Быть услышанным

Попытки объясниться на словах давно себя исчерпали. Объясниться на словах Хаширама пытался не единожды. Мадара никогда не слушал. Только усмехался надменно и презрительно, заносил гундбай и кидался в бой, начиная неистовый танец войны. Сколько раз жизнь Хаширамы Сенджу висела на волоске в этих битвах, доподлинно знал только Хаширама. Невозможно одновременно биться насмерть и пытаться не убить врага. По крайней мере, никто другой бы не смог. У Хаширамы получалось невозможное, но каждый такой раз он ставил на кон собственную жизнь, готовый легко разменять её на выживание любимого человека. Год назад слова у Хаширамы закончились. Теперь он вступал в бой, как в траур, с молчаливой обречённостью, всё так же бил не в полную силу, всё так же не наносил смертельных ран противнику, когда подворачивался шанс. Сердце болело фантомной болью с каждой новой битвой. Он утратил сон и аппетит, только ожидал неизбежной смерти, ведь Мадара никогда ему не поддавался. Еда не имела вкуса, сон не приносил чувства свежести. Хаширама ел и спал из необходимости, всё остальное время проводил на тренировочном полигоне, сражался на бойнях между кланами в дань отвратительной традиции, не мог договориться, ведь его не слушали, и однажды, к своему удивлению, победил. * * * * - Трогать меня не смей, сын дешёвой потаскухи! Мадара вырывался из объятий, сыпал грязными оскорблениями, на поцелуи отвечал укусами. На совесть кусал, до крови. И откуда только силы брались? Всего пару часов назад свалился без сил, на руках Хаширамы доехал до селения Сенджу, позволил себя с комфортом разместить на футоне, а стоило попытаться приласкать - как взбодрился! Хаширама на уговоры времени не тратил, из опыта зная, что бесполезно. Учиха его не слышал, все слова Хаширамы, идущие из глубины сердца, пропускал мимо ушей, подчас насмехался, больно бил словами по самому уязвимому. Впервые за год Хаширама ощутил вкус жизни: солёный вкус крови из собственных прокушенных Мадарой губ, вкус пота на виске Мадары, вкус его семени. Кончив, Мадара выдохся, больше не противился, задумчиво молча лежал, позволяя себя целовать и гладить. - Не верю я в возможность мирного сосуществования Учиха и Сенджу, ты же знаешь. - впервые серьёзно произнес Мадара, спокойно и взвешенно, без обычных язвительных насмешек. Засосы на плечах Хаширамы говорили об обратном, говорили о том, что хоть крупица ответного интереса к мирному сосуществованию там всё же имелась, но акцентировать внимание на физическом Хаширама не стал: - Зато я верю за нас двоих. И люблю тебя больше жизни.