the drug cartel, hate and forgiveness

      — Босс, вызывали? — рослый мужчина в чёрном костюме и бордовой рубашке зашёл в кабинет.       Девушка, к которой он обратился, спокойно сидела на кожаном коричневом кресле, сложив ногу на ногу и потягивая виски из стакана. Она смотрела на погружающийся во мрак Сеул, который уже постепенно озарялся ночными огнями. Захватывающее зрелище. Однако пусть на вид она и казалась умиротворённой, в душе разразился самый настоящий пожар.       — Скажи мне, Сынчон, по какой причине наша прибыль стала в разы меньше? — холодным тоном спрашивает девушка, делая глоток алкоголя.       — Босс, там всё сложно, мы пытаемся выяснить…       — Сложно? Хочешь сказать, что все торчки резко решили бросить и…       — Нет, там…       — Не смей меня перебивать! — бросая стакан на пол, подрывается с места Йеджи.       Она в несколько шагов сокращает расстояние, оказываясь вплотную к мужчине, и теперь, когда свет наконец озарил силуэт этой особы, он точно понял, что дело дрянь. Кошачьи глаза, элегантно выраженные чёрной подводкой, смотрели в самую душу Сынчона, но он продолжал смирно стоять, скрестив кисти.       — Именно в этом месяце товар почему-то резко перестал быть актуален, чем мне платить своим людям? Может, стоит тебя на органы продать, как думаешь?       — Босс…       — Я сделала тебя своей правой рукой не для того, чтобы ты стоял здесь и мямлил. Решай проблему, мать твою, или в твоей голове появится лишняя дырка размером с десятый калибр.       — Мы уже пытаемся выйти на того, кто хочет прибрать ваш бизнес.       — Найди этого смелого идиота и устрой мне с ним встречу.       Мужчина кивает, покидая кабинет, а Хван садится на диван, устало откидываясь на его спинку. Хван Йеджи — глава наркокартеля, который, как корни деревьев, расползся по всей Корее. Её нелегальный бизнес приносит ей баснословные деньги уже не первый год, но с началом этого месяца продажи практически сошли на нет, и это выводило из себя настолько, что хотелось незамедлительно пристрелить того наглого недоумка, который посмел вытворить подобное.       Тяжёлое детство, отсутствие финансовой помощи от родителей и постоянная смена работы привели шатенку к тому, что сейчас она самый востребованный наркоторговец в стране. И ей ничуть не совестно за то, куда она когда-то свернула. Она уничтожает каждого, кто предпринимает хотя бы самую незначительную попытку обойти её в продажах, вот только сейчас этот «кто-то» был словно невидимкой, ибо люди Йеджи никак не могли выйти на этого человека.       Приказав убраться в своём кабинете, Хван отправилась домой, однако уснуть так и не получилось. Она не знает, сколько успела скурить сигарет, стоя на балконе своего дома, но точно помнит, что её ни на секунду не покидали тревожные мысли. У неё было плохое предчувствие, и на её памяти, такое впервые. Неужто ли кто-то представляет реальную угрозу для бизнеса Йеджи? В любом случае она уверена, что сможет всё наладить.       В раздражённом и разбитом состоянии утром она направилась на так называемую «базу», точку, где в принципе и проводила бо́льшую часть времени. Когда в дверь постучались, она откинулась на спинку стула, с вниманием уставившись на появившегося в проёме Сынчона.       — Доброе утро, босс, мы всё выяснили. Поймали сегодня одного из тех, кто толкал дурь, ну и выбили из него признание. В Корее в начале этого месяца обосновался один наркокартель, принадлежащий некой Шин Рюджин. Полагаю, именно она и является причиной снижения спроса на наш товар.       — Как ты сказал?..       — Шин Рюджин, босс.       Хван застыла, остекленелым взглядом смотря на Сынчона. Произнесённое им имя заставило тело напрячься, а сердце и вовсе, кажется, остановилось. Они с Рюджин когда-то дружили, это было ещё в институте, но Йеджи всегда была из тех людей, кто любил соревноваться и доказывать своё превосходство. Именно её стремление утереть нос Шин, с которой в учёбе они шли наравне, разрушило их дружбу. Хван не умела дружить, но зато прекрасно использовала людей в своих целях, однако Рюджин не стала терпеть подобное отношение к себе, и после окончания университета ни одна из них не слышала друг о друге. И вот сейчас Йеджи уж точно не ожидала услышать это имя. Она в целом уже забыла о существовании этой девушки, ибо обойти её в учёбе ей всё же удалось. На пьедестале должен сиять кто-то один. И это была Хван. Всегда должна быть только она. Но Йеджи умело скрывала чувство стыда и вины за то, как поступила с Шин, пора уже отпустить случившееся, ибо она действовала так, как считала нужным. Наверное...       