But a heart isn′t made out of stone

      Мерсер в очередной раз за день усмехнулся. Последние прожитые недели были не такими как другие, можно сказать, они были особенными. В частности из-за того, что семь — или около того, — месяцев в Гильдию заявилась одна молодая особа, что и по сей день забавляла Фрея своим поведением.       Мерсер не привык удивляться. Однако юная воровка все-таки заставила его недоумевать. Какое-то время. После недоумевание превратилось в понимание происходящего — такого грустного и веселого одновременно. А понимание превратилось в насмешку. Насмешку, так свойственную Гильдмастеру. Насмешку, хорошо скрытую за мрачным и нечитаемым лицом, спрятанную глубоко внутри, и лишь изредка ее отголоски можно было разглядеть в холодном взгляде серо-зеленых глаз.       Проблема лишь в том, что Фрей не смотрел людям в глаза подолгу.       Только если он сам того хотел. Чего-то настойчиво добивался. Но то было скорее исключение, потому случалось достаточно редко. Обычно подчиненным хватало грубого голоса, в котором отчетливо слышалось презрение. С людьми же, не состоящими в Гильдии, Мерсер почти не пересекался. Разве только с Мавен.       Фрей уже долго играл в игры. Понятные только ему. Горячо любимые им. Это были игры, в которых он рано или поздно — одним словом, всегда, — оказывался победителем. Но это не удивительно. Очевидно. Куда другим людям тягаться с Мерсером?       И несколько недель он начал новую игру. Не менее увлекательную, чем прошлые. Состоящую из глупых чувств, которыми было пропитано сердце и разум юной воровки. И Фрей будет играть, пока ему не надоест. По сей день любовь к Гильдмастеру была все такой же пламенной и одурманивающей. Такой настоящей. Именно поэтому сегодня Мерсер согласился на глупое предложение. Из-за интереса. Азарта. И, конечно же, возможности посмеяться над бедной молодой душой.       На что еще она способна, чтобы заполучить внимание Фрея?       Гильдмастер бросил взгляд на пыльное зеркало, — как ему казалось, абсолютно бесполезный предмет в усадьбе, — и в том отразился он сам. Несколько уставший, но все такой же, как и прежде, как двадцать пять лет назад. Подлый. Бесчестный. Лживый. Местами жестокий. Способный только получать и не отдавать ничего взамен. Давно забывший про честь. Забывший про дружбу и любовь.       Зачем тонуть в чувствах, если можно избавиться от них? Они — лишь помеха на пути.       Мерсер внимательнее всмотрелся в зеркало. Словно проверял, насколько хорошо выглядел. Поправил куртку, странно на нем сидевшую. Или, может, Фрею только так казалось?.. Было непривычно видеть себя в чем-то, кроме гильдейской брони. Конечно, он носил и другую одежду, но исключительно дома. При том никогда не разглядывал себя. В этом просто не было необходимости.       Сегодня же — совершенно иная ситуация. Гильдмастер шел… на прогулку?.. Да, на абсолютно обыкновенную прогулку, никак не относящуюся к делам Гильдии. На прогулку со своей небезызвестной подчиненной, Рене.       Недавно ей удалось все-таки уговорить Фрея на этакую авантюру. Мерсер дал ей шанс. Точнее, он сделал вид, что дал ей шанс. На самом деле, он никому не давал шансов; вся его заинтересованность, уважение — напускное, пыль в глаза, способ, чтобы продолжить эту увлекательную игру.       Когда Фрей покинул усадьбу, яркое солнце ослепило его на несколько секунд, и он недовольно поморщился. Придя в себя, Мерсер огляделся, после чего быстрым шагом направился на всегда оживленную площадь в центре Рифтена. Именно там его ждали.       Торговцы, надрывая глотку, пытались перекричать друг друга, доказать всеми правдами и неправдами, что их товар лучше. Гораздо лучше. Народ толпился и шум, который стоял на площади, мешал сосредоточиться. Фрей проигнорировал звуки бойкой и местами не совсем честной торговли.       