Eternity

       Было солнечно. Откровенно говоря, возможно здесь было солнечно и вчера, но вчера здесь не было меня, а значит и погоды никакой условно не существовало. Я двигалась по Ганнаму, будто была здесь тысячи раз. На самом деле ноги вели меня по Сеулу по памяти гугл-мапс, ночами виртуально прогуливаясь по улице, щемящей болью теперь отзывающейся в сердце. Каннамдаэро. Я знала каждую букву, это слово отпечаталось шрамами у меня под веками. Я перестала сверяться с картой еще в начале улицы, теперь меня вел небоскреб из стекла и бетона, словно маяк, служивший мне светом. Я двигалась, а сердце бухалось тяжелыми камнями по ребрам. Из чувств, наводняющих сознание, пульсировала безоговорочная уверенность. Я ничего не жду, ни во что не верю. Мне просто нужно попасть сюда, остановиться на секундочку и раствориться в моменте, который, скорее всего, никогда больше не повторится. В моменте, который я начну ценить только будучи дома, под одеялом, когда удушающая депрессивная волна накроет меня свинцовым покрывалом. Но, это проблемы будущей меня, поэтому кому какая разница, в конце концов? Здание JYP едва подрагивало от моих шагов. Нет, это не землетрясение, кажется я перешла на бег. Только когда весенние деревья Олимпик парка начали сливаться в зеленое месиво, а глаза слепило от тысяч солнечных зайчиков, отражавшихся от зеркальных окон интертеймента, я поняла, что не могу остановиться. Я бежала, будто опаздываю, будто шансов у меня больше нет. Легкие наполнял все еще стылый утренний воздух. Казалось, он пробирается в каждый уголок груди, вытесняя остатки тревоги и паники. Мурашки щекотали лопатки и руки, но я бежала без оглядки, насколько позволяли мои не слишком высокие спортивные навыки. Стыдно признаваться, но последний раз я так бегала в школе? Как вышло, что в свои двадцать семь я чувствую себя снова, как школьница? Я двигалась, пока легкие жгло праведным огнем. Я двигалась, когда бок прокалывали иглы усталости и непривычки. Казалось, ничего не могло меня остановить. Ничего, кроме чертового светофора. Господи, здесь что, двенадцать полос?! Сумасшедшие корейцы. Вечность можно было бы измерить количеством минут, пока ты ждешь светофор в Сеуле. Но я готова была положить свою вечность на порог JYP в эту минуту. Не подумайте не правильно, пожалуйста, я не чокнутая. Это сложно описать словами, но я верю, что вы чувствуете тоже самое. Я верю, что всех нас объединяет эта нетканая ниточка чувства благодарности за жизнь. Каждого из нас спасли, попросив раз и навсегда остаться, назвав STAY. Каждый из нас нуждался в любви и в семье, каждый из нас был одинок. Мы все приезжаем сюда не просто так. Эта дорога по улице Каннамдаэро выстлана бесконечной любовью, которая бьется в нас мощной единой пульсацией. Мы приезжаем сюда, чтобы обрести дом. Потерянные дети обретают семью именно здесь. Здание интертеймента встретило меня пыльными окнами первых этажей. Издалека казалось, что кто-то просто не умеет мыть окна, но вблизи я поняла почему. Все стекла первого этажа покрывала летопись. К горлу поднялся тугой ком, глаза защипало, но я вдохнула полную грудь и меня отпустило. Сотни почерков, отпечатков ладоней. Сотни слов любви на языках, которые я никогда не встречала. Но всех объединяла цепочка из 8 имен. Родных, до дрожи в коленях. Неужели я правда здесь? Это место настоящее? Я трогала стекла, как идиотка, не в силах поверить, что все это не было моим сном на протяжении многих лет. Я обводила имена пальцем, боясь испортить чужие признания. Казалось, я сейчас разойдусь по швам, расползусь лужей на месте и останусь здесь жить. Так мне было хорошо в эту секунду. Клянусь, моя сумочка вибрировала от писем, обжигая мой бок. Всего лишь два письма, которые я привезла из дома с собой, вдруг начали казаться свинцовым грузом. Я была так взволнована, когда писала их, что совсем не подумала, как я вообще их передам. Никто же не ожидает от туристов корреспонденцию на улице. Кому они вообще нужны? Эти ребята получают гору писем каждый фансайн, я точно не написала ничего оригинального. Но липкая паника, некогда полностью вытесненная мартовским Сеульским воздухом, снова связывала мне руки за спиною. Не-е-т. Я так просто не