Сказка о поцелованном солнцем

Королевский сад встречал своей свежестью и сладостными ароматами. Лишь лунный свет освещает столь прекрасное место, аромат цветов оседает прямо в разум, отзываясь приятным благоговением. Здесь необычайно тихо, в отличие от шумного маскарада, где возгласы, пляски, громкий смех и ещё более громкие взгляды, где бряск посуды и стук каблуков о каменные полы, лишь тихий шум фонтана напоминает, что сад — тоже часть королевского дворца. Под ногами шуршал молодой газон, что немного щекотал открытые участки ступни при ходьбе и от лёгкого дуновения ветра, заставляя покачиваться нежный подол платья, что доходило омеге чуть выше лодыжек и заканчивалось белым кружевом нижней юбки. Золотистые волосы совсем слегка покачивались от ветра. Сегодня они были особенно прекрасны, нежные, словно водная гладь в золотой закат, собранные в простую и аккуратную прическу, дабы не мешали лицу. Было только двое: тот, кто тянет за собой солнце и тот, кто готов сжечь мир ради властителя солнца. Тишина между душами отдавалась уютом, никак не золотой пустошью, что давит своей тяжбой на плечи двоих. Среди тишины дворцового сада они нашли единение. Намджун более не желал ждать, притягивая к себе юношу за руку в перчатке из нежных белых кружев, пока вторая рука так удобно расположилась на бархатные щёки, усыпанные поцелуями солнца, больно обжигающих дьявола внутри. Слишком чисто дабы коснуться скверне, что разливается в океане души госу́даря. Но Ким не тревожится. Он давно прослыл убийцей, теперь он готов прослыть убийцей нечистого, ибо скорее сам умрёт ежели позволит господину дня уйти. Он усмирит ночь, сожрёт всё, что мешает осветить беспробудную темнь. Да пусть же святой огонь поглотит его душу, не смутится он более на пути к свету. Они станут властителями светлого дня и святой ночи. — поверить не могу, что после стольких дней, стольких снов, я могу касаться тебя, amika mea — омега прикрыл глаза, позволяя себе понежиться в надёжных руках мужчины. Всего на один вечер без лишних глаз позволяет так откровенно касаться своей кожи, которую ещё не касались скверные руки. — что нас ожидает далее, госу́дарь? Я тревожусь, — юноша вздохнул и снова посмотрел в глаза напротив — я видел войну. Мы ведь можем избежать. — не успел омега договорить, как чужие слова режут воздух хуже меча. Жестокая истина. — голубка, поверь мне, мы не можем. Нам это нужно. Я тебе обещаю принести победу, а если же господь позволит мне вернуться с поля битвы живым после поражения я отдам тебе в руки свою жизнь. Я не позволю себе проиграть врагу, доверяй мне. — я не возьму… не говорите такие вещи, — Чимин вжался головой в грудь мужчины и крепко зажмурился. Не готово нежное сердце к такому. — не смейте умирать, всё, чего я желаю — жить в мире без страха потерять тех, кто так дорог моему сердцу. Я не хочу всего этого. — мир обязательно будет, как только мы покончим с этим. Ну же, посмотри на меня, — Намджун медленно поднял голову юноши за подбородок, источая более доминантный феромон. Сам того не осознав, внушал омеге грязь, а следом топтал сады человеколюбия. В своих покоях глубокой ночью он пожалеет о своих поступках, но воспротивиться зверю невозможно. — моя милая гортензия, нам эта война необходима. Слышишь? Нам по праву надлежит быть империей, дорогой, южане занимают наши территории. Мы обязаны их уничтожить, пока они не уничтожили нас — нарочно нежный и ласковый голос разливал змеиным шёпотом чернила. Не хотел порочить, но своими руками толкал в адские подземелья. — они хотели на нас напасть? — юному сердцу плохо. Тревожно. Густой феромон подчинения оседает в лёгких и на языке, любимый запах стал горечью, а в уголках глаз начинают скапливаться первые слёзы. Что-то не так. Так быть не должно. Воля будто ускользает сквозь пальцы, но даже так он навеки желал остаться в ладонях, что грубее сжимают талию, мягко оглаживают большим пальцем щеку, слегка надавливая на шею. Жест, кричащий о подчинении. Неосознанно, альфа коршуном