ванечка

ванечка любит нежность когда касаются невесомо, кончиками пальцев рисуют узоры, аккуратно держат в руках, будто он сокровище, фарфоровый мальчик, которого так легко сломать, разбить, разрушить одним неосторожным, поспешным прикосновением сильных рук. когда целуют глубоко и неторопливо, тягуче–ласково, до звезд в глазах и сбитого дыхания, до опустевшей головы и тахикардии. когда проводят языком по нежной коже, обводят каждую родинку, соединяя их в созвездия, касаются губами каждого участка бледного тела, не оставляя следов, словно боясь испортить, испачкать, замарать созданное богами полотно. когда ему поклоняются, боготворят его хрупкость и обманчивую невинность, едва слышно шепчут комплименты и жаркие признания, слагают похвалы тонким длинным пальцам, точеным ключицам и алым губам, и топяттопяттопят в любви, заставляют сгорать от нетерпения, плавясь на свежих простынях. ванечка обожает грубость когда сжимают в объятьях до боли, до хруста костей, удерживают за спиной руки, не дают пошевелиться, вырваться из этого безумия, вжимают в кровать собственным телом, не оставляя пути к отступлению, заключают в клетку из твердых, обжигающе–горячих мышц, силой подавляют любой намек на сопротивление. когда резко хватают за волосы, посылая импульсы боли, тянут на себя, подчиняют и направляют, дергают, ставя на колени, не разрешают отстраниться от удушающей наполненности, от чего в уголках глаз появляются непослушные слезинки, оставляют у ног разрушенной, сломленной куклой с разъебанными губами, залитого слюной и спермой. когда на хрупкую шею опускается тяжелая ладонь и душит, лишает кислорода, до потери сознания, до головокружения и дрожи в руках, оставляют горящие следы как напоминание, знак принадлежности, запрещая скрывать их за высоким воротом, чтобы все знали, кому он принадлежит. когда связывают, наказывают за непослушание, укладывая на колени, заставляют считать удары, украшая бархатную кожу багровым и синим, не дают кончить, дразнят нарочито медленными, ленивыми движениями, наслаждаясь контролем и сдавленными мольбами. когда обращаются, как с игрушкой, вещью, используют, не обращают внимания на его желания, крутят и вертят им, как хотят, в погоне за освобождением, унижают и оскорбляют, доводят до отчаяния и сдавленных рыданий, громких стонов и бесчисленных «пожалуйста». хлопок входной двери вывел ванечку из задумчивости. слегка улыбнувшись, он поднялся с кровати, наскоро вытерев влажные пальцы о простыни – ему хотелось быть готовым для своего парня, - и вышел в коридор, на ходу поправляя чужую, слишком большую для него рубашку. под которой, разумеется, больше ничего не было. едва переступив порог, он замер. атмосфера в комнате была тяжелой, предвещающей неприятности. воздух, казалось, наэлектризовался, от чего короткие волоски на затылке встали дыбом. рудбой был зол – двигался рвано, агрессивно, матерился сквозь сжатые зубы, а спина была напряженна. внутри все похолодело, сжалось от страха и сладкого осознания – сегодня церемониться с ним не будут. колени предательски подогнулись , и ванечка ухватился за косяк, чтобы не свалиться уже сейчас. – привет?.. – полувопросительно поздоровался он, прерывая гнетущую тишину. и сразу же пожалел, ощутив на себе тяжелый взгляд. глаза рудбоя оценивающе осмотрели его, прежде чем тот шагнул ближе, заставив ванечку отступить. - на колени, - холодно, резко, безэмоционально. от такого тона по коже мгновенно пробежали мурашки, заставив его испуганно вздрогнуть. - ч-что?.. - я сказал «на колени», - секунда – и ванечку толкнули к холодной стене, обхватив ладонью шею и потянув наверх, заставляя встать на носочки, чтобы не задохнуться. он хотел было вырваться, на один взгляд в глаза напротив заставил его застыть, а сердце