have your way with me

      Корсетный пояс из тонкого кружева немного колется, но эстетично облегает талию, делая фигуру более утонченной. Капроновые чулки на гладковыбритых ногах ощущаются непонятно, — в принципе, как ощущались бы и на волосатых, — но Арсению всё равно по-странному приятно чувствовать прилегающую к телу ткань. Единственный минус в этом неординарном образе — чёрные кружевные стринги, врезающиеся между ягодиц и плотно придавливающие член к низу живота. Арсений может лишь успокаивать себя тем, что этот дьявольский кусок ткани будет мешать ему жить всего три часа, — расправившись с заказом, он сразу же расправится с этим слабым подобием нижнего белья, утилизировав его на помойку. Чёртовы извращенцы.       Высокие военные берцы прячутся под тканью длинного плаща, скрывая капрон, и Арсений, аккуратно завязав пояс, хмурится, разглядывая голую выглядывающую грудь. Появись он так в центре Москвы — сочтут за такого же извращенца, поэтому он бегло осматривается по сторонам, думая, чем бы дополнить образ. Шарф. Точно, под плащ — идеально. И не важно, что на дворе начало июня. Может, он мерзляк. Если не учитывать ситуацию и то, что надето под плащом, к образу хочется добавить восьмиклинку, и — ну точно — более актуальная версия Томаса Шелби. Ну, или шляпу и усы, — тогда получится Эркюль Пуаро в современных реалиях.       Все это, конечно, лишь отстраненные мысли перед серьёзным заданием, чтобы хоть немного поубавить зарождающееся волнение. Как же долго его компания выслеживала этого долбанного Морозова, а сегодня этот мордастый хер окажется, наконец, в руках Арсения, — во всех смыслах этого слова.       И ведь Арсений соврет, если скажет, что тот — посредственный наркоша, на чью душу по счастливой случайности снизошло папкино наследство, — папка его мужиком нормальным был, уважаемым. Морозов старший своим промышленным предприятием управлял скромно, и также скромно проводил многочисленные конференции, на которых рассказывал, что любая деятельность должна строиться исключительно при её экологическом обеспечении на основе современных природоохранных и ресурсосберегающих технологий, к чему призывал и общественность. Тот пусть картавил и говорил малость неуверенно, но уважение вызывал одной лишь заботой о народе и окружающей среде. Арсению даже посчастливилось перекинуться с ним парочкой слов на одном светском мероприятии, после чего в искренних намерениях крупного предпринимателя убедился окончательно.       А вот младший... глупый был детина. И единственный, — к сожалению или к счастью — мир уже не узнает. Хотя глуп он был скорее с моральной точки зрения: чуть не помер от — заработанного всеми известным способом — гепатита «С» в двадцать, на всю социальную сеть оповещал, как много он трахался и нюхал в полугодовом отпуске (от чего, блять?) на Бали, а на одном из светских вечеров тот, находясь в состоянии то ли алкогольного, то ли наркотического опьянения, запомнился общественности тем, что орал в микрофон, насколько он устал жить среди нищебродов и насколько ему их жалко, а после — начал кидаться со сцены долларовыми купюрами. Видео до сих пор гуляет по интернету, вводя простой людской народ в крайнюю степень возмущения.       С точки зрения карьеры Морозова младшего, наверное, можно назвать извращенным гением. Те махинации, что он проводил, распространяя наркоту, достойны похвалы Хосе Гонсало, а полная конспирация и влиятельность почившего мир отца полностью ограждали его от любых подозрений, — даже несмотря на его аморальное поведение. А ведь он даже не предпринимал никаких усилий, кичась «своими людьми» и папкой, — улик было ровным счетом нихуя, а в наших реалиях подозрителен каждый проходящий мимо. Если рай и ад существуют, то где-то снизу Хосе театрально аплодирует, в то время как Морозов старший изо всех сил старается пускать «знаки сверху», лишь бы неугомонный, свихнувшийся на богатстве сынок успокоился и перестал позорить их род.       И если это был «знак», то Шеминов большой молодец, раз смог дотошно выгрести каждую существенную — и не очень — деталь, чтобы через пару дней позвонить Арсению со словами «он твой». Им даже имени называть не надо, чтобы понять, — слишком уж долго они бултыхались на поверхности, остерегаясь самим попасться на крючок.       Волнение отдается глубоким вздохом и судорожным выдохом, заставляя в который раз повторить в голове план. Господи. О каком плане вообще речь? Арсений стоит посреди своей квартиры в женском белье, выбритый с паха до пят, укладывает волосы лаком и собирается соблазнить и убить самого крупного и опасного наркоторговца страны. Убивает он не в первый раз, да и соблазняет тоже, но то привычное предвкушение в данный момент, почему-то, не заполняет каждую клеточку его тела, выпрашивая выплеска адреналина. Сейчас у Арсения абсолютно точно странное предчувствие.       Приходится потрясти головой. Он поймает человека, за которым гонялись годами! Это не столько будоражит, сколько заставляет чувствовать себя сильнее, ответственнее, значимее. Арсений бы ещё добавил, что им можно гордиться, но это что-то про научную диссертацию или главную роль в кино, — случаев, когда мать гордилась сыном за то, что тот свернул шею лидеру наркокартеля, не наблюдается.       К чёрту интуицию. Арсений привык действовать рационально, а в моменты, когда ход действия значительно менялся — ловил на лету без промедления и лишнего анализа. Поступай он как-то по-другому, он бы сейчас не стал тем, кем является.       Перед выходом он ещё раз оглядывает себя в зеркале в полный рост и понимает, что выглядит как обычный добропорядочный гражданин, спешащий по своим немудреным делам в вечер выходного дня. И ведь не соврал.       Спустившись к машине, он смотрит на время и понимает, что в запасе у него ещё три часа. С пробками — два, и если во все прошлые разы это считалось поводом расслабиться перед успешно выполненным заданием, то сейчас возникает томительное ожидание чего-то неизбежного и волнительного, поэтому Арсений ругает себя за свою излишнюю пунктуальность и ответственность. Торопись он сейчас, времени на такую ненужную в данной ситуации рефлексию у него бы не осталось. Все у него не как у людей.       Стринги начинают натирать примерно спустя минут десять поездки, и Арсений старается пыхтеть как можно тише, не привлекая внимание безликого водителя. Арсений и сам сейчас для него персонаж массовки: темные очки скрывают лицо почти наполовину, а огни ночного города не так уж и сильно освещают его сквозь тонированное окно.       Отлично. Вкупе с волнением он начинает ощущать спертое дыхание паранойи на затылке. Может это из-за блядских трусов? Тоже дурак. Мог же просто взять их с собой и переодеться на месте. Пусть в одном внутреннем кармане у него и лежит трехкилограммовый моноспас, а в другом — латексные перчатки и электрошокер, — впихнуть кружевное отродье в один из них не составило бы труда.       Еще Арсения немного напрягает, что он обезоружен, — от слова «оружие». Электрошокер не считается, — здоровую тушу Морозова ещё попробуй этим приспособлением хоть как-то сбить с панталыку. Хотя тот, по очередному предчувствию Арсения, должен быть безобиден, — максимум попросит его называть себя каким-нибудь примитивным «папочка» или «хозяин», а эти четкие разделения по ролям давно перестали его пугать. Каждый дрочит на что хочет.       Но это не отменяет того факта, что случись что-то серьезнее, чем перевозбужденный «клиент», защититься он сможет только несчастным шокером и двумя кулаками. Навыками борца Арсений в силу профессии не обделен, но в его наборе шальной императрицы для пущей уверенности явно не хватает пушки, — пусть и взять ее с собой было бы глупым решением. Лишние подозрения в любом случае не нужны.       Шпиль многоэтажного отеля виднеется за три квартала, и Арсений инстинктивно начинает потирать вспотевшие ладони друг о друга в предвкушении. Наверное он даст слабины и позволит себе нарушить правило одного бокала перед заданием. Расслабиться хочется так, чтоб наверняка, а алкоголь, так или иначе, прибавит чуть смелости. Да что ж такое! Будто в первый раз, думает Арсений. Он в этой злосчастной поездке губы до крови искусал и задницу себе натер, и от осознания, что он действительно нервничает, хочется дать себе оздоровительный пинок под зад. Уйдите, грязные лапы тревоги!       Выйдя из автомобиля, он даже не останавливается покурить, как делал это по обычаю. Портье с улыбкой открывает ему дверь, пропуская внутрь, и не задает лишних вопросов. Наконец-то запомнил постояльца, думает Арсений, целенаправленно шагая к бару.       Не сказать, что в «Вандербилт Холл» он прямо-таки завсегдатай. В конце концов, в Москве есть тысяча мест, где можно соблазнять и убивать людей, но именно в этот отель Арсений отправляется из раза в раз за определенной дозой эмоций. И нет, к наркотикам он относится плохо, а вот к владельцу отеля...       Тесной связи с людьми Арсений сторонится, — тут даже не надо объяснять почему, — но этот избалованный пацан почему-то не хочет выходить из головы с момента первой встречи. Нет, Арсений ни в коем случае не влюблён, но это съедающее изнутри желание хотя бы пересечься взглядами, вкинуть очередную колкость в разговоре, или невзначай коснуться, отрезая любые попытки продолжения веселья, не дает ему покоя при виде этого Антона Шастуна, чёрт бы его побрал.       Познакомились они на мероприятии в честь открытия небольшого, но весьма презентабельного хостела в Чертаново, на котором Арсений бдительно выслеживал очередной заказ, притворившись директором маркетингового агентства. Уверенно влившись в светские беседы и не забыв при этом главной цели, Арсений не заметил заинтересованного взгляда молодого предпринимателя, из-за чего оказался в ловушке, — в прямом смысле: Шастун просто последовал за ним в туалет, а после закрыл дверь и начал доставать расспросами.       