздухе, Машнов удивленно посмотрел на него, стараясь понять, отчего он вдруг спрашивает про что-то настолько непонятное. — Не понял тебя. — Всё ты понял, под дурачка не коси! — Руслан вспылил, снова Славку под бок пихая, — Я о войне. Ты что думаешь, когда начнут? — Да хоть сейчас, — Собеседник посмотрел на него, разинув рот, — Успокойся. Не знаю я, не знаю! Почём мне то знать? Не будет никакой войны, глупости всё это для дурачков, — Для убедительности решил добавить, — Ты вот, Руслан, дурачок? , — Получив в ответ отрицательно мотающую из стороны в сторону голову, — Вот и не верь во всякие глупости. На том и порешили. Концертмейстер затянул новую, общую и весёлую песню, её подхватили все собравшиеся, никто не остался в стороне. И каждый, кажется, думал о своём. Славка о чужих словах ещё как задумался. Задумался, что он с семьёй своей делать будет, если Руслан описал прогноз, а не глупость. Скоро пришлось собираться. Гулять по «темени» в подвешенном состоянии Славке не хотелось, и он поспешно убрался с крыши по направлению к своему жилищу. Когда добрался до дома, Алина ещё не возвратилась, а мама уже легла. Обсудить переживания было не с кем, потому, сняв с головы кепку и отправив куцый пиджак в шкаф, он сел доделывать радиоприёмник. Оставалось совсем чуть-чуть и тогда, может, удастся поймать сигнал даже из Целинограда. Лампа накаливания, подключенная в розетку над рабочим столом, играла зайчиками на стене комнаты.***
Читая «Радио-Фронт №6», просматривая страничку №11 и рис. 1 с изображением девушки и ветроэлектрического агрегата, Слава навсегда в своей голове отложил случившееся в этот день событие. Казалось бы, так солнечно и приятно, собранное с упорством радио всё-таки работало, изредка демонстрируя характер, попискивая или принимаясь шипеть. С улицы раздалось. Алинка тут же высунулась из окна, а Славик приглушил радио, после присоединяясь к ней. Громкоговоритель извергал из себя звук оповещения. Пусть и музыкально, но тревожно. Было бы вам тревожно в такой ситуации? Громогласный Левитан вдруг затрепетал из динамика, заговорила Москва. Славик хотел что-то съязвить на «внимание-внимание», но Алинка шикнула на него. Под окнами собиралось всё больше народу: дядечки в кепках, спешащие на работу женщины, гуляющая малышня, в платочки завёрнутые бабушки и даже рыжий пёс, размахивающий своим обрезанным хвостом из стороны в сторону. Все слушали, затаив дыхание и закинув головы вверх. Будто бы там, наверху, вместо Левитана из динамиков стоял магнит, притягивающий всеобщее внимание. На минуту улица заглохла, вслушиваясь в слова и не веря, что всё это происходит на самом деле. Послышались первые всхлипы, старая бабушка в вязаном сером платочке, прижимая костлявую ручку к лицу, первая зарыдала навзрыд. Один мальчишка вскинул руку в кулак, выкрикнув что-то вроде «Победим!». Славе лишь хотелось вскрикнуть «Иртыш — русская река!» и выброситься в окошко.Так началась война.
27 июня 1941 г, Ленинград
Вову забрали на фронт. Алина долго плакала. Она знала, что Вова больше не вернётся домой. Они с мамой вместе сидели на кухне вечерами с того дня, как Алина и Вова простились. Слава тому событию был свидетелем, видел, как сестра не хочет отпускать жениха, как бросается на шею к нему, как недовольно цокают будущие сослуживцы, как один из командования шикает на солдат, призывая к тишине, пока любимые прощаются. Вову забрали, а мама и сестра сидели в кухне там, где Вова фотографировал всю их семью. Фотокарточку он забрал с собой, сказав, что хочет сохранить нас с собой. Из комнаты, лёжа на диване в одной лишь майке и трусах под простынью, закинув одну левую руку под голову, а второй листая журнал о военных действиях, Слава слышал, как разговаривают за стенкой. В одном из таких журналов юному патриоту подсказали один способ: Другой юный патриот, которого звали Колей, запрыгнул на поезд на станции, притаился на крыше так, чтобы его не заметили проводники и провожающие, уехал на фронт. Неясно, что было с этим Колей дальше, но кто-то из однокашников говорил, что знал этого Колю, и оказался он в итоге не на фронте, а в руках мамочки. Слава, наверное, тоже пошёл бы на фронт, защищать Родину, но, к сожалению, не проходил по возрасту. Не окончивший школу, не получивший никакое образование, Слава на фронте был никому не нужен. Этим он себя успокаивал, надеясь, что до Ленинграда фашисты не доберутся.1 июля 1941 г, Ленинград