Оторопь сменилась на ярость, шатенка сжала кожаные подлокотники и, стиснув зубы, невольно вспомнила облик Рюджин с её фирменной ухмылкой, что ещё больше выводило.       — Ты узнал, где она?       — Да, — спокойно кивнул брюнет. — Но то место неплохо охраняется, мы вряд ли сможем просто ворваться туда.       — И не придётся. Поверь, меня она точно впустит. Собирай людей.       Примерно через полчаса три чёрных внедорожника припарковались у неприметного на первый взгляд здания. На Йеджи идеально сидел чёрный костюм и винного цвета атласная рубашка. Глаза всё так же идеально подведены, а каштановые волосы завиты на концах. И куда же без пистолета за поясом. У входа в здание было пусто, и Хван от этого даже растерялась, пока не поняла, что нужно постучать. После трёх коротких стуков небольшая створка ржавой двери открылась, позволяя встретиться с неприятным взглядом какого-то мужчины не азиатской внешности.       — Чего надо? — грубо бросил он.       — Нужно поговорить с вашим главным.       — Милочка, не наживайте себе проблем и проваливайте отсюда.       — Не заставляй моих парней выбивать эту чёртову дверь. Открывай, чтоб тебя. И передай, что пришла Хван Йеджи.       Мужчина перевёл взгляд на стоявших позади девушки людей, затем снова посмотрел на Хван и закрыл створку. Оставалось только ждать. Минуты через две отчётливо послышался звук поворачивающегося замка. Дверь отворилась, и теперь этот лысый мужчина предстал в полный рост, что заставило Йеджи поднять голову, чтобы вновь столкнуться с серым взором. Сделав шаг вперёд, она тут же была остановлена.       — Шавки остаются снаружи.       — Ты такая же шавка, мой дорогой, так что не будь скотиной и дай моим людям зайти внутрь. К этой суке я пойду одна.       — Здесь не ты диктуешь условия, милая, — наклоняется сероглазый, противно улыбаясь.       — Пропустишь со мной его, — указывает на Сынчона Йеджи, — или прострелю твою гладкую голову.       Тот лишь хмыкает и позволяет двоим пройти внутрь, после чего закрывает дверь. Они идут по длинному коридору, затем поднимаются на второй этаж и идут направо до упора. Второй этаж выглядел совсем иначе, более обустроенным для жизни. Стало быть, Шин и правда поработала над конспирацией. Отворив деревянную дверь, охранник с притворной учтивостью протянул руку, приглашая войти и вновь её запер, как только Хван вместе с Сынчоном оказалась в помещении.       Рюджин, держа руки в карманах чёрных широких брюк, стояла спиной к вошедшим, словно и не услышала чьего-то прихода.       — Сегодня прекрасный день, не так ли? — произнесла она, оборачиваясь и встречаясь с гневным взглядом некогда лучшей подруги.       Чёрные короткие волосы были аккуратно уложены, на глазах — выразительные стрелки, на нижней губе блестел пирсинг, вдоль гортани шла татуировка с какими-то китайскими иероглифами, а шёлковая рубашка с закатанными рукавами оголяла ключицы, то и дело приковывая к ним внимание. Йеджи помнила её совсем другой.       — Давно же мы не виделись, Йеддон, — усмехается Шин.       — Семь лет, — подмечает Хван, пропуская мимо ушей обращение, которое в своё время использовала только Рюджин.       — О, ты даже помнишь. Может, в календарике тоже отмечала?       — Прекрати язвить, стерва. Какого чёрта ты творишь?       — В данный момент смотрю на тебя, а что? Кстати, не хочешь выпить, раз уж пришла? Признаю, это неплохой сюрприз, мне было любопытно, как ты тут. Прости, твоей любимой пина колады у меня нет. Хоть бы сказала, что придёшь, я бы прикупила.       Шин вальяжно устраивается на диване, взглядом призывая шатенку сесть напротив, и Йеджи нехотя это делает.       — Надеюсь, Бенкович тебя хорошо встретил? Извини, иногда он бывает грубый, — говоря о том высоком сероглазом мужчине, произносит Рюджин. — Так что же тебя привело в моё скромное жилище?       — Не делай вид, будто не понимаешь, — цедит сквозь зубы Хван.       — Ох, милая, я в полном недоумении.       Йеджи, не выдерживая, подрывается с места, приближаясь к брюнетке и наставляя на неё пистолет. В одно мгновение находящийся рядом с Шин охранник нацелился на неё, а Бенкович — на Сынчона. Повисло ужасное напряжение, у шатенки неистово стучало сердце то ли от волнения, то ли от гнева, но она уверенно держала пистолет, при этом не видя никакого страха в глазах напротив.       — Ожидание как-то затянулось, не думаешь? — прерывает тишину Рюджин. — Долго же ты решаешься спустить курок. Давай же, Йеддон.       Рука от напряжения начинает дрожать, глаза будто наливаются кровью, а от спокойствия брюнетки Хван ещё больше пробирает ненависть.       — Сука! — вскрикивает она, опуская пистолет и проводя рукой по волосам.       — Мне не стоит смотреть тебе в глаза? Я могу их закрыть.       — Да прекрати уже!       — Брось, ты ведь по мне скучала. Парни, уберите оружие, будьте вежливы к нашим гостям. А теперь сбавь обороты, Хван, и сядь, — снизив тон, произносит Рюджин. — Оставьте нас одних, — требует она, но Сынчон уходит лишь после одобрительного кивка своего начальника.       Возвращаясь на место, Йеджи накрывает лицо руками, пока Шин с интересом за ней наблюдает. По её мнению, шатенка изменилась в лучшую сторону, стала только краше. Рю и не скрывает, что в прошлом, когда они ещё были друзьями, её угораздило влюбиться в подругу. Даже после тех отвратительных поступков Хван она всё ещё что-то испытывала к ней. Хотя какое это имеет сейчас значение?       — С каких пор ты тоже торгуешь? — интересуется Йеджи, смотря в глаза напротив.       — Да ладно тебе, мы обе прекрасно знаем, что в учёбе ты, может, и превосходила меня, но всё, что касается денег, у меня выходило куда лучше твоего. Я ещё в университете начала толкать наркотики в тайне от тебя. И уж прости, что сейчас я шишка покрупнее тебя.       — Покрупнее меня? Самомнения у тебя не отнять, — усмехается Хван.       — Слышала когда-нибудь про международный наркокартель? Так вот его глава собственной персоной перед тобой, — улыбается Шин. — Возможно, в детстве я мечтала не таким способом путешествовать по миру, но этот вариант тоже весьма неплох.       — И ты, сука, решила мне палки в колёса вставить?       — Знаешь, ты выглядишь ещё сексуальнее, когда злишься.       — Помнится, когда я злилась на тебя в институте, ты лишь называла меня глупой истеричкой.       — О, ну тогда я была менее смелой, чтобы в открытую говорить о твоей сексуальности, милая.       — Так ты и раньше так считала? — выгибает бровь Йеджи.       — Ты всегда была сексуальна, Хван, глупо отрицать.       — Уже начинаю сомневаться, что мы просто дружили, — хмурится шатенка, закидывая ногу на ногу.       — Может, мы обе только создавали эту видимость? — Рюджин склоняет голову набок, неоднозначно улыбаясь. — Или стоит напомнить про тот вечер у тебя дома, когда ты сама полезла меня целовать?       — Я была пьяна! — возражает Хван.       — Ох, точно, ты тогда впервые попробовала что-то свыше десяти градусов, и тебе довольно быстро снесло крышу. Даже жалею, что тогда не позволила тебе продолжить.       — О чём ты, мать твою…       — Брось, ты всегда была той самой девчонкой, которая носит мягкие свитеры, пьёт клубничное фраппучино, слушает Лану Дель Рей и делает вид, будто у неё в жизни всё прекрасно. Но я-то знала, какими отстойными были твои родители, и что уже с четырнадцати лет ты где-то подрабатывала, чтобы заработать на эти самые мягкие свитеры. Ты была той ещё сукой и, к слову, ей же и осталась, но если человек хоть раз откроет мне свою душу, я перестану воспринимать его так, как видят его окружающие. Тогда, будучи пьяной, ты мне открылась, и в тот же, мать его, вечер я убедилась, что влюблена в тебя. Да, милая, даже в образе суки ты меня привлекала, но та, другая Йеджи, нравилась мне не меньше.       Шин, не сводя глаз, смотрит на Хван столь пронзительно, что той становится не по себе. Гнев смешивается с недоумением, и былой настрой прикончить брюнетку угасает.       — А потом ты совсем с катушек слетела, стала подставлять меня, высмеивать перед другими и при каждом удобном случае старалась утереть мне нос. Я не знаю, что на это повлияло, но у тебя получилось, с отличием закончила институт ты, а не я. Вот только сейчас, — Рюджин отталкивается от спинки дивана, опираясь руками на колени, — я всё же обошла тебя, и это куда серьёзнее того никчёмного диплома, который я, скорее всего, уже выкинула. И именно это тебя злит, ты никогда не видела себя на втором месте, тебе было необходимо только первое. За это место ты готова хоть по головам идти. Так что же ты сделаешь, чтобы сбросить меня с пьедестала?       Йеджи молчит, продолжая смотреть на Рюджин. Она совершенно не находит слов, в горле образовался ком, а внутренний голос вдруг стал в чём-то обвинять. Кажется, Хван только что осознала, как издёвки над Шин выглядели со стороны, а подавляемое чувство вины вдруг усилилось.       — Так ты и правда была влюблена в меня?..       — Это всё, что тебя интересует? — усмехается брюнетка, поднимаясь с дивана и добираясь до бутылки с дорогим виски. — Да, была. Но знаешь, увидев тебя сейчас, я поняла, что прошедшее время в данном контексте не актуально.       — Что прости? Не говори, что до сих пор…       — А что-то изменится, моя дорогая? — перебивает Рюджин, наливая янтарную жидкость в два стакана, один из которых подносит шатенке.       — Брехня, — проговаривает Йеджи, и прежний гнев вновь стал медленно нарастать. — Пыталась отвлечь меня от темы? Может, на несколько минут и получилось. Но не дави на жалость, Шин, не выйдет.       Брюнетка ставит свой стакан на стол, затем наклоняется к Хван, опираясь на подлокотники кресла, и на губах вырисовывается ухмылка от чужого напряжения и растерянности.       — Я говорила, что ты сексуальная? — хрипло произносит Рюджин.       — Когда злюсь, да.       — Ты просто сексуальна, милая, не только, когда злишься, — она метает быстрый взгляд на губы, после чего отстраняется, заостряя внимание на слегка румяных щеках Йеджи. — Что касается бизнеса, то не мне рассказывать, что такое случается, Йеддон. Мы нашли здесь неплохую жилку, но не волнуйся, скоро мы будем уже в Германии, и тебе не придётся волноваться.       — Скоро? Нет уж, ненаглядная моя, вы завтра же отсюда уберётесь.       — Почаще так меня называй, мне нравится. Но ты мне условия ставишь? — усмехается Шин. — А в том ли ты положении, солнце? Поверь, я способна сделать так, что твоему бизнесу в этой стране придёт конец, у меня связи по всему миру, Хван, и я фигура более значимая. Однако… если ты пообещаешь сходить сегодня вечером со мной на ужин, то я подумаю над твоими словами.       — Стерва… — шёпотом проговаривает Йеджи. — Катись ты к чёрту.       — О, мы с ним лучшие друзья, — усмехается Рюджин, отпивая виски. — Просто ужин, милая, и я оставлю в покое твой бизнес.       — Хотя бы прекрати делать вид, словно упиваешься своим первенством.       — Так и есть, — улыбаясь, кивает Шин. — Мне всегда нравилось доминировать, — пожимает плечами.       — Надо мной не выйдет.       — Я уже, дорогая, — подмигивает Рю, а Хван отставляет стакан, поднимаясь с кресла и огибая стол.       Шатенка под пристальным взглядом медленно приближается, затем опираясь на спинку дивана и нависая над девушкой. Рюджин сглатывает, бросая взор то на пунцовые губы, то на кошачьи глаза, которые всегда ей нравились.       — Постоянно требуешь с кого-то ужин, чтобы потом наконец-то оставить в покое? — почти шёпотом спрашивает Йеджи.       — Отнюдь. Такая привилегия только для тебя.       — Польщена, — с усмешкой качает головой Хван. — Один ужин, Шин, и ты исчезнешь из моей жизни в этот раз уже навсегда.       — Я не могу этого обещать, милая, мы можем ведь и снова вас навестить.       — Послушай, — Йеджи хватается за шею, на что Рюджин лишь улыбается, — если для тебя это всё лишь забава, то у меня иной настрой. Хочешь войны? Она будет, ибо я не собираюсь так просто отдавать то, чего добивалась годами.       — Узнаю ту Хван, которая всегда хочет быть лидером. Успокойся, я исчезну. И кстати, удушье — твой фетиш?       От подобной фразы шатенка почему-то растерялась и неловко отпрянула от девушки, поправляя свой костюм.       — Я буду свободна после восьми. И выбери хороший ресторан.       — Всё будет сделано в лучшем виде, миледи, — кивает Шин.       — Убери уже эту ухмылку со своего лица, — закатывает глаза Йеджи и стремительно покидает кабинет, тут же встречаясь с Сынчоном.       Бенкович провожает их к выходу и захлопывает дверь, как только Хван выходит на улицу. Её люди, до этого испытывающие то ли скуку, то ли нетерпение, встрепенулись, обращая внимание на своего босса.       — Можете не беспокоиться, мы всё решили, — уверенно кивает шатенка, двигаясь в сторону машины.       В свою очередь Рюджин продолжала сидеть на диване ровно в той же позе и смотрела куда-то в стену. Может, наружность её и выказывала спокойствие, но на деле сердце сходило с ума от собственного бешеного ритма. Они не виделись семь лет, и Шин в какой-то мере уже убедилась, что чувства к Йеджи остались там, в институте. Однако сейчас, увидев её, создавалось ощущение, словно долгого разрыва и не было; словно до этого дня они всё так же виделись и общались. Рюджин это кажется чем-то глупым, бестолковым, безрассудным. И вот, сидя в пустом кабинете, она думает, какой чёрт потянул её за язык. Что выйдет из этого ужина? Хван вновь будет получать прибыль, а Шин вновь привяжется. Не видеть Йеджи все эти годы было тем ещё испытанием, но куда сложнее даётся находиться с ней рядом и понимать, что пропасть между ними уже никогда не срастётся. В любом случае отказаться от своих слов она не может.