Арсений говорил мало, задирал нос и закатывал глаза на нелепые попытки Антона совместить заинтересованность в его персоне с флиртом, но небольшую долю очарования этот пацан излучал. И всё же почуяв, к какому виду встречи ведет Антон, Арсений сначала изобразил крайнюю степень возмущения, — в нём что, настолько отчётливо виден гомосексуал? — а на уверенный посыл Шастуна о том, что «рыбак рыбака», Арсений лишь позорно пропищал, что новые знакомства его не интересуют, — неважно, что минутами ранее он умело отвечал на неумелый флирт, — и смылся из туалета сверкая пятками, чуть было не потеряв из виду свой заказ.       Шастун въедаться в голову умел, — противься ты хоть сколько. Чего только стоили это его гнездо из золотых кудрей, мальчишеская улыбка и наивные зеленые глаза, будь они неладны. А ведь Арсений не тот тип людей, которому важна внешность. В отношениях ему достаточно было бы покоя, умиротворения и гармонии, а с его ритмом и образом жизни — там будет пахнуть лишь порохом, кровью и чужими несбывшимися надеждами. Отношения должны быть отдушиной от рутины и нескончаемого потока дел, в них должно быть комфортно прятаться от внешнего мира, они должны быть домом. Арсений не фанат «Мистера и Миссис Смит», зато фанат «Дневника памяти», и пусть у Ноя и Элли было не все так гладко, но именно в этой истории Арсений видел чувства, а не созависимость.       Развлекаться с симпатичными молодыми людьми Арсений мог, умел и практиковал, но при разговоре с Шастуном вырастал какой-то долбанный барьер, не позволяющий переходить грань дозволенного. И ведь казалось бы — о какой дозволенности может вообще идти речь? Арсений — наемный убийца, для которого проявление любых человеческих чувств — табу. И нет, он не жаждет крови и боли, а Шеминов — не идиот, и работает с проверенными людьми, которые не будут оформлять заказ на бедолагу, своровавшего из их мини-маркета бутылку водки. Каждый свой заказ Арсений изучает досконально, убеждаясь, стоит ли оно того, исходя из его собственных принципов и убеждений, — своего рода самосуд, — а Стас ему доверяет целиком, поэтому эту вольность позволяет.       Где бы Арсений ни находился, какими кровавыми делами бы ни был занят и какие цели бы ни преследовал, — Шастун сваливается как снег на голову постоянно, заставляя Арсения страдать от паранойи. Тот будто все время маячит где-то на горизонте, бдит, изучает своими любопытными глазами, и то количество случайных встреч, посылаемых то ли судьбой, то ли кем-то ещё ежемесячно, — а то и еженедельно, — по пальцам не пересчитать. Антон богат и своенравен, а еще он как-то ляпнул «ну ниче, я тебя добьюсь», а Арсений, дурак, позволил себе подумать, что уже, только Шастун об этом не знает, и не узнает никогда.       Антон привлекал исключительно внешне, — на свидании-то они не были, поэтому «узнать его получше» не вышло. Их кратковременные разговоры ограничивались заигрываниями, а заканчивались очередным отказом от свидания. Антон стряпал грустную моську, а через время уже заливисто хохотал в компании каких-то незнакомцев, поэтому Арсения эта игра в горе-любовников лишь забавляла, а сам он отказывал себе в удовольствии думать, что настроен тот серьёзно.       И сейчас, зайдя в нужную дверь, Арсений первым делом бегло оглядывает скопление людей и, почему-то, выдыхает, не заметив в толпе знакомой кудрявой головы. Для очередных перемолвок у него все равно не тот настрой.       А ещё ему пиздецки жарко в этом идиотском шарфе, а жесткая ткань стрингов натерла до такой степени, что, по ощущениям, между булок начало кровоточить. Какой дискомфорт! Это просто невыносимо! Приходится вильнуть бёдрами из стороны в сторону и пару раз втянуть зад, будто это поможет сместить точку давления. И как женщины это делают незаметно?       Скрипя зубами он делает заказ и снимает очки. На барный стул Арсений смотрит с осуждением, будто этот неодушевленный предмет заставил его сейчас страдать, а не сам он загнал себя в глупую ситуацию. Поэтому стул он предпочитает игнорировать, тут же присасываясь к стакану с янтарной жидкостью. Он даже не знает, что ему туда налили, — настолько ему поебать сейчас на весь внешний мир.       На часах «21:15». Потерпеть долбанных сорок пять минут, а после ему будет не до этого. В себе Арсений не сомневается. Игру он сымпровизирует целиком, а дальше лишь расчертит нужную траекторию: с какой стороны подобраться, на какую точку надавить, как сделать... — А я все ждал, когда увижу тебя снова, — горячий шёпот на ухо пускает мурашки по шее, и Арсений успевает порадоваться, что надел шарф. И вообще, какого чёрта? Шастун его из под земли достанет, блин.       Он медленно оборачивается, поджав губы, но маска равнодушия тут же спадает, стоит поднять взгляд и не заметить на голове кудрявого безобразия. Арсению не мало лет, — он не был готов к таким неожиданным переменам, поэтому он театрально хватается за сердце и откровенно пялится на чужую голову. Еще и осветлил волосы. Ну что за негодяй! — «До» было лучше, — нагло врет Арсений. — Всего лишь эксперимент. Отращу их ради тебя заново, — Антон в ответ лишь обворожительно улыбается, ни капли не обижаясь. — Не стоит. — Тебе же не понравилось? — Я сказал совсем не это, — закатывает глаза Арсений, едва морщась от вновь пронизывающего дискомфорта. Как же Антон не во время.       Шастун на его колкость лишь тихо посмеивается и встаёт рядом, кидая пару слов бармену. — Что привело тебя в мою обитель на этот раз? Очередная встреча? — выделив последнее слово, спрашивает он.       Арсений хмыкает. Каждый раз, оказываясь в «Вандербилт Холл» и натыкаясь на Шастуна, он говорит одну и ту же отточенную фразу. А что ему делать? Он все ещё директор какого-то-там агентства, а Антон то ли действительно настолько бдителен, то ли начинает что-то подозревать. Арсению такого геморроя не надо. — Вообще-то свидание, — быстро соображает он. — М-м, — по лицу Антона непонятно негодует он или не верит. — Созрел-таки? — Рискую. Хотя чуйка мне подсказывает, что оно пройдёт ужасно, — как же Арсений мечется между тем, чтобы держаться от Шастуна подальше, и тем, чтобы этот спектакль двух актёров никогда не заканчивался. — Почему? — Арсений на него старательно не смотрит, но тон у Антона заинтересованный.       «Потому что на мне ебучие натирающие женские трусы, в которых я буду вертеть задницей перед главой наркокартеля, которому мне необходимо свернуть шею», вертится в голове у Арсения, но он лишь прокашливается и делает задумчивое лицо. — Отвык от таких мероприятий, — отвратительный ответ. — А со мной привык бы, — еще более отвратительный аргумент.       Вот именно, блять, что привык бы. А потом что? Первый поцелуй, влюблённость, первый секс, совместное жилье, тайники с оружием по всему дому. Ладно, может Арсений забегает слишком далеко, но нормальные люди ведь для этого на свидания и ходят! Ладно, не все. Но Арсений не в том возрасте и не в том положении, чтобы тратить время на бессмысленные мотания и несбыточные надежды.       А Антон молодой. Сколько ему? От двадцати семи до тридцати трёх? Арсений в этом возрасте развёлся и пустился во все тяжкие, прожигая молодость и переживая кризис ориентации. Хотя нет. Скорее — провожая в далекий путь свою бисексуальность, в которой долгие годы был абсолютно точно уверен. Что ж, не получилось, не фартануло.       Смотря на новую прическу Антона, его ровный загар, обилие цепей на шее и этот абсолютно-блядски-сексуальный брючный костюм, сразу просится мысль, что тот был рожден для того, чтобы трахать молоденьких феминных мальчиков, а не ищущих романтики сорокалетних Арсениев.       Антон своей жизнью наслаждается сполна, и если он захотел Арсения как трофей в личную коллекцию, то пусть перехочет. Попов себя не на помойке нашел. — Все вы слишком много говорите, — использует манипуляцию Арсений. — А гарантий... — Хочешь на свидание под расписку? Да без б. У меня у друга свой нотариус, — самое пугающее в этой ситуации, что Антон абсолютно серьезен. — Нет, Антон, мы не пойдем на свидание под расписку, — прыскает Арсений, но, завидев пронизывающий и будто просящий взгляд напротив, немного смягчается. — Мы можем, ну, для начала попробовать подружиться?       Антон хмыкает и задумчиво глядит вверх. — Не припоминаю, чтобы я когда-нибудь хотел страстно целовать своих друзей.       Да что ж ты будешь делать. — Не может быть такого, чтоб всё и сразу! — атакует Арсений. — А как же неторопливое развитие событий? — Мы познакомились в прошлом году. Куда ещё неторопливее?       Старательно сдерживая улыбку, Арсений вдруг понимает. А ведь правда — они с Антоном знакомы почти год, а тот не оставляет попыток куда-нибудь Арсения сводить или просто провести с ним время. Хотя кто его знает, что там в голове у Шастуна? Для него, скорее всего, их странные отношения — точно такая же забава, к которой оба просто привыкли. Это база, можно было бы сказать, но Арсений скажет, что это пиздец. Затянулась их забава знатно.       Но с другой стороны, они ведь даже номерами не обменялись! Да к чёрту. У Арсения есть дела поважнее, чем копошение в чужих чувствах и намерениях. — Мне пора, — от Антона уходить не хочется, но минутная стрелка уже приближается к моменту «Х». — Хорошего вечера, Антон. — И тебе, — разочарованно отвечает Шастун, утыкаясь в стакан. — Эй, Арс, — окликает, стоит Арсению сделать несколько шагов к выходу. — Если он окажется ублюдком, знай, я жду тебя.       Ничего не ответив, Арсений отворачивается, стараясь скрыть стремительно краснеющие щеки. А может это от духоты и алкоголя? Да, скорее всего.       Ебучий Шастун. Прекрати это делать немедленно! Арсений не девочка-подросток, и не подросток вовсе. И тем более не девочка! Неважно, насколько красиво ты умеешь пудрить мозги, — практикуй этот навык на ком-нибудь другом, а не на всяких одиноких Арсениях, которые истосковались по заботе и романтике.       Кошмар. Он сегодня совсем расклеен. Арсений вообще слишком мягкотел для своей профессии. Свою романтичную натуру он закрыл на множество замков ещё десять лет назад спустя время после развода, основательно занявшись своей физической подготовкой и дисциплиной. К месту вспомнились года в армии, и одним из лучших своих решений было заняться стрельбой.       