Домовёнок

      Следующие два урока у Хака Сабо прогулял.       Он по-прежнему ходил на уроки истории, где сидел за последней партой и слушал вполуха. С куда большим интересом посещал занятия по навигации и астрономии. Он по-прежнему активно учился оказанию первой помощи. Но вместо рукопашного боя взял несколько уроков кендо. Объяснил это тем, что ему нужно изучить основы стиля, чтобы почерпнуть что-то для собственной техники боя палкой. Секретарь, ответственная за обучение новичков, посмотрела на него как на сумасшедшего, но безропотно записала в начинающую группу.       Тогда Сабо не собирался возвращаться в группу к Хаку. Для себя он давно понял — если между учителем и учеником возникают конфликты на пустом месте, ничего путного из такого сотрудничества не получится. Особенно если учитель испытывает к ученику откровенную неприязнь.       Причины неприязни к себе он не понимал. И за неделю успел придумать столько этих самых причин, такое количество раз обдумать произошедшее, что, кажется, напрочь перестал отличать реальность от фантазии. Но высокомерный вид Домовенка, которая, похоже, и вовсе не считала его серьезным противником, ее такие картинные уходы от его ударов и захватов, насмешливый тон Хака никак не выходили из головы.       Возможно, он так никогда бы и не вернулся, и тогда его судьба наверняка сложилась бы как-то иначе. Если бы не один случай.       Обычно Сабо обедал в Штабе, в столовой на третьем этаже. Из окна там открывался вполне приятный вид на парк и остекленную крышу оранжереи. Да и повара готовили вкусно. Но в тот день он почему-то решил прогуляться за пределы набившего оскомину замка.       Для Балтиго день выдался на удивление погожий. Ветер, который неустанно носил над каменистой пустошью белый песок, наконец успокоился и улегся между скал и расселин. Жара тоже унялась, сменившись приятным теплом и переменной облачностью.       Сабо прошел по аллеям низкорослого парка у главного входа в замок и вышел за въездные ворота.       С тех пор, как на Балтиго заложили штаб Революционной Армии, минуло уж почти десять лет, и за это время люди умудрились обжиться даже на неприветливой земле мертвого острова. Какими бы радикальными не были революционеры, с возрастом у многих, иногда даже самых отбитых, появлялись семьи. И нередко родные отказывались надолго расставаться даже во имя революции. Так и получилось, что повстанцы стали везти на остров жен, детей, иногда — престарелых родителей, за которыми был нужен присмотр и уход. Все эти люди, зачастую окончательно и бесповоротно гражданские, жили сперва в Штабе, потом, когда места стало не хватать, в палаточном городке рядом. Жили, как одна большая семья — тут все друг друга знали, всегда было с кем оставить малолетних детей и не бояться, что недосмотрят.       А еще некоторое время спустя кто-то особенно рукастый построил дом там, где должен был поставить палатку.       Со временем рядом со штабом вырос небольшой белокаменный городок. Тут всё было как в обычном городе: несколько улиц, своя рыночная площадь, колодец. Небольшая пекарня, и еще одна — побольше. Пара забегаловок, в которых не продавали спиртное, зато кормили ничуть не хуже, чем в штабной столовой. Свой башмачник и портной, даже кузнец имелся, разве что ковал и перековывал он в основном холодное оружие, а не подковы, как в других таких же городках.       На одну из улиц этого города Сабо попал сразу, как только вышел за ворота Штаба. По пыльной, серовато-белой дороге он шел к одной из местных харчевен. Над ее входом висела потертая, когда-то золотистая вывеска «Кафе» в вязи нарисованных вьюнков и ромашек. Сбоку от входа стоял не менее истрепанный пустынными ветрами бело-красный навес, а под ним — пара столиков на открытом воздухе и уютные плетеные кресла.       Хозяйка «Кафе» приходилась женой Карасу.       Женщина эта была восхитительна во всех отношениях. Где именно Карасу ее нашел, и что именно она нашла в нем, Сабо не знал, да и не слишком интересовался. Но факт оставался фактом — пять лет назад Карасу умудрился жениться.       Новоиспеченную жену на Балтиго он привез спустя ровно месяц, который полагалось считать медовым. Она появилась в городе — красивая, огненно-рыжая, с такими потрясающе-зелеными глазами, словно в них навсегда отпечаталось всё разнотравье ее родного острова. Она была невысокой и мужу не доставала даже до плеча, чуть склонной к полноте. И в целом была полной противоположностью молчаливого и нелюдимого мужа.       