***

      В назначенное время за шатенкой приехала машина, и Йеджи со странным для себя волнением предвкушала встречу. За рулём сидел тот же рослый лысый мужчина, к которому девушка испытывала то ли неприязнь, то ли некий страх. Хван задумчиво смотрела в окно, наблюдая за заходящим за горизонт солнцем, и летняя атмосфера, которую она чувствовала всем своим существом, заставляла улыбаться. Однако Йеджи почти тут же поймала себя на мысли, что едет на встречу с Рюджин не с ненавистью, отвращением или гневом, а с пугающим её спокойствием. Сердце отчего-то даже трепетало, что совсем сбивало с толку.       Отвлечься от мыслей удалось лишь когда автомобиль остановился. Открыв дверь и ступив каблуками на асфальт, Хван поняла, что находится отнюдь не около ресторана. Перед ней располагался роскошный, поражающий своими размерами и красотой отель. Бежевые стены здания были украшены яркими огнями, а белые резные колонны вызывали восхищение. Йеджи всю жизнь жила в Корее, знала про этот отель, но ни разу не оставалась в нём. И сейчас её живо волновал вопрос, почему пунктом назначения стал именно он.       Спросив об этом охранника, она не получила никакого ответа, лишь молчание и грозный взгляд куда-то в пустоту. На ней было чёрное атласное платье, на плечи накинут белый пиджак, а волосы прямыми локонами спадали на грудь. Сжимая в руке белый клатч, она направилась к отелю, внутри которого встретил портье, вежливо улыбаясь.       — Чем могу помочь, мисс?       А Хван даже не знала, что ответить, ибо совершенно не представляет, где искать Рюджин. Хлопая ресницами, она продолжала смотреть на мужчину в алом костюме, который выжидательно склонил голову.       — А… У меня, кажется, здесь встреча с девушкой по имени Шин Рюджин… — неуверенно проговаривает Йеджи.       — О, конечно, пройдёмте, — кивает портье, ведя её в неизвестном направлении.       Они доходят до стеклянных дверей с пометкой «Restaurant», и мужчина отводит руку в сторону, всё с той же улыбкой как бы приглашая девушку пройти внутрь. Шатенка благодарно кивает, легко толкает дверь и оказывается в пустом просторном помещении, где оборудован под ужин был только один столик в центре. Она вмиг столкнулась с изучающим и жадным взглядом Шин. Та неизменно была в костюме, опершись рукой о спинку синего кресла, и внутренний голос Хван подал незамедлительный сигнал, что чёрный цвет, однозначно, идеально подходит Рюджин.       Медленно двигаясь к столику, Йеджи оглядывает ресторан, отмечая его красивое и дорогое убранство: люстры хрусталиками свисали с потолка, создавая приглушённый свет, окна занавешены плотными, красными шторами, играла классическая музыка (больше для фона), а на кофейных стенах местами висели картины. Шин поднялась, как только шатенка оказалась рядом, учтиво отодвинула её стул, призывая сесть, и вернулась на своё место. Йеджи просто смотрела в эти уверенные шоколадные глаза, видела лёгкую улыбку на губах Рюджин, но всё ещё не понимала, почему именно этот отель.       — Выбрать приевшийся дорогой ресторан в центре города с омарами, устрицами и говяжьими стейками средней прожарки было бы слишком банально, — пожимает плечами Шин. — Поэтому я решила провести вечер с тобой здесь.       — Очень мило с твоей стороны. Но ты же не скажешь, что сняла весь ресторан?       — Именно это я и сделала, милая, — улыбка брюнетки стала шире. — Хочу, чтобы ты запомнила этот вечер. Твои предпочтения остались прежними? — поинтересовалась Шин, беря в руки меню и краем глаза замечая хмурый взгляд Хван. — Я про то, что для разогрева ты берёшь какой-нибудь салат, скажем, греческий с моцареллой или итальянский цезарь. На горячее паста с грибами и курицей, которую ты так любишь запивать белым вином, а на десерт что-то из французского… кажется, парфе?       Йеджи с нескрываемым удивлением смотрела на Рюджин, не имея возможности выдавить из себя хоть слово.       — Я просто помню тот день, когда на выпускном, сидя в ресторане, ты внимательно изучала меню и заказала всё перечисленное мною. Хотя за семь лет твои предпочтения могли измениться.       — Не изменились… — поджимает губы Хван, опуская взгляд. — И что же ещё ты помнишь? — подперев голову руками и уставившись на Шин, с воодушевлением спросила она.       — Хм… — Рюджин тут же закрыла меню, направляя взор на потолок, как бы вспоминая. — Ты терпеть не могла горький кофе, тебе обязательно нужен был сахар и молоко или сливки, но по субботам ты обязательно заходила в кофейню на углу своего дома и брала излюбленное клубничное фраппучино; не понимала, как можно носить розовые вещи, и у тебя не было даже заколок этого цвета; ты любила яростно доказывать свою точку зрения, даже если отчётливо понимала, что не права; курила в тайне от родителей, каждую секунду спрашивая меня, не сильно ли от тебя несёт табаком; и так же в тайне от них держала тот факт, что тебе нравятся девушки; ты могла ночами, почти до посинения, сидеть за учебниками, готовясь к контрольной или экзамену. Я могу бесконечно перечислять, Йеддон, ибо помню каждую мелочь, помню всё о двадцатидвухлетней тебе.       — Розовых вещей у меня до сих пор нет… — произносит Хван после длительной паузы. — И фраппучино я больше не пью!       — Удивила, — усмехается Рюджин.       — Рю, я… Мне жаль.       — Конкретнее, дорогая.       — Жаль, что так поступила с тобой. Но ничего не изменилось, я готова так же использовать и предавать людей ради своей выгоды.       — А вот сейчас не удивила. Лучше давай что-нибудь закажем. Этот ужин ведь чистая формальность, не так ли? Ты можешь уйти, как только доешь свой парфе, и уже утром я отправлюсь в Германию.       Шин вновь хватается за меню, но Йеджи подаётся вперёд, накрывая её ладонь своей. Брюнетка, слегка склонив голову набок, ожидает следующих действий, и Хван прикрывает глаза, как бы собирая кашу в своей голове в последовательность мыслей.       — Ты наверняка думаешь, что наша дружба для меня ничего не значила, но это не так, я…       — Так какого дьявола ты так поступила со мной? Смешала меня с грязью, ежедневно выставляла посмешищем в глазах других и проходила мимо так, словно мы и не знакомы.       — Я знаю, что это ничем не оправдать. Но ты была наравне со мной по успеваемости, родители давили, и ты помнишь, что тебя они недолюбливали... Ты знаешь, какие они были.       — Прекрасно знаю, — кивает Рюджин. — Однако неужели ты не могла просто усерднее учиться, при этом не полив меня дерьмом? Мать твою, да ты могла каким угодно способом разорвать со мной все связи, но ты выбрала самый поганый, — она вырывает руку из чужой хватки, и в глазах уже явное раздражение. — Хотя ты ведь по-другому не можешь. Видя своих пассий, мило болтающих с другими девушками, ты на следующий же день делала так, что и те, и другие становились посмешищем. Собственно, как и я. Ты не умела здраво проигрывать, тебе было необходимо задеть людей, надавить на их самые больные места и содрать корку с недавно заживших ран, ибо только так ты хоть немного избавлялась от угнетения самой себя. Ты стала той, из-за которой я больше ни разу никому не открывала душу. Страх, что все твои тайны, переживания и боль выставят напоказ в дурном свете, присутствует и по сей день.       В уголках глаз Йеджи скопились слёзы, душу разъедало чувство вины. Она много кому причиняла боль, но чувствует себя отвратительно именно из-за того, как поступила с Шин.       — Но знаешь, что самое ужасное? — не давая возможности перебить, продолжает Рюджин. — Я как самое глупое создание на планете продолжаю что-то к тебе чувствовать. Люблю тебя так, как и семь лет назад, только в разы сильнее. И сегодняшняя встреча с тобой окончательно подкосила меня. Я убедилась, что выкинуть и растоптать воспоминания о тебе не представляется возможным. Давай, смейся, издевайся, делай, что вздумается, ибо я осознаю, насколько жалко я выгляжу.       Шин устремляет взор на плотные шторы, будто пытаясь сквозь них увидеть что-то в окне, хотя на деле просто не желает смотреть на Хван. Ей стыдно за то, что она вот так призналась, выплеснула накопившуюся обиду.       — Я не собиралась издеваться или что-то в этом роде. Мне жаль, Рюддон…       Последний раз брюнетка слышала это обращение семь с лишним лет назад. Её сердце отреагировало болезненным кульбитом, но внешне она продолжала сохранять спокойствие.       — Ты думаешь, что я не любила тебя? — не замолкает Йеджи. — Да, по моему поступку так и не скажешь, но…       — А знаешь, — перебивает Шин, подрываясь с места, — считай, что ужин прошёл, даже не начавшись. Я ничего не требую, ты меня больше не увидишь, не волнуйся. Я переночую в отеле и улечу утром. Всего доброго, Йеджи.       