Swimming through sick lullabies

Не то чтобы Симон не заметил. Нет, он это видел. Он принял это к сведению. Он пытался отнестись к этому с пониманием. Но факт оставался фактом, что когда клинически безумный троюродный брат твоего парня-который-стал-бывшим-потом-снова-парнем выложил секс-видео тебя и его второго троюродного брата, после того как снял это же секс-видео, ты предпочитал быть озабоченым другими вещами. Особенно когда второй троюродный брат клинически безумного парня - кронпринц Швеции... да. Это пошло не очень хорошо. Итак, первый год, проще говоря, был полным беспорядком. Большую часть года Симон был не в своём уме. Но сейчас, когда Августа перевели в какой-то реабилитационный лагерь в Швейцарии, или куда бы он, блять, не попал, с одобрением королевы, Симон смог вернуться в Хиллерску как новый человек: студент второго курса и бойфренд кронпринца. Простите Симона за то, что у него не было способности помочь в первый год. Однако у него было хорошее лето, он отдохнул и провёл кучу времени с Вилле. Он был готов обговорить это со своим парнем. Все его замечания, все его беспокойства, которые у него были, отодвинулись в сторону. Пришло время разобраться с этим всем. Если бы только Симон знал, насколько сопротивляющимся будет ко всему этому Вилле. . . . Если бы он мог выбирать, Симон сказал бы, что "прятки" действительно начались на второй неделе после летних каникул. Вилле роется в свитерах в своём шкафу, пока Симон бродит по комнате. Уолтер и Генри пригласили их двоих поиграть в криббедж. Вилле прошептал Симону, что возможно они должны принять это предложение, все же, Вилле должен был жить с этими парнями ещё два года, а Симон всё ещё был их одногруппником. Возможно было время забыть о разногласиях и всё то, что произошло в первый год. И кроме того, Уолтер и Генри были одними из самых добрых парней Лесного Дома. Так что Симон пожал плечами и кивнул, а Вилле ответил "Мы будем там." Перед тем как уйти в гостиную, Вилле хотел переодеться в более комфортную толстовку. Поэтому, вот где они были сейчас, в общежитии Вилле. Симон остановился возле стола Вилле. Он проводит рукой вдоль деревянной поверхности, вдоль корешков кучи учебников, вдоль края тарелки, в которой лежит разбитый снежный шар Вилле с лягушкой. Его рука останавливается на разбросанной стопке брошюр. Симон берёт их, поворачиваясь лицом к Вилле и прислоняясь к столу, пока тот всё ещё рылся в своём шкафу. Он пролистывает несколько бумаг. Названия все одинаковой ценности: "Как справиться с тревогой", "Тревожность и паническое расстройство", "Психическое здоровье: тревожные расстройства и как с ними справляться". Симон украдкой смотрит на Вилле, надевающего белую толстовку. Симон знал, что его бойфренд был довольно нервным. Он видел, как он хрустит пальцами и кусает губы. За всё время как Симон его знал, Вилле был намного больше нервным чем другие. Вначале, Симон думал, что это типа социальная штука. Он мог это понять. Большие компании могли быть слишком, и презентации перед сверстниками никогда не были весельем, даже если они казались Вилле ещё менее увлекательными. Но может быть это было больше, чем просто беспокойство для Вилле? Возможно, пришло время Симону поднять некоторые из скрытых опасений, которые он испытывал по поводу своего парня. — Думаешь это выглядит нормально? — Вилле поворачивается, чтобы посмотреть на Симона, дергая подол толстовки. Симон открывает рот, наклоняет голову и сначала подумав об этом, выпаливает: — Вилле, ты страдаешь от тревожности? — Что? О че-чем ты говоришь, Симон? — моментально, глаза Вилле расширяются, а рот слегка раскрывается. Симон тихо вздыхает и поднимает брошюры вверх. Увидев, что его парень держит в руках, Вилле выпускает натянутый смешок, выхватывая бумаги из рук Симона и тут же бросая их в небольшое мусорное ведро возле стола. Отойдя, Вилле проводит рукой по своим волосам, улыбаясь. Симон видит эту натянутость по краям. — Нет, они даже не мои. Я понятия не имею, как это попало сюда. Возможно Малин случайно оставила их здесь, или вещи перепутались в день переезда, — он поднимает руку к своему рту, прежде чем подумать об этом получше, а потом опускает руку, хватая ладонь Симона и оттаскивая его от стола к двери. — Уолтер и Генри ждут. По дороге с коридора в гостиную, Симон молчит, но он не пропускает момент, как Вилле неосознанно кусает свою губу. Он также не