В кармане

Арсений и сам не понимает, когда это произошло. Отношения с Антоном шли спокойненько по своей лыжне. Считай, только разобрались и с внезапно вспыхнувшими чувствами, и со всеми женщинами в окружении, на которых оба косились с ревнивым подозрением. Арсений примирился со своими позывами к мужскому полу, Антон поохуевал чуть больше, но озвучил по итогу «ну блять, в тебя попробуй не втрескайся». Качели были увлекательные, но бесячие до скрежета. То горка с кризисом ориентации, то горка с пониманием, на ком именно эта ориентация решила отыграться. То горка с чисто физиологическим притиранием, то — совсем неожиданная — бытовая: оказывается, погружённые в график, они с Антоном оба клали хер на готовку и уборку. Пришлось решать наймом людей, которые умеют молчать и, соответственно, готовить и убирать. И вот на моменте, когда всё вроде бы устаканилось, снова начинается. Арсению иногда кажется, что это вообще сугубо его прикол психики — находить проблемы и новые задачи, мешая быть себе счастливым на сто из ста. И когда всё становится стабильным и располагающим к счастью, неугомонное нутро экстренно ищет, за что можно зацепиться и начать страдать. Собственно потому, что Арсений это осознаёт, он решает банально эти дебильные позывы пережить. Ничего, перебьётся, просто период сейчас непростой, работы много, нервов мало, вот и хочется иногда свернуться самому в себя и спрятаться от мира. Любому захочется, вне пола и ориентации. Главное теперь не спалиться со своими тараканами перед Антоном. *** — Это что, цветы? Вау, высшее образование, аналитический склад ума, родители инженеры. Как догадался только. Арсению ничего не остаётся, как издеваться над собственным вскриком, иначе это слишком похоже на типичные рилсы из инсты, где девушкам дарят кольца, а они такие «ого, это мне?», а там и размер подходит, и камень тот, что она сама выбирала коллективным чатом с подругами. — А чо такого? — Антон немного смущается, ныряет носом в букет и шумно втягивает воздух. Тут же чихает, конечно, сбив романтику картинки, и протягивает пёстрые цветы Арсению. — Почему ты даришь мне цветы? — продолжает сдерживать истеричное «а-а-а» Арсений, негнущимися пальцами перехватывая плотные стебли в шелестящей упаковке. — А… Э? Потому что люблю тебя? — Антон вмиг становится таким неуверенным, хлопает глазами и пожимает плечами. — Ты если не знал, я ещё именно поэтому тебя целую, обнимаю, глажу тебе ноги и облизываю… — Я не об этом! Я мужчина, Антон. А цветы дарят женщинам. Взгляд у Антона становится ещё более растерянным. Он словно ищет слова, но они не складываются в предложения, так что он немо открывает рот, закрывает рот, снова открывает и стонет разочарованно. — С чего ты взял? Ты после спектаклей обычно можешь собственный ларёк открыть. И ничего, улыбаешься. Арсений смотрит в букет — чёрт, ещё и красивый такой, и пахнет так вкусно, — кусает губы и нервно переступает с ноги на ногу. — Это другое. Там от поклонников, как признание, а у тебя… — Арсений удивлён, что не может подобрать определение, хотя понимает, что проблема тут не в лексиконе, а в том, как не скатиться в розовые сопли. — Другое, короче. — Другое, — фыркает Антон, передразнивая. — Другое, — интонационно ставит точку Арсений, будто он так и хотел сказать, а это дурак-Антон не допёр до глубинного смысла. И хмурится. Обязательно хмурится, иначе будет повод искать в его словах шутку или отступление и, не дай бог, они ещё и найдутся. — Я тачку греть, жду внизу. А цветы пусть тогда тут стоят, в офисе хоть не только по́том вонять будет, — протормозившись в нелепой паузе, вдруг легко говорит Антон, цепляет куртку и двигается к двери. В голове скрипит натужно, бесится и агонизирует в разрозненных чувствах. Арсений растерянно провожает Антона взглядом, снова смотрит на цветы и на офисный бардак вокруг. «Обойдутся» в итоге думает Арсений. *** Ладно, Арсению дарят цветы. Ладно, его катят домой в тепле и комфорте в такую же тёплую и комфортную квартиру, где он тепло и комфортно живёт все рабочие московские дни. Ладно даже то, что организацией ужина занимается Антон — оформляет доставку, оплачивает, ставит посуду. Арсений же в гостях, это нормально, что хозяин дома заботится о нём. В Питере будет иначе. Обязательно будет. И сидя в огромном халате — где Антон только нашёл такой, чтобы не кончался на уровне колен? — накормленный и распаренный, Арсений уже совсем успокаивается в своих загонах. Это всё работа, зима, авитаминоз, вот и прёт на всякие дурацкие мысли и нытьё. — Арс… Нормально всё? Хорошо себя чувствуешь? — Антон приобнимает за плечи, притягивает к себе и шепчет в затылок. Арсений в принципе непривычный, что кто-то в состоянии дышать ему в затылок, кроме, разве что, гримёров, но там и ситуация другая — он же сидит, а они стоят. А тут прямо накатывают опять эти вайбы сомнительные, так что Арсений медленно, хоть и неуверенно, вылазит из-под руки, укладывает свою поверх Антоновой и немного поворачивает торс. Вот так они на равных. Глаза в глаза. — Нормально всё, чего ты беспокоишься вдруг? — Да ты вообще напряжённый такой, цветы ещё эти… Пойдем в кровать, короче, я тебе спинку помну? Арсений вспыхивает спичкой, сразу хочется что-то рявкнуть, но он взрослый мужчина — мужчина, ау! — так что только закусывает губу, пережидает возмущение и прислушивается к настоящим своим чувствам. Не по плану, конечно. Но шея неприятно отзывается на повороты, спина тут же начинает призывно гудеть в требовании собственной мятости. Массаж хочется. Лежать и поддаваться чужим рукам тоже. «Может, и ничего» думает Арсений. В конце концов это же просто массаж. *** И всё же в постели уже сложно игнорировать очевидное: Антон заботится. Это Антон