Целясь в мишень, он отлично справлялся с ненавистью к себе и всему честному миру. Первый выстрел — непринятие родителями. Второй — отвернувшиеся друзья. Третий — сломленная карьера. Четвертый — несбывшиеся надежды. Пятый — потерянное время в браке. Шестой — полное непонимание как строить свою жизнь дальше. Седьмой — «мои проблемы никому не нужны». Восьмой — одиночество.       Арсений годами трудился, выстраивая новую версию лучшего себя и разрушая каждый несчастный принцип, благодаря которым существовал большую часть своей жизни. Он ломал себя каждый день, лез из кожи вон, чтобы прийти к тому, что имеет сейчас. Стальная непоколебимость, уверенность в себе, изворотливость, хитроумие, манипулятивность — все это он, и это было в нём всегда, просто отчаянно скрывалось.       А потом Арсений устал притворяться. Устал от своей «светлой» стороны и решил подружиться с демонами, а не прятаться от них. Он честно ожидал не этого, но вышло то, что вышло. Возвращаться к изначальной точке не глупо даже, — больше будет жаль пройденный зря путь, а тернии и колючие провода в нём те ещё заразы.       У него был, есть и будет только он сам. Со своим видением мира, своими демонами, подчиненной стороной — один на один. Пусть та сторона разбивается по крупицам с каждым выстрелом в голову.       Какой абсурд. За годы в этой профессии он все ещё умудрился её не убить.       В лифте прохладно. Путь до двенадцатого этажа проходит мучительно долго, и Арсений изо всех сил старается на обращать внимание на бдение глазастой камеры позади. Хотя, не столь важно. На нужном этаже о камерах уже позаботились, а на крайний случай покинуть отель придется весьма неординарным способом. Высота только малость напрягает.       Полумрак коридора под стать ситуации, и Арсений неосознанно представляет себя главным героем криминального сериала. Он даже походку меняет, надевая по пути длинные латексные перчатки. Возле Морозова точно трётся охрана, но этой детали образа есть весьма логичное объяснение. Под стать ситуации, блин.       За дверьми раздаётся басистое «входите» и, прежде чем опустить ручку, Попов мысленно желает себе удачи.       Тучный незнакомый мужчина сразу же шагает к нему с металлоискателем, и Арсений понимает, что будет дальше. Железяка пищит в районе груди. Приходится с неловким видом распахивать плащ, предоставляя чужому взору свой внешний вид. — Средство самообороны, — елейным голоском объясняет он. — Сами понимаете какие казусы могут произойти в моей профессии.       Тучный тип неодобрительно фыркает, но ничего не говорит, — только жестом просит держать электрошокер в руке. Пикающая железяка проходится вверх-вниз снова. Молчит. Буквально через минуту Арсений войдёт в это блядское ложе и положит конец делу, на берегу которого они слишком долго барахтались. Волнение начинает отступать. — Филипп! — грозно раздается сбоку. — Свали часа на два отсюда.       Из соседней комнаты вываливается Морозов, тут же начиная голодно разглядывать Арсения, — а ведь он даже раздеться не успел. Филипп ретируется, отдавая Арсения на съедение волку. Хотя, хищник не тот, кто волк, — волк тот, кто хищник. Или как там было в этих пацанских цитатниках... Не суть. Ясно как день, что жертва в этой каморке — не Арсений.       Он держит зрительный контакт с шагающим к нему Морозовым, но тут же вспоминает, чью роль исполняет сегодня, поэтому застенчиво опускает голову.       Спустя мгновенье к подбородку прикасаются чужие пальцы. — Какая мордашка, надо же! — жесткие подушечки гладят по гладковыбритым щекам, а суженные глаза смотрят с восхищением. — Давай в комнату. Через пять минут подойду.       Арсений молча кивает и проходит в указанном направлении. В спальне, освещаемой лишь приглушёнными настенными светильниками, ничего толком рассмотреть не удаётся. Видно только, что никаких лишних изысков и вульгарщины заказчик явно не желал, зато желал Морозов. Это заметно как минимум по бордовому постельному белью из шелка, которое абсолютно не вписывается в интерьер. Про шторы ещё более вырвиглазного оттенка Арсений вообще молчит.       Внимание сразу привлекает открытая коробка, внутри которой хранятся потайные желания клиента. Арсений хочет было подойти и рассмотреть эти орудия пыток, но вспоминает, что он все ещё одет. Боже, как не хочется раздеваться перед этим ублюдком. Придется ведь в любом случае ещё и дать себя облапать, чтобы не вызвать подозрений. Арсений потом неделю будет чужие прикосновения мочалкой с себя соскребать.       Шарф и плащ он небрежно складывает на стуле, кинув мимолетный взгляд на себя в зеркало. Ладно. Если убрать из этого образа жутко натирающее белье, то выглядит он в самом деле горячо. Бледную кожу усыпанную родинками он в принципе считает за свою особенность, а корсет ещё краше подчеркивает и без того хорошую спортивную фигуру. Арсений даже позволяет себе подумать, что к этому образу можно было бы добавить ошейник и подведенные глаза. Не в сложившейся ситуации, конечно.       Интересно, как Антон отреагировал бы на такой образ? Понравилось бы ему или вызвало бы приступ смеха? Ситуация двоякая: сорокалетний мужчина в женском белье, и казалось бы... Но Арсений уже говорил, — что там творится в Антоновой голове ему не понять, но рыбья чуйка почему-то подсказывает, что сначала Антон точно удивился бы. А дальше — как кот, привыкающий к новому дому: внимательно оглядывает, потом, возможно, делает шаг ближе, несмело подносит руку, а на утвердительный кивок Арсения — становится немного поувереннее и кладет руку именно на грудь, — аккуратно, едва касаясь, вызывая доверие. Антон повел бы рукой ниже, к краю пояса, поддел бы его двумя пальцами и оттянул, играясь. После — завел бы руку назад и подтолкнул бы ближе, наклоняясь к манящей шее. Провел бы носом вверх-вниз, опустил бы руку на... — Твой папочка сегодня плохо себя вел, — какой же пиздец. — Накажешь меня, малыш?       Фантом Антона пропадает, предоставляя взору Морозова в отвратительных латексных трусах и ошейнике с поводком. Быстро взяв себя в руки, Арсений хитро улыбается и достаёт из коробки плетёный стек, тут же шлепая себя по ладони и делая уверенный шаг ближе. Ладно, это больше смешно, чем отвратительно. — Как ты хочешь, чтобы я наказал тебя? — Арсений едва заметно скрипит зубами, но заставляет себя выдавить: — Папочка?       Морозов облизывается и встаёт перед ним на колени, заведя руки за спину. Игра начинает затягиваться, и Арсений превосходно входит в роль, томно проговаривая всякие пошлости и представляя, что это все нереально, и что где-то сбоку стоят операторы с камерами. Арсений частенько успокаивает себя таким способом во время неловких или экстренных ситуаций. Все равно об этом никто не узнает.       Арсений приказывает считать каждый удар, а Морозов, чертила, специально сбивается. Ладно, Арсений потерпит. В любом случае надо немного подождать, чтобы «заказ» окончательно расслабился, и атаковывать в тот момент, когда этого не будут ожидать.       Морозов, кажется, что-то принял. Его потряхивает, речь сбитая, а глаза у него не то что покрылись пеленой возбуждения, — он даже открыть их до конца не может. Создаётся ощущение, что ещё чуть-чуть, и он упадет на пол в припадке. Будет забавно, если он сейчас откинется от передоза. — Попрыгаешь на мне, малыш? — хрипит он после пятидесятого удара.       Согласно улыбнувшись в ответ, Арсений хватается за поводок и дергает в сторону кровати, — вот только Морозов то ли сменил в голове план, то ли окончательно разыгрался. Поднявшись с четверенек, он резко хватает Арсения под задницу и заваливает на себя, падая на кровать. Арсений изо всех сил держит лицо и старается не подавать виду, что задницей прижимается к чужому стоящему члену. Мерзость. — Давай, мой хороший.       Арсений не знает сколько времени прошло с момента, как он вошел в эту комнату, но по ощущением эта пытка длится вечность. И сейчас, глядя на свой «заказ» сверху вниз и полностью контролируя чужие действия, он понимает — пора.       Пока Морозов улыбается во все тридцать два, Арсений начинает едва заметно покачиваться, отвлекая, а рукой — вести вверх по груди. Рука несильно сжимает шею и, не увидев в ответ сопротивления, Арсений делает так ещё раз. Он ведет дальше, гладит место за ухом, аккуратно подключает вторую руку, отслеживая реакцию на каждое свое действие. Мордастый хер только улыбается сытнее, и Арсений, нащупав одной рукой нужную точку, а вторую положив на скулу, резко надавливает.       Слышится характерный хруст. Голова Морозова заваливается набок, а лицо так и сохранило на себе слабую улыбку и полуприкрытые веки. Арсений кладет два пальца на пульс. Ничего.       Он соскакивает с мёртвого тела, зачем-то отряхивает зад, будто это как-то может сделать его чище, и неспешно одевается. Даже присвистывает в какой-то момент. Больше волновался.       В этом блядском логове он не задерживается ни на минуту. Полностью запахнув плащ и кинув последний взгляд на тело, он с победной улыбкой выходит из комнаты, думая о запечённой курице. Он знает чем займётся, когда вернётся домой. — Как вы вовремя закончили!       Выйдя в коридор, Арсений натыкается на взбалмошного тучного типа, — Филипп, или как там его? — и на секунду теряется. Сказали же погулять два часа! — Вообще-то нет.       Реагирует Арсений быстро. Бегло осмотревшись, он достает из кармана шокер и, заткнув Филиппу рот рукой, прикладывается жужжащим приспособлением к его шее. Бедолагу потряхивает несколько секунд, после чего Арсений, мысленно перед ним извинившись, заводит одну руку ему за голову и с размаху припечатывает того лбом в стену. Нехотя делает это ещё пару раз, чтоб уж наверняка.       Филипп заваливается на пол в бессознанке. Нет, Арсений его не убил, но сотрясение точно обеспечил. Ну оказался человек в ненужном месте в ненужное время, что теперь поделать? Он бы понял в первую же минуту, а у Арсения пусть и был план «Б», рисковать было нежелательно. Да и необязательно, если можно применить немного силы.       Нагнувшись, Арсений хватает бедолагу за ноги и начинает тянуть на себя, волоча по полу. Хвала небесам — камеры нерабочие! А то одна из них сейчас осуждающе глядела бы прямо на это безобразие. Арсению перед этой чудо-машиной капельку стыдно.       