заполошно забиться в грудной клетке – угрожающие, темные, зрачок расширен настолько, что голубую радужку почти не видно. пугающие - видимо котенок забыл, кому он принадлежит и кого обязан слушаться. за такое его нужно наказать. не убирая руки, рудбой шагнул вглубь комнаты, буквально таща за собой остолбеневшего ванечку. быстро преодолев расстояние до кровати, он резко опустил его на кровать и отвернулся, стягивая футболку. сделав пару шагов, слегка повернул голову и бросил небрежно: - на живот, руки – на изголовье. обманчиво-спокойный тон вывел парня из ступора, и тот поспешил исполнить приказ, уткнувшись лицом в свои предплечья. внутренности скручивало от напряжения и восторга, пальцы от возбуждения мелко подрагивали, согревая металл под собой, а член уже был болезненно твердым. рубашка задралась, скомкалась на талии, доставляя дискомфорт, но он не решался опустить руки, чтобы расправить ее, или обернуться и посмотреть, чем занят его парень, поэтому сконцентрировался на звуках вокруг. собственное тяжелое дыхание, тихий шорох ткани, шаги, шум выдвигающегося ящика, снова шаги… ванечка настолько сосредоточился на этом, что не заметил опустившегося рядом ваню и растерянно вскинул голову, когда почувствовал, как на запястьях щелкнули наручники, приковав к изголовью. бедра резко вздернули наверх, заставив встать на колени, и он напрягся, когда их коснулось что-то длинное и прохладное. ремень все тело свело от предвкушения. рубашку задрали повыше, а руки неожиданно нежно коснулись обнаженных участков, кончиками пальцев выводя слова и узоры, и ванечка расслабился, поддался ласке и тихо стонал, прогибаясь в пояснице, чтобы получить больше когда парень отвлекся на прикосновения, рудбой замахнулся, с резким шлепком ударяя ремнем по ягодицам. визг ванечки был музыкой для его ушей. тот инстинктивно попытался свести ноги, но ваня развел их своими.  — даже не пытайся спрятаться от меня, - его голос пропитан был сладким ядом, скрытая угроза вызвала дрожь. первый удар был совсем легким, пробным, оставляющим после себя лишь слабое жжение. ванечка уже приготовился к следующему, но ничего не произошло. он не успел вопросительно обернуться, когда тишину прервал разочарованный голос: - ты меня сегодня разочаровываешь, - досадно протянул рудбой, неодобряюще цыкнув, и схватил парня за волосы, заставив посмотреть на себя. – неужели забыл, что нужно благодарить, когда тебя наказывают? даже это не можешь удержать в своей очаровательной пустой головке? возможно, мне следует найти кого-то получше, более воспитанного, у кого нет проблем с запоминанием таких элементарных вещей. ванечка заплакал от обиды и унижения. - прости! спасибо, что воспитываешь такого непослушного котенка! обещаю, я буду лучше стараться, - второй удар обжег заднюю часть бедер и последние слова потонули в громком вскрике. – спасибо… ваня нанес еще один жалящий удар по другому бедру, прежде чем безжалостно сжал краснеющую кожу. в комнате раздался протяжный стон ванечки: - спасибо… - едва он закончил говорить, как тот снова ударил его по обоим бедрам одновременно. на этот раз ему нужно было немного больше времени, чтобы выразить свою благодарность. некоторое время рудбой продолжал его пороть, поочередно ударяя по бедрам и ягодицам. после десятого удара ванечка уже рыдал, его голос прерывался, когда он благодарил и умолял: «спасибо, спасибо, пожалуйста». он ни разу не попросил остановиться, поэтому ваня не переживал по этому поводу. в конце концов, парень под ним так нежно умолял его причинить ему боль. он давал только то, что от него просили конечно, рудбой тоже получал от этого удовольствие. его член был болезненно твердым, и он порадовался, что догадался раздеться. ванечка лежал под ним, такой милый и