укладывает на лопатки, это Антон напирает, и Антон же зацеловывает до красных пятен и ноющего от желания разрядки тела, пока Арсения втирают в простыню эти ощущения защищённости и залюбленности. Пусть они встречаются нормально — читай, без недомолвок, чужих женщин и непроговоренных чувств, — уже года полтора, с сексом всё как-то консервативно. В том плане, что они им занимаются, но не обсуждают. Собственно, казалось бы, а что обсуждать? Не мальчишки, и так понятно, где там кому приятно и куда тереть. Вообще даже и по факту так получается — тереть да лизать. Анальный секс они практиковали считанное количество раз, там, получается, слишком часто звёзды не сходятся — то времени на подготовку нет, то не договорятся, кому сегодня снизу быть, а кому кайф получать. И обоих всё устраивало. Разрядка есть, смущающих ванильных разговоров и стыда нет. Но в последнее время ну всё неправильно, неправильно! И в Антоне что-то надломилось словно, будто школьник в пубертат после лета вернулся — и сразу с бородой, широкоплечий и с тестостероном, ломающим шкалометр. Арсений в душе не ебёт, есть ли у гормона шкалы, но у Шастуна точно заШКАЛивает. Антон лезет руками под ремень, гладит поверх рубашки, пока никто не смотрит, может наклониться и поцеловать в шею мимолётно. И это всё бы ничего, если бы Арсения не начало от каждого такого проявления чувств переёбывать до нервного напряжения в штанах. Раньше бы только по кудряшкам потрепал шутливо. Что за хуйня с его телом, спрашивается? И сейчас вот, стои́т только от жадного пыхтения на ухо — Антон, как воплощение животного ужаса, нависает сверху, перекрывая тонкий источник света между штор, из-за этого кажется ещё больше, чем есть, а Арсений словно, наоборот, уменьшается в размерах. И какого хуя у него вообще так стоит? — Так, Шаст, давай сегодня я сверху, — сквозь зубы шипит Арсений, а внутренности делают кульбит — как же не хочется собирать себя сейчас после расслабляющего массажа и поцелуев во что-то функционирующее. Но Арсений выворачивается из пещеры Антонова тела, провожаемый недоумевающим взглядом, и садится на пятки. Антон ещё с секунду зависает, после чего привычно жмёт плечами и выдыхает смиренное «окей». Хорошо, Арсений сверху. Нависает над Антоном, так же, как и тот с минуту назад, только вот внутри ничего не изменилось — Арсений всё ещё чувствует себя загнанной мышкой, пойманной и внезапно ласково облизанной. У Антона даже в глазах ничего не изменилось: похоть, жажда, восхищение. — Как хочешь? — сдаётся Арсений, ёрзая коленями по обе стороны от Антоновых бёдер. И снова обжигает нелогичное — сначала лезешь быть «сверху», а теперь уточняешь? Будь уже мужиком, Арсений, блять. — От тебя — как угодно, — зачем-то уточняет Антон, накрывая огромными своими ладонями Арсению задницу. И это снова как-то меняет их в раскладке, бесит и жжёт, хотя Арсений агрессивно отгоняет от себя понимание того, как ему импонируют эти самые ладони в этом самом их местоположении. Но он решил! — Давай я тебя подразню. Переворачивайся, — говорит он и наблюдает, как Антон нехотя отпускает ягодицы и медленно выкручивается между его рук, ложась на живот, а вместе с ним что-то выкручивается и внутри Арсения. Арсений же это «что-то» игнорирует. Руками водит по спине, опускается на резинку трусов, щёлкает ею задорно. Потом стягивает их под ягодицы, вцепляется пальцами в полупопия и разводит в стороны. Антон мычит в подушку, ёрзает, но сопротивления не оказывает. Хорошо. Арсений тормозит, словно не знает, как подступиться, мерно гладит руками по коже — вверх по спине обратно, вплетает пальцы в волосы, мнёт широченные плечи. Антон затихает, почти не двигается, словно тоже ждёт чего-то. Только голову поворачивает и руки складывает по разному под ней. — Тебе не нравится? — шепчет Арсений, разочаровываясь в собственных позывах с каждой минутой. Ребра ладоней в очередной раз перечерчивают спину и ныряют под ягодицы. — Нравится, Арс, всё нравится, — ожидаемо сообщает Антон подушке. — Говори прямо, я же слышу, — ор внутри себя Арсений слышит, но и у Антона скользит какая-то странная эмоция, дарованная лишь подушке, и как будто по-хорошему разобраться бы с ней, дабы не напортачить и ситуацию не усугубить. — Ну я бы… Поменялся. Я не очень чувствительный на спине и на жопе, что ли, и видеть тебя хочется. И поцеловать. И полапать. А так меня только мажет, если честно. — Сегодня я тебя лапаю, — упрямо говорит Арсений. — Окей, я ж не против, — Антон лёжа пожимает плечами и снова расслабляется под руками. Вообще, Арсений на секс не настроен. Он вымотан, накормлен и ещё расслаблен массажем, простая взаимная дрочка стала бы идеальным завершающим штрихом этого вечера. Но это мерзкое и дискомфортное только и шепчет, что давненько он не был в постели за главного и пора бы показать, что и он в состоянии доминировать. В голове тараканами носятся сценарии, но ни один не отдается внутри согласием. От этого состояния неопределенности собственная эрекция начинает потихоньку спадать. Надо просто уже начать ну и, собственно, закончить, тогда не надо будет в мыслях переживать непонятно откуда выстрелившие сомнения. Арсений смело проезжается членом между ягодиц, не получает никакой реакции и с удивлением понимает, что Антон, разомлевший от массажа, сопит в руку с закрытыми глазами. Не то чтобы Арсений удивлён — свойство засыпать в любой позе и в любое время дня нарабатывается в их профессии с годами и оттачивается на практике. Но вроде как настроение было другое… На повестке вечера один вопрос: почему Арсений данным поворотом сюжета не расстроен? *** Арсений доволен. Если анализировать — он доволен, наверное, впервые за последние пару месяцев хоть чем-то. Так бесило