Карасу в ней души не чаял. Это был именно тот случай, когда огромный мужчина в черном, в страшных шрамах и маске чумного доктора не стеснялся нарвать в поле букетик колокольчиков и ромашек. А после все плаванье над ним трясся и заставлял Иванкова пичкать цветы стимуляторами и консервантами. Его жена любила ромашки. Этот же мужчина однажды выкинул за борт перегруженного корабля сундук с золотом, но довез ту самую идиотскую вывеску «Кафе».       В общем, леди Айна была прекрасной женщиной.       — Здравствуй, Сабо! — она улыбнулась ему из-за стойки с кассой сразу, как только за ним закрылась дверь. Справа над входом тонко звякнул колокольчик.       Леди Айна умела создать уют из ничего. Над разноместными круглыми и квадратными столами в «Кафе» неярко горели желтые лампы, вместо барных стульев стояли такие же плетеные кресла, как на улице. На некоторых лежали небольшие подушки. Даже диван здесь был у стены рядом с самым длинным столом. Сабо знал, что диван этот протерт почти до пружин и местами прожжен окурками сигарет, но все это непотребство было скрыто под нейтрально-бежевым покрывалом и подушками.       Местное меню Сабо знал превосходно. Леди Айна пыталась сделать его таким, каким было меню настоящих кафе у нее на родине. И в чем-то ей это даже удалось. Правда, в «лапше по-домашнему» вместо курицы плавало мясо местных пустынных ящериц, «белый хлеб» был только кукурузный, а под названием «чай» скрывался заваренный травяной сбор из штабной оранжереи.       Но жаловаться на качество еды на Балтиго было не принято. Многие из поселенцев еще помнили голодные первые годы, когда провизию подвозили только на кораблях, и любой шторм или нападение пиратов могли надолго оставить людей без еды. Тогда в скудной земле Балтиго появились первые могилы с крестами, безмолвное напоминание о голоде.       Сабо считал, что жаловаться на еду Айны — это и вовсе страшнейший грех. Готовила она и ее кухарка просто замечательно, а красивая подача на белых тарелках почему-то воскрешала в памяти смутные образы, как нечеткие картинки, то ли увиденные где-то, то ли и вправду пережитые.       С обедом Сабо расправился быстро. Расплатился и уже собирался было уходить — перерыв подходил к концу, у него по расписанию стоял урок кендо, опаздывать на которое не хотелось. Но тут колокольчик на входной двери снова звякнул.       Этот красный пиджак и копну ярко-фиолетовых волос Сабо узнал бы из тысячи.       — Бетти! — он подорвался ей навстречу.       Он впервые видел Бетти после того провального задания и ранения. На корабле к ней никого не пускали. В штаб аккуратно перенесли на носилках только на третий день после прибытия на Балтиго, когда врач наконец решил, что это безопасно для ее жизни. Потом Сабо несколько раз о ней спрашивал, но ему неизменно отвечали, что к ней по-прежнему можно только Драгону или Иванкову, и уж точно не двум ученикам, которые могли бы ей напомнить о неприятном провале. А потом с Сабо случился инцидент на рыбокарате, его расписание поменялось до неузнаваемости, и все силы стали уходить лишь на то, чтобы всё успеть и не сойти при этом с ума.       — Сабо! — совершенно здоровая и целая Бетти широко улыбнулась, распахнула объятья. — Ты почему здесь, а не на уроке у Хака?       Сабо как стоял перед ней, так и остолбенел. Покопался в памяти. Группа Хака действительно занималась в этот день. Краем уха от кого-то он слышал, что рыбокаратисты часто задерживались на уроках и поэтому обедали позже. Но почему об этом знает Бетти?       Пауза затягивалась, постепенно становясь многозначительной.       — Повредил ногу, — наконец соврал Сабо, чтобы хоть что-то ответить. И, словно пытаясь хоть как-то оправдаться, добавил: — У меня урок кендо после обеда.       — Кендо?.. — брови Бетти заметно поползли вверх. Вопрос «зачем тебе кендо?» повис в воздухе. Но, слава богам, не прозвучал. Немного озадаченно Бетти выдала: — Что ж, дело хорошее, — и тут же сменила тему: — Как тебе рыбокарате?       — Очень интересно, — снова соврал Сабо и почувствовал, что начинает краснеть. С каждым словом разговор нравился ему все меньше.       — Я знала, что тебе понравится! — зато улыбка Бетти стала просто невероятно искренней. — Это я рекомендовала Драгону перевести тебя к Хаку. Я видела тебя в деле, незачем тебе прозябать в слабой группе с таким-то потенциалом.       Сабо постарался улыбнуться ей в ответ, но чувствовал, что получилось криво и неискренне.       Они поговорили еще немного, пока Бетти заказывала обед и ждала заказанное. Про Сой Бин не обмолвились ни словом, но Бетти рассказала, что уже вечером отплывает на новое задание. В этот раз недалеко, на первой половине Гранд Лайна. После она планировала вернуться на базу в Ист Блю, а в Штаб приехать лишь через три месяца.       — Когда ты вернешься, я буду гораздо сильнее и обязательно тебя уделаю, — Сабо наконец смог искренне улыбнуться. В каждой шутке только доля шутки — он и вправду рассчитывал, что однажды сможет превзойти командира Революционной Армии.       — Буду ждать с нетерпением, — она только покивала в ответ, принимаясь за еду — постный рис с овощами. Из-за ранения в живот ей запретили есть мясо, как и любую другую тяжелую пищу. — Не разочаруй меня.       После разговора с Бетти настроение у Сабо поднялось настолько, насколько не поднималось ни разу за эту тяжелую неделю. Эта очень молодая девушка по праву удостоилась звания знаменосца Революционной Армии. Ее открытая улыбка, прямота и честность работали зачастую получше иных психологов. Сабо знал, люди с базы в Ист Блю часто ходили к Бетти после неуспешных заданий, взбучки от Драгона или каких-то иных неудач. И уходили от нее гораздо менее подавленными. Возможно, Бетти в тайне от собственных накама использовала на них способности Дьявольского Фрукта. Но в точности Сабо не знал и ни до, ни после того разговора у нее не спрашивал.       Он только открыл дверь, смотря под ноги, шагнул на лестницу в две ступени…       И тут же, на этой самой лестнице, нос к носу столкнулся с Коалой.       Домовенок, похоже, залипла в собственном ежедневнике и не замечала ничего вокруг. Поэтому в Сабо она буквально ткнулась носом, продолжая идти, пока тот стоял, остолбенев.       Ткнулась, тут же отшатнулась назад. Вскинула на него глаза. Хотела что-то сказать, но только глупо приоткрыла рот и замерла. Взгляд из удивленного медленно превратился в испуганный.       Сабо тоже смотрел на нее и не мог произнести ни слова. Позади щелкнула закрывшаяся дверь.       — П-прости, — наконец, через силу выдавила Коала.       Сабо удивленно моргнул. Она что, его боится?..       Наверное, это обстоятельство тоже что-то, да значило. Но пока Сабо был не в состоянии понять, что именно. Он только увидел эти синие огромные глаза, вспомнил тренировку и спарринг с этой девчонкой, вспомнил ее равнодушный вид после, и несправедливая обида тут же захлестнула его с новой силой. Словно Хак и эта кикимора прилюдно унизили его не почти неделю назад, а прямо сейчас.       В глазах вновь все расплылось, все смазалось.       В нем медленно, но верно поднималось раздражение. Желание тоже унизить как-нибудь. Так, чтобы ее высокомерие разбилось вдребезги. Так, чтобы прилюдно. Так, чтобы побольнее. Желание… ударить?..       Это осознание словно отрезвило. Он был не в тренировочном зале. Он был на улице, рядом с заведением леди Айны. Мимо иногда проходили люди, стоял погожий полдень.       Сабо поджал губы, пытаясь удержаться от грубости. Сухо отрезал:       — Смотри, куда идешь.       А потом просто взял ее за плечи и отодвинул в сторону, обходя.       Первые три шага он сделал в полной тишине. Тишина была не только вокруг, тишина была у него в голове. А потом словно что-то щелкнуло, мысли вмиг понеслись наперегонки.       Он хотел ударить девушку. Он, правда, хотел ударить девушку?!       Сабо никогда на своей памяти не бил женщин. Да даже окам не бил, хотя иногда и стоило бы! Конечно, он подозревал, что исключения будут. Когда женщина — враг, например, или когда она напрямую угрожает его накама. Но Коала не была врагом. Тогда почему его настолько раздражала эта несчастная девчонка, что он был готов всерьез ее ударить?!       На четвертом шаге он услышал громкий вдох и выдох у себя за спиной. Затем — торопливые легкие шаги.       — Сабо, подожди! — пальцы Домовенка вцепились ему в руку. Пальцы эти были холодными.       Сабо остановился. Попытался привести мысли в порядок. Она, что, совсем страх потеряла, раз лезет к нему прямо сейчас?!       В памяти издевательски всплыло: резкая боль в боку, темнота и сразу — пол перед глазами, близко-близко. И вес Домовенка на его спине.       Даже если он попробует ее ударить, девчонка вполне в состоянии за себя постоять.       Сабо шумно втянул воздух в легкие, собираясь с духом. Медленно обернулся, окинул взглядом бледное лицо напротив:       — Чего тебе? — голос прозвучал немного хрипло.       — Нам надо поговорить, — выпалила Домовенок и уставилась ему в глаза.       В ее глазах застыла какая-то непонятная решимость. А еще в них отражалось небо, синее-синее.       — Не о чем нам говорить, — отрезал Сабо.       