Хван не успевает и звука издать, как Рюджин покинула ресторан. Ещё несколько минут сидя в растерянности, шатенка не понимала, что ей делать. Пойти за ней? Есть ли в этом смысл? Но что-то внутри так яростно кричало и рвало её на части этим криком. Ранимая, сострадающая и любящая версия сидела на правом плече и требовала ринуться вслед за Шин с извинениями; холодная, бессердечная и стервозная версия, сидевшая на левом плече, спокойно утверждала, что стоит просто уйти, Йеджи не обязана в чём-то оправдываться или за что-то извиняться, она делала то, что считала нужным. Однако совсем иная сторона, которая не желала ни извиняться, ни тихо уходить, пустила внезапный, резкий импульс в мозг девушки.       Она поднялась с места, направляясь к выходу, а утомлённый ожиданием официант лишь вздохнул, поняв, что зря всё это время стоял. Хван подходит к ресепшену, встречая того же портье, и он вновь ей улыбнулся.       — Чем-то помочь, мисс?       — Не могли бы вы сказать, какой номер сняла Шин Рюджин?       — О, желаете продолжить ужин в номере?       — А… да, желаем.       — Отлично. 307 люкс.       — Большое спасибо, — кивнула Йеджи и под действием всё того же импульса пошла к лифту.       Смотря на сменяющиеся в порядке возрастания цифры, она отрезвилась, когда лифт издал приятный звук, оповещающий о прибытии на нужный этаж, и двери открылись. Сердце стучало так бешено, что Хван ощущала его биение где-то в горле. Перед ней предстало освещённое красной подсветкой число 307, и, выдохнув, шатенка трижды постучала в деревянную дверь. По ту сторону послышались чертыхания, но Рюджин всё же открыла, вмиг впадая в ступор. Она уже скинула пиджак, выправила из брюк рубашку, а из номера в коридор тут же повеял запах сигарет.       — Какого чёрта? — нахмурилась Шин.       — Не хочешь меня слушать и верить моим словам — ладно. Тогда позволь на действиях доказать, что я и правда сожалею.       Рюджин толком не успевает опомниться, как Йеджи подаётся вперёд, закрывая дверь и припадая к губам брюнетки. Пусть Шин и не понимала, что нашло на Хван, но руки автоматически обхватили талию Йеджи, прижимая как можно ближе. Никто из них не думал, что будет потом, сейчас они лишь поддавались моменту и сгорали от желания ощутить что-то большее.       Рюджин подхватывает шатенку на руки и, держа за бёдра, бредёт к спальне. Снимая с себя рубашку и брюки, она так же умело избавляет Хван сначала от пиджака, а затем принимается за платье. Йеджи, стоя спиной к девушке, чувствовала её шумное дыхание, которое обжигало шею. Шин словно намеренно неспеша расстёгивала молнию, а затем позволила платью медленно сползти на пол. Оттолкнув Хван на кровать, она молча наблюдала за представшей ей картиной: Йеджи рефлекторно приподнялась на коленях, опираясь на локти, и демонстративно прогнулась в пояснице, тем самым обращая всё внимание Рюджин на ягодицы.       — Красивое бельё, — забираясь на кровать, хрипло проговаривает Шин. — Неужели готовилась? — проводя пальцами вдоль спины, усмехнулась она.       — Заткнись и просто сделай то, о чём явно мечтала.       — Ох, милая моя, ты, как всегда, хочешь всё и сразу. За те мучения, которые ты мне доставила, я попросту вынуждена заставить тебя умолять.       — Умолять? Шин, снизь самооценку.       Рюджин ничего не ответила, лишь зацепилась за края нижнего элемента белья и плавно сняла его. Сжав ягодицы и слегка их раздвинув, она была готова заскулить от вида такой Йеджи.       — Будучи тогда пьяной, ты выдала даже некоторые интимные подробности, — прошептала Шин. — Твои чувствительные места, помнишь их? Я помню, дорогая. Бёдра, — она нежно провела по ним пальцами, — талия, которая так чувствительна к малейшим прикосновениям, — и снова касание, — шея.       Брюнетка резким движением развернула Хван к себе, заставив её от неожиданности пискнуть, и тут же утянула в грубый поцелуй, который со стороны явно казался бы непотребным. В целом, всё было непотребно: решение Йеджи, этот поцелуй, касания Рюджин, все эти чувства, до сих пор не до конца понимаемые обеими — всё, что они сейчас делали. Но шатенке так чертовски приятно ныне ощущать, как Шин сплетает их языки, кусает до лёгкой боли нижнюю губу, как сжимает грудь и давит коленом меж ног. У Рюджин зависимость к торговле наркотиками, но это она даже в сравнение не ставит с тем, что испытывает сейчас, жадно перебирая губы Хван.       