сдаюсь. Автоматические двери зашелестели, словно страницы книги, которую я открывала каждый раз, когда мне было грустно. Я оказалась в просторном фойе здания, которое жило собственной жизнью. Несколько эскалаторов двигалось вверх-вниз, провожая сотрудников интернеймента на рабочие места. Лаунж зона, обставленная светлыми кожаными диванами и небольшой коворкинг зоной с рабочими столами, пустовала. Зато небольшой старбакс наполнял кондиционируемый воздух ароматом кофе и гулом голосов. Я направилась к ресепшену, подсвеченному синей дымкой от диодной вывески JYP в самом центре. Я искренне надеялась, что увижу там ящик для писем. Воровато оглядываясь, все еще не веря, что внутрь можно было попасть так просто, я остановилась у мраморной стойки. В руках пульсировали письма. Они оба были оформлены в простые, серо-голубые конверты. Каждое подписано моей рукой, черной ручкой, потому что синие я не выношу.       - Простите, – заговорила я на английском, но встретила лишь непонимающий взгляд, - могу ли я оставить здесь пару писем для Stray Kids? – я говорила, а руки предательски тряслись. Зачем я это делаю? Я выгляжу как сумасшедшая сасэнка. Кажется, это было глупой, глупой идеей, мне следовало подумать больше, чем несколько гребанных минут.       - Письма? – Отозвалось эхом в моем сознании, но я уже медленно пятилась обратно к выходу, – Из какой вы компании? Это договора?       - Н-нет, простите, – я тупо улыбалсь, пряча письма за спину. Не могла же я рассказать этой девушке в пиджаке от Диор, простигосподи, что это два несчастных письма с признаниями в любви для БанЧана и стаффа.       - Как вас зовут? Как вы сюда попали? – слышала я в спину, но лишь крепче сжимала бумагу в руках, быстро двигаясь к дверям. Они крутились, словно барабан револьвера, который я бы с радостью сейчас приставила к собственному виску. Я кружилась в стеклянных дверях, наблюдая за охраной, быстрыми шагами двигающейся от эскалаторов ко мне. Вываливаясь из автоматической дверной ловушки в чьи-то объятья, вместо страха я вдруг рассмеялась. Вы верите в судьбу? Я знаю, вы сейчас все закатываете глаза, зная, что я сейчас расскажу. Но это чистая правда. Даже в самых смелых фантазиях перед сном, я не могла представить себе, что когда-нибудь жизнь подарит мне не только пинок под задницу. Я всегда буду помнить аромат древесного парфюма, цвет ткани простого базового лонгслива, теплые ладони. Это был молодой человек не старше тридцати. Черная медицинская маска закрывала нос и рот, карие, словно крепкий чай глаза, удивленно поблескивали из под длинной прямой, словно шелк, челки. - Вы целы? – он заговорил сразу на английском, продолжая поддерживать меня за плечи, хотя я твердо стояла на ногах. В нескольких метрах от него стоял его спутник. Он смотрел в сторону двенадцатиполоски, на удушающую светофорную пробку. Я поняла все в ту же секунду, мне не нужно было видеть лицо, чтобы понимать кто стоит в двух метрах от меня. Я ловила ртом воздух, как рыба, не в силах выдавить из себя ни звука. Кажется, я только что забыла английский. Чан повернулся вместе с порывом весеннего ветра. Я невольно сильнее сжала письма и почувствовала под конвертом холодную сталь браслета с гравировкой: «если бы море было человеком, оно бы было тобой». Глаза тут же наполнились обжигающими слезами, градом заструившимися по побледневшим щекам. Если хотите, я могу смело преподавать как жалко выглядеть в любых обстоятельствах.       - Я могу Вам помочь? – парень мягко сжал мои плечи, заставляя сфокусировать внимание на нем. Я попыталась выдавить улыбку, но вышел лишь испуганный оскал раненного зверя. Я чувствовала на себя взгляд Чана, но больше не могла поднять на него глаза. Я такая дура, Господи, какая же я дура. Даже если бы мои ноги сейчас не приросли к тротуарной плитке, я бы не смогла к нему подойти. Я бы не позволила себе его потревожить, я бы не посмела доставить дискомфорт своими слишком яркими эмоциями. Но я УЖЕ стою здесь, задыхаясь от слез, и выгляжу как совершенно невменяемая фанатка. Ох, как бы мне хотелось сказать, что это совершенно не так, но что тогда я здесь вообще делаю?       