всё неимоверно, настолько, что Арсений был на грани глотания успокоительных и безостановочного наглаживания травы. В отражении он вертится то правой стороной, то левой, и ему нравится образ, подобранный новой стилисткой, на все двести: и наслоение рубашек, и джинсы, облегающие по самые икры, и эти кроссы — он таких даже похожих не видел, в голове мысль, как выклянчить их себе. Ну или хотя бы место, где их купили. Пара аксессуаров дополняют образ, и Арсений готов расцеловать девочку в светлую макушку — она как раз только ею ему до груди достаёт. Антон стреляет глазами в отражении своего зеркала, пока ему укладывают гнездо на голове во что-то поддающееся приличным описаниям, улыбается, заметив, с каким удовольствием Арсений разглядывает надписи на груди. Арсению от его улыбки ещё радостнее — приятно быть красивым в глазах любимого человека. Малину портит Стас, который втыкается в Арсения носом, не успевая затормозить с порога, и сразу начинает осоловело хлопать глазами. — Это чего такое? Эксперименты? Арсений бровями рискует пробить потолок, но вслух испускает только «а?», прежде чем Наташа перехватывает инициативу, всей своей малюсенькой фигуркой втискиваясь между ним и Стасом. — Что-то не так с образом? — голос у нее не под стать грозный, Арсений бы после такого согласился даже на сетку как у Леонтьева, а Стасу хоть бы хны: и ухом не ведёт, осматривает Арсения с ног до головы и пожимает плечами. — Да не, вроде так, но типа, знаешь, как в наших пилотах однажды звучало, ты Арса не… Перепидорила? Слово гремит в голове Арсения так громко, будто Стас его не Наташе спокойно сказал, а заорал на всю гримёрку в рупор, в окно, с транспарантом. На шее что-то сжимается противно, наверное, чёртов аксессуар, да и сама одежда вдруг становится меньше размера на два, передавливает и доставляет дискомфорт. — Думаешь? Вроде нормально, кроссовки прямо писк моды. — Да сейчас мода… На грани ходит. Кроссы, может, Серёге? У него брутальность их нивелирует, а рубашку Шасту. Наташа смотрит на Стаса со смесью ненависти и презрения, а тот словно не замечает, начинает дёргать вешалки и, невинно хлопая глазами, вытаскивает обычную футболку. Арсений в секунде, чтобы разметать её на нитки одними зубами. — Стас, ты сам просил запоминающиеся образы на мотор, а не концертные чёрные прикиды. И с Серёжей у них размеры ног сильно отличаются. Может, я попробую ещё что-то предложить? — «без твоей ценной помощи», вся гримёрка слышит эти неозвученные слова. Арсений искренне восхищается стойкостью Наташи, он бы определённо начал язвить, он и хочет — но язык словно прилип к нёбу дурацким «перепидорить». Стас, не теряя легкомысленного выражения лица, повторно пожимает плечами, кивает и исчезает за дверью. Наташа возвращается к Арсению и просто поправляет рукава. Ничего другого искать она, по всей видимости, не собирается. — Давай другое, Наташ, — давит Арсений сквозь подступающую тошноту, сообразив, что переодевать его не будут. — Арсений, это из-за Стаса? Нашёл кого слушать, не парься ты! Я на него надавлю, кто из нас стилист, он или я? — тут же начинает мельтешить Наташа, но Арсений даже не видит её движений, сосредоточившись на своём — внезапно ставшим «пидорским» — отражении. — Не, не из-за Стаса, — отвечает Арсений, расстёгивая рубашку и игнорируя вопросительный взгляд Антона в зеркале. *** И вот снова. — Войти в тебя хочу, пиздец просто, — жадно пожирает его ухо Антон, притираясь стояком к бедру уж совершенно не с дружескими целями. И что вообще за «войти»? Они не то чтобы фанаты анала, скорее так, попробовать да забыть. Арсений вообще читал, что там часто нельзя и риск травмироваться слишком высок. И что многие гей-пары от анального секса вообще отказываются в угоду оральным ласкам и работе ручками. Арсений думал, что они оба это понимают! А тут «войти»! Они даже не дома! — С чего это вдруг? — Не знаю, пул какой-то прямо афродизиаковая бомба, ты сучишь — меня вштырило, — Антону словно плевать на павильоны, на кучу людей в соседнем помещении, на зрителей, которые ещё наверняка не успели покинуть здание. У него словно включается этот самый подросток, который дорвался до журнала с сиськами, и уже ничего не может встать между ними. Приходится выворачиваться и изображать недовольство, повторяя «ну Шаст, ну не время», хотя внутри — внезапно — перетряхивает внутренности, а собственный запал на съёмках действительно ищет выход. И кажется, что найти его между ног Антона, весьма и весьма… — Парни, вы тут? — слышен из разрывающего полумрак прямоугольника открытой двери бас Димки Журавлёва — Стас на эти съёмки позвал половину воронежской тусовки. — Вы чего в темноте? — Видно всё, — фыркает Арсений, отпрыгивая от Антона на шаг, хотя его расстроенный взгляд подразумевает, что если Журавль и не в курсе их отношений, то точно скоро будет. — Димас! Чо, как тебе мотор? — натягивает Антон и улыбку на лицо, и футболку на пах. Дима включает верхний свет и подходит ближе, с любопытством оценивая лохматость обоих. — Восторг! Секс брызгал в глаза просто! Арсений, Арсе-ений, я обожаю твои женские роли, — вздыхает Журавль и смотрит своим простодушным взглядом Арсению прямо в душу, не осознавая, как простой комплимент сейчас взрывает в нём остатки выдержки. — Вроде сучки все, а так цепляют. У Арсения дежа вю. Очередной пул историй заканчивается этим комментарием — в прошлый раз это говорил кто-то из съёмочной команды, — обращая внимание на то, что чем дальше в импровизацию, тем разнообразнее роли. Ну да, Арсений же актёр, он имеет право позволить себе играть хоть мужчину, хоть женщину, хоть коня. И это никого не должно смущать. Его в первую очередь. — У меня там не только женские роли вообще-то. А когда-то