Заметил только спустя пару минут. Цепкий взгляд Гильдмастера остановился на светло-рыжих волосах. Сама воровка постоянно вертела головой по сторонам. Мерсер искривил губы в подобии улыбки — что бы он не чувствовал, то, что он кому-то еще нужен в этом мире кроме себя самого, приятно грело давно охладевшее сердце. А было ли оно вообще у Фрея?       Рене, точно также как и он, выглядела по-иному. Гильдейская броня была оставлена дома, и на замену пришло простое платье, не привлекавшее чужое внимание и не создающее лишних вопросов. Длинные волосы были распущены, что тоже не типично для воровки — сколько ни видел ее Фрей, она всегда предпочитала появляться в Гильдии с какой-нибудь замудренной прической, свойственной бретонской аристократии. Это было своего рода напоминанием, кто она такая и откуда.       Но больше Мерсера привлекло нечто другое. Стоило ему подойти ближе и он почувствовал. Нежный аромат первых весенних цветов, исходящий от венка, идеально вписавшегося в образ Рене. Должно быть, она выходила сегодня утром за город ради того, чтобы нарвать цветов.       Фрей мог бы улыбнуться на эту глупую выходку. Оценить старания. Но он лишь усмехнулся. Что бы она ни делала, все будет напрасно. Для нее самой, конечно же. Мерсер, может, и получит что-нибудь с этих «отношений».       Рене продолжала свои тщетные поиски главы Гильдии, пытаясь найти в толпе тот самый взгляд. Холодный и презрительный, но… но такой привычный, уже полюбившийся ей. Взгляд, дороже любой драгоценности Тамриэля или древнего артефакта. Пусть еще хоть один разок Гильдмастер посмотрит на нее! В какой-то момент бретонке показалось, что Мерсер не появится, что он обманул ее. Согласился на ее предложение только чтобы посмеяться над чувствами, а позднее растоптать ее любовь.       Но Фрей все-таки явился. Правда, не совсем так, как представляла воровка. Ему хватило нескольких секунд и простого заклинания невидимости, чтобы оказаться за ее спиной. Рене уже хотела закричать, когда чужая ладонь опустилась на плечо, но Мерсер вовремя прикрыл другой рукой ей рот. И спустя несколько секунд с самым невозмутимым видом убрал руки.       — Ш… Мерсер?.. — удивленно произнесла бретонка. Ей до сих пор было достаточно сложно привыкнуть к тому, что пару-тройку недель назад Фрей разрешил ей называть его по имени и оставить в прошлом обращения «шеф» и «глава».       — И что же ты за вор, раз не слышишь, как к тебе подходят? — с ноткой язвительности и укора вопросил Гильдмастер. Рене смутилась — она ведь действительно ничего не слышала! — Плохо. Очень плохо, Рене, — Мерсер покачал головой, изображая недовольство. — я ожидал от тебя большего.       — Я исправлюсь! — воскликнула воровка, повернув голову и взглянув Фрею в глаза. С вызовом, желая доказать, что она лучше, чем ее видел Гильдмастер.       — Надеюсь на это, — он снисходительно кивнул. — Гильдии нужны только лучшие.       Сказать о том, что время от времени Мерсеру нравилось отчитывать подчиненных — ничего не сказать. Такой грешок за ним имелся, впрочем, если посмотреть на его другие, более заметные грехи, о которых большинство людей никогда не слышало, про такую оплошность можно забыть.       Немного поразмыслив, Фрей подал Рене руку. Впервые. Впервые за все их общение он позволил. Позволил прикоснуться, почувствовать грубую кожу. Его ладонь была холодной, как и сам Мерсер. Холодной, словно у мертвеца. А может, он и был мертвецом? Глубоко внутри, душевно.       