Болезнь

Свой поступок Таширо мог объяснить только болезнью. Ну, там: температура, спутанное сознание, бред... Наверное, люди в таком состоянии делали вещи и постраннее. Хотя, ничего более странного, чем написать сообщение Ханзаве Масато, Таширо придумать бы не смог. Не Кедзи, который примчался бы через минуту, вывалил на него все сведения, почерпнутые из справочников, поставил пять-шесть подходящих диагнозов и пригласил врача. От него можно было ожидать чего угодно и когда угодно, что ему очень нравилось. Он был тем, с кем он дружит со средней школы и Таширо был уверен, что Кедзи придет. Но он ему не написал. Не Мияно, который битый час бы ахал, переживал, а потом позвонил бы Сасаки и весь веселый бардак со школы за считанные секунды примчался бы домой к Таширо. Чтобы кормить, лечить, укутать в теплый свитер, растереть вонючей мазью. Не Куресаве, который точно пришел бы с девушкой, ведь сейчас они точно где-то на свидании, чтобы одна, гладя по голове, скармливая с ложечки медовый чай, а второй, без долгих разговоров, переправил бы больного друга в больницу. Даже не Огасаваре, в конце концов, предоставив ему решать, что будет проще: отравить Гонзабуру с целью прервать мучения или все же попробовать помочь, поскольку Огасавара, в общем-то, уже смирился с несправедливостью этого мира и наличием в нем еще одного раздражающего парня по имени Гонзабуру Таширо. Но нет! Он. Написал. Ханзаве. Температура была высокой, мокрые волосы противно липли ко лбу, перед глазами все плыло... Через какое-то время Таширо немного пришел в себя и обнаружил, что лежит на влажной от пота, скомканной постели, дрожит от озноба и при этом сжимает в руках сломанные ручку и карандаш. Листы с недовыполненной домашней работой разлетелись по полу. Несмотря на то, что помянутый в бреду Масато был весьма нелестного мнения о его умственных способностях, сделать несложный логический вывод Таширо смог даже в таком болезненном состоянии. И то, что все бредни с отправкой письма ему только привиделось, как ни странно, скорее разочаровало: повторить свой подвиг еще раз, когда сознание более-менее прояснилось, он бы не смог. Отбросив бесполезные принадлежности, Таширо обхватил себя руками за плечи в тщетной попытке согреться: жар сменил озноб и теперь ему казалось, что весь его скелет превратился в лед, медленно замораживая кровь в жилах. Казалось, еще немного и он точно потеряет сознание снова. Показалось, как-будто где-то вдалеке стучали и громко звали по имени. А еще, похоже, открывалась входная дверь. Таширо, пребывая в полуобморочном состоянии, этого не слышал. Он лежал, свернувшись в клубок, и думал, что, наверное, так и умирают от переохлаждения — просто засыпают. Сухая теплая ладонь легла на лоб. Таширо чуть ли не замурлыкал от удовольствия и даже потянулся, стараясь продлить контакт с источником тепла. Над головой ехидно хмыкнули и Гонзабуру с трудом распахнул глаза, пытаясь сфокусировать взгляд. — Боже, какой логичный бред... — Не стоит говорить про логику, — холодно заметил Масато, роясь у него в шкафу. Наконец-то он нашел какие-то домашние вещи, носки и плед, которым и накрыл Таширо поверх одеяла. — Тебе нужно в больницу. — Нет, — отказался Гонзабуру и вновь закрыл глаза. — Не глупи, Таширо-кун. Это серьезно. Тебе нужно в больницу. — Для чего? — устало спросил он. — Чтобы вокруг меня опять хороводы водили? Что-бы потом мама с папой ходили и причитали, какой я плохой мальчик, раз сразу им не написал? Или какой-нибудь медбрат заработал деньжат? Нет. Я не хочу. Все нормально, честно. — Как все запущено. Хорошо. Лежи здесь. — Вот ведь, а я как раз собирался на пробежку, — пробурчал себе под нос Таширо. — И кто из нас после этого не дружит с логикой? Сколько прошло времени, он сказать бы не смог. Но его голову приподняли, а затем почти силой заставили выпить какое-то воняющее старым веником горькое питье. Хотя, вообще-то, Таширо и не сопротивлялся особенно: лекарство было горячим, а это компенсировало все прочие его недостатки. На языке остался неприятный осадок, но через время он и его уже не чувствовал. — Тебя необходимо протереть, чтобы смыть пот — иначе не согреешься. А еще желательно переодеть и перестелить постель. — Ага... Таширо перехватил начавшее было сползать одеяло и прижал его к груди. — Таширо-кун, — сдержанно проговорил Масато. Его глаза сверкнули в лучах садившегося за окном солнца. — Вот скажи, что я там не видел? — А что ты там видел? — он скосил глаза и чуть не фыркнул от смеха, несмотря на то, что каждое резкое движение отдавалось болью в голове. — Не желаю валяться голым перед человеком, который называет меня исключительно по фамилии. Это извращение! — Таши... Гонзабуру-кун. Пожалуйста, полежи спокойно. — А потом ты меня поцелуешь? — У тебя точно бред. Таширо счастливо улыбнулся и даже приподнял руки, позволяя стянуть с себя пропотевшую футболку. И протереть все тело влажным полотенцем, хотя холодно было так, что он не чувствовал конечностей, а мокрую кожу неприятно стягивало. Зато, когда его обтерли насухо, засунули в чистую пижаму с носками и перестелили постель, лежать оказалось действительно комфортнее. Хоть и ни капли не теплее. — Не уходи, — стуча зубами, попросил он, поймав Ханзаву за руку. Пальцы были настолько восхитительно-теплыми, что Таширо обхватил их обеими ладонями. Масато вздохнул, огляделся по сторонам, словно искал возможность сбежать, поднялся и принялся расстегивать рубашку. Где-то в процессе спасения умирающего друга он успел снять свой школьный пиджак, так что теперь не пришлось воевать с рядом бесконечных мелких пуговичек. Умиротворенный Таширо отвернулся, прикрыл глаза и зарылся носом в свежую наволочку. Сзади что-то прошуршало, потом кровать прогнулась под тяжестью второго тела, а уверенная рука поплотнее закутала их обоих в одеяло. Когда озябшие ступни очутились между чужими горячими икрами, а к спине прижалось, согревая, сухощавое сильное тело, Таширо вдруг понял, что вот оно — счастье. Он завел руку назад, нащупал чужое запястье и потянул на себя, устраивая узкую ладонь на своей груди. Было тепло и спокойно. Конечно, когда температура спадет, а к нему вернется способность мыслить, он обнаружит, что проснулся в постели с Ханзавой Масато... Но он подумает об этом завтра.