Паша все женские образы отдавал Антону. Это было негласным правилом, залу нравилось, Арсения устраивало. Что изменилось с тех пор? — Да никто не спорит, ты чего, Арсе-ений Сергеевич. Просто поделился, как мне нравится. Но Арсения не остановить. В голове прокручиваются последние моторы, истории, технички. Сколько раз он принимал девичий образ? Не слишком ли часто? В твиттере уже небось статистику провели. Твою мать. Когда-то ещё в эпоху первых сезонов «Импровизации» это казалось забавным, в конце концов «Свидание вслепую» или другие выданные образы давались легко, и не приходилось задумываться, как это выглядит со стороны. В театре вообще раньше играли только мужчины, справляясь с различными ролями! Антон недовольно двигается к двери, видимо, поставив крест на утехах в общественном месте, Дима неспешно идёт за ним, оглядываясь на залипшего в зеркало Арсения. Зеркало отражает уставшего мужика, с щетиной, в спортивной кофте и мятых от катания по сцене джинсах. Плевать на роли, он же не женщина на самом деле. Ага. *** Опыта у Антона не так много, они оба это понимают. Но за полтора года не научится сосать только идиот, а Антон идиотом не был. Так что чисто объективно — сосёт он хорошо. И всё делает правильно. И язык напрягает, и уретру дразнит, и по уздечке проходится, как маленький шокер. Но кончить Арсений не может. Это работа, точно, съёмки, напряжение, репетиции, куча контрактов, которые даже датами не помещаются в голове, хоть дневник школьный заводи и расписание записывай. Мысленно всплывает зависть — женщине симулировать оргазм легче. Постонала, выгнулась, а там хер разбери, кончила она на самом деле или нет. А вот со спермой так не пройдёт. И с Антоновым разочарованием в глазах не смириться, когда скажешь ему «ладно, давай не сегодня, не могу». Только вот куда деваться — у того сейчас уже челюсть отвалится, а Арсеньев член станет тоньше на сточенные миллиметры в объёме. А кончить всё не получается. И Арсений даже посоветовать не может, что изменить, потому что Антон — да, это уже упоминалось, — всё делает идеально! И щёки втягивает, и пару раз пропускает в горло, а уж Арсений знает, что Антон не мастер глубокой глотки и рвотный рефлекс у него весьма агрессивный! Но оргазм не маячит даже на горизонте. — Ладно, давай не сегодня, не могу, — всё же давит из себя Арсений, стараясь как можно ласковей и ненавязчивей со своего члена Антона снять, но всё равно получает в ответ тот самый разочарованный взгляд. Вот блять! — Я чот не то делаю, — и это даже не вопрос, Антон хмурится, вытирает губы и двигает уставшей челюстью вправо-влево. — Всё то, устал просто, — оправдывается Арсений. Ему от себя противно — сложно, что ли, кончить, когда тебе сосут? Он, откровенно говоря, и не вспомнит, было ли подобное в его опыте. Хотя не сказать, что та же Алёна — мастер оральных услад. Антон со своим огромным ртом как будто даже больше выигрывает. Антон не отвечает, хотя глядит недоверчиво. Вот вроде секс не соревнование по количеству оргазмов, но выпустить из кровати вообще без одного Антон себе не позволяет. Вечно изводит до победного, лапая огромными руками, облизывая своим невероятно гибким языком. Короче, раньше таких проблем не было. — Давай того, ручным управлением? — Антон изображает в воздухе недвусмысленные движения кольцом пальцев, но Арсению даже от мысли этой становится не по себе. Всё не то. Всё не так! Всё неправильно. — Спать хочу, Тох, реально вымотался. Ты молодец, хорошо всё сделал, правда. Последняя фраза вообще пиздец какой-то. И на Антоновом лице этот пиздец отображается ещё ярче, даже измученная челюсть приоткрывается от удивления. Арсений и сам перекручивает слова в голове и отгоняет от себя мысли, будто собаку похвалил за то, что она на ковёр не сходила. Арсений сбегает в ванную, пряча опавший член в руке, чтобы не докинуть Антону ещё больше поводов для рефлексии. На глаза давят предательские слёзы — ну почему всё было хорошо, а теперь снова срань какая-то, может, Арсений в принципе не предрасположен к нормальным длительным отношениям? Но это лишь на поверхности страх маячит. Потому что внутри ответ уже давно сформировался, Арсений знает, что не так и почему не то, только упорно от этой мысли бежит. Потому что это уж — точно неправильно. *** — Так, всё, Шаст, заканчивай, блять! — резко обрывает Арсений. Это финалочка его менталки, последняя капля в кувшин оправданий, перешагивание границы без документов. Арсений бессильно сжимает и разжимает кулаки и боится поднять взгляд на вмиг потерявшегося Антона. — Арс, да что с тобой?.. — Ничего! Ничего со мной! Это с тобой что-то не так! Я не женщина, Шаст, чего ты вьёшься вокруг меня, как с тёлкой? — Арсений в запале лишь задней мыслью осознаёт, что в современном мире это вообще как-то оскорбительно для всех: и для женщин, и для геев, и для здоровой личности в целом. Но в нём горит бесячка, и Шастов сюрприз окончательно рвёт тормоза истерики, даже руки потряхивает — Арсений поднять обратно глаза не может на эти лепестки на постели, на свечи, на — блядский боже — аромалампу. Это все клише, клише, и это клише принадлежит иной жизни, иным стандартам, иному всему. Арсений мнёт свою футболку, его неожиданно бесит в себе всё — отросшие волосы, обтягивающие штаны, футболка опять же эта цветастая. Хочется завернуться в чёрное и большое, обриться под пять миллиметров, нацепить неприступное лицо, сплюнуть меж зубов и даже закурить. Да что за подростковые способы показать свою маскулинность? — Бля, Арс… Прости. Я… Я не то чтобы тебя девушкой вижу, это не так. Просто в последнее время… Не знаю, прямо вот хочется тебя всего… Закомфортить, занежить, расслабить… Бля, ну желание просто чуть ли не в карман