чувствительный, совершенно обнаженный и извивающийся на кровати. это только еще больше возбудило его, давая почувствовать себя всемогущим. следующий шлепок пришелся прямо по члену. он не ожидал, что это заставит ванечку кончить. видимо, он слишком долго был возбужден, потому что от удара он упал лицом в подушки, не дыша, а его тело затряслось от силы его освобождения. - спасибо, спасибо, - ванечка хныкал, слезы текли из его глаз, а бедра сжимались вокруг ног вани. - неблагодарная шлюха. кончил, даже не спросив разрешения. разве так принято благодарить? – ваня схватил лежавшее неподалеку латексное кольцо, надевая его на ванечкин член. – вот так. теперь ты точно не будешь своевольничать. красная кожа ванечки была похожа на спелую клубнику, которую хотелось откусить. рудбой склонился над дрожащим телом, медленно провел языком по пылающим следам. кое-где выступила кровь, и он слизал соленые капли. вкус крови пьянил, пробуждал что-то дикое, животное, и ваня не смог противостоять искушению укусить, вонзить зубы в мягкую плоть, сожрать этого невероятного парня. крепче обхватил худые бедра, придвинулся ближе и мягко прикоснулся губами к наиболее пострадавшему месту, после чего с силой сжал зубы на влажной коже. во рту мгновенно появился металлический привкус, и он приглушенно застонал, не обращая внимания на дернувшегося было ванечку, стремящегося уйти от этой сладкой пытки. ваня продолжал оставлять кровоточащие укусы и засосы, не пропуская ни одного миллиметра манящей кожи, когда подбородком ощутил, что меж ягодиц слишком влажно и липко. вот оно что он оторвался от своего занятия, кончиками пальцев проведя по сжимающейся дырочке. слегка надавил, жадно наблюдая за подавшимся навстречу бедрами, а второй рукой потянулся за отброшенными ранее предметами. – посмотри на себя. уже мокрый и растянутый, как сука в течку. так хочешь быть наполненным, и неважно чем – пальцами, игрушками или членом. этим ты занимался весь день, м? лежал здесь, одинокий и неудовлетворенный, потому что твои пальчики слишком тонкие, чтобы тебе было хорошо. представлял кого–то, кто мог бы заполнить эту пустоту своим членом, - в голосе проскочили ревнивые нотки от одной мысли, что его котенок думал о ком-то еще, принадлежал кому-то другому. – тебя, я представлял тебя, – тихо признался ванечка, с трудом находя силы для ответа, из за чего не услышал звонкий щелчок открывшейся смазки. – я хотел быть готовым для тебя, быть хор…, – его тираду прервал громкий надрывный стон из–за внезапного проникновения чего–то прохладного. он не видел, что именно, но судя по ощущениям – его любимый вибратор. он сжал пальцы на спинке кровати, чтобы не упасть, не растечься лужей по уже влажным простыням. движения – медленные, размеренные, контрастирующие с происходящим безумием – сводили с ума, лишали остатков сознания, превращая в стонущий беспорядок. – ты такая блядь, ванечка. готовая на все, чтобы ее выебали, заполнили до краев, брали грубо и быстро, заставляли кричать от того, как хорошо тебя трахают. с удовольствием рухнешь на колени, будешь умолять, подставляя глотку, если это означает, что в итоге получишь большой член, - парень приложил все силы, чтобы сконцентрироваться на низком голосе и грязных словах, и не потерять сознание, когда игрушка начала слабо вибрировать. это больше, чем он может выдержать. он уже кончил, а дилдо упиралось прямо в простату и слабые вибрации заставляли его скулить и подаваться бедрами назад, в надежде принять больше, глубже, однако этому мешала крепкая хватка на бедрах, удерживающая его на месте. боже, он переполнен ощущениями, желанием кончить, но не может, потому что чертово кольцо все еще давит на его яйца, отсрочивая оргазм. несколько минут спустя все тело свело сладкой судорогой, спина