Тем не менее, воровке этот жест показался самым теплым и щедрым из всех, что когда-либо делал Гильдмастер. И она с огромным удовольствием вложила свою ладонь в его, надеясь, что так согреет душу Фрея, тронет своей теплотой, и лед, в который заковано сердце, начнет таять. К собственному несчастью, Рене не догадывалась, что это невозможно. Сколько бы теплоты не дашь — она исчезнет в всепоглощающей пустоте, и старания не принесут никаких плодов.       Именно так. Мерсер никогда не ответит взаимностью, а если это и случится — это ложь. Жестокая ложь, созданная только для того, чтобы Гильдмастер смог продолжить свою игру, чтоб поддержать пылающий костер страсти в юном сердце.       Самое удивительное, что Фрей никогда не считал себя виновным. Если люди не способны разглядеть его ложь, умысел, — то они жалки. Жалкие люди меньше всего заслуживали уважения с его стороны.       Мерсер запрятал свое презрение глубоко внутрь, чтобы на него не было и малейшего намека. На хмуром лице появилась легкая фальшивая полуулыбка. Но никто не обратил внимания, никому не под силу отличить фальшь от истины на лице Гильдмастера. Прежде всего, вор — это самый настоящий профессиональный лжец. И Фрей не забывал об этом ни на минуту.       Рене улыбнулась в ответ. В отличие от Мерсера, весьма искренне. В принципе она старалась вести себя с ним открыто и никогда не лгать. Показать, что она доверяет ему, значит и он может ей довериться. Что она никогда не разболтает самых темных секретов и тайн. Как она была далека… Она даже не догадывалась о том, какие именно тайны он скрывал.       Вместе Фрей и Рене дошли до городских ворот. Возможно, они смогли бы сойти за пару. Но Мерсер точно знал, что настоящей парой они никогда не станут. Рене же… могла лишь строить версии и догадки. Они, покинув город, неспешным шагом направились по дороге, уходящей далеко вдаль.       Какое-то время они молчали. Не потому, что не знали, что говорить. Просто слова были лишними.       Рене до сих пор не верила своему счастью. Надо же! Она здесь, с Гильдмастером. И он держал ее за руку! До этого воровке казалось, что он никогда не позволит прикоснуться к себе, дотронуться хоть пальцами… будто одно касание осквернит всего Фрея. Он всегда сторонился с ней тактильного контакта. До сегодняшнего дня.       Сегодня что-то поменялось. Пускай, Мерсер был все таким же хмурым, как небо над Рифтом осенью. Пускай, Мерсер был все таким же немногословным. Пускай, Мерсер был все таким же грубым и холодным. Но, определенно, что-то поменялось. Может, где-то глубоко внутри. Может, Фрей этого еще и сам не понял. А может, это всего лишь пустые надежды бретонки.       Она верила в то, что Гильдмастер может быть другим. Более открытым и дружелюбным. Стоит ему только довериться ей… Но Мерсер предпочитал держаться от нее на дистанции, и сближение с ним происходило достаточно медленно. На самом деле, Рене радовалась и этому. Радовалась тому, что он дал ей шанс, а не оттолкнул еще в самом начале.       Если бы не его воля — ничего бы этого не было.       Иногда воровка и сама не до конца понимала, что именно ее привлекло в Мерсере. Возможно, некоторая загадочность… Таинственность?.. Вечно хмурая физиономия? Кажется, первые месяца три Рене ни разу не увидела на серьезном лице даже небольшого намека на улыбку. А может, причина всего этого крылась в недоступности Фрея?       Так или иначе, но Гильдмастер привлекал бретонку. И было бы глупостью не попробовать сблизиться, сделать первый шаг. Точнее, шажок. Про себя Мерсер смеялся над девушкой. Ей никогда не доставало уверенности, и она подолгу могла ходить по Фляге, обдумывая каждое слово. А когда они встречались взглядами, краснела и, потупив глаза в пол, пыталась как можно быстрее смыться с места преступления. И каждый раз после этого губы Фрея искривлялись в мерзкой усмешке.       