— Нет, ты не посмеешь, слышала меня?! — Это ругалась мама в комнате, пока Слава пил чай. Последние несколько дней он был сам не свой, а мама с Алиной ругались почти каждый день. Сестра тосковала по Вове. Мама тосковала по прежней сестре. Слава тосковал по всем. Кажется, что даже не касаясь их напрямую, война постепенно отбирала у него счастье и желание жить. — Ещё как посмею! Я тут не останусь! — Хлопнула дверь. Славик вздрогнул, встал и вышел в коридор, где мама, сидя на полу, истошно рыдала, прося не забирать у неё теперь и доченьку. — Мам, куда Алина ушла? — Он присел на корточки рядом с матерью, беря её за руку, — Что случилось? — Ушла, Славик, Алиночка. Доченька моя единственная убежала, — Женщина вновь сипло взвыла. Слава успокаивающе погладил её по предплечью, всё повторяя «куда? куда ушла?», — Славик, на фронт. Сердце сделало кульбит. Но как? Как он не уследил? Почему сестра ушла воевать? А что с Вовой? Что бы он сказал или сделал? Слава чувствовал себя стыдливо от того, что не смог проконтролировать поведение сестры, пока жениха нет. И даже не проводил её на войну. Теперь он не мог понять, стоило ли ему сорваться на улицу, догнать Алину, вернуть её домой или остаться тут, пока мама окончательно не придет в себя? Подняв маму, Машнов выскочил за дверь, не взяв с собой ничего, кроме простого карандаша в левом нагрудном кармане рубашки, зажатой в руках кепки и чувства долга своего. Нужно было найти сестру, и он представлял, где мог найти её. Девушка, наверное, отправилась в военкомат. Был он тут, недалеко, рукой подать, и Алина вполне могла уже подать заявку за то время, как Славик успокаивал маму. Он бежал. Бежал так быстро, как мог. Стены Ленинграда будто бы давили теперь, не то, что было в Хабаровске, дома. Ноги несли его вперёд по мостовым, пролетая двигающихся тут и там рабочих, трудящихся день и ночь. "Лишь бы успеть!" - Проносилось в Славкиной голове. - Бери шинель, пошли домой! - Стало первым, что крикнул Слава Алине издалека, как только заприметил копну её каштановых волос, но девушка медленно обернулась, и Слава опешил. Сестра не его. Не его Алинка, - Простите! Я обознался. Вы не видели тут девушку, чуть меньше меня ростом в голубом сарафане? Девушка отрицательно мотала головой, и Слава судорожно дёргался от одного лица к другому в поисках родного. Когда он снова подбежал к какой-то девчонке, совершенно отчаявшийся, чья-то грубая рука затормозила его перебежки. Ладонь сжалась на плече. - Называем имя, фамилия и отчество, адрес, - Вопрошал голос позади, и Славик обернулся, оглядывая солдата сверху вниз. Сделать это было нетрудно, солдат был на голову, может, две ниже Славы. Нельзя было точно определить от фуражки на голове, прикрывающей лысину. - Подождите, это ошибка, постойте, - Слава начал активно размахивать руками. Переживания за сестру не отпустили. Лысый солдат смотрел точно на него, всё ещё держа, - Я не должен быть тут! - Конечно, не должен. Все мы так говорим, внезапная война! Родине пора долг отдавать, ты во какой бугай, давай, записывайся, - Солдат подтолкнул Славку к столу, за которым сидел ещё один улыбающийся вояка, наблюдавший за разворачивающейся сценкой, - Полезным будешь, наше дело правое. Вдруг Славу окатило холодной водой. Вряд-ли его отпустят так, домой, к матери, без сестры уж точно возвращаться нельзя было. Тем более, Слава вышел в комендантский час без каких-нибудь хотя бы документов, отчего его могли и наказать. Военное время! - А Машнова здесь?, - Предпринял Слава отчаянную попытку. Ну сейчас то точно со всем разберемся, если Алина ему поможет. - Машнова? Подруга твоя? - Лысый солдат, всё ещё державший Славика за плечо, загоготал, - Здесь она, беспокоишься? Он толкнул Славу в спину, и не осталось ничего, кроме как взять перо и записаться в добровольцы. Рука его дрожала, и дрожащим почерком среди сотен других имён оказался "Карелин Вячеслав Валерьевич, 1.04.1924, Хабаровск, ул. 3-й Кирпичный завод". - Я - красноармеец. - Верно-верно, Карелин Вячеслав, поздравляю! - Сидящий за столом мужик вдруг оживился, показывая Славке направление, куда тому нужно было идти.