сложить, клянусь, я себя на этой аналогии раз шесть ловил, уже не смешно даже, что ты не поместишься. Голос виноватый пиздец, и Арсению хочется захныкать — вот теперь Антону приходится ещё и оправдываться, извиняться за то, в чём он, чёрт возьми, вообще. Сука. Не. Виноват. И мразотное чувство стыда накатывает вновь, Арсений просто проблема на ножках, и сам разобраться в себе не может, и Антона в это болото сомнений тянет. — А не должно! Мы оба мужики, а ощущение, что ты иногда об этом забываешь, — говорит его рот, игнорируя пробивающиеся настоящие чувства. — Арс, нет, прости! — Антон демонстративно стряхивает лепестки на пол, ногой заталкивает их под кровать, после чего задувает свечи и тут же кидает их в ящик тумбы, где они наверняка прилипнут растопленным воском к днищу. — Всё, я убрал всё, я больше не буду, я просто идиот, который в романтике ограничен первой строчкой Гугла и ромкомами! — Шаст… Шаст, можно мне время подумать? Мне кажется, я так больше не могу. *** — Арсень Сергеич, так и будешь бухать в одиночестве или всё же скажешь хоть что-то? Веселится. Матвиенко весело, аха-ха-ха. У Арсения, может, жизнь под откос. Все выстроенные стандарты поведения в голове рушатся, подвергаются сомнению, не нравятся. Вот весело под сорокет вдруг всё так резко менять, охуеть просто. — Серёг, не дави, и так тошно. — Без Тошки тошно, Арс. Чего ты там опять натворил? Шаст извёлся весь. Говорит, что-то сделал, а что сделал — так и не понял. Знакомая ситуация такая, да? Арсений строит обиженное лицо. Всё у него понятно, всё логично, это Шастун действует не по всеобщим правилам, и вообще. — Да он цветы дарит, любезничает… Того гляди завтра будет двери машины открывать и через порог на руках переносить. Арсения пугает, что эти слова не вызывают у него приступа омерзения или презрения к себе. Более того — первая мысль была о том, что болтать ногами, вися на шее Антона, было бы весьма и весьма… — И что? — Серёг, я мужчина. И веду себя как мужчина, — нервно ставит точку скорее на своих мыслях, чем в диалоге Арсений. Серёжа смотрит на него так продолжительно и выразительно, будто Арсений не аксиому озвучил, а признался в том, что он рептилоид, любящий переодеваться в человеческого мужика. — Ты себя не как мужчина ведёшь, а как ёж колючий. Который какого-то хуя вдруг стал бояться проявления нежности в отношениях с любимым, блять, человеком. Не с кем-то там временным, Арс, а вроде как с тем, кому доверяешь. — А что ты мне предлагаешь? Принять от него все эти ухаживания? Позволить цветы дарить, на руках носить, как барышню? Шептать нежности, обнимать со спины, делать всё, чтобы видно было — о, вот этот парень в отношениях сверху! Так, что ли? Арсений задыхается больше не от возмущения, а от тоскливого завывания внутри. Как же оно уже достало. — У тебя ненависть к телячьим нежностям или к женщинам? — дразнит, дразнит Сергей Борисович. — Ты что несёшь? Сейчас девушки такие, сами кого хочешь на руках поносят. Только вот им никто за это не выскажет, общество приняло, что девушки имеют право вести себя так, как хотят, и выглядеть, как хотят… Равноправие! Только вот у мужика заметь что-то «не то», и всё, понеслась! Попробуй только не быть сгустком тестостерона и добро пожаловать в списки гомофобной страны. — Арс, так тебя что пугает то, что люди скажут или ты сам? У меня просто ощущение, что ты самого себя боишься больше, чем остальных. Ты мне сейчас честно скажи, ты сам-то чего хочешь? Протест застревает в горле, Арсений снова ищет оправдания, находит их в единственном бокале вискаря — у него даже тумана в голове нет, ага, — и неслышно скулит. Пауза слишком длинная, чтобы уже выдавать ответ. — Да все ж ржать будут. Ты же первый ржать будешь. Серёга фыркает так харизматично, как только он умеет. В этом фырке столько глубинного смысла, что Арсению немного стыдно за собственное поведение с Антоном. Ладно, не немного. — Буду. Ещё как буду. И чо? А потом завидовать, Арс, и прям жойско. Потому что мои девочки меня на ручках всё же не покатают. За меня про отпуск не решат и на Бали не свозят. Быть мне суровым мужиком в отношениях до конца дней своих, и не поменяться, хоть там чо психологи задвигают про мужиков, которые тоже имеют право быть нежными и ранимыми. В гетеросексуальной паре всё равно будет этот стереотип жить с разделением гендерных ролей. — Гендерных ролей? Серёга, ты откуда это всё… — Ой, отвали. Девочка моя, продвинутая очень, она мне целый мир на голову вылила, ты б охуел, да и я охуел, если честно. Так что она бы твои сомнения на раз-два разметала. Сказала бы, что установки все эти уже устарели и являются навязанными обществом, а ты имеешь право вести себя с Шастом так, как тебе комфортно, если его это устраивает. И не оглядываться там на чужое мнение. — Ага, а потом Стаса в психушку подвозить, когда он Твиттер читать будет. — Ну и подвезём! Фанфики уже стали вашей реальностью, пусть смирится. Думаю, больше, чем факт Тохиного разбега с Ирой, чтобы трахаться с тобой, его ничего уже не добьёт. А уж как вы там это делаете… — Серёж, я не могу… — хочется всхлипнуть, но Арсений не всхлипывает. Последнее нерушимое «мальчики не плачут» ещё бьётся в агонии, только вот остальные догмы выглядят уже так несостоятельно, что держаться за остатки просто глупо. Серёжа вздыхает, разводит руками в капитуляции. — Ну не моги. Поставь Шастуна на место, трахайтесь сурово и по-мужски, значит. Тебя этот вариант счастья устраивает? Тоха вроде и не против, ты озвучь просто через эту штуку у себя на лице, глядишь, он услышит, там локаторы норм, — Матвиенко шуткой доволен, гыгыкает, активно шевеля всем озвученным — и «штукой на лице», и «локаторами». — Я… Да, озвучу, — упрямится Арсений. — И