Ангел мести

Куда ни глянь везде был туман. Биллу приходилось подносить руки к лицу, чтобы увидеть их. Засохшая кровь неприятно стягивала кожу, но как ни старался Билл — оттереть ее не удавалось. Казалось, что она въелась в кожу, стала частью его самого. Хотя так, наверное, и было. Разве мог он отделить себя от крови жертв? И главное хотел ли? Тебе никогда не смыть преступлений. Ни с кожи, ни с души. Ты проклят. И ты решил так сам. Слова умирающей матери так некстати всплыли в голове. Даже на смертном одре она так и не смогла простить Биллу пути, выбранного им. Всегда говорила, что за пониманием пусть идет к дружкам, а она постарается отмолить его грешную душу, даже если ему самому это не нужно. Билл сделал шаг в темноту, раздался неприятный хруст под ногами. Брошенный вниз взгляд не дал толком ничего рассмотреть. Хруст становился то тише, то громче. Билл прекрасно понимал по чему именно идет, но старался делать вид, что это не так. Этот хруст приятным не был, наоборот, только раздражал. Мертвые ничего не забывают. Они ждут, чтобы исполнить месть. Туман медленно рассеивался. Белые осколки костей, на первый взгляд так напоминающие лепестки цветущей сакуры. Смерть всегда была в понимании Билла прекрасна. Смерть срывала маски, обнажая истинное лицо, поэтому Билл любил убивать не издалека. Больше риска, но этот момент последнего вздоха, взгляд прощающегося с жизнью был изумителен. Билл был уверен, что и в киллеры пошел только ради этого мгновения. Такие моменты он считал откровением. И он знал чьи кости под ногами. Кости его жертв. Многие киллеры оправдывали себя тем, что они лишь оружие. Не они выбирают кого убивать. Билл так не считал. Он действительно не выбирал кого убивать, но убить выбрал именно он. Он решил, что волен распоряжаться жизнями других. И ему нравилось это чувство. Быть равным Богу. Что может быть прекраснее? Туман расступался в стороны, образуя тропинку. Билл шел по оборванным, разрушенным им жизням и не чувствовал угрызений совести. Он не помнил имен, но помнил взгляды. Некоторые понимали причину, другие пытались понять почему, но каждый не хотел умирать. Каждый цеплялся за жизнь до последнего. И не было ничего слаще, чем когда во взгляде мелькало понимание, что это конец. Не было ничего ярче, чем эта агония отчаявшейся души, пусть и длящаяся всего лишь краткий миг. Ради этого Билл убивал. А кости становились крупнее. И вот Билл увидел ее: гору из черепов, а наверху его ангел смерти. Девушка, облаченная в черное, маска скрывала лицо. Билл видел только глаза. Те самые глаза. Он застыл, не в силах оторвать взгляда, а ее глаза сменялись другими. Каждая загубленная им жизнь сейчас смотрела на него из ее глаз. Туман становился то гуще, то реже. Но Билл не замечал ничего кроме ее глаз. Их глаз. Он знал, что она улыбается. Она так долго его искала, слишком долго, чтобы уйти ни с чем.

***

Билл зашел в квартиру, в этот раз он вернулся из Японии куда быстрее, чем пятнадцать лет назад. И только тройной гонорар заставил его снова вернуться в страну, что разделила его жизнь на до и после. Он как сейчас помнил два трупа. Его глаза полные вины и ее непонимания. Она была лишь случайной жертвой, целью был он, но Билл знал, что лучше момента не подгадает. Убрал и ее, чтобы не лишать себя удовольствия увидеть отчаяние, вкусить его, позволить наполнить до краев. А вот девочку, что выбежала на звук выстрелов из дома, убить не смог. Навел на нее пистолет, но что-то не позволило выстрелить. Невинные глаза, полные слез, дрожащие руки, прижимающие к груди белого мишку в разводах крови, тихий и умоляющий шепот: «мама». Билл не знал, что его остановило тогда, лишь опустил пистолет и сказал: «Прости». Ее взгляд он запомнил лучше других. Взгляд умирающей души, а не тела. Горечь, боль, отчаяние, а еще немое обещание. Как ни гонялся за этим взглядом Билл, но больше никогда так и не смог увидеть. Лишь каждую ночь во сне — она снова смотрела на него, безмолвно обещая вернуться, найти и отомстить. Стать тем, кому достанется последний взгляд Билла. Билл даже завидовал ей, ведь он и сам хотел бы посмотреть на себя в этот самый миг. Он бы все отдал, чтобы увидеть собственное отчаяние. Он верил, что именно так прочувствует жизнь до конца. И сейчас держа в руках белого плюшевого мишку с засохшими следами крови, он сожалел только об одном, что его мечтам исполниться не суждено. — Прощаю. Это все, что услышал Билл прежде, чем хлопнула входная дверь. Улыбка коснулась губ, а рука невольно потянулась к пистолету. Может, свои мечты он сможет осуществить сам?