Love from Nowhere

Джорно взбил яйцо в миску, наполненную тремя ложками сахара, налил чёрного козьего молока и смешал их. Он вылил смесь в форму и поставил её в духовку. Фуго робко прикрывал ему спину с полпути. Плохое предчувствие появилось в его голове без всякой причины. Джорно подал ему золотистый пудинг, испечённый в духовке с большим соблазном и со сладким ароматом карамели. Когда он подошёл к столу и поставил его перед Фуго, беспокойство в голове последнего достигло высшей точки. — Джорно, — сказал он дрожащим голосом, — что… Что это? «О чём я думаю? — подумал Фуго, — это всего лишь тарелка пудинга, и что же произойдёт…» Но Джорно бесстрастно уставился на него, держа в руке чайную ложку. — Это должен был быть наш ребёнок. Он похлопал ложкой по пудингу, заставляя его дрожать. Фуго закрыл рот, побледнев, и выбежал из замка. Он сдерживал слезы, пока не оказался в лесу за пределами замка. Когда он в агонии прислонился к дереву, он больше не мог сдерживаться и заплакал. Суккуб Фуго откладывал по яйцу каждый день. Однако успешного оплодотворения не произошло. Пользуясь своим одарённым телом для секса и размножения, суккуб рождался, чтобы поглощать сперму. А Джорно — отпрыск вампира и человеческой расы — наследовал способность стимулировать жизнь от крови вампира. Странно, что их связь не принесла им ребёнка. Фуго знал в глубине души: это потому, что он суккуб с дефектом. У него был только один рог с тех пор, как он родился, и у него половинчатый хвост, как кусочек листа гинкго, пострадавший от паразитов. Поэтому он был позором для своих этнических групп, пока этот человек — Джорно Джованна, молодая аристократия вампиров-полукровок, обладающая огромной властью, — не появился и не стал пристально преследовать его. Барьер его сердца рухнул, когда этот пленительный мужчина подарил ему свои искренние слова и взгляд. — Я… очевидно, неполноценный суккуб, — сказал Фуго. Но Джорно опустился на одно колено, поцеловал тыльную сторону его руки и сказал: — Было бы лучше, если бы это был я, чтобы завершить тебя. Фуго почувствовал головокружительный экстаз. На маленькой террасе, залитой лунным светом, теперь стояли только двое из них, огни вечеринки и музыка в зале исчезли. Все цвета и звуки превратились в размытое пятно, кроме очаровательного лица Джорно и его болтовни о любви. — Я верю, верю, верю — раз за разом признавалось его сердце, но когда Джорно мягко спросил его: — Каков твой ответ? — он ничего не сказал, только слегка кивнул. Затем он упал в его страстные объятия и поцеловал. Они бы даже не подумали об этом, что дефект внешности — это только внешность, тем более неполное тело Фуго как суккуба. С тех пор как он сблизился с Джорно, Фуго каждый день откладывает яйцо, яйцо без новой жизни, которое должно было стать кристаллизацией их любви. Как гласит порочная традиция, суккубы не были бы беременны, если бы не любили человека, с которым они связаны. «Это ложь!» — Фуго схватился за голову от боли, он видел своими глазами, что суккуб может быть беременным, даже если им не нравится их хозяин. Однако именно он и Джорно не могли иметь детей, как будто они были прокляты такими словами. Так счастливы были близкие дни и ночи, которые они проводили вместе, что он знал, что в его сердце никто не усомнится. Но тень традиции и беспокойство, которое она принесла, нависли над их головами. Споры и холодные слова внезапно всплыли, так как, когда их ссоры эхом отдавались в замке, принадлежали им. С тех пор Джорно взял яйцо Фуго и внимательно смотрел на огонь свечи, чтобы увидеть, есть ли в нем маленькая тень, каждый день. Как бы внимательно он ни смотрел на яйцо, оно всегда было прозрачным и безупречным, и вскоре оно станет ингредиентом его десерта. Несмотря на мольбы Фуго и угрозу опасений, Джорно каждый день превращал яйцо в пудинг. Пудинг, который был любимым у Джорно, теперь съедался с некоторой злобой, но он все ещё сидел за столом и подносил ложку ко рту. Иногда Фуго стоял поодаль и смотрел, как он ест. Когда его эмоции вышли из-под контроля, он разорвал книги, которые они читали вместе, поэтическую антологию молитв Джорно, и Джорно стоял у двери, молча