рожу посчастливее скриви хотя бы. Раз такой молодец и всё решил. Иногда Серёжа заслуживает просто сходить на хуй. Даже когда его штукой на лице озвучивается отвергаемая истина. *** Стадию примирений после ссор они ещё не проходили. Арсений считал, что дело в том, что они оба мужчины и просто не ебут друг другу мозг, находясь на одной волне. Но сейчас, кажется, понимает, что всё дело было в неожиданно дипломатическом подходе Антона и банальной удаче, а посраться всё равно можно не хуже шестиклассниц после школьной дискотеки. Как можно было быть таким слепым? — Я подумал… Короче, хотел сначала сказать, что ты прав, а я перегибаю, — Антон начинает говорить всё это вместо приветствия, забирая Арсову сумку из рук и помогая снять пальто. — Типа ну, если мои действия унижают твоё мужское достоинство и всё такое… И что буду вести себя иначе. А потом, — Арсений даже игнорирует, что Антон идёт за ним в ванную хвостиком и стоит над душой, пока он моет руки и лицо, снимая с себя тяжесть дня. — Арс, короче, да бля-я-я-я-ять… Я тебя люблю сильно, мне кажется, я никого вообще так сильно не любил и не хотел видеть рядом с собой, и у меня мысли не было, что в нашей паре ты за женщину или что-то такое… Но я просто делаю то, что мне хочется, как чувствую, а хочется мне к тебе прикасаться постоянно. — И в карман сложить? — И сложить в ебаный карман. Короткую улыбку Арсения Антон увидеть не сможет, но такая устойчивость мнения не может не импонировать. Арсений, всё-таки, знал, кого выбирать в партнёры. Упрямого и правильного. — Я предлагаю компромисс. Найти точки соприкосновения. Я бы мог постоянно сдерживать себя, но какой в этом смысл, в отношениях-то, долго же не получится. Арс, ну не молчи, давай поговорим, не бросай меня только, пожалуйста… Под этот монолог они двигаются в спальню, где Арсений, уже более расположенный к общению, садится на кровать и наконец встречается с потерянным взглядом напротив. — Я не собирался тебя бросать. Бровь Антона взлетает под чёлку, смотрит он скептически и хмыкает точно так же. Ну ладно, финальные слова в их прошлую встречу и молчание в эфире действительно выглядели как разрыв, но Антон же знает, что Арсений с придурью. Знает же? — А выглядело, как будто как раз это и собирался сделать. Что наши отношения тебя не устраивают. Давят на тебя. Что я перегибаю. Финита ля комедия, Арсений. Глубокий вдох, нога над бездной. — Ты… Не перегибаешь, — давит из себя Арсений. И оказалось, что сказать это, было самым сложным, потому что потом слова начинают литься сами собой, проявляясь друг за другом логической развернутой цепочкой. — Ты вообще ни в чём не виноват. Даже наоборот, ты всё делал настолько идеально, что я испугался. Я себя испугался, — у Антона на лице мелькают светофором недоумение и удивление, сменяясь облегчением и каким-то сопереживанием. — Со всей этой фанфиковой агонией, со всеми существующими стереотипами, я не хотел оказаться именно тем человеком, что все эти теории и стереотипы подтверждает, я… — Я, кажется, понял. Ты не хочешь быть… Слишком гейским геем, — смущённо врывается в монолог Антон. Он кладет ладонь поверх сжатых кулаков Арсения, втискивает палец и пытается развернуть этот клубок рукой, как и словами сейчас разматывает хитросплетение Арсеньевой мысли. — Это не так, — Арсений почти задыхается. — Я не боялся, что ты так подумаешь. Я боялся, что я… Хочу всего этого. Понимаешь? Палец Антона застывает в арсеньевском кулаке, сам он поднимает растерянные глаза. — Если честно, ни слова. Наивная надежда, что «ну оно как-нибудь там само объяснится» испаряется, как и ни было, а Арсений только сильнее сжимает кулаки. — Сложно воспитываться в консервативной семье в Сибири, всю жизнь слушать, как в каждом мужике пытаются найти что-то «пидорастичное», даже если дело касается простого маникюра, а потом понять, что сам к этой стороне относишься. А потом ещё и осознать, что тебе нравится всё это. Последние слова Арсений говорит едва слышно. Голова немного кружится, словно он действительно стоял над бездной, а теперь с улюлюканьем туда летит. Он сказал. Он озвучил это вслух. Антон совсем близко. Садится рядом, так и не отпустив рук, цепляет ткань футболки на плече губами, думает что-то своё. — Выходит, ты хочешь, чтобы я ну… Ухаживал? — Хочу. Хочу всего вообще. — Арсений не может поднять глаза, гипнотизируя их руки на своих коленях. — Хочу, чтобы ты обнимал со спины. Хочу поцелуи в шею украдкой. Хочу цветы, хочу тот романти́к со свечками, хочу носить то, что мне нравится, не думая о том, не «перепидорили» ли меня в этот раз. Хочу играть на сцене, не оглядываясь, а не слишком ли я феминный, а не должен ли я брать больше мужских ролей. Хочу чаще говорить, что люблю тебя. Пальцы Антона окончательно прячут Арсовы в своё переплетение, заземляя и успокаивая. В этом действии весь Антон — неожиданно выросший морально, неожиданно раздавшийся в плечах, неожиданно ставший и опорой, и нулевым километром, куда Арсений может вернуться и отыскать себя. — Арс, но всё это, что ты перечислил… Оно же не делает тебя хуже… Или женственней, или ещё что. Это ж всё эти… Гендерные стереотипы, во? И этот туда же. Таким дедом Арсений не ощущал себя, даже когда ребята шутили над его манерой вождения. Где-то проходил экспресс-курс по современным трендам, а он в это время был записан на фотосессию? — Это не отменяет того, что я этого испугался. Я не представляю, что будет, если я перестану эти желания сдерживать. Вся репутация, весь образ, это же всё… — Люди меняются, это нормально. И тебя любят и примут любым, я уверен. Главное, чтобы ты себя принимал. Антон не говорит ничего нового, ничего сверхъестественного. Но почему-то именно сейчас всё окончательно