неестественно выгнулась, а голова запрокинулась. из горла вырвался удивленно–болезненный стон, когда пришло осознание: он только что пережил первый в жизни сухой оргазм ванечка был истощен. ягодицы горели после порки, кожа пылала от укусов и чувства стянутости от подсохшей смеси крови и слюны, мышцы превратились в желе - он бы рухнул на кровать сломанной куклой, если бы его не держали, поэтому лишь уткнулся лбом в трясущиеся руки. член до сих пор был твердым, а вибратор никуда не делся и он заплакал от сверхстимуляции, с трудом оставаясь в сознании. устоявшуюся тишину вновь оборвал низкий голос: – знаешь, я мог бы уйти и оставить тебя в таком положении. чтобы ты изнывал от желания нормально кончить, но не мог ничего сделать, будучи связанным. не мог объездить эту игрушку или дотянуться до члена и снять кольцо. чтобы стоял так, дрожа и хныча, пока я занимаюсь своими делами и не обращаю на тебя внимание. возможно, так и сделаю, - лениво проговорил рудбой, и, проведя рукой по одному из укусов, отстранился, будто и правда собирался уйти. эта мысль отрезвила и даже напугала ванечку, так что он завертел головой и громко выкрикнул: – нет! нет, пожалуйста, не уходи! я буду послушным, я сделаю все, что хочешь! пожалуйста, останься! – все, что захочу, значит? сверху прижалось горячее тело. израненные ягодицы обожгло огнем от соприкосновения с чужой кожей и он не сдержал громкого стона. сквозь шум в ушах он едва различил тихий звон расстегивающихся наручников, застонав от чувства опустошенности, когда из него вытащили вибратор. сильные руки потянули за плечи, приподнимая и стягивая смятую рубашку, откинув ее куда-то за пределы видимости, а после резко развернули, заставив поменять позу. его уложили на спину, и он зашипел от контакта с тканью. теперь его голова свисала с края кровати, доставляя довольно неприятные ощущения. но все мысли о комфорте исчезли, когда рудбой слез с постели, устроившись напротив пылающего лица, и обхватил левой рукой его запястья, фиксируя и прижимая к бледному животу. второй он провел по своему члену и провел головкой по обкусанным губам. – открой рот. ванечка не успел толком осознать сказанное, как его губы распахнулись, капелька слюны стекла из уголка, смешиваясь со слезами, и он поерзал, приподнимая голову, чтобы насадиться самому. сверху слышится тихий смешок - ваню позабавила его нетерпеливость и, пару раз дразняще похлопав по рдеющим щекам, оставляя на них следы предэякулята, наконец проникнул в манящую влажность чужого рта, который только и ждал, чтобы его наполнили. ох под таким углом проникновение было глубже, чем обычно, и ванечка благодарен отсутствию у себя рвотного рефлекса - он сможет принять целиком, подбородком почувствовать колючие лобковые волоски, каждую венку и быть хорошим. откинул голову сильнее, демонстрируя острый кадык. рудбой двигался размеренно, растягивал наслаждение, желая прочувствовать каждую неровность, каждое сокращение мышц. рот ванечки вокруг него был восхитительным, плотным и горячим. он сходил с ума от узости, задерживался на несколько секунд внутри, входя по самые яйца, пока тело под ним не начинало дергаться от удушья. он несколько раз неглубоко толкнулся, наслаждаясь приятным прикосновением языка к своему члену, сильнее сжимая тонкие запястья, наверняка оставляя поверх красных полос от наручников синяки. он вошел глубже и удивился тому, как его без проблем приняли, поддавшись без особого сопротивления. ванечка активно расслаблял его горло, чтобы лучше его принимать. как хороший мальчик. ему удалось войти полностью, и в мире не было чувства лучше. ванечка, наконец, начал задыхаться, горло рефлекторно сжималось вокруг него, когда он пытался дышать, еще сильнее сжимая член. он отстранился только ради