упоминает наглую ложь, которую сказал Вилле. Совсем нелепая идея, что Малин может подбросить Вилле в комнату брошюры о тревожности, как вид хитрого саботажа, почти заставляет Симона хихикать. Но возможно это был не лучший выход из проблемы. Возможно это возникнет естественным путем. Даже Симон мог признать, что его вопрос был слегка неожиданным. Он сжимает руку Вилле, как только они заходят в гостиную, решаясь пока оставить эту тему. Об инциденте довольно скоро забывают, поскольку вскоре они сильно проигрывают Уолтеру. . . . Всю следующую неделю, Симон был терпелив. Он не давил на Вилле насчёт брошюр, да и он не предлагал. Но когда нужное время естественно придет, как надеялся Симон, он знал, что он должен был поговорить об этом с Вилле. — Ты мог бы прийти ко мне ненадолго перед игрой. — Да? — Вилле ухмыляется Симону через стол, заваленный тетрадями и карандашами. Они должны были заниматься занятиями по классу, но вместо этого они говорили о планах на сегодняшний вечер. — Ага. В смысле, у меня целый час репетиции в хоре после школы, но мы должны закончить где-то в пять. Мы можем поехать на автобусе после этого вместе. — В пять? — Вилле нахмурил брови на мгновение. — У меня будет кое-что до 5:30. — Ничего страшного. Я могу посидеть в музыкальном кабинете, пока ты не закончишь. Что у тебя? — Просто... встреча. В пять. — Обязанности кронпринца? — усмехается Симон. — Мм, да, — Вилле щелкает ручкой в руках, глядя на свой рабочий лист. Симон еще несколько секунд наблюдает за своим парнем, прежде чем вернуться к своей работе. Он не может не чувствовать, что он что-то теряет. В 5:30, Симон закидывает свой жёлтый рюкзак на плечо и выходит из музыкального кабинета, всё ещё напевая под нос песню, которую он репетировал на пианино ранее. Симон достает телефон из заднего кармана своих джинс, чтобы написать Вилле, что он уже идёт, чтобы встретить его на автобусной остановке недалеко от Хиллерски. Печатая на своём телефоне, Симон почти не замечает, как дверь перед ним открывается и закрывается, прежде чем он натыкается на человека, выходящего из комнаты. — Вилле! — Симон возвращает телефон обратно в карман. — Я только тебе писал. Вилле замирает, когда видит Симона. Симон не может не заметить, что он выглядит как ребёнок, которого только что поймали с рукой в банке с печеньем перед ужином. — Ааа... Симон глядит на дверь, которую Вилле только что закрыл за собой. Кабинет Бориса. — Эй, у тебя была встреча с Борисом? — Нет! — это заводит Вилле. — Хорошо... — это была точно абсолютно нормальная и незаметная реакция на простой вопрос. — Аа, нет. Я просто, аа, просто передал ему некоторые документы, — Вилле издаёт неловкий смешок. Симон не глупый, несмотря на то, что бы сказали о нем другие студенты Хиллерски. Он знает, что Вилле не отдавал документы Борису. И даже если это так, то на каком основании в его обязанности кронпринца входила тет-а-тет встреча с Борисом, чтобы отдать ему "документы". Если только Борис секретно не использовал свою позицию как школьного психолога для распространения подпольного картриджа с наркотиками, в котором была замешана шведская королевская семья, Симон полагал, что на самом деле происходила совершенно нормальная встреча встревоженного подростка и школьного консультанта. — Вилле, это нормально, если ты... — Во сколько игра Рош? Я думаю, мы можем опоздать, если мы сейчас не пойдём на автобус, — Вилле перебивает Симона, взяв его за руку и отводя его от кабинета Бориса. — Вилле... — Какую песню ты сегодня пел на репетиции? Было весело? Симон вздыхает, шагая быстрее, чтобы они с Вилле могли идти бок о бок, вместо того, чтобы Симона тащили сзади. — Ага, было весело. — Расскажи мне об этом. Симон смотрит на Вилле несколько секунд, перед тем как вздохнуть и начать говорить о том, как первокурсники не могут держать мелодию, и как третьекурсники готовы оторвать себе голову. Он говорит о песнях, которые они поют, и о шутке, которую Фелис рассказала ему, когда они распечатывали листы с нотами. Всё это время Вилле не отпускает руки Симона, даже когда они подходят к Аюбу на футбольном поле и поддерживают команду Рош. Их пальцы переплетены даже когда они поднимают руки, чтобы закричать, когда Рош забивает гол. Даже когда ночь заканчивается, и Вилле прощается с Симоном, звонит Малин и просит забрать его из Бьерстада. Симон решается пока что забыть ситуацию с Борисом. Он целует