встаёт на место, пусть Арсений, полный решимости, и ехал всё то же самое озвучить сам. Но антоновским голосом это слышать гораздо лучше. На душе легко как никогда, разве что в беззаботном детстве ещё могло быть такое воздушное и спокойное состояние. Осталось разобраться с последним триггером. — Но это не только в поведении или внешности. Мне кажется, это ещё начало проявляться и… В сексе. Антон словно меняется в настроении, лицо совсем близко, смотрит потемневшими глазами и дышит медленней. — Это что ты имеешь в виду? — его голос такой громкий в повисшей тишине. — Что мне нравится всё то, что ты делал в последнее время. Лапал. Накрывал собой. Доминировал, — Арсений не говорит, Арсений одними губами чертит эти слова в воздухе, но Антон слышит, выдыхает с шумом и почти касается носом шеи. — Сейчас… Сейчас чего хочешь? — Антон близко, шепчет на ухо горячо, почти вибрирующе. Завёлся, ого, от одних слов, редкий вид извращения — стоит на искренность. Не повезло ему в этом плане с Арсением, конечно. — Отсоси мне? Антон отстраняется, наклоняет голову и вглядывается глаза в глаза. Серьёзный вдруг резко и озадаченный. Не ожидал. — Уверен? В прошлый раз… Я как будто не то что-то… — Уверен. Я скажу, как надо, — также тихо отвечает Арсений, внутренне горя от откровенности, которую ещё даже не озвучил. Но обязательно озвучит. Потому что теперь уверен — Антон поймёт. Не только поймёт, но и поддержит и ещё счастлив будет просто пиздец. Арсений наконец-то разрешил себе это признать. Счастье было так рядом, а он только нос от него воротил. Антон стекает на пол, тянет на себя арсеньевские штаны с бельём сразу и прижимается щекой к едва напрягшемуся члену. Арсений знает, что он принял душ ещё у Матвиенко, а вот Антон — не в курсе, и это простое действие брезгливую Арсову натуру раскидывает в щепки: как он всё же этого Шастуна любит. Только ради самой этой любви стоило разобраться в себе и не парить никому мозг. Ещё и касается члена губами так осторожно, будто Арсений нет-нет, но выдаст приказ лишь дышать на него. Эта незримая забота медленно сводит с ума и заставляет сердце бешено заходиться от умиления. Ну как Арсений раньше этого не понимал? Как мог даже подумать о том, чтобы отказаться? Не дождавшись указаний, Антон целует низ живота, лицом трётся о лобок и присасывается к основанию. После чего уже поднимается и накрывает губами головку, начиная медленно шевелить языком. Жар расползается по телу, только вот Арсений и сам себе не ответит — дело в стимуляции или всё же в том, что он сейчас скажет. — Добавь… Палец, — Арсений умирает от накатывающего волнами стыда, но предвкушение перекрывает его вдвойне: ему хочется и сейчас так и будет. Одно это знание заставляет член на губах Антона прыгнуть в очередном приступе возбуждения. — Бля-я-я, — тихо стонет Антон, утыкается лбом Арсению в живот. — Поверить не могу. Арсений тоже, но впервые за долгое время он чувствует, что секс только начался, а он не хочет, чтобы тот побыстрее закончился. Потому что сейчас правильно. Сейчас соответствует. Антон тратит почти минуту на поиск смазки, торопливо перерывая содержимое тумбочки и подушки на кровати — они не так часто используют лубриканты, чаще хватало естественной смазки или слюны. Мысль о том, что теперь она станет их постоянным спутником в сексе, почему-то греет. — Ты точно?.. — Я готовился, — признаётся Арсений. Щёки печёт приятным стыдом, ведь на эти слова Антон реагирует очередным поскуливанием. Ноги от такого сами собой разъезжаются в стороны. Смазанные пальцы легонько касаются между ног, гладят, притираются. Арсений скользит к краю постели, чтобы удобнее было подобраться, пока Антон снова принимается губами за его член, чтобы — как бы по привычке — притупить неприятное проникновение. Только вот оно приятное, чёрт возьми. Арсений откидывается спиной на одеяло и растворяется под синхронным движением губ и пальца, к которому Антон довольно быстро добавляет второй. Как же хорошо, Господи. Особенно когда спустя пару минут оба пальца зависают внутри, сосредоточившись только на одном крайне чувствительном месте, и Антон перестаёт насаживаться ртом, грея рваным дыханием мокрый член. У Арсения напрягаются все мышцы ног, живота и, кажется, даже груди и шеи. Он весь сконцентрирован на этих ощущениях, которые подводят к черте так целенаправленно, как не подводил ни один минет в жизни. Дыхание Антона бьёт по ушам, пусть тот по прежнему сидит на коленях внизу, Арсений слышит, как тот сопит, пока в заднице хлюпают смазанные пальцы. Кончает Арсений Антону на губы, лишь отголосками сознания понимая, что последние несколько минут Антон к члену даже не прикасался. — Пиздец, пиздец, пиздец, Арсений, ты пиздец, — Антоново лицо появляется в зоне видимости, бешеные абсолютно глаза впиваются в расфокусированные арсеньевские. — Знал бы ты, как я тебя сейчас хочу, мне сейчас мозги вышибет. — Давай. Только я развернусь, — мямлит Арсений, дрожащими руками подтягиваясь наверх, чтобы перевернуться на живот под нависающим и пышущим Антоном, который в мгновение становится каким-то необъяснимо огромным и широким. — Чего? Ты только кончил, Арс, неприятно же будет… — Член пока не трогай. А там… Поверь, там тебя уже заждались. Антон падает лбом Арсению между лопаток со сдавленным «пизда-а-а». Арсений самодовольно воспринимает это за комплимент, пусть и весьма сомнительный. Мокрый горячий член скользит между ягодиц, Антон трётся, как псина в гон, поскуливает также. — Я реально сейчас войду, Арс, там же все уже и смазано, и растянуто, ебануться, ты точно не против? Арсений впервые думает о том, что только сумасшедший может отказать, когда такой член жаждет разрядки. Факт, что сам совсем недавно был