того, чтобы резко податься вперед бедрами, погружаясь так глубоко, как только мог. ванечка поперхнулся, слезы вновь красиво наполнили его глаза. ваня сделал еще несколько глубоких и медленных толчков, подавляя желание резко трахнуть его горло. ванечка покорно принял это, но через время его глотка начала гудеть вокруг члена, как будто он хотел что-то сказать. рудбой повиновался, отстраняясь до тех пор, пока его член не выскочил из ванечкиного рта, мокрый от слюны. ему даже не потребовалось время, чтобы прийти в себя: - пожалуйста, трахни меня в рот посильнее. сделай так, чтобы мне было больно. он думал, что лучше уже не будет, но явно недооценил ванечку. комната была наполнена низкими стонами рудбоя и приглушенными - ванечки. ваня был почти уверен, что тот даже не осознавал звуков, которые издавал, включая влажное хлюпанье, раздающиеся каждый раз, когда головка его члена касалась задней части горла. неожиданно татуированные пальцы обхватили его горло, аккурат поверх движущегося внутри ствола, и сжали, окончательно лишив возможности дышать. ванечка распахнул глаза, испуганно завертелся, стремясь освободиться, и хватка ослабла, но рука не исчезла, продолжая придерживать под челюстью. ему позволили сделать судорожный вдох, прежде чем снова заполнить его до краев. – ты создан для этого. создан для меня. создан принимать мой член, как хорошая маленькая сучка, которой ты и являешься, не так ли? ты так хорошо справляешься, котенок, такой чертовски горячий и мокрый. идеальный для меня, – жаркий шепот заставил перевозбужденного ванечку вздрогнуть, и он гортанно застонал от гремучей смеси удовлетворения и распирающего глотку члена. чувствовал его жар и твердость, солоноватость кожи, чувствовал стенками каждый сантиметр внушительной длины; как глубоко он входит, как головка упирается в накрывшую шею ладонь с каждым мощным толчком. — ты такой нереальный, — прорычал рудбой, сильнее сжав пальцы на шее. другой все еще крепко держал руки ванечки на животе. единственной реакцией ванечки было широко открыть рот и высунуть язык. мышцы затекли, голова кружится от недостатка кислорода, легкие горят, но ему это нравилось. нравилась боль, нравилось отдавать контроль над телом, становясь безвольной игрушкой в чужих руках. ему нравилось знать, что он хорош для рудбоя, потому что это было единственное, что имело значение. доставлять ему удовольствие, знать, что ему хорошо. принадлежать ему его крылокрылокрыло от этого. крыло от такого рудбоя, его силы, низкого голоса, пренебрежительно-презрительного тона, пьянящей похвалы, дразнящих прикосновений, от горячих ладоней на теле, оставляющих чернильные пятна на нежной коже, мягких губ и несдержанных движений. если бы ванечку спросили, в каком моменте своей жизни ему хотелось остаться навсегда, он не задумываясь ответил – в этом ваня ненадолго покинул его рот, чем вызвал недовольный стон, но лишь крепче сжал запястья, прежде чем отпустить их и прошептать: - держись за простыни и не дергайся, - и обхватил горло уже двумя руками, одним плавным толчком вонзаясь ему в глотку, глухо выругавшись. он мог чувствовать движения стенок не только вокруг члена, но и под рукой, чувствуя, как плоть обнимает его. начал двигаться быстрее, грубее, мощными толчками приближаясь к оргазму. горло уже саднило, отзываясь легкой болью на каждое движение, и от этого ванечка только больше возбуждался, растекаясь по простыням. руки исчезли так же внезапно, как и появились, покидая его тело вместе с членом, и он захныкал от потери, тут же высунув язык, проведя им по всей длине, пытался поймать головку губами, вновь почувствовать его в себе. - разве ты не хочешь кончить? – ласково проведя кончиками пальцев по щеке, спросил ваня. ванечка мгновенно успокоился, распахнул