Только Домовенок, похоже, его мнение не разделяла. Иначе не спросила бы немедленно:       — Почему ты перестал ходить на рыбокарате?       И это спрашивает она?! Пару мгновений Сабо просто смотрел на нее, беззвучно открывая и закрывая рот, как рыба на суше. Потом усмехнулся и спросил:       — Что, хочешь еще раз меня унизить?       Теперь настала ее очередь смотреть на него, глупо раскрыв рот. Спустя долгие секунды, она тихо переспросила:       — Унизить?.. Когда?       Сабо снова зло усмехнулся.       — Иначе зачем вы с Хаком устроили весь этот фарс со спаррингом? — вопрос давно крутился на задворках сознания, отравляя жизнь, и его наконец-то было, кому задать. Но остановиться на нем не вышло, с языка сорвались те домыслы, до которых Сабо дошел за прошедшую неделю. — Не пойму только, с чего вы на меня взъелись? Если не хотели видеть меня в группе, могли бы просто это сказать. Или хотели вывести меня из себя, чтобы я прилюдно облажался?       Где-то на периферии сознания Сабо понимал, что его откровенно несет, и он говорит полнейший бред. Только прекратить поток злых слов и мыслей почему-то не мог.       — Фарс? — как заведенная, переспросила Коала. И вдруг решительно сжала губы в тонкую линию, почти яростно посмотрела в ответ. — Сабо, уроки Хака всегда проходят так. Спарринг с подходящим по силам противником, потом разбор ошибок. Странно, если у тебя раньше было иначе.       — Тогда почему ты не… — он вдруг осекся.       То, что он хотел спросить, в голове звучало вполне нормально и логично. Но стоило этому начать срываться с языка, как Сабо внезапно ощутил невероятную нелепость. Неправильность. Полный абсурд. Это совершенно точно никогда не должно было прозвучать вслух.       Но Домовенок, похоже, поняла все верно. Глаза ее зло сузились.       — Что «почему я не»?! — выплюнула она ему в лицо и разъярилась окончательно: — А что я должна была делать?! Мне нужно было драться в пол силы и тебе поддаваться?! — она сжала кулаки, шагнула вперед, наступая. — Если ты не понял, это тренировка, а не способ потешить твое эго! И, Сабо, ты когда в последний раз видел себя в бою? Ты хоть понимаешь, как выглядишь?! В следующий раз поставь перед собой зеркало и посмотри! Я ни за что и никогда не буду тебе поддаваться!       От такой отповеди Сабо аж на шаг назад отступил, совершенно потерявшись.       Как он выглядит? Он не знал, как он выглядит в бою. Ни разу об этом не задумывался. И ни разу не думал, почему прошлый учитель так аккуратно подбирал ему противников на спарринги. Он просто к этому привык. Привык побеждать и не думать о том, что может быть как-то по-другому.       Он примирительно выставил руки перед собой, пытаясь утихомирить разошедшуюся Коалу. И, наконец, нашелся:       — Почему ты не отпустила меня сразу, как только поняла, что победила?       Домовенок замолкла посреди тирады, точно о невидимую преграду вдруг споткнулась. Точно вдруг пришла в себя. Она опустила руки, которые ранее непроизвольно выставила в боевую позицию, медленно выдохнула, и даже плечи у нее словно поникли.       — Я просто устала, — после паузы, в течение которой Сабо не знал, что ему думать, ответила она. — Выдохлась, понимаешь? Тебя, вообще-то, было довольно сложно держать. Поэтому я просто сидела и отдыхала.       Он молчал. Вся злость на эту девчонку, что кипела в нем целую неделю, испарилась, точно капля воды на солнцепеке Балтиго. Домовенок просто вымоталась. И поднималась тогда не неохотно, как ему показалось, а устало. Возможно ли, что насмешку в словах Хака он тоже тогда сам выдумал?..       Сказать ей в ответ он ничего не успел. На плечо ему вдруг легла тяжелая рука.       Сабо сглотнул ком в горле. Почему-то он не сомневался, кого увидит у себя за спиной. И ему впервые было настолько сложно обернуться.       — Сабо, — Хак кивнул ему вместо приветствия. — Давно не виделись.       — Учитель, — Сабо тоже заторможено кивнул. В голове было совершенно пусто, голова гудела.       — Зайди ко мне вечером после уроков, — а учитель почему-то избегал смотреть на него. Смотрел только вперед, на Коалу. — Я буду ждать в зале до восьми.       Рука убралась с плеча, давая свободу. Хак обогнул его, мягко развернул Домовенка в сторону «Кафе» и вместе с ней скрылся за дверью.       Сабо стоял неподвижно и смотрел им вслед. Он не сомневался, что вечером ему предстоит тяжелый разговор. Но сейчас на уме было иное.       «Почему ты не проиграла».       Он хотел спросить у Домовенка «почему ты не проиграла».       Когда его предубеждение относительно этой девчонки успело стать настолько сильным?