таким же сумасшедшим, подпитываемый собственными страхами, теперь кажется чужеродным. Столько времени насмарку. — Давай, пока там всё ещё горит, пожалуйста… — Арсений сам тычется ягодицами навстречу, приподнимаясь на коленях и с удовлетворением отмечая, как мокрый член Антона заливает своим предэякулятом. После пальцев проникновение лишь немного доставляет дискомфорт, а когда головка проезжается по простате, Арсений расслабляется окончательно — давящее повторное удовольствие маячит так близко, будто он не кончил пару минут назад. Ощущения внутри совсем другие, острые, пронзающие, пускающие ток до кончиков пальцев, которыми Арсений сейчас месит простыню в нетерпении. Хочется больше, дальше, глубже, быстрее, хочется так много, что Арсений тонет и захлёбывается в собственных желаниях. Когда было столько и сразу, он не помнит, не знает, он вообще не в состоянии сейчас что-то анализировать — Антон находит правильный угол, под которым Арсений звучит особенно фальцетно, и с настойчивостью перфоратора долбит в одно-единственное место. То самое, воздействие на которое сейчас способно Арсения довести до исступления. — Не… Могу долго… Ты просто… Бля-я… — с толчками выдыхает из себя слова Антон. Арсений перехватывает его руку, тянет к уже поднявшемуся от такой стимуляции члену. Он и сам не заметил, как возбудился, пока крепкий кулак привычно не обхватил у основания и не прогнал несколько раз кожу по стволу. — Сегодня можно в меня, — Арсений сходит с ума окончательно, но только сама мысль, что в измученную простату будет биться горячий поток антоновского семени, заставляет сжаться в предвкушении. Антон не отвечает, замирает, погрузившись по самые яйца и скулит высоко. Огромные ладони — сугубо по восприятию, — накрывают всю задницу целиком, мнут её нетерпеливо, растягивая ягодицы в стороны. — У меня ощущение, что у меня сегодня день рождения, Новый год, все праздники одновременно или я умираю, а ты решил все мои желания исполнить. — Шастун, двигайся! — не время для разговоров, плотный кулак почти высекает искры, а внутри накатывает незнакомая до сегодняшнего момента нега. Раньше так не было! Не было! В Антоновой руке хлюпает, Арсений понимает, что кончил повторно, но все ощущения сейчас сосредоточены внутри, где дёргается в тесноте антоновский член. Пульсирующие стеночки собственного ануса Арсений чувствует сейчас отчётливей, чем закушенную губу. Имеет он дело с анальным оргазмом или просто обласканная простата дарит непривычное наслаждение — непонятно, но и сил разобраться нет. У Арсения в голове тихо-тихо, как давно уже не было. Антон падает сначала всем телом Арсению на спину, потом так же грузно съезжает на бок. Член выскальзывает медленно, по бедру тягуче течёт. Огромные руки вмещают в себя всего Арсения целиком, он только нос высовывает над предплечьем, весь поджимаясь и прячась в этом домике из Антоновых конечностей. — Ого, — только и хватает Арсения. Антон смеётся тихонько в шею, шевеля прилипшие к коже волосы. Потом целует и вдруг начинает быстро-быстро шептать: — Я на самом деле столько хочу всякого с тобой попробовать. Вылизать тебя хочу, и трахать, пока ты кончаешь, и ещё хочу во время съёмок нагнуть тебя. Мне не даёт покоя туалет на третьем этаже, который с огромными тумбами перед зеркалами, для випов. Ты так хорошо бы на них смотрелся, лёжа грудью, и лицо в отражении… Ещё хочу купить тебе все эти чёртовы игрушки, Арс, я столько видел всякого, и клянусь, я каждую на тебе представлял, в тебе, пиздец, я конченый, но я несколько месяцев дрочил чисто на фантазию, как засовываю в тебя пробку прямо между моторами и наблюдаю за твоим лицом всю съёмку. Ты меня с ума сводишь, Арс, таким, какой есть, не бойся себя, пожалуйста. В эти слова хочется кутаться как в халат. Лежать в коконе грязных, но таких искренних фантазий, спрятаться от мира в вакуум Антонова обожания. Как в кармашке. Точно, как в кармашке. Антон ещё что-то бормочет Арсению в шею, притираясь влажными от испарины грудью и животом, гладит огромными руками, убаюкивая, Антон буквально везде, вокруг, а Арсений уютно устроился внутри и, наконец, не испытывает потребности доказать себе, что так неправильно. — Люблю.                                — Люблю. *** Провокационная песня как гимн Стасова принятия. Арсений жмёт на тугую кнопку на ручке, и пила жужжит на всю мощь — надо же, даже настоящие инструменты припёрли, вот это уровень. На это стоило согласиться только ради абсолютно поплывшего лица Антона, который притулился в уголке павильона, отказавшись уходить домой во время съёмки рекламы. Не удивительно, но тут собрались ещё человек десять с этажа, которые к этой рекламе отношения не имеют. Ну, наверное процесс съёмки интересен, да? Арсений поправляет лямку комбеза и надевает защитные очки на лицо. Шевелев напротив заторможенно зеркалит его движения и перекидывает молоток из руки в руку. Антон сглатывает так громко, что на него оглядываются. А это Арсений ещё не прогнулся в спине, чтобы нацелиться на низко лежащее бревно. Стас либо не понимал масштаба пиздеца, либо утверждал сценарий со связанными руками и ногами. Потому что то, что сейчас тут будет твориться, лишь немного отличается от порно. — Готовы? Арс, пилишь секунд тридцать, снимаем опилки в разные стороны. Потом ракурс на ноги. Хоть под тонким бутафорским комбезом и надета белая футболка, Арсений чувствует себя голым — особенно под жадным взглядом Антона. И мурчащее удовлетворение растекается по телу. Наконец-то можно полноценно наслаждаться тем, что тебя хотят, не подразделяя вожделение на степени допустимости. А ещё Антон определённо запросит сегодняшний прикид в спальню. — Камера. Арс, лямку всё же сними. Поехали! Satisfaction~