Вилле немного заслишком долго за машиной и машет Вилле, когда он уезжает. Будет ещё время поговорить об этом. Возможно Симон должен просто подождать, чтобы Вилле сам поднял эту тему. Они пообещали никаких секретов между ними. Они пообещали быть друг у друга на протяжении всего этого. Вильгельм не мог вечно уклоняться от этой темы, верно? Верно. . . . Симон правда думал, что Вилле поднимет это тему сам, когда это произошло. Он правда, правда думал. В плане, как Вилле собирался прятаться, когда Симон мог чувствовать трясущуюся руку Вилле в своей. Когда Симон мог слышать, как Вилле задыхался. Вилле поднимает руку, не сжимая Симона, чтобы несколько раз ударить себя по голове, перед тем как наклонить голову и начать задыхаться. — Вилле, эй, Вилле, всё хорошо, дыши. Дыши со мной, — Симон пытается положить руку на грудь Вилле, чтобы чувствовать его вдохи, но Вилле вырывает свою ладонь из руки Симона, широко раскрыв глаза и яростно тряся головой. Он неуверенно отходит от Симона на пару шагов. — Нет, нет, я-я в порядке. — Вилле. Тебе нужно дышать. Дай мне помочь тебе. Симон видит это как есть: Вилле пытается сохранить последние остатки достоинства перед Симоном, паническая атака надвигается и поглощает Вилле, но он не позволяет себе быть увиденным Симоном в таком виде. Что глупо, но Симон не знает как сказать это своему паникующему парню. Вилле прижимает руку к груди настолько сильно, что Симон думает почему там не осталось вмятины в виде руки. — Всё в порядке... Я... Я просто... Вилле покидает комнату, дрожа и едва дыша. Симон остаётся стоять одним в комнате. Он хмурится, его сердце сжимается при виде его уходящего бойфренда, пытающегося дышать. Он хочет помочь Вилле. Он хочет, чтобы Вилле доверял ему в этой части их отношений: когда обстоятельства не идеальны. Небеса знали, что они увидели много чего "не идеального" в свой первый год. Так что же было такого в тревожности Вилле, что он не позволял себе быть уязвимым перед Симоном. Симон не видит Вилле снова до последнего занятия сегодня. Симон волновался, когда Вилле пропустил уроки до этого. Как минимум он был здесь сейчас. Это должно было что-то значить. Вилле садится на своё место рядом с Симоном, не смотря на своего парня и просто укладывая голову на плечо Симона, перед тем как входит профессор Инглунд. — Извини, — шепчет он. — Всё хорошо, Вилле. Всё хорошо? — Симон проводит рукой по ладони Вилле. — Мгм. Думаю мне просто нездоровилось. Наверное съел что-то не то. Но всё хорошо сейчас, — Вилле кивает в сторону шеи Симона. Тишина между ними была разрушена разговорами одногруппников на фоне. Симон бы посмеялся, если бы не волновался. Нездоровилось? Будто пищевое отравление могло заставить задыхаться с биением сердца со скоростью света. У Симона не было времени позвать Вилле, перед тем как в комнату зашёл профессор Инглунд. Если Вилле не мог собрать себя, чтобы сказать Симону о своей тревожности после панической атаки перед ним, или хотя бы начала панической атаки, значит Симон должен быть поменять тактику. . . . — Вы индивидуально представите в конце неделе. Теперь вы можете найти комнату или столик, чтобы работать над своим проектом. Класс наполняется разговорами, когда группы студентов раставляют стулья и берут пеналы, расходятся по классу, чтобы найти место для работы над своим проектом с друзьями. Симон берёт свою тетрадь, глядя на Вилле. Он грызёт свой ноготь, смотря вниз на парту. Оставшаяся часть класса практически ушла, а Вилле даже ещё не встал с места. — Идёшь? — А? — Вилле выходит из своего транса, слыша голос Симона. Он осматривает класс и вскакивает со своего места. — Оу. Оу, да, да, — он возится с тетрадями и карандашами, перед тем как выйти за Симоном. Они находят небольшой столик за библиотекой. Фелис машет им со своего стола, сидя с несколькими девочками. Симон садится на место и раскладывает свои вещи. Вилле стоит, снова кусая кожу на своём большом пальце. Он бросает свои тетради и резко отстраняется от стола. — Я сейчас вернусь. Симон кивает своему парню, который уже отдаляется. Пятнадцать минут спустя, когда Вилле возвращается и нежно целует Симона в щеку, садясь на своё место рядом с ним и радостно открывая тетрадь, Симон знает что случилось, даже перед тем как Вилле начал говорить. — Мне теперь не нужно говорить перед всем классом, — говорит он, прежде чем Симон может спросить в чём причина его хорошего