Оставляя позади номер с одним отключенным и одним неживым телом, Арсений решает поспешить. Задержался он в этом месте сегодня. Хорошо хоть этаж пустой, — устранять ещё одного свидетеля у него нет ни моральных, ни физических сил.       До лифта остаётся один поворот налево, и только он хочет поменять траекторию движения, как чья-то сильная рука неожиданно обхватывает его поперёк груди, захватывая конечности, а вторая затыкает рот. Арсений успевает испугаться, успевает понять своё абсолютно невыгодное положение, и только потом начинает активно дёргаться в захвате, стараясь попасть тяжелыми берцами по коленям нападающего, чтобы хоть немного сбить его с панталыку. Вот только нападающий чертовски силён и устойчив. Арсению начинает казаться, что тот выше него, — его метр девяносто ещё попробуй усмирить.       Его практически заносят в номер и тут же припечатывают к двери, закрывая ту на ключ. Свет в номере выключен, и только Арсений не глядя тянется за шокером в карман, его руку перехватывают. Подняв разъяренный взгляд, Арсений стопорится. Над ним нависал Антон. — Охренеть, — Антон бегает по нему восхищёнными глазами. — И что это было, киса? — Антон, выпусти меня немедленно!       Нет, нет, нет, нет, не лезь туда, дебил, сука, ебаный! Арсений мысленно начинает рассчитывать траекторию, как красивую Антонову голову припечатать к косяку и не убить. Его уже не должно здесь быть, и тем более — здесь не должно быть Антона! Он не должен знать, не должен в это лезть, потому что после таких казусов чаще всего бывают последствия. Арсений очень бы не хотел получить заказ на голову Шастуна, а тот сейчас самостоятельно выкапывает себе могилу, срывая задание. — Не беги от меня, Арс. Я все видел.       «И это очень-очень плохо!», хочется крикнуть Арсению, но он смотрит на него со всей строгостью и шипит: — Ты не знаешь, во что лезешь! Отпусти сейчас же!       Антону плевать. Он будто не видит всей серьёзности ситуации, не видит, как Арсения начинает мелко потряхивать от подступающей паники, — наоборот, он сжимает его руки крепче, пока Арсений старается вырваться, и смотрит прямо в душу, говоря, что никуда не уйдёт. — Не пытайся меня запугать, — шепчет Антон, бегая глазами по его лицу. — Скажи мне, кто ты, Арсений?       Либо Антон идиот, либо он действительно не боится. Да нельзя просто так взять и завязать себе глаза! Есть много вещей вокруг, которые, как бы ты ни пытался, будут влиять на твою жизнь и, в некоторых случаях, лишать тебя чего-то. Арсений лишен многого, но самого главного — обычной жизни. У него не хватит сил и смелости свернуть с этой дороги, потому что он не знает каково это — жить нормальной жизнью.       И он уверен, — нет, он знает, — Шастун — тёмная лошадка. Подводных камней там тьма, — варится ведь он почти в том же обществе, что и Арсений.       Что бывает, когда двое, привыкших к хаосу людей переплетают судьбы? Там определение слова «жизнь» теряется среди лжи и постоянной потребности в движении куда-то, — необязательно, что в правильном направлении. Само определение «правильно» смыто волной непостоянства, азарта, бесчестия. И если Антон уверенно держится на этой волне, добровольно лезет выше, без боязни потонуть, что ж. Арсений его искренне не понимает. Пусть и сделал когда-то то же самое.       Арсений — пустота. И его не надо спасать. — Мне придется убить тебя, — голос хрипит, а руки все ещё дрожат, но он не даст спасти себя. — Хорошо.       Сумасшедший. Просто, блять, выживший из ума мальчишка. Антону не нужен ответ. Он видит его в бегающих глазах, в напряжённом лице, в сжатых в кулаки ладонях. Он не видит ничего, и все сразу. И пока Арсений дышит рвано, наблюдая за таким же напряжённым лицом напротив, Антон не останавливается. Он мучительно медленно тянет за пояс, а после ловко вытаскивает ряд пуговиц из петель. Арсений перестаёт дышать.       И все происходит, как в его самой страшной и одновременно самой желанной фантазии. Брови Антона ползут вверх, а сам он жадно бегает взглядом по каждому сантиметру тела. Арсений не может шевельнуть рукой, хотя прикрыться хочется, — у него буквально отобрали возможность двигаться. В реальности Антон более уверен, чем в фантазии: он тянет руку к ключицам, обводит каждую, после — ведёт ниже, царапает ногтями сосок, вызывая у Арсения судорожный вздох. Как же ему чертовски жарко. — Если ради этого мне придётся умереть, — голос Антона гуляет где-то в голове, — то я согласен.       Арсений отказывается понимать. Это точно не сон? Антон действительно сейчас стоит напротив него и гладит его по бедру? Антон действительно сейчас кладет вторую руку ему на шею? Действительно наклоняется ближе, шумно выдыхая? — Антон... — Тише.       Хватка с шеи пропадает, а рот снова затыкает чужая ладонь. Сначала Арсений думает, что таков следующий ход Антона, а потом прислушивается. За пределами номера раздается шум голосов и слышится беготня. — Проверьте этаж! — говорят за дверью, и у Арсения останавливается сердце. — Идем. — Тихо говорит Антон и хватает его за запястье.       Пройдя вглубь номера, Антон рывком отодвигает теневые шторы, предоставляя взору балкон. Арсений вырывается из его хватки и лезет во внутренний карман, бегая глазами по сторонам в поисках чего-то, за что можно было бы зацепить моноспас. Вот только в кармане пусто. — Какого... — Это ищешь? — Антон с довольным видом трясет устройством воздухе, а после шагает к перилам. До Арсения с ужасом доходит ход его мыслей. — Ты гонишь?! Он выдерживает до ста пятидесяти килограмм! — У меня недовес.       Боже, за что Арсению это все?       Он перелазит через перила вслед за Антоном и хватается за железную ручку. Какого вообще хрена у него такое довольное и уверенное лицо? Неужели не в первый раз?       Позади слышится, как дверь в номер открывают с пинка. — Держись, киса.       Арсения обхватывают за талию, а в следующую секунду они с Антоном уже летят с высоты двенадцатого этажа. Вообще Арсений никогда не боялся умереть, но он предпочел бы героически погибнуть в бою, или в аварии, в процессе погони. А вот превратиться в лепешку, — ещё и с Антоном в обнимку, — в его планы точно не входило. Вероятность, что моноспас не выдержит веса двоих почти двухметровых мужиков равна примерно 99,9%, и если он всё-таки выживет, прострелит Антону колено за такую выходку.       Но, видимо, судьба сегодня на их стороне. Полет нормальный, приземление — мягкое, а Антон, будто предвидев подобную ситуацию, специально завел Арсения в номер, окна которого выходят на заднюю парковку. Людей, заметивших их перформанс, вокруг не наблюдается.       Арсения опять куда-то тянут. Так! Если Антон решил поиграть в Джокера и Харли Квин, то выбрал для этого не лучшее время. И вообще, Арсений — волк одинокий, в напарнике он не нуждается. В напарнике, которому с большей вероятностью придется пустить пулю в лоб — тем более. — Не знаю, что у тебя за план, но... — Сейчас — увезти тебя отсюда. — Я бы и без тебя с этим прекрасно справился! — Арсений шипит, как змеюка, с каждой секундой закипая всё больше: на себя, за то что был недостаточно бдителен, на Антона, за то что суёт нос не в свое дело. У того настрой игривый, а на лице отсутствуют признаки хотя бы слабого волнения, и Арсений этого абсолютно не понимает. — Извини, просто устал от твоей беготни, — ну ахуеть теперь! — Прыгай.       Арсений от такого заявления округляет глаза и даже не замечает, как они подошли к черной Тахо, дверь которой Антон уже приветственно открыл. — Это не дает тебе права... — Поболтаем в дороге, Арс. Сядь уже, а?       Вообще-то Арсения ожидает машина с торца отеля, но лишние движения сейчас могут понести за собой последствия, да и времени мало, поэтому выбора у него не остаётся. Точнее, Антон не оставил ему выбора. Козел.       Почему Арсений вообще с ним церемонится? Уже давно мог бы по той же схеме херануть его шокером, ещё и классную тачку угнать. Но нет же! Глупое «это же Антон» в голове заставляет его не воплощать идеи подобного рода. Вот что — «это же Антон»? Да Арсений знать о нём ничего не знает! Да, Шастун Антон; да, владелец одного из самых дорогих отелей Москвы; да, аллергия на рис. И что ему это даёт?       Эти факты — ничего. А вот те немногочисленные разговоры... Антон просто смеётся слишком громко и разъебывается со своих же шуток; Антон просто чавкает, когда ест что-то, что ему действительно нравится; Антон просто говорит пошлости, а потом извиняется; Антон просто важный бизнесмен, но из важного там только хуй бумажный, который он однажды выцарапал зубочисткой из салфетки и подарил Арсению.       Антон просто... Антон. Игривый, но умеющий брать себя в руки при экстренной ситуации; любящий делать комплименты, при этом по-мальчишески краснеющий; до ужаса скрытный, но однажды поплакавший Арсению в плечо после смерти хомяка; немного неловкий, улыбчивый и задумчивый.       Что там Арсений говорил? Что он об Антоне не знает ровным счётом ничего? Свои слова Арсений не забирает, а в машину злобно пыхтя, но садится.       Тахо — та ещё ебака, конечно. Это сколько в ней места, охренеть просто можно! Антон по-джентельменски закрывает за Арсением дверь и прыгает вперёд, поворачивая ключ и со свистом стартуя с места, пока Арс разглядывает просторный салон. Вообще все логично: большому человеку большой автомобиль. Ещё и тонирован в круг. «Но это уже понты», думает Арсений, но вслух не говорит.       Черт, у него же сорванное задание! Шастун этот одним своим присутствием мозги пудрит. — Антон, отвези меня домой. — Ты первый день головорез что ли?       Арсений возмущённо басит: — Да судя по твоим выходкам ты вообще только на свет появился! — Туше.       Антон, конечно, не обижается, — ещё и посмеиваться успевает. Одному Арсению здесь не до шуток. — Есть вещи, которые я не собираюсь с тобой обсуждать. — Значит головорез. — Антон!       