навис над тем, кого нежно величает голубкой, неосознанно схватил за лебединую шею, заставляя склонить голову в смирении. И кто он после этого, кричит что-то светлое в душе правителя. Зверь всегда был сильнее света. — они хотят убить нас всех, голубка, неужели не видишь? Они готовят войну против их отчего дома. Это мятежники, им в раю нет места, и на земле не будет. Доверяй мне, я никогда не поступлю плохо, моя святыня — Намджун любовно ведёт по спине и вздрагивает. Рука покоится на тонкой шее трепещущего в тревоге омеги, пока большой палец почти любовно поглаживает сонную артерию. Что же он сделал? Юноша в его руках слегка дрожит, не отступает, но боится. — господь.прости меня, моя гортензия. Мне так жаль. — мужчина тут же убрал руки. Какое невежество! Какой стыд! Использовал положение и силу чтобы подавить волю того, с кем хотел прожить всю жизнь в уважении и любви. Говорил уважает, на деле топтал дорогими туфлями волю, говорил о любви, но готов был сломать, если понадобится, лишь бы омега смирился с неизбежным. Монстр внутри ликует. — всё хорошо, мой властитель. Вы правы, вы никогда не сделаете плохо народу, простите меня — в ответ лишь благочестивое смирение. Таким должен быть омега голубых кровей, да. Все только этого и ждут, но нужно ли это Намджуну? Он более всего страшился вызвать в своем омеге тягу к бесприкословному подчинению. Не такого он хотел, но сам заставил юношу с ангельским ликом откинуть святой голос и слышать лишь проклятый шёпот аспида. И вот он, отравленный чернью, делает первый шаг навстречу недостойному. Омега берет в свою хрупкую ладонь чужую, более грубую, и сжимает. Его дерзость сейчас никем не будет замечена, сейчас можно, а рука такая теплая, грубая, ожесточилась с каждым взмахом меча, огнем войны прошла крещение. Пред ликом бога обручённые на небесах сбрасывают титулы. Сейчас есть только двое: одна плоть, что некогда была в разлуке снова вместе, как на небесах. Но сердце омеги не обмануть, его господь шил золотыми нитями и украшал своей благодатью, дал сердцу омежьему намного больше ежели альфам. Он дал им способность чувствовать абсолютно все. А Чимин не может перестать чувствовать тягость о грядущей войне, это оседает на душе тревогой, как дёготь. Человеческое ество очень легко раскрыть войной. Война открывает зловония чужой души, своей души, души своего правителя, брата, мужа, война раскрывает жесткость сердец, забирает с собой жалость. Жалости на войне не место, людям тоже, их пожирает жнец, никогда не возвращает, даже когда костлявая рука войны отступила. Остаться человеком в войну порою невозможно, ты следишь за каждой новостью, что то тут то там передается на улице от крестьяна к аристократу, от аристократов к дворянам, все сословия общества знают всякую новость, что вызывается из поля брани вместе с гонцами, воинами и беженцами, что покинули родной дом. Человек на войне перестаёт быть человеком. Злоба ко врагу передаётся как хворь, она есть душевная, воин, что прошёл через поле битвы больше не знает покоя, не знает сна, не знает жалости, он забыл, как раньше сияла божья слава, забыл что такое благочестие в помыслах и благоговение в храме пред ликом святого. Человечности не сыскать рядом со смертью. Ты видишь её, чувствуешь на языке, страх уродует твою душу безвозвратно, ты видишь, как товарищ, с которым ты в лагере ел похлёбку, лежит разрубленный пополам, а в руках его частица твоей души. Остриё меча забирает всё, что тебе дорого. Оно забирает твою личность. Будь ты прекрасным поэтом, композитором, воеводой, лекарем, пекарем, портным, королём или даже шутом, попав на войну, ты просто воин. Воин — не профессия, это призвание каждого отдельного человека. После этого призвания ты перестаёшь быть человеком, даже если вы несёте победу государству. Теперь все думают, что вы опасны для других людей. От вас пахнет сырой землёй и смертью, трупной гнилью и миазмами подземелий самого ада. О, как же забрать человеческую жизнь легко. Но мужчина не даёт опечалиться