слезящиеся глаза, покорно ожидая следующего приказа. он очень хотел почувствовать разрядку, но еще больше ему хотелось угодить, хотелось, чтобы его снова похвалили за послушание. у вани перехватило дыхание. можно было кончить от одного взгляда на него – глаза блестели от слез, смотрели на него снизу вверх с покорностью и надеждой, лицо мокрое, волосы слиплись и еще больше завились от влажности в комнате, губы греховно-алые, разъебанные, покрасневшие в уголках. но самое главное – яркие следы от пальцев, обрамляющие хрупкую бледную шею, будто ожерелье. - лежи смирно, - приказ. рудбой вновь оказался на кровати, осторожно притянул разомлевшего ванечку за бедра ближе к себе, устроившись между разведенных ног. одной рукой он схватил подушку, аккуратно подложив ее под голову, чтобы натруженные мышцы могли расслабиться, после чего наклонился ближе, уткнувшись носом во влажные локоны на виске, вдыхая их запах. - ты был таким терпеливым котенком для меня, поэтому заслужил награду, - прошептал нежно, задевая губами алеющее ухо. мягко прикусив мочку, спустился поцелуями к пострадавшей шее, обвел языком каждый синяк, оставляя рядом с ними крошечные засосы. он чувствовал солоноватость пота, наслаждался ощущением бешенного пульса под губами. ванечка был так отзывчив, побуждая обратить особое внимание на родинку рядом с адамовым яблоком, а также на парочку над точеными ключицами, зацеловать их, проследить путь от одной к другой с помощью языка. ваня упивался мягкостью и сладостью ванечкиной кожи, ее карамельно-пряным запахом, осыпал поцелуями каждый участок, спускаясь все ниже и ниже, наконец достигнув груди. о, он обожал, как соски ванечки набухали под его языком, как он выгибал спину, стремясь быть ближеближеближе, как позволял ему свести себя с ума подобной лаской. все еще твердый и скованный кольцом член дергался у его живота каждый раз, когда он их прикусывал или сжимал пальцами. вдоволь наигравшись с сосками, сделав их красными и еще более чувствительными, рудбой вновь поддался животному зову, больно укусив рядом с пупком, желая оставить свои метки на каждом участке его тела, чтобы боль и жжение напоминали его котенку о нем, даже когда он далеко; чтобы ванечка прикасался к ним, играясь с собой, и кончал с его именем на губах. он продолжал кусать, сжимать его в объятьях до впивающихся в кожу ногтей, кайфуя от шипения и задушенных стонов, вкуса крови на языке, переходя на бедра. мимолетно провел языком по кольцу на члене, оставил легкий поцелуй на головке, от чего парень под ним прогнулся в спине еще сильнее, отчаянно желая получить больше. чередующиеся нежность и грубость заставляли ванечку чувствовать себя абсолютно разбитым. он плавился от ласковых прикосновений и вздрагивал от каждого острого укуса, обессиленный и перевозбужденный. ему просто хотелось, чтобы эта игра прекратилась и его, наконец, трахнули. - пожалуйста… я хочу тебя внутри. - ммм? – промычал ваня, не отрываясь от мягких бедер, наслаждаясь проступившей кровью. ванечка разочарованно простонал и запустил ладонь в жесткие осветленные волосы, заставляя взглянуть на себя. - мне нужен твой член. пожалуйста, трахни меня, - с трудом приподнявшись, он перевернулся на живот, упираясь щекой в простыни, и сложил руки за спиной, широко расставив ноги и прогнувшись в пояснице, как хороший мальчик. - котенок осмелел? – рудбой довольно ухмыльнулся. ванечка был прекрасен - весь потный и красный, с отметинами на коже, боках, бедрах и шее. его губы приоткрыты для безмолвной мольбы и легких стонов, полуприкрытые глаза прикованы к его лицу. он на ощупь нашел смазку и выдавил достаточное количество прямо на свой член, едва слышно зашипев от холода. провел пару раз рукой, распределяя массу по стволу, и навис сверху, прошептав