Ладно, у Арсения паранойя. Доверять нельзя никому, а двадцать первый век прогрессирует с каждым годом, изобретая прослушивающие устройства разных форм и размеров. Арсений напоминает себе: он плохо знает Антона! — Да я твой род деятельности все никак понять не мог. Люди, убивающие за деньги, практически ничем не отличаются от тех, кто за деньги трахается.       Арсений почти успел оскорбиться, а потом вспомнил, что у него под плащом. — Ты думал, что я проститутка? — Ну были мысли. Ты помимо того, что вечно по отелям шастаешь, ещё и выряжаешься пиздец вычурно.       А сейчас Арсений успел оскорбиться. — Каждый волен выглядеть так, как он хочет! — Да это понятно. Я не об этом, Арс. Просто скажу одно — я не удивился.       Не то чтобы Арсений часто слышал фразу «о, я так и знал, что ты наемный убийца!», но на каком-то подсознательном уровне у людей он вызывает недоверие. Он может и подвешен на язык, но в жизни его было много ситуаций, когда ему говорили «у вас взгляд такой, в самую душу», или «вы такой холодный и отстраненный молодой человек». Ну, и короночка: «если честно, я вас побаиваюсь». Антон вот не боится, — наоборот, на прочность испытывает. — Могу только поздравить тебя, Антон. Твоя голова следующая.       Арсений говорит это ровно и холодно, но в сердечке что-то кольнуло. — На кого ты работаешь?       Нет, Антон правда идиот или притворяется? — Ты идиот? — озвучивает свои мысли Арсений. — Хорошо, давай так: я говорю фамилию, а ты либо утвердительно молчишь, либо, э-э, молчишь отрицательно?       Да что за человек-то, а... — Слушай, я не думаю... — Шеминов?       У Арсения сердце куда-то в пятки падает. Антон, жучара, ещё специально в зеркало заднего вида бдит, отслеживая реакцию. Москва-Сити, блять, — огромный городище! — но Арсению эта страшная женщина всё равно умудряется подкидывать палки в колеса, связывая его с теми людьми, от которых мама просила держаться подальше. Антон знает Стаса, Стас знает Антона, а Арсений сам стал тем, от кого следует держаться подальше, и если ситуация может быть ещё абсурднее, то налейте ему хотя бы виски, — в трезвом уме он за событиями не поспевает. — Арс, ты слишком мало знаешь обо мне, — тихо, будто кто-то может услышать говорит Антон. — Ты сам знаешь, в каком социальном болоте мы барахтаемся. Здесь каждый второй — Ханна Монтана.       Арсений часто моргает в лёгком непонимании, но предполагать боится. Не хочет развеять эту надуманную ауру светлого и доброго Антона. — Ты имеешь в виду?... — в противовес мыслям спрашивает Арсений. Делает этот долбанный шаг, желая узнать Антона получше. — Я пользуюсь его услугами, — «пользуюсь». На постоянной, блять, основе. — Я заказчик Морозова.       Заткнись, заткнись, заткнись. Замолчи, ради Бога! — Нахуя ты мне это говоришь? — Арсений не говорит, а взвывает. Они с Антоном никто друг другу, а в таких делах вообще не бывает «кого-то», с кем можно было бы обсудить интересные детали, блять, и факты! Нет, это слишком. Антон подбирается слишком близко и роет могилу теперь им обоим. — Мне плевать, что будет дальше, — опять этот равнодушный тон. Интересно, ему действительно плевать или он так хорошо притворяется? — Я никогда не попрошу твоего доверия, Арс, но хочу доверять тебе сам. Дай мне такую возможность, пожалуйста?       Да нельзя так! Нельзя просто захотеть и делать! Где хотя бы слабое подобие здравомыслия? Рационализм? Господи, насколько же они разные. — Я ничего не могу обещать, Антон. — Тогда я просто буду ждать, — и опять эта кошачья улыбка.       Арсений не знает, куда все это время они едут, не знает, который час, не знает, что у Антона творится сейчас в голове, но он точно знает, что такими темпами просто напросто сойдёт с ума.       Как же ему страшно. Ему чертовски хорошо в своей извращённой зоне комфорта, и как же не хочется пускать в неё Антона. Не потому, что дело в Антоне, а потому, что у него есть своя. Арсений не знает, насколько там все очернено, но одна мысль о том, чтобы взглянуть хотя бы мельком будоражит до мурашек и пугает одновременно.       У Арсения в ней грязно. Там очернен каждый угол, там правит рой тараканов, там пахнет кровью и порохом, и там определенно не на что смотреть. Просто Арсений привык, а показывать Антону своё истинное лицо он не собирается. Хотя, если это способ его отстранить, может нужно хорошенько обдумать эту идею? — За нами хвост, — вырывает его из мыслей Антон. — Что?       Арсений оборачивается и, насколько позволяет тонированное окно, разглядывает три черных БМВ, движущихся прямо за ними. Крайние автомобили начинают постепенно ускоряться, желая сравняться с Тахо, в то время как Антон дает по газам. — Залезь под левое сиденье поглубже, достань пистолет, — тараторит Антон и тянется к бардачку, доставая оттуда ещё одну пушку. — Откуда у тебя это?! — удивляется Арсений, нашаривая под сиденьем оружие. — Думаешь, ты один такой крутой дядька? — ещё и посмеивается. — Держись там, киса.       На этих словах он снова давит на газ, тут же подрезая правую БМВ, сбивая ту с панталыку. Арсений тянется за сиденье и наугад нащупывает рычаг, тут же опуская спинку. — Да держи ты прямо! — возмущается он на крутом повороте. — Ау! Мы уходим от погони!       При очередном маневре Арсения снова мотыляет из стороны в сторону. Он забивает на бесполезные попытки ухватиться хотя бы за что-то, поэтому резко запрыгивает в огромный багажник и выбивает ногой заднюю фару. — Ты что там крушишь?! — возмущенно перекрикивает скрип шин Антон. — Следи за дорогой!       Арсений ложится на живот и прицеливается, аккуратно выглядывая из отверстия, — вот только первым выстрелить не успевает. Звук разбившегося стекла тут же раздаётся где-то над головой, и он инстинктивно прикрывает голову, матерясь под нос. Зря фару выбил.       Приподнявшись, он наугад стреляет вперёд и позволяет себе порадоваться, услышав скрежет колес об асфальт. Приподнимается чуть увереннее, в этот раз стараясь попасть в более конкретную цель, а именно — водительскую сторону, но тут же терпит неудачу, заметив выглядывающего из окна человека в черном, который целится прямо на него. Тахо мотыляет на очередном выстреле.       Начиная закипать, Арсений хватается за сиденье и снова выглядывает наружу, тут же стреляя несколько раз подряд. — Бронированные, — делает неутешительный вывод. — А мы нет.       Антон слишком смело приоткрывает пассажирское окно и, оторвав взгляд от дороги на пару секунд, стреляет в подобравшуюся слишком близко БМВ. На чужом окне остаются лишь следы от пуль, но с пути водителя это немного сбивает. — Ты за дорогой смотри и на газ жми, идиот! — А ты не командуй!       Очередной выстрел заставляет Антона дернуться, а наружное зеркало со стороны водителя — разбиться. — Мотни задницей. Резко, — даёт указание Арсений.       Тот слушается сразу и выкручивает руль, врезаясь в морду подкравшейся слева БМВ. Вес и система рулевого управления Тахо позволяют ей не сбиться с траектории и тут же вернуться в изначальную позицию. Арсений мысленно восхищается насколько хорошо Антон чувствует габариты машины. Он бы с такой махиной не справился.       Тот резко давит на тормоз, и Арсения отбрасывает назад. Зато теперь зад Тахо залез к БМВ прямо на морду. Вот только что с этим делать... — Ты хоть предупреждай! — Прости, киса.       Арсений, применив ещё несколько несчастных попыток прострелить бронированное стекло, кидает разрядившийся пистолет на задние сиденья и даёт себе секунду, чтобы выстроить новый план, исходя из их нынешнего положения. Он бегает глазами по всему салону и судорожно шарит руками по полу. Думай, Арс, думай. Это что за железяка под ковриком? А, кочерга.       Из люка, кажется, выглядывает чья-то рука. — Открой багажник. — Ты совсем конченый?! — Я сказал, открой багажник!       Антон нервно выдыхает, но слушается. Схватившись за ручку, Арсений не даёт себе времени на подсчёт точной траектории, и тут же ступает на капот БМВ, крепко держа в правой руке кочергу.       Мужик с трудом протискивается через люк, из-за чего дает Арсению фору. Он тут же бьет незнакомца кочергой прямо по голове, выпинывает из его руки автомат, а потом обращает внимание на что-то железное, прикрепленное прямо к воротнику пиджака. Вы поглядите! Настоящая граната! Арсений даже усмехнуться успевает, прежде чем резко дернуть за чеку и тут же завалиться обратно в салон. — Гони, гони, гони!       Тахо со свистом срывается с места, оставляя за собой чёрные следы на асфальте и громкий взрыв потрепанной БМВ. Арсений прикрывает голову на случай, если железные ошметки взорвавшегося автомобиля вдруг решат залететь к ним в багажник. Одновременно и страшно, и невероятно, и Арсений не может пропустить мысль о том, что хотел бы сняться в фильме такого жанра.       Пока минус один. — Я хочу тебя ещё сильнее, — поворачивает голову Антон, стреляя хитрющими глазами.       Арсений запрыгивает на задние сиденья и вроде и хочет выплюнуть что-нибудь едкое, но в то же время понимает, что после такого приключения с Антоном грех ему не дать. Если они выживут, конечно. — Ты мне магазин лучше подай, — бормочет Арсений, завидев в ответ самодовольную ухмылку.       Быстро перезарядив пистолет, Арсений снова высовывается из приоткрытого окна и пытается попасть в вылезшего из БМВ типа. Тот начинает тянуться к ручке на двери, и Арсений, завидев его старание и мысленно извинившись перед Антоном, разбивает кочергой ещё одно окно. Пока типуля инстинктивно прикрывает лысую голову, Арсений хватает его за лацканы и вытягивает наружу. С пассажирского сиденья показывается рука с зажатым в ней автоматом, а в следующую секунду раздаётся выстрел, — в спину своего же товарища, коей Арсений успел прикрыться. Огонь по своим, как не стыдно! —Я должен кое-что сказать, — неуверенно начинает Антон. — Мне кажется, я сразу влюбился в тебя.       Тахо конкретно зажимают с двух сторон. Антон остервенело крутит руль то влево, то вправо, пытаясь отделаться от приклеевшихся намертво двух немцев. — Называй вещи своими именами. Ты просто захотел меня трахнуть.       Арсений выглядывает из разбитого окна и целится в колесо. БМВ справа вновь пытается подрезать, из-за чего Антону приходится мотануть влево. Черт. Мимо. — Нет, Арс, — Антон снова отбивается задницей от немца. — Первое, о чем я подумал — насколько красивые у тебя глаза.       