ещё больше, утягивая в новый разговор обо всем на свете средь цветов и нежной зелёной травы, на которую они сели. Сейчас бы прислуге донести приказ подать лучшие сладости и угощения да вино, только не хочется рушить момент. Юноша такой прекрасный в своей честности, не прячет горящий взгляд, беседуя так, будто в упор не видит статус сидящего напротив, с особой нежностью упоминает совсем юных пациентов и делится абсолютно всем. Альфа вот-вот падет к ногам, как раб к хозяину источника воды живой, как грешник к порогу храма в тяжести грехов своих. Эта чистая улыбка уж давно имеет власть над Львиным сердцем. — кстати ты мне так и не поведал, как ты оказался тут, если ты из Осфы? — король глядит в дивные глаза, в которых поселяются тучи. Ещё никто не слышал эту историю из уст самого беглеца. — я сбежал верхом на лошади как только получил грамоту. Отец готовился отдать меня жениху. Мне немного стыдно за то, что я разрушил планы отца, но и он меня не ищет, а значит не нужен ему сейчас никакой брак. Я иногда боюсь, что за мной придут и вернут меня в отчий дом, дабы я исполнил свой долг и вышел замуж — Чимин глянул из-под золотого веера ресниц слегка беспокойно. О такой правде не положено знать, но альфа выглядит спокойно, будто совершенно не разочарован. Лишь берет аккуратную ладонь и целует. Так нежно, с такой благодарностью в каждом вздохе, будто бы смелая голубка мир спасла Столь бледная кожа на лунном свету сияет, словно серебро, так манит поцеловать. Губы касаются кожи, словно изысканных шелков, даже на востоке не сыскать таких, ведь они не идут ни в какое сравнение с той молочной кожей, что на вкус как чай из роз в собственных покоях, как собственный нежный сад во дворце в весеннюю ночь. — спасибо тебе, голубка, — впервые король касается юноши так. Прежний трепет казался большим, но теперь он знает, что есть больше. Сам того не понимая Львиное сердце пал ниц пред божьим ангелом, всю жизнь бесчинствуя. Тянет руки к святости, прислоняясь лбом к хрупким костяшкам — благодаря тебе я могу обрести счастье, это так много. Ты всё сделал правильно. К лицу подступает жар. Ещё никто так не делал, а мужчина осыпает святой нежностью так, словно он особенный. Предназначенный, наречённый самим всевышним. Омега и не осознаёт всей своей ценности в мужских глазах, да и вряд-ли осознает, не сейчас, ещё не пришло время. Но в этот самый момент мужчина чувствует единение сердец. Меж переплетёнными пальцами свой тихий разговор душ, что наконец-то снова вместе, снова единое целое от момента, когда были разлучены и до сего дня. Юноша не мог понять, что его ждёт дальше. Теперь, когда он знает в лицо своего будущего супруга, всё планы на жизнь рухнули. Маленький домик у реки, дети, работяга-муж, что после работы целует начала тебя, а потом по очереди каждого из детей…работа в госпитале. Как же с ней теперь поступить? Новообретённое любимое дело против собственной судьбы встало. Всё можно решить.

⚜️

Говорят, когда уходишь в поход — сомневаться опасно для жизни. Этот балл расставил всё по своим местам: грядёт страшная война, война с южанами, которую никто не в силах оставить, а от того, если нельзя остановить, омега последует следом. Ни один запрет ни одного человека в мире не способен изменить это решение Если опираться только на сны, то война должна быть в тёплые времена года, есть время изготовить минимальные доспехи, заказать меч.нет, лучше свои клинки и больше лекарских снадобий. Рукопись выпущена, а значит пора готовиться к войне. В сумку летят иголки, больше баночек со стерильными нитями, больше лезвий, бутылочки с уже готовыми слишком крепкими отварами: как раз чтобы разбавлять с водой. Мази, марля. всё, чтобы помочь с любым увечьем. Пара портков, простая рубашка, больше ничего не нужно. Сумка стоит на самом видном месте, самом доступном, чтобы в любой момент схватить сумку и прыгнуть на лошадь вслед за армией, которой предводительсьвует дорогой его сердцу мужчина. Надвигается время решительных действий