на ухо: - что ж, раз ты так просишь, то кто я такой, чтобы отказать? он вновь обхватил ванечкины запястья и без предупреждения толкнулся внутрь жаждущего тела, сразу начиная двигаться. ванечка застонал и обмяк, позволяя делать с собой все, что угодно. от восхитительного чувства заполненности по щекам вновь потекли горячие слезы. как же долго он этого ждал. ваня двигался медленно, выходя практически полностью и тут же возвращаясь обратно, сходил с ума от чужой податливости и узости. сколько бы они не трахались, парень всегда оставался невероятно узким, сжимая его внутри почти до боли. он запрокинул голову и застонал, толкнувшись грубее. снова перевел взгляд, наслаждаясь видом чужой худой спины – бордовые следы на мягких ягодицах, кровоточащие укусы, сведенные острые лопатки, похожие на ангельские крылья, тут и там пестрели созвездия родинок, побуждая коснуться, провести по ним языком, - и наклонился ближе, оставляя легкие поцелуи. - хороший, хороший, хороший котенок… толкнувшись еще несколько раз, он отпустил ванечкины руки, устраивая свои на его плечах и мягком животе, буквально оплетая собой, и потянул наверх, заставляя подняться. прижался грудью к спине и замер, ощущая чужую растерянность. ванечка обхватил его руку, сжал бицепс изо всех сил, чтобы не упасть, когда несколько секунд спустя евстигнеев снова начал двигаться. он ощущал, как они напряжены, от чего сквозь кожу проступили вены. это заводило его, как ничто другое. ему нравилось, когда пальцы впивались в плоть, оставляли на нем синяки, удерживали его там, где хочет ваня - близко, так близко, не оставляя между ними ни сантиметра. рудбой медленно провел рукой от живота к члену, снимая наконец кольцо, не задерживаясь надолго. ванечка тут же потянулся к нему, желая подрочить, но ему не позволили – горячая ладонь обхватила его пальцы, отведя в сторону. он разочарованно захныкал – в таком положении головка попадала прямо по простате, доводя до исступления. кончить так казалось невозможным. ваня продолжал медленно двигать бедрами, упиваясь чужим отчаянием и громким хныканьем. его взгляд упал на напрягшийся пресс. он убрал руку с плеча и обхватил ею подбородок, заставив посмотреть вниз. - смотри, как хорошо ты меня принимаешь. я прямо вот тут, чувствуешь? – он медленно поднес их сцепленные руки к его животу, укладывая ванечкину ладонь чуть выше лобка, прижимая сверху своей. сначала ванечка не понял, о чем он говорит, но потом тот толкнулся сильнее и… господи блядский боже нет, он, разумеется, знал, что его парень больше него, но это… почему не замечал раньше?.. ванечка чувствовал движение внутри, чувствовал, как головка упирается в руку, пока ваня находился глубоко в нем. настолько глубоко… он испытал дежавю – несколькими минутами ранее рудбой уже ощущал это, когда трахал его рот. ему захотелось увидеть, поэтому он убрал их руки, уложив себе на бедро. открывшийся вид был невероятен – на нем повсюду укусы и кровоподтеки, сильные пальцы сжимают его, и, боже, прямо там, под слоем мышц, появлялась и исчезала небольшая «шишка». это было слишком. он со стоном откинул голову на татуированное плечо, растворившись в ощущениях, чувствуя себя буквально распятым.   