Рене давно следовало задуматься правильный ли выбор она сделала.       А между тем погода стояла хорошая. Можно даже сказать, прекрасная. Для начала весны, конечно же. Снег, которого всегда было мало из-за географического расположения Рифта, почти весь растаял, а большинство рифтенских детей уже резвилось в образовавшихся лужах. И, стоило заметить, было достаточно тепло, потому Рене не боялась замерзнуть в одном платье. Может, она медленно замерзала, но виду точно не подавала. Ей не хотелось тревожить Мерсера по таким пустякам.       Постепенно завязался диалог. Воровке хотелось знать больше. Знать больше о скрытном неприступном Гильдмастере. Поэтому она задавала вопросы. Много вопросов, на часть из которых Фрей предпочел не отвечать. На остальные же он давал неясные, уклончивые, размытые ответы, которые только сильнее запутывали.       Мерсер был недосягаем. Прекрасно понимал, чего добивалась Рене, и прекрасно понимал, что она никогда не получит того, что ищет. Он был всегда осторожен. И осторожен вдвойне, если дело касалось его прошлого.       А если… если же что-то все-таки пойдет не так? Что ж, у Фрея всегда был беспроигрышный вариант. Он заставит замолчать. Раз и навсегда. Как когда-то это случилось с одним товарищем Мерсера… О, тот уже давно похоронен в древних руинах, до которых нет дела ни одной живой душе.       — Мерсер, — неуверенно произнесла Рене уже который раз за день. — а ты когда-нибудь любил?       Это было один из самых волновавших ее вопросов. И она обязана знать ответ хотя бы на этот вопрос.       Губы Фрея искривились в усмешке, однако спустя секунду его лицо приняло абсолютно нейтральное выражение.       В это время они уже возвращались в Рифтен — отходить далеко от города не входило в планы. Только поговорить без лишних ушей. В тишине.       — Может быть, — наконец, ответил Гильдмастер. Как всегда уклончиво. Не дав точного ответа. Не говоря «нет» и сохраняя небольшую надежду.       Пусть верит, что взаимная любовь между ними возможна. А иначе — какой смысл? Как только воровка поймет, кем на самом деле является Фрей, она начнет ненавидеть. Себя и его. Сломается. И тогда Мерсер сможет ее выкинуть, ведь сломанные вещи принято выкидывать. Они уже никому не нужны, и он — не исключение.       — Я думаю, — бретонка чуть повернула голову в сторону Гильдмастера, рассматривая грубые черты лица. Как в тот момент ей хотелось прикоснуться к каштановым волосам с проседью! Но нет, нет, Фрей никогда не позволит ей такой вольности. — мы могли бы потом еще где-нибудь погулять. Сейчас Хонрик такое красивое! Можно взять лодку в Рифтене и…       Мерсер лишь успевал кивать, не перебивая Рене, давая рассказать ей обо всех глупых мечтах, что жили в ее черепной коробке. Все это так забавляло его!       — Знаешь, Мерсер, — воровка мечтательно улыбнулась. — говорят, что любовь чаще всего приходит весной.       Гильдмастер хмыкнул на это заявление.       — Может, и ты найдешь любовь?       Он еще раз хмыкнул. Как бы бретонка не показывала свои чувства, как бы она ни любила — все напрасно. Фрей давным-давно воздвиг высокую стену внутри, через которую не пробиться ни одной живой душе.       — Сомневаюсь, — сухо ответил Мерсер.       Пусть, пусть Рене почувствует, что должна его переубедить! Что она сможет показать ему, что такое любовь. Гильдмастер с удовольствием посмотрит на это представление.       — Мерсер… — она вздохнула, после чего их взгляды встретились. Воровка была готова утонуть в его глазах, пускай они были отнюдь не синими, как глубокое море. — но твое сердце не сделано из камня!       «Ошибаешься» — хотел ответить Фрей, но вместо этого лишь легко улыбнулся.       И Рене улыбнулась в ответ.