Занятие на весь день

Воздух дрожит и сгущается. Превращается в душное, плотное марево, и в нём кажется, будто татуировки Ра-Шина живые. Подрагивают в такт сердцебиению. Двигаются, когда двигается он, сбрасывая рубашку с плеч. Кого-то магические татуировки, ярко светящиеся на тёмно-пепельной коже даже посреди солнечного дня, пугают до судорог, но Ясный-как-Ночь не боится. В его распахнутых глазах только восторг. Узкий зрачок перестает резать радужку пополам и раскрывается, придавая ему совершенно дикий вид. Ясный-как-Ночь уже обнажён. Лежит на постели, тяжело дышит, смотрит жадно, не отрываясь — и медленно разводит колени в стороны. Теперь зрачки расширяются уже у самого Ра-Шина. Он это почти физически ощущает и торопливо расстёгивает пряжку пояса, в два шага преодолевает расстояние до постели, умудрившись за эти два шага потерять штаны. Татуировки мерцают, оставляют в сгустившемся воздухе полупрозрачный, быстро тающий след. Ра-Шин склоняется над распростёртым чешуйчатым телом. Ясный-как-ночь тяжело дышит. Облизывает губы быстрым движением языка, будто пробует воздух на вкус. Первый протягивает руки — потрогать. Когтистый палец касается ровного края татуировки на предплечье, ведёт вдоль: сперва на кожу давит мозолистая подушечка, за ней, остро и колко, — коготь. Татуировки обвивают всё тело. Ра-Шин бы хотел, чтобы этот когтистый палец прошёлся по всей длине светящихся краёв не один раз, и не два, и чтобы в мозгу каждое касание отпечаталось так же чётко и ровно, как лежат печати Псиджиков на его теле. На это не хватит выдержки. Её уже не хватает — каменно-твёрдый член упирается в чешуйчатое бедро. Ясный-как-Ночь не вздрагивает от прикосновения. Не отодвигается, не отворачивается, он хрипло вздыхает — и нетерпеливо тянет Ра-Шина на себя. Он весь шершавый — чешуя. Он твёрдый — плотные литые мышцы бугрятся под шероховатой кожей. Он одуряюще пахнет какой-то травой, Ра-Шин не помнит, какой конкретно, несмотря на то, что хорошо разбирается в алхимических ингредиентах. Но сейчас все его мысли занимает Ясный-как-Ночь, и он не то, что название травы, он ни единого заклинания не помнит, хотя на кончиках пальцев танцуют молнии. Это неосознанное колдовство. Ра-Шин просто так много об этом думал, так часто представлял, что магия отзывается даже не на мысль — на едва оформившееся намерение. Ра-Шин кладёт руку на мускулистую грудь и Ясный-как-Ночь давится хриплым выдохом. Выгибается навстречу его ладони, когтями впиваясь в бока, и Ра-Шин вжимает пальцы в его кожу, с силой проводит по груди ниже, по кубикам живота, царапая ногтями тёмные чешуйки. Татуировки на руках светятся так ярко, что почти слепят. Ладонь скользит ниже, по кубикам пресса по гладкому узкому лобку, на котором даже чешуек нет, и ещё ниже. Ясный-как-Ночь отчаянно стонет и притягивает Ра-Шина к себе ещё ближе, даже ногами обхватывает. Под пальцами — влажно, горячо и скользко. В голове шумит. Густой, наэлектризованный воздух пахнет озоном и сексом. Ра-Шин облизывает пересохшие губы. Пальцами вжимается в складки кожи, принимая в ладонь выдвигающийся из клоаки член. Осторожно двигает рукой, приноравливаясь, ловя ответную сладкую дрожь, и, когда член вылезает целиком, проводит по всей длине пальцами. Едва касается, но Ясный-как-Ночь содрогается всем телом — молнии — и, кажется, даже вскрикивает в голос. У Ра-Шина так громко стучит в висках кровь, что он почти ничего не слышит. Сердце колотится о грудную клетку, дышать становится тяжело, низ живота каменеет, и он поудобнее перехватывает выгибающееся под ним тело — за бедро и за шею — и входит в жаркую тесноту клоаки одним глубоким мощным толчком. В глазах темнеет. Даже яркие татуировки расплываются на вытянутой руке, пальцы которой крепко стискивают жилистую шею. Ясный-как-Ночь горячий внутри. Узкий — шёлковая плоть туго стискивает член. Жадный — он скрещивает ноги у Ра-Шина за спиной, он впивается когтями в его спину, он хрипло выдыхает: — Ещё. Ра-Шин отодвигается — с трудом, преодолевая сопротивление, Ясный-как-Ночь не хочет его отпускать — и толкается опять внутрь, так же сильно и глубоко. И ещё раз. И ещё. Он готов дать всё, что попросят, но Ясный-как-Ночь больше не просит ничего. Мечется под ним, царапает спину, сладко содрогается всем телом, когда член вбивается внутрь на всю длину, сжимается с каждым толчком всё сильнее, стонет — всё громче, его пульс колотится Ра-Шину в кончики пальцев, его член каменно-твёрдый и чувствительно упирается в живот. Воздух становится вязким — не вдохнуть. Ясный-как-Ночь на мгновение замирает, напрягаясь всем телом, каждой жилкой — и хрипло кричит. Ра-Шин чувствует, как на живот выплёскивается его семя, как стекает по коже липкая влажность, как судорожно стискивает член тугая клоака, и ему становится нестерпимо горячо. Татуировки вспыхивают слепящим белым по всей поверхности. Жар беззвучно прокатывается по телу, отсекая все ощущения. Ра-Шин чувствует только, как член долгими толчками выплёскивает сперму глубоко внутри напряжённого горячего тела. Когда он находит в себе силы открыть судорожно зажмуренные глаза, татуировки уже перестают слепяще сиять. Ясный-как-Ночь смотрит на него. — Я готов заниматься этим весь день, — говорит он и что-то в его голосе настораживает, но Ра-Шин не хочет думать, что именно, у него всё тело гудит и наливается тяжестью, будто он долго-долго колдовал, даже ресницы становятся тяжёлыми. Поэтому он снова блаженно жмурится. — Ра-Шин? Приходится сделать над собой усилие и опять открыть глаза. Солнце слепит. Вокруг — огромная площадь, полностью занятая дохлой драконьей тушей. Напротив — Ясный-как-Ночь, почему-то измазанный сажей, который чуть склоняет к плечу голову и повторяет: — Ра-Шин? — Что ты сейчас сказал? — Что мы убили дракона, — послушно перечисляет Ясный-как-Ночь. — Что это было здорово. И что я готов заниматься этим… Ра-Шин изо всех сил старается удержать невозмутимое выражение лица, но получается так себе — мягкий хрипловатый голос становится всё тише. Ясный-как-Ночь замолкает и отводит глаза. — Ладно, — кисло произносит Ра-Шин и всё же кривится, не сдержавшись. — Идём. Найдём тебе ещё одного дракона, их тут как грязи.