Отстраняясь со сбитым дыханием, она нежно, почти невесомо касается шеи, слыша вырвавшийся из груди выдох. Рюджин помнит, как когда-то давно обнимала Йеджи, и даже случайное касание шеи заставляло девушку напрячься. От осознания, что тело шатенки почти сплошная эрогенная зона, в Шин просыпается пущий азарт. Она проводит языком от ключиц к линии челюсти, и Хван сильнее сжимает чужие плечи, с трудом сдерживая стоны. Рюджин плевать, что завтра на этой изящной лебединой шее будут красоваться несколько багровых пятен, она оставляет их раз за разом, улавливая шипение Йеджи.       Двигаясь словно по карте, брюнетка спускается ниже, к груди, обхватывая один сосок указательным и средним пальцем, а другой — губами. Она то оставляет аккуратный поцелуй, то хватается за него зубами, затем зализывая, и от этих действий с уст Хван срывается первый стон, от которого Рюджин машинально сжимает её грудь.       Шин оставляет мокрые поцелуи по всему животу, не желая упустить даже малейший участок, и наконец достигает цели. Проводя языком вдоль половых губ, она почувствовала, как дёрнулись ноги Йеджи; почувствовала, как та требовательно схватилась за угольные волосы; почувствовала, что Хван, действительно, этого хочет. Но Рюджин жаждет услышать одно лишь «прошу», а потому продолжает измываться, касаясь языком клитора, затем слегка проталкивая язык, но шатенка упорно продолжает попытки сдерживать стоны. Непреклонна, как и всегда.       — Прошу… — неожиданно для Шин выдаёт Йеджи хриплым голосом с неровным дыханием. — Прошу, Рю, войди уже...       — Принцесса вдруг решила попросить? — усмехнулась Рюджин. — Может, мне стоит лучше остановиться?       — Нет, пожалуйста, сделай это…       — Так бы сразу, — удовлетворённо улыбнулась Шин, удобнее обхватывая чужие бёдра и наконец проникая языком и вызывая незамедлительный громкий стон.       Хван укрепляет хватку, сильнее прижимая девушку к себе; издаваемые ею звуки расходятся эхом по комнате, и это только сильнее будоражит сознание Рюджин. Она наращивает темп, почти доводя девушку до пика, но останавливается, поднимаясь выше и равняясь с лицом Йеджи. Та от неудовлетворённости с некой обидой смотрит в карие глаза, но это кажется брюнетке милым. Пунцовые щёки, вздымающаяся грудная клетка, вожделенный взгляд — всё это вызывало улыбку. Ноги Хван рефлекторно желают сомкнуться, но Шин лишь усмехается.       — Мило, — подаваясь вперёд, шепчет она на ухо. — Мило, что я могу без особых усилий раздвинуть твои дрожащие ноги и уже в следующую секунду довести тебя до оргазма.       — Так сделай это, мать твою.       — Узнаю этот требовательный тон. Но где волшебное слово?       — Пожалуйста… — тише и менее уверенно проговаривает Йеджи, и Рюджин, прикусывая мочку уха, вводит два пальца на полную длину, большим начиная массировать клитор.       Она не врала, сказав, что буквально в следующую секунду Хван достигнет разрядки. И без того обессиленные ноги вконец ослабли, полностью опускаясь на постель. Шатенка хватала ртом воздух, а Шин продолжала за ней наблюдать, устроившись сбоку.       — Поехали со мной, — вдруг произносит брюнетка.       — Что? — Йеджи распахнула глаза, уставившись на Рю.       — Не притворяйся, что не слышала. Германия. Поехали со мной.       — Должно быть, ты шутишь, — усмехается Хван.       — Ничуть, — качает головой Шин. — Ты с этим бизнесом когда последний раз была за границей? Милая, я открою тебе новые возможности, ты сможешь завести в Корею такой товар, из-за которого торчки даже мать родную будут готовы продать, лишь бы его получить.       — Но… разве ты не злишься?       — Ты прекрасно знаешь, что я всегда была всепрощающей. А тебе я уж точно прощу всё. Особенно после того, как ты просила тебя трахнуть.       Эти слова отчего-то вызывают очередной румянец на щеках Йеджи. Ей стыдно перед Рюджин; стыдно, что когда-то она так с ней поступила. Но, может, сейчас, спустя столько лет, у неё всё же есть хоть толика шанса всё исправить?       — А к чёрту, поехали, — решительно кивает Хван, после чего её утягивают в поцелуй.       Кажется, стоило намного раньше прийти к Шин, наставить на неё пистолет, а затем согласиться на ужин и без объяснений затащить в постель, ибо упущено столько времени… Но теперь у них есть возможность всё наверстать, отпустить прошлое и начать новую главу жизни, наконец избавившись от необъемлемой пропасти между ними.