Очередной выстрел в колесо мимо. Антону что, так необходимо именно сейчас поделиться своими чувствами?! — А я — насколько у тебя смешные уши.       Антон смеётся и давит на газ. — Бери на мушку. Я держу прямо.       Серьезный тон и полное доверие мотивируют, и Арсений целится ровно три секунды. Стреляет.       Колесо со свистом прокручивается в обратную сторону, а после — отскакивает на полной скорости. БМВ переворачивается. — Антон, ускорься!       Крутящаяся по земле БМВ буквально летит им в зад. Антон берёт правее, вновь подрезая оставшуюся машину. Автомобиль без колеса с грохотом влетает в дорожный барьер, почти вываливаясь на встречку.       Минус два. — Я хочу узнать тебя, Арс.       Арсений хочет сохранить на плечах голову, но пока из последней БМВ выглядывает рука с автоматом, вероятность этого крайне мала. Через правую дверь пуля проходит навылет. — Мы сходим на свидание, Антон, только прошу, давай для начала, блять, не сдохнем!       Антон вновь держит руль прямо, успевая при этом возмущённо пыхтеть. Вот в чем Арсений не прав?! У них тут дела немного поважнее, чем планирование совместного выходного дня. — И ради этого ты выебывался год.       Еще и психует! Ну что за ребёнок?! Арсений даже рот открыть не успевает, как морда Тахо резко даёт по морде немцу, вновь отрываясь. — Потому что ты тоже понравился мне, придурок! — выкрикивает он, решая не злить Антона ещё сильнее, и пытается взять на мушку оставшихся преследователей. — Тупой аргумент какой-то, не думаешь? — Тупой тут только ты, раз не понимаешь! — стреляет. Снова мимо. — С моей карьерой мне только отношения строить! — Так бросай её нахер и возвращайся в театр.       Арсений перестаёт целиться и шокировано смотрит на Шастуна. — Откуда ты... — Попов Арсений Сергеевич, тысяча девятьсот восемьдесят третьего года рождения. Два высших образования: Омский государственный университет имени Достоевского и Российский государственный институт сценических искусств. Семь лет работал в театре, знак зодиака рыбы, разведён.       Арсений хлопает глазами, совершенно забывая о погоне. Антон, козлина, не просто сталкерил его целый год, так ещё и пробил его досье! Это преследование! — Мы поговорим об этом позже. — Сквозь зубы отрезает Арсений, вновь возвращая взгляд на дорогу.       Шумно выдохнув, Антон снова начинает держать прямо, и Арсений, абсолютно теряя контроль и инстинкт самосохранения, ложится обратно в багажник, крепко хватаясь за бампер, целится секунду и стреляет. Первая мимо. Вторая — тоже.       В момент, когда из заднего окна вновь появляется рука с зажатым оружием, Арсений стреляет в третий раз, попадая чётко в небольшое расстояние между передним порогом и колесом. Колесо со свистом отрывается, а немец тут же улетает в барьерное ограждение, переворачиваясь.       Получается, минус три.       Все еще намертво цепляясь за бампер, Арсений ожидает, пока Антон снизит скорость и пытается остановить бешено колотящееся сердце. Их только что чуть не выжили с этого света.       Осознание приходит только сейчас. Москва не спит, — в полуночи здесь жизнь ярче, динамичнее, а люди — счастливее, беззаботнее. И вся эта жизнь только что пронеслась мимо. Арсений возвращается в реальность и фокусирует взгляд на мире, что находится за пределами этой машины. Они уже далеко за МКАД-ом.       Перелезая из багажника на задние сиденья, Арсений начинает обратный отсчет до момента, в котором он взорвется. Антон сорвал ему задание. Антон ворвался в его вечер так, словно имеет на это право. Из-за Антона они чуть не погибли. Антон с каменным лицом везет его куда-то, будто так должно быть. Антон сказал, что если так будет нужно, он умрет.       А Арсений просто растерян. Он в очередной раз мечется между тем, чтобы добровольно отдаться на растерзание Антону в руки, и желанием самостоятельно растерзать его. Между почти детской прихотью закрыть глаза и не видеть ничего, кроме одного конкретного пути, и жаждой в ком-то, с кем этот путь можно пройти. Между своей давно погребенной светлой и темной стороной.       Он не хочет определяться и впервые думает пойти на поводу у эмоций, а сейчас они гудят, рвутся наружу так сильно, что ритм сердца ускоряется вновь. Арсений позволяет себе эту вольность единожды и просто ожидает момента. Ох, он уже вот-вот. — Куда мы едем? — вопреки бушующему внутри урагану голос спокоен. — В мой дом. Десять минут потерпи.       Голос у Антона сухой, раздраженный будто, и Арсений бесится ещё больше. Он-то здесь причем? Да если бы не Шастун, он бы сейчас отплясывал бы посреди гостиной под любимые треки и готовил бы курицу под белое игристое. Нет же, не по своей воле он сейчас вынужден ехать в выебанном во все дыры Тахо, с пыхтящим Антоном за рулем, ещё и в его загородный дом. Арсению это надо?       Ладно. Ему как минимум интересно. Но он все ещё зол на чужое своеволие и неумение соблюдать личные границы, и злость эта все другие эмоции пока подавляет.       Весь оставшийся путь Арсений сдерживается, чтобы не напасть на Шастуна сзади и не передавить ему трахею. Он настолько сконцентрировался на контроле, что последние десять минут прошли мгновенно, и стоит ему отмереть и выглянуть в окно, — точнее в то, что от него осталось, — взору уже предоставляется большой двухэтажный коттедж из СИП-панелей в коричневых тонах.       Антон выгружается на улицу, не говоря ни слова. Уверенный такой, сука, что Арсений как пёс на привязи тут же выскочит следом и будет виться вокруг него хвостом. «Чёрта с два!», хочет сказать Арсений и топнуть ногой, но он может только действительно выпасть из Тахо и нехотя пойти в дом, — в этом районе он ориентируется слабо, а весь путь он пробыл в своих фантазиях, в которых он сначала Антону отсасывает, а потом душит.       Злость прогрессирует. Арсений медленно идёт ко входу, не видя перед собой толком ничего. Он не смотрит по сторонам, не пытается успокоиться, а лишь прожигает взглядом Шастуна, который уже стоит возле бара и достает из навесного шкафчика что-то похожее на виски. Громко и отчаянно вздохнув, Арсений по привычке кладёт руки в карманы и сначала не понимает. Что-то тяжелое, что-то железное... А, пушка. Как удачно он ее приватизировал. Что ж, этого всё равно было не избежать.       В следующую секунду пистолет не только оказывается в руке, но и выбирает себе конкретную цель — Антон Шастун.       Тишину разрезает характерный щелчок снятия с предохранителя.       Антон поворачивает голову. Просто смотрит. — Долго ты ещё будешь молчать?! — не выдерживает первым Арсений. — А ты — ждать?       И в глазах глубокое «похуй». Арсения это злит ещё больше. Нельзя так ветрено относиться к тому, что имеешь. Нельзя стоять с таким видом, будто ты знаешь, что будет дальше. Нельзя смотреть таким невозможным взглядом! — Ты знаешь больше, чем я позволяю знать, — едва слышно говорит Арсений. — Ты не имел права, слышишь? Ты не можешь врываться в чужие жизни и переворачивать их с ног на голову! — Только с позволения, — манипулирует, сука. Какими же грязным способами Антон выводит его на правду.       С каждой секундой он все больше уверен в себе, а Арсения начинает трясти сильнее. Антон делает шаг вперед. — Какое, к черту, позволение? — Арсений невесело усмехается и шагает навстречу. — То самое. С первой встречи, — ещё и плечами пожимает, как будто говорит о какой-то максимально очевидной вещи. Козлина. — Мне пизди сколько влезет, себя-то хоть не обманывай. — А не много ли чести? — Много, согласен.       Да он, блять, издевается! — Так может посмотришь на ситуацию глубже, прежде чем делать глупые выводы и принимать ещё более глупые решения?       Арсений шагает вперед увереннее. Он не уйдет из этого дома, пока не докажет Антону насколько сильно тот ошибается. — Я не жалею ни об одном своем решении, — говорит и делает ещё шаг. — Поэтому не. Не буду.       Какое же дите. — Что ты хочешь от меня, Антон? — выдыхает Арсений устало. — Я хочу увидеть тебя, — нет, не хочешь. — Хочу, чтобы ты показал себя, Арс.       У Арсения дергается глаз. Нет, серьезно. Ему становится физически плохо, — руку с зажатой пушкой потряхивает, где-то в горле застрял ком, а от подавленных эмоций он буквально сгорает. Он может остановиться, пока не поздно. — Если пообещаешь оставить меня.       Антон подходит ближе и кадыком упирается в дуло. Арсений знает, что последует дальше. — Ни за что.       Что ж. Наверное, Арсений этого хотел.       Он не стреляет, но делает резкий шаг вперёд, окончательно сокращая расстояние, и мёртвой хваткой вцепляется в ткань на Антоновом пиджаке. Дает себе секунду на раздумья, а после — тянет Антона на себя и припечатывает лобешником прямо того по носу. Это больно, — Арсению так однажды делали, — и это точно сбивает с толку, но Арсений — злобная сука, а ещё у него был плохой день, поэтому следующий удар приходится Антону по скуле. В этот раз кулаком.       Антон, явно ожидавший такого поворота событий, но не ожидавший, что все произойдёт так резко, отшатывается, но на ногах держится. Арсению думается, что эту двухметровую тушу ещё попробуй на лопатки положить. Сам себя скорее покалечишь.       Напрягает Арсения только тот факт, что атаковать в ответ его не спешат. Антон, скотина, улыбается и смотрит на него таким взглядом, мол, «это всё, на что ты способен?». О, способен Арсений на многое, — вы только спровоцировать попробуйте.       И провокация проходит успешно. Как же Антон раздражает своей самодовольной улыбкой, кто бы знал! Арсений срывается с места вновь, и только заносит руку для удара, как её успешно перехватывают чужие цепкие пальцы. Задействовать вторую руку Арсений также не успевает, потому что его быстро и ловко разворачивают на сто восемьдесят градусов, сцепляя оба запястья за спиной, а после, — какой позор! — Антон полностью лишает его возможности двигаться, ставя раком на широкий подлокотник дивана и наваливаясь сверху. Черт, это всё из-за слишком эмоциональной реакции Арсения! Антон даже не дал ему времени продумать тактику. — Тебе не жарко, кис?       