евстигнеев вновь сжал его шею, прижимая еще ближе к своей груди, и был полон решимости заставить ванечку кончить только от этого, положив вторую руку на его член просто для того, чтобы подразнить. - я хочу, чтобы ты кончил первым, — умоляюще простонал ванечка, предчувствуя скорую разрядку. - хочу, чтобы ты наполнил меня… пожалуйста. - хочешь, чтобы моя сперма стекала по твоим бедрам, как нуждающаяся шлюшка, которой ты и являешься? — процедил он, впиваясь зубами в худое плечо, достаточно сильно, чтобы добавить очередную метку к десяткам похожих. — да, да, пожалуйста, — ванечка сжался вокруг него, желая быстрее подвести к краю. колени подкашивались и он держался только благодаря удерживающему его рудбою. - нет. мне больше нравится смотреть на то, как ты разваливаешься из-за меня. на этот раз будь хорошим мальчиком и не кончай, пока я не разрешу, -   он прижался лбом к худому плечу с дрожащим вздохом. кожа была горячей, покрасневшей и липкой от пота. это должно было вызвать раздражение, но это не так: все, чего он хочет, это оставить еще несколько засосов – и он так и делает, медленно и глубоко входя в его задницу, растягивая каждую секунду удовольствия до бесконечности. - пожалуйста, еще, — умолял ванечка, и рудбой ускорился, сильнее ударяя головкой по простате. бедра ванечки дрожали, как от удара током, и он покачал головой, потому что был так близко, удовольствие нарастало, и… - я близко- - еще нет, - прорычал ваня и вновь замедлился, что заставило ванечку дернуться, отчаянно пытаясь заставить его быть быстрее, и он снова рыдал. удовольствие исчезло так внезапно, его тело жаждало большего, и он ухмыльнулся, увидев его потерянное выражение лица. - пожалуйста, пожалуйста, еще … рудбой крепче сжал его горло, и громкие отчаянные стоны вскоре превратились в хриплые, низкие. он рассмеялся, заметив, как ванечке это нравилось. выражение чистого блаженства было на его лице, и он все еще отчаянно двигал бедрами. - хочу кончить, я так сильно хочу кончить, пожалуйста, пожалуйста… - продолжил повторять ванечка, когда хватка на шее ослабла, и ахнул, почувствовав, как ваня снова перекрыл ему кислород. евстигнеев едва сдерживался. ванечка был чертовски красив. он был самым драгоценным, самым потрясающим существом, которое когда-либо видели его глаза, и он не мог отвести взгляд. то, как ванечка хватал ртом воздух, почти заставило его кончить, но он напомнил себе, что еще рано. - должен ли я позволить тебе кончить? - спросил рудбой, и ванечка застонал, отчаянно кивая. - пожалуйста- - думаешь, ты заслужил это? - я был хорошим, я был… пожалуйста, позволь мне кончить, я не могу… - раз ты так мило попросил, — сказал ваня с усмешкой, положив свободную руку ему на член. — давай, кончи для меня, котенок — ванечка покачал головой, вцепившись в рудбоя, и его глаза расширились, когда тот внезапно отпустил его горло, позволяя вдохнуть. он вскринул, кончая, растекаясь между их телами, в то время как ваня не сбавляет своего теперь уже зверского темпа. он улыбнулся, продолжая стонать и скулить. невероятно чувствительный после двух оргазмов, он потерял сознание от чрезмерной стимуляции, едва успев прочувствовать горячий поток спермы, заливающий его внутренности, услышав отголоски чужого низкого стона. ванечка пришел в себя, все еще находясь в ваниных объятьях. он растекся в его руках, дрожащий и измученный, не уверенный, что сможет снова стоять в ближайшее время - его мышцы ноют и превратились в желе, а каждая косточка в теле болела. однако рудбой, видимо, не торопился покидать его, нежно проводя ладонями по его телу, разгоняя дискомфорт, когда опускал их обоих на подушки и продолжал шептать ему на ухо что-то успокаивающее вперемешку с похвалой. - ванечка, как ты себя чувствуешь? – донесся обеспокоенный голос, на что он лишь неопределенно пошевелил пальцами. – я перестарался? может- - еще одно слово и ты будешь спать на диване, - недовольно пробормотал ванечка и не глядя протянул руки. – лучше отнеси меня в ванну, пока все не высохло. я не собираюсь спать в таком виде! ваня с облегчением выдохнул и слабо улыбнулся, поднимая измученное тело с кровати и направляясь в сторону коридора. - аккуратнее, не мешок с картошкой несешь. - не знал, что у тебя еще остались силы язвить. - в следующий раз старайся лучше. о, он определенно постарается