наблюдая за его движениями. Единственное, что он мог сделать, это опустить голову и заставить себя разрезать бумагу на снежинки, так как он поднял глаза, он столкнулся с Джорно с грустью в глазах, и он едва мог это вынести. Фуго перепробовал всевозможные лекарства и рецепты, которые могли бы быть эффективными, но ни одно из них не могло вылечить его или даже контролировать его ежедневную овуляцию. Каждый день, откладывая яйцо, он чувствовал, что все ещё не может иметь ребёнка. Он наблюдал, как Джорно взял их яйцо, долго проверял его при свете свечи, а затем пошёл на кухню. До этого дня они сидели лицом к лицу за завтраком, и вдруг Джорно положил нож и вилку и сказал: — Фуго, давай разорвем нашу связь. Фуго чувствовал себя так, словно у него отняли всю кровь. Джорно приложил сжатые руки ко лбу и склонил голову так, что Фуго не мог видеть его лица, и сказал: — Фуго, я устал. — Ах, ах, — Фуго слегка покачал головой, погруженный в сознание вакуума, он знал, что не может отказать Джорно. Да, это все его вина. Ритуал расставания — это безнадёжный секс. Действия Джорно были такими же нежными, как и всегда, но он никогда не повторял ни слова шёпотом, как сегодня, Фуго, «я люблю тебя». Фуго поднял голову и изо всех сил сжал губы, закрывая рот, он боялся услышать свой голос, который был подобен лезвию, вонзившемуся в его сердце, и он боялся увидеть глаза Джорно, поэтому он закрыл глаза и в последний раз открыл ему своё тело. Когда все закончилось, он ушёл один. Фуго смотрел ему в спину, пока он не исчез. Он был обнажён, скорчившись в их некогда любимом гнёздышке, его матка была наполнена спермой Джорно, а одеяло несло аромат его тела, благоухающий, как цветы. Фуго принюхался к запаху Джорно, окутал своё тело изнуряющим оцепенением и провалился в глубокий сон. Как и многие другие магические существа, суккуб мог находиться в состоянии покоя в течение длительного времени. Фуго долго спал, прежде чем проснулся весной. Он хотел перевернуться и пошевелить руками и ногами, но обнаружил, что его тело изменилось, живот был слишком большим, чтобы легко двигаться. Он недоверчиво коснулся своего живота, тёплый поток поднялся под его кожей, и ему показалось, что все питательные вещества сконденсировались в этом маленьком море, в котором родились его дети. Теперь, благодаря его ласке, маленькая жизнь в его животе, казалось, несла ему послание жизни в тишине. Он без всяких доказательств понял, что это был ребёнок Джорно. Он попытался прикусить нижнюю губу, но не смог сдержать слез. Три дня спустя он родил прекрасного ребёнка. Он отправился на поиски Джорно. Не спрашивая ни у кого информации, он просто знал, что нужно ехать на восток, и Джорно будет там. Джорно был на мостике, когда Фуго нашёл его. Фуго стоял по одну сторону моста, а Джорно — по другую. Больше не было необходимости в словах, когда они встретились взглядами, и Джорно все понял, когда увидел Фуго и ребенка, которого он носил. Фуго тоже посмотрел на Джорно, у которого на безымянном пальце было кольцо, которое он вдруг заметил. Маленькое металлическое колечко кольнуло Фуго в сердце. Ни у него, ни у Джорно раньше не было такого кольца. — Фуго, Фуго, — Джорно уставился на него, качая головой от боли, — у нас нет будущего… Мы… закончили. Фуго склонил голову и с жалостью посмотрел на ребёнка. Он ожидал такого результата, но его сердце не могло умереть, пока он не увидел это собственными глазами. Он тоже никогда не думал о том, что ему следует делать в будущем. — Наша жизнь… никогда не будет такой, как у нас было раньше, — голос Джорно изменился. Фуго поднял глаза и попытался попрощаться с ним, но увидел, что кольцо сняли, когда он заговорил с ним. Затем, к удивлению Фуго, он бросил кольцо в бесконечный поток воды под мостом. — Фуго, Фуго, — Джорно быстро подошёл, раскрыл объятия и заключил его и их ребёнка в объятия. — …Джорно, я едва могу дышать. Джорно обнял его так крепко, что ему даже стало больно. — Нет, — взволнованно сказал Джорно, — я тебя больше не отпущу. — …Тогда давайте будем вместе… — вот единственный ответ, который мог дать Фуго. Ибо без Джорно его сердцу негде было остановиться и некуда идти.