Арсению пиздецки жарко. В ебучем шарфе, который магическим образом не слетел, пока он прыгал из багажника одной машины на капот другой; в идиотском плаще, который за вечер успел впитать семь слоев пота; боже, на нём же ещё эти ублюдские стринги! Но больше всего ему жарко из-за того, что большой и горячий Антон буквально лежит на нём и шумно дышит в ухо. Арсений позволяет себе потеряться, а потом чувствует, как на мочку что-то капнуло. По ходу, у Антона из носа начинает течь кровь. Арсений честно не хотел, но ему не оставили выбора.       У Антона красивый ровный нос, и Арсений кается, — рассматривал. Родинку эту очаровательную на кончике он отчетливо запомнил, и Арсению очень не хочется делать то, что он собирается сделать, но у него нет другого пути. Он должен доказать Антону!       Расслабляется он аккуратно, едва заметно, сбивая с настроя. Антон всё ещё придавливает его своим телом к подлокотнику, а запястья — держит в захвате. Он все еще напряжен.       Арсению в голову приходит мысль, от которой ему становится плохо, — в хорошем смысле, — и он понимает: если он сделает это — проиграет. Но у него актерское образование и стальная выдержка, поэтому в себе он не сомневается. А вот с выдержкой Антона...       Сначала Арсений шумно выдыхает. Потом дергает руками, имитируя попытку высвобождения, а следом — слегка прогибается в пояснице, выпячивая зад и проходясь им ровно по — твердому, блять! — члену Антона. Нет, нет, нет, это в планы не входило! Антон не собьёт его с толку своим заманчивым членом! — В чем дело, кис? — по голосу слышно — улыбается, сученыш. — Поменялись планы? — Пошел нахуй.       Ладно, Арсений хотел сказать немного не это. Оно само вырвалось! Тем не менее, Антон хватку на запястьях немного ослабляет, но остается на чеку. — Ну слушай. Ты меня пока не впечатлил.       Ах, не впечатлил он тебя! Да Арсений дурак просто, жалеет тебя, а ты его провоцировать продолжаешь! Ладно, хер с тобой.       Арсений не шевелится. — Я вроде не развлекать тебя пришёл. — Чаще всего тебе даже делать ничего не надо, Арс, — хватка на запястьях стала слабее. — Тем более, если с тебя стянуть наконец этот плащ. Но это так — приятное дополнение.       Антон наклоняется ниже, притирается плотнее, и Арсений начинает отсчет: один — он наклоняет голову ниже; два — слегка напрягает плечи и выдыхает; три — резко откидывает голову назад, попадая, кажется, снова Антону по носу, только на этот раз затылком.       Резко развернувшись, он не дает Антону опомниться, — ударяет снова. У него кровь ручьем льется, взгляд расфокусирован, и самое отвратительное — Арсения он не трогает. Не замахивается, не защищается, даже, блять не пытается. Как будто до этого он взял Арса в импровизированный захват лишь для того, чтобы просто немного отдышаться, а потом по новой.       Нет, Арсению так не надо. Ему надо, чтоб его назвали последней тварью, чтоб приложили ботинком по лицу, чтоб окольцованные пальцы сдавили шею и лишили кислорода. Ему нахер не сдалась эта игра в одну сторону, и Антон это знает, но делать с этим ничего не собирается. Он просто стоит, пошатываясь и не сводя с Арсения взгляда.       Поэтому ему ничего не остается. Попов делает это сам: в два шага преодолевает расстояние, хватает Антона за шею и, резко наклонив, бьет коленом в живот. Тот выстанывает что-то нечленораздельное и почти падает, но его удерживают сильные руки. Арсений снова не хочет, но снова делает.       Да сука, прекрати ты бездействовать!       Антон на коленях перед ним стоит, дышит шумно, и Арсений старательно не смотрит на его лицо. Стыдно ли ему? Определенно да. Заслужил ли это Антон? Ни разу. Хочет ли он, чтобы ему ответили? Десять тысяч раз.       Но Антон продолжает стоять перед ним побитой собакой, еще и взгляд на него поднимает, и Арсений готов взвывать. — Да сделай ты хоть что-нибудь! — Арсений выкрикивает и вновь бьет его в живот.       В следующее мгновенье он собирается атаковать вновь, но Антон быстро реагирует и схватывает его за щиколотку, тут же потянув на себя. Арсений с грохотом валится на пол.       «Ну давай же! Хотя бы одни жалкий удар», думает Арс в момент, когда Антон подползает ближе. Подняв корпус тела, он хочет было отпнуть его, но его снова опережают, перехватывая за ногу. Арсений ойкает, когда в следующую секунду Шастун резким движением тянет его за ногу под себя, а потом — да нахуй ему это надо! — кладёт свои огромные ладони ему на предплечья и придавливает к полу. Брыкается Арсений ради приличия. — Да ну прекращай, Арс, — скучающим тоном. И это Антон не о насилии. Он об Арсении. — Это ты прекращай! В чем твоя проблема?! — все ещё злится Попов. — В том, что я всё ещё не понимаю.       Антон говорит загадками, а взгляд у него какой-то абсолютно сумасшедший, не предвещающий ничего хорошего. Хватка с одного предплечья пропадает, и Арсений отслеживает его взгляд, не имея возможности пошевелиться. Антон тянется за пистолетом. — Что ты... — В магазине, — Антон берёт его за запястье и вкладывает пушку в ладонь, — было несколько холостых. Поиграем в рулетку, Арс?       Просто конченный человек. Невероятный, блять, еблан. Не хочет Арсений ему верить ни на йоту. Ему действительно плевать? Неужели терять нечего? Или он готов пойти на всё, лишь бы вывести Попова на чистую воду?       Антон его руку из своей не выпускает, подносит резко к своему виску, пальцы на стволе переплетает и дышит шумно, нервно. Боится, но делает. Господи, угораздило же связаться! — Давай, кис. Ты тысячу раз делал это.       Арсений откровенно проигрывает. Он внимательно следит за каждым движением Антона, лишь бы палец не соскользнул на спуск, и вот-вот задохнется от волнения.       Нахуй это все. Ты победил, Шастун. — Нет, Антон. — Я сказал стреляй! — Нахуй иди!       Все происходит в одно мгновенье. Свободной рукой Арсений перехватывает зажатый в двух руках ствол, а в момент, когда Антон хочет брыкнуться, одним резким движением спихивает его с себя и силой одной руки сдвигает прицел.       Одно неаккуратное движение, и оружие выстреливает в один из настенных светильников.       У Арсения перед глазами проносится альтернативный вариант развития событий, и ему становится дурно. Как же он хочет Антона убить. Задушить собственноручно! Надо было сделать это пока была возможность.       Антон заваливается рядом и прыскает. — Ты че ржешь, придурок? — возмущается Арсений под мелодию его смеха. — Ничего, Арс, — господи, он аж похрюкивает. — Просто пиздец. Спасибо тебе. — У тебя с головой проблемы? А если бы я выстрелил? За что, блять, спасибо?! — Это уже похуй. За тебя спасибо, — Антон приподнимается на локте и смотрит выжидающе. — Поцелую?       Он все еще неровно дышит, под носом запеклась кровь, а глаза судорожно бегают по лицу напротив, и Арсений решает на его вопрос не отвечать, — целует сам.       А вот дальше он даже не пытается выиграть, полностью отдавая контроль над своим телом другому человеку. Какой ужас. Арс так отчаянно пытался что-то доказать, показать свое первенство и превосходство, а в итоге позорно скулит в чужой рот, пока крепкие руки притягивают так близко, что становится трудно дышать.       Арсений утягивает его на пол, не найдя сил оставаться в вертикальном положении, в то время как Антону нужен был лишь повод: он тут же залазит рукой под края плаща, отодвигая колено в сторону, и с комфортом размещается у Арсения между ног. Момент портит его болезненный скулеж, когда ткань ебучих трусов резко начинает давить между ягодиц. С такой чередой событий Арсений успел о них позабыть. — Что такое, кис? — спрашивает Антон, немного отстраняясь. — Трусы... блять. — Что? Какие трусы?       Арсений поджимает губы и делает лицо, мол, «ты тупой что ли? Я лежу перед тобой в чулках, какие на мне ещё могут быть трусы?». А потом наблюдает, как у Антона словно в замедленной съемке ползут вверх брови в понимании. У него даже глаза темнеют, и Арсения это разъебывает окончательно. — И ты все это время молчал, козёл, — елейно тянет Антон, залезая руками глубже. — Приподнимись.       Почувствовав, как Антон сжимает руками кружевную ткань, Арсений слушается, мысленно прощаясь со своим здравым рассудком. Шастун издевается, стягивает белье мучительно медленно, не сводя изучающего взгляда с лица напротив.       А Арсений позволяет ему все: потянуть за пояс дурацкого плаща, рывком стянуть шарф и откинуть его куда-то в сторону, развязать тяжеленные берцы. Антон им как куклой управляет, играется, изучает пронзительным взглядом, думая, что бы такого ещё сотворить и за какую ниточку потянуть. И только в момент, когда Антон распахивает плащ, по голове бьет осознание, — нам нём только блядские чулки и корсетный пояс. Арсений застенчивым не был никогда, но сейчас он не понимает — хочет ли он прикрыться, или ещё развязнее простонать и раздвинуть ноги шире, потому что так, как смотрит на него сейчас Антон — на него не смотрели никогда. — Невероятный просто, Арс, — шепчет Антон, жадно разглядывая каждый сантиметр его тела. — Делай что-нибудь, Шаст.       Арсений елозит по полу в нетерпении, шумно дыша и окончательно теряясь в пространстве. У него член давно в полной боевой готовности, и только мысль о том, что он хоть и намывался перед выходом из дома, но все рано успел сто раз пропотеть за вечер — не дает полностью выпасть из реальности. Но судя по тому, как Антон ведет губами по груди, спускается к животу, а потом и вовсе лижет головку, — ему кристально похуй. В принципе как и Арсению плевать на привкус крови во рту после глубокого слюнявого поцелуя.       Антон насаживается на член увереннее и попутно ведет рукой где-то под коленкой, вызывая у Арсения один стон за другим. Нежные касания обжигают, заставляя из раза в раз выгибаться, как кошка, а когда Антон вцепляется в его ногу сильнее и закидывает её себе на плечо, Арсению начинает казаться, что он сейчас просто потеряет сознание. Как же он истосковался по близости с кем-то, а если этот кто-то ещё и Антон, — тот самый Антон, который шумный, неловкий, смешной, чавкающий, эмоциональный, и который так хорошо и правильно сейчас ему отсасывает, — то Арсению вообще становится страшно открыть глаза, — не дай Боже все происходящее — сон.       