Я дернулась с места, низко поклонившись. В висках пульсировала мысль, что скорее всего я стою рядом с менеджером. Мне понадобились все силы, чтобы поднять руки, плетьми вившиеся вдоль моего тела, чтобы всучить ему письма. Я просто ткнула эти жалкие, мятые, достаточно мокрые от вспотевших ладоней, конверты менеджеру в грудь и развернулась. Лишь спустя шагов десять, я смогла повернуться в последний раз. Чан стоял там же. Его черная хлопковая рубашка в клетку слегка колыхалась от проезжающих мимо машин. Черная бейсболка, надвинутая на лоб, отбрасывала тень на бледное лицо. Несколько непослушных локонов, выбившихся из под кепки, напоминали утиные хвостики. Он смотрел на меня нечитаемым взглядом, без укора или раздражения. И я ушла, не в силах вынести этого. ___________________________________________________ Я бы соврала, если бы сказала, что не считала дни, прожитые после той встречи. Мне до сих пор больно осознавать, что я стала очередной сумасшедшей, караулившей его у работы. Той, что не ценила его личное пространство. Той, что принесла только дискомфорт. Я пыталась оправдать себя тем, что мне просто хотелось подарить частичку любви ему и сотрудникам группы, но вышло как обычно через задницу. Год назад я дала себе слово, что больше не вернусь в Сеул. Я не заслужила этого, я так и не выросла. Но, оказывается, я не умею держать слово даже данное себе самой. Билет приятно холодил кожу беспокойных ладоней. Я стояла у входа на стадион. Мне достался билет на концерт на один из самых дальних секторов зала. В данный момент меня это не беспокоило. Я снова была в Сеуле, я смогу просто кайфануть на концерте и хоть на минутку позабыть о своем сасэнском позорном фиаско. В зале было достаточно прохладно. Я быстро отыскала место и укуталась поглубже в свое черное худи. Следующие полтора часа я помню смутно. Я помню как визжала вместе с соседками кореянками. Я помню, как размахивала лайтстиком, словно волшебной палочкой. Я помню, как пела до хрипоты под Taste. Я помню как волна теплой, всепоглощающей любви, укутавшей весь зал, заставила меня снять худи. Оставаясь лишь в топике и в джинсах, я танцевала, стоя в проходе, совершенно забыв про все переживания, так активно пожиравшие меня последний год. Это был лучший вечер в моей жизни. Это было мое место силы. Я сидела на своем месте, усердно вентилируя раскрасневшееся лицо одолженным у соседки-кореянки вентилятором, когда огромные led-экраны зала не наполнились видеопосланием от скизов. Ребята стояли последи сцены, а мир вокруг погрузился в дымку фотографий из личного архива группы и стаффа. Фотографии за кулисами сменялись смешными видео во время утренних мейкапов для съемок. Бекстейджи со съемок клипов меняли видео эдитов с просторов тик-тока. Я улыбалась, пока время внезапно не остановилось. Мир вокруг перестал существовать, он превратился в маленькую точку в середине экрана с моей фотографией. Точнее, с фотографией моего нелепого письма стаффу, вставленного в рамку и висящего теперь где-то в коридорах JYP. Я не помню как вскочила и заверещала, тыкая пальцем в экран и пытаясь объяснить соседке по креслу, что это про меня. Она бегала испуганными глазами от экранов на меня и обратно и тщетно пыталась усадить меня на место. Но я прыгала, словно пытаясь пробить головой потолок и смеялась, пока в легких не закончился воздух. И пока меня не настигла холодная вспышка прожектора. Я замерла, как преступник, ослепленный фарами полицейской машины. На одном из экраном появилась трансляция моего лица и я испуганная села в кресло, вжав голову глубоко в плечи.       - Что? – произнес Чан со сцены в микрофон и обернулся на экраны позади него. Его голос резонировал от стен и наполнял стадион приятной вибрацией. Он смотрел на фото письма и на меня, сидящую в объективе зрительской камеры. Это был мой кошмар на яву. Это сюжет, который будил меня по ночам и не давал уснуть до следующего утра. Он узнавал меня в каждом сне и прогонял из зала, как грязную собаку. Я крепко обняла себя за плечи, пытаясь испариться, сжаться, превратиться в точку и исчезнуть. Но Чан засмеялся своим звонким, переливающимся, словно солнечные искры, смехом и повернулся в зал.       - Это письмо написала нам одна STAY, которая, кажется, сидит сейчас в зале. Мы встретились около года назад на улице и она подарила мне и нашему менеджеру по письму. Знаете, наверное это глупо, но свое письмо я перечитываю каждый раз, когда чувствую, что мне нужна поддержка, - Чан говорил, немного щурясь и всматриваясь в зал. Мое сердце перестало биться, ломая ребра, потихоньку замедляя шаг. Я неуверенно улыбалась, все еще не веря в происходящее.       - Я бы очень хотел обнять тебя, слышишь? Так же, как ты обнимала меня своими словами, - и он рванул, словно для него не существовало гравитации. Махом пересекая ступени лестницы со сцены, он уже поднимался вверх в сторону моего сектора. Я забыла как дышать. Я помнила лишь холодные ладони и твердую как мрамор грудь, прижимающую меня к себе в крепких объятьях. Мир покачнулся и померк, я слышала только шум крови в ушах и пульсацию сердца: мою или его? Руки Чана крепким кольцом сжимались поверх моих плеч так, что свои я не имела возможности даже поднять. В голове роились мысли, они путались, цеплялись за друг друга, переплетались и растворялись в одночасье. Мне хотелось так много ему сказать, но вместе этого я просто жмурилась, словно от слепящего солнца и стояла, пока меня держали ноги. – Не делай так больше, – прошептала куда-то в его в плечо я, не чувствуя собственных губ. Чан замер, слегка отстранился, но не ослабил объятья. – Как? – Его голос без микрофона, без видеозаписи на экране моего компьютера, звучал по-другому. Низкий, бархатистый, словно у него был цвет – черный бархат. Осмелившись, я подняла глаза и поймала его взгляд. Ничего вокруг больше не существовало. Словно разгорающиеся угли в камине, его глаза пылали яркими искрами, но я снова не могла их прочесть. – Для тебя я лишь мимолетное воспоминание. Для меня ты семья. Его губы дрогнули. По моим щекам заструились предательские слезы. Я не знаю почему мне было так горько в этот момент. Почему воспоминание, за которое многие отдали бы душу, я восприняла как наказание. Но его холодные пальцы коснулись моего лица. Он медленно вытирал мои слезы, пытаясь поймать мой бегающий взгляд. – Я не понимаю, – произнес он одними губами и у меня защемило в сердце. Конечно, ты не понимаешь. Ты никогда бы не оказался на моем месте. Никогда не чувствовал безусловную, безграничную любовь к совершенно незнакомому человеку. Я же знаю о тебе практически все: от цвета твоего постельного белья до марки трусов, которые ты носишь. И для того, чтобы знать эту чертову информацию, не нужно быть сталкером. Достаточно открыть гребанный пинтерест. – Я знаю тебя наизусть, понимаешь? Это так страшно, если попытаться осознать происходящее. То, что я испытываю, сложно назвать одним словом. Это не просто привязанность, не просто любовь. Мне так хочется, чтобы ты хоть на секунду почувствовал это.       Чан молчал. Его глаза метались по моему лицу, будто он пытался запомнить каждую деталь. Я прекрасно понимала, что простые фанатские слезы он видел уже не первую сотню раз. Но мне вдруг стало так плевать.       – Позволь мне…— он замолчал и облизнул пересохшие губы, – если бы у меня была вечность, я бы хотел… – Чан продолжал беспорядочно водить пальцами по моему раскрасневшемуся от слез лицу. Он будто рисовал меня, обводя каждый изгиб влажной кожи подушечками больших пальцев. Я засмеялась. Ломкий, испуганный смех мешался со слезами. Я боролась за остатки своего разума, стараясь не вдумываться в происходящее.       – Почему ты смеешься? – его губы расплылись в непонимающей улыбке. На щеках появились ямочки. Не колеблясь, я коснулась одной рукой. Настоящий.       – Тебе не страшно? Все смотрят на нас.       – Мне было страшно, что я больше никогда не увижу тебя. Что я забуду твое лицо однажды утром. Я перечитывал письмо бесконечное количество раз. Я изучал твой почерк. Позволь мне тоже чувствовать, пожалуйста.       Вдруг стало так тяжело стоять. Словно все это время было темно, а сейчас включился свет. Я услышала тысячи голосов вокруг. Я увидела, как беспокойно двигаются на сцене остальные мемберы. Я чувствовала стафф, накрывающий мои плечи, чтобы расцепить наши переплетенные руки.       – Моя вечность с тобой. И лишь блеск браслета на его руке с до боли знакомой фразой окончательно дал мне понять, что все было не было сном.