Май и октябрь

Прохладный, разъедающий легкие воздух. Отравленная и жгучая смесь бензина, дороги, ветра и дождя. А она так любила запах скошенной травы, акаций, сирени, солнца — всего того, за что она любила май. Но в тот момент смрад большого города был ей роднее пьянящих весенних запахов. Ведь он был родным для него. Она плакала. Раньше, с погружением во тьму, города засыпали. Сейчас, города, напротив, только просыпались, сверкали неоновыми вывесками, не природный свет отражался в лужах, машины и люди спешили домой… Окружающий мир казался ей настолько реальным и одновременно настолько хрупким, иллюзионным… Как картина акварелью, написанная одним талантливым задумчивым художником. Любимым художником… М: Эй! Обернулась… Неужели мысли материальны? Видимо, так. Она вытерла слезы, губы растянулись в широкой улыбке. Девушка не могла отвести взгляд от возлюбленного. Он насмешливо оглядел её: густые волосы, цвета ночи, круглое лицо, небольшие прищуренные карие глаза, ладная миниатюрная фигура… Он очень любил называть её Лисичкой. Она в который раз повторно запечатлела в памяти его образ: каштановые волосы, заостренные черты лица, худая, чуть сутулая осанка, широко раскрытые любопытные глаза, стремящиеся познать окружающий мир. Она чуть насмешливо называла его Вороном. Рядом с ним она чувствовала наполняющую пустоту. Звучит странно, но по-другому она не могла сказать. Лёгкость, пустота, невесомость, умиротворение, вечность. Маленькая смерть. Такая желанная смерть. Такие разные. Любящие. Любимые. Они одновременно сделали шаг друг другу. Две противоположности. Две части одного целого. Две жизни. Две вечности, которым никогда не суждено быть вместе. Как май и октябрь… Н: Я думала, что ты никогда не придешь. М: Нет. То есть, да, ты права. Больше не приду. Н; Ты мой! А я твоя! Такая упрямая, нетерпеливая, огненная. Не склонная к философским размышлениям. Для неё было важно то, что происходит здесь и сейчас. Для неё были важны чувства, эмоции, она не задумывалась о мнении окружающих. Наверное, так было правильно. Он с грустной улыбкой смотрел на неё. Наверное, он действительно думал слишком много. М: Ты должна быть с ним. Настя это знала. Когда-то, она так мечтала об идеальном парне. И когда-то встретила Александра. Все, как она себе представляла: густые волосы цвета шоколада, большие карие глаза, гордая осанка, широкие плечи… Если бы ей предложили выбрать идеального парня, она бы без раздумий указала на него. Вот только у него не было тех неправильных, но таких любимых черт лица, грустной философской улыбки, чуть сутулой осанки, коротко стриженых каштановых волос, не было вечно испачканных в акварели прохладных рук, не было постоянного спутника — старого Харли Дэвидсона, благодаря которому от Ворона всегда неуловимо пахнет бензином, сыростью и ветром… Н: Не хочу. Мне плевать, что подумают другие, я не буду с Алексом. Хочу быть с тобой. Ты хочешь быть со мной. Почему это неправильно?! Почему неправильно любить? Поче… он поцеловал её, прерывая поток вопросов. Его губы были сухими, потрескавшимися, обветренными. Сердце упрямой Лисички застучало быстрее. М: Едем? Н: Едем… … Вечер уступал место ночи, яркие вывески освещали дорогу. Ночное небо было пусто — ни луны, ни звезд. И темный вихрь, проносящийся по улицам, очень органично вписывался в эту композицию. Девушка крепко обнимала сидящего впереди неё парня, что с безумной скоростью носился по улицам, лавируя и объезжая машины. Это было безумием. Сладким, как мед, горячительным безумием. Маленьким апокалипсисом. Украденным раем. Игрой со смертью. Так или иначе она победит. Через мгновение, минуту или даже шестьдесят лет. Не так важно, сколько продержался человек. Гораздо важнее воспоминания, эмоции, мироощущения, которые сопровождали его в течении жизни и в её последние мгновения. В конце концов, резкий удар и тьма в глазах гораздо милосерднее, чем медленное угасание, размышления о потерянных минутах, боль в конечностях изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год, пока смерть окончательно не сломает человека. Молодые люди смеялись. Смеялись в лицо страху, улицам, изумленным лицам в машинах, иногда кричавших: «Идиоты, остановитесь!!!» Безумцы пили отравленный смогом воздух, плакали и смеялись. Они были счастливы вместе. Они готовы на все, лишь бы быть друг с другом за секунду до смерти. Они давно превысили скорость. Обречены. Их ждала смерть. За следующим поворотом. Они уже почувствовали её. Скулы Макса давно болели от сумасшедшей улыбки. Настя охрипла от смеха вперемешку со слезами. Глаза у обоих ярко сверкали от счастья, под стать ярким, почти живым, неоновым вывескам, уличным фонарям, освещавшим дорогу, лишь немногим хуже солнца. Их было уже не спасти. Они не вернуться. Она была ярким, солнечным маем. Вспыльчивым, и при этом нежным, теплым, ароматным… Он был октябрем. Спокойным, иногда ярким, а иногда дождливым, и при этом жестким. Мало кто мог понять его причуды… Они едут на красный. Резкий толчок. Тьма перед глазами. Смерть захватила возлюбленных в свои ледяные объятия. Почти дружелюбно улыбнувшись двум безумцам, она увела их… Даже если май и октябрь любят друг друга, они все равно не могут быть вместе. Их встреча почти невозможна, а любовь противоречит законам природы. А природа обходится с бунтовщиками очень сурово. Но им было все равно. Их смерть была неизбежна. Это плата за рай, что был ими украден на полчаса…