Глаза он все же открывает и даже облегченно выдыхает. Над головой тот же натяжной потолок, под спиной тот же махровый ковер, сбоку тот же электрокамин, — единственный источник света в огромной гостиной, — а снизу все тот же отсасывающий Антон, по которому Арсений резко заскучал. — Иди сюда, Шаст.       Это, наверное, звучало слишком нежно и просяще, но Антон отстраняется, приподнимается на локтях, не теряя улыбки, и смотрит так, словно ожидает дальнейших указаний. — Что мне сделать для тебя, кис? — тон Антона не менее слащавый, а когда он чуть наклоняется и по-кошачьи тычется кончиком носа в его, у Арсения вообще что-то взрывается внутри на миллионы частиц. — Можешь снять плащ.       Арсений это не контролирует, но тон у него выходит вредным, говорящим «что, раньше нельзя было додуматься?», но Антон ничего не говорит. Длинные руки оплетают спину и приподнимают, стягивая ненужный элемент одежды. Арсений помогает, снова целуя первым. Губы у Антона большие, красивые, целовательные, и отказывать себе в этом удовольствии было бы преступлением. Ещё эти губы отлично обхватывали член Арсения минутами ранее, и он с проигрышем признает, что хочет увидеть эту картину ещё не раз.       Арсений как-то прошляпил момент, когда Антон успел снять с себя пиджак и футболку. Какие у него широкие плечи, с ума сойти... — Останешься в чулочках? — облизывается Антон, шлепая кружевной резинкой по коже. — Хочу, чтобы ты своими блядски-красивыми ногами в чулках украсил мои плечи.       Член на такую затею заинтересованно дергается. Боже, если Антон сейчас начнет ещё что-то говорить, Арсения точно придется откачивать. — Ты все ещё в штанах, — браво, Арсений. Из всех пробежавших в голове грязных словечек ты выбрал констатировать факт. — А ты все ещё не надрываешь голос в исступлении. Надо исправлять, да?       Ответить ему Антон не дает, — тут же врезается губами в грязном поцелуе, двигая Арсения куда-то ближе к дивану. По шорохам позади он понимает, что Антон шарит рукой по дивану, видимо, в поисках смазки. Судя по всему у того это привычное дело — неожиданно захотеть трахнуть кого-то у себя в гостиной на полу. Арсений не дает этой ревностной мысли обосноваться в своей голове. То, что сейчас происходит — обычный трах на эмоциях, а речи о побеге в закат быть не может. Пусть Арсений и представлял такой вариант развития событий в какой-нибудь альтернативной реальности. В Антона он, кстати, все ещё не влюблен.       Его мысли прерывают чужие губы, что начинают умело хозяйствовать на шее. Антон нежно чмокает за ухом, спускается ниже, покрывая слабыми укусами, лижет кадык, пока Арсений дрожащими руками тянется вниз, помогая ему избавиться от таких ненужных сейчас брюк. Совершенно не сексуально выпутавшись из одежды, Антон падает обратно, и Арсений не может сдержать судорожного выдоха в момент, когда их члены соприкасаются. — Раздвинь ножки пошире, — шепчет Антон, щелкая бутыльком смазки возле уха.       Арсений, конечно, слушается и слегка вздрагивает, когда внутрь начинает погружаться один холодный палец. Ему одновременно чертовски хорошо и до дрожи в коленках плохо от переполняющих эмоций, а когда Антон начинает мягко поглаживать его по щеке, бормоча «тише-тише, хороший», Арсений вообще хочет откинуться в эту же секунду. От Антона он, наверное, ожидал немного другого.       Палец начинает двигаться свободнее, и Антон льет смазку не жалея, попутно вводя второй. — Я начал наводить о тебе справки после первой встречи, — признается Антон, глядя прямо в глаза. — Выискивал общих знакомых, лишь бы пересечься с тобой вновь. — Ты... больной, — Арсений стонет в ответ, чувствуя, как длинные пальцы удачно давят на нужную точку. — Но это того стоило.       Антон улыбается и добавляет третий палец, начиная двигать ими быстрее, резче, а лицом тянется к манящей шее. Арсений позорно вскрикивает, почувствовав, как зубы Антона вцепились в его шею в собственническом укусе. Это уже слишком, — Арсения он немного пугает. — Шаст, блять. — Прости, не сдержался.       Маски начинают спадать. Тот самый неловкий и вечно улыбающийся Антон, которого знал Арсений, за один только вечер успел показать целый ряд качеств, абсолютно противоречащих тому человеку, которого Арсений привык перед собой видеть. Честно, Антон в его глазах был папенькиным сынком без целей и планов на жизнь, в приоритете которого были лишь развлечения, а когда они встречались, единственное, что Антон говорил о своем бизнесе — «да заебало».       Сегодня Антон был смелым. Он доверял Арсению целиком, пошел на жертвы, желая просто быть рядом и узнать.       Антон был ответственным. Он контролировал ситуацию, но при этом не боялся передавать контроль Арсению, полностью на него положившись.       Антон был безумным. Он действовал безрассудно и глупо, вводя Арсения в высшую степень непонимания также, как и вызывая в нём извращенный восторг.       А сейчас Антон невероятно горяч. Взгляд у него в самую душу, с поволокой, под весом его тела невероятно жарко и хорошо, а длинные пальцы уже во всю разошлись, откровенно трахая Арсения в бешенном темпе.       И да, Арсений всячески пытался этого не допустить. Убегал от собственных ощущений, был отстраненным, отшучивался, но все равно проигрывал, залипая на эту мальчишескую улыбку и морщинки-лучики в уголках глаз.       Арсений позволяет себе проигрывать и сейчас. Он млеет от горячего шепота на ухо, слепо тычется губами куда-то Антону в подбородок, позволяет ему обхватить свои щиколотки и действительно закинуть ноги на плечи.       От возбуждения становится физически плохо. И только в момент, когда Антон льет смазки, а после погружает, наконец, в Арсения член, он будто возвращается в реальность.       Если бы Арсений сейчас мог соображать, он бы обязательно взял телефон и сфотографировал эту невероятную картину, на которой шумно дышащий, широкоплечий и возбужденный Антон сидит у него между ног, ведет губами по капрону от коленки и выше и размеренно двигается, крепко держась руками за бёдра. Картина ниже должна быть ещё привлекательней, и пусть Арсений её не видит, — зато он отлично чувствует, как явно не маленький член потрясающе растягивает стенки ануса и заполняет изнутри. — Все хорошо, кис? — Антон пыхтит и наклоняется ниже, практически складывая Арсения пополам. Спрашивает ещё что-то, волнуется. Такой он, конечно. — Да-а, — голос срывается на громкий стон в момент, когда Антон особенно удачно подбирает в этой позе угол.       Арсений не может оторвать взгляда от сосредоточенного лица напротив. Антон красивый невероятно, смотрит на него в ответ, покрывает лицо поцелуями, не переставая шарить руками по телу и двигаться так, как нужно. В какой-то момент Арсений перестаёт различать где чей стон, — он просто окончательно топит себя в этом моменте, разрешая Антону драть себя быстрее, жестче, и даже в нынешнем положении в его вечно думающей о чем-то голове успевает пронестись вопрос, — когда он успел до этого докатиться.       Но в этом моменте ему хорошо до одури. Он кончает со звездами перед глазами и позволяет Антону дотрахивать себя, и только когда сознание начинает немного проясняться, он ощущает, что все это время Антон был без презерватива. Дай Бог ему ума не кончать внутрь. С Арсением хоть и все в порядке, но насчет Шастуна он не осведомлен.       И Антон не разочаровывает. После особенно глубокого и резкого толчка он выходит из ослабленного тела и додрачивает себе, обильно кончая на растраханную дырку.       В голове у Арсения пустота. Он чувствует вес Антона на себе, получает нежный поцелуй в шею, ощущает мягкий ворс под спиной и наконец-то не думает ни о чем. Хочется пролежать так подольше, хочется забыться с Антоном окончательно, но ему так страшно приобрести нечто важное, чтобы потом это потерять. Им нельзя двигаться дальше, нельзя пробовать жить нормальной жизнью, нельзя рисковать, потому что последствий им не избежать. В таком мире они существуют. — Будь моим, Арс, — чужие слова пускают мурашки по телу, а когтистые лапы тревоги сдавливают горло до невозможности издать хоть какой-то звук. — Выход всегда есть.       Да нету у них выхода. У них есть только суровая реальность и пустые надежды, и Арсений может и был бы готов рискнуть собственной головой, но приплетать Антона не хочется. У того ещё не все потеряно. — Ничего не выйдет, — сквозь зубы отвечает Арсений. — Не в этой жизни. — Признайся хотя бы себе, что ты тоже хочешь попытаться, — Антон поднимает голову и смотрит почти умоляюще, выбивая этим взглядом из Арсения все выстроенные годами установки.       Боже, такого не может быть. Не может простой человек оказывать такое влияние на чужой разум. — У меня контракт ещё на пять лет. Как бы я не хотел, я не смогу все бросить. Меня найдут. — Давай так, — Антон принимает серьезный вид и приподнимается на локтях. — Я наведу справки. А если все покатится к черту, то ровно через пять лет я заберу тебя и увезу туда, куда ты захочешь. Хочешь во Францию, Арс? Или может в Италию? Мне плевать. Ты только скажи. — Антон, это так не... — Да ты даже знать не можешь! — он подрывается с места и обхватывает лицо Арсения ладонями. — Ты боишься, и это нормально. Но мы могли бы бояться вместе, и также вместе проигрывать, а не соревноваться в том, чей жизненный путь говнистее и кто лучше прячется от своих чувств. Хотя во втором я уже давно проиграл.       Сейчас они просто есть. У них нет целей и планов, — лишь бестолковое существование, в котором так хорошо было прятаться под масками мнимого контроля над своей жизнью и в котором так привычно было убегать.       Бежать куда угодно, лишь бы не почувствовать, что такое жизнь, а потом потерять её.       Арсений понимает, — у него никогда не было мечты. И эта долгожданная, маленькая возможность сидит сейчас напротив него и смотрит своими большущими глазами, полными надежды.       Арсений даже улыбаться боится, но не удерживает ползущие вверх уголки. Они все ещё в проигрыше, но они делают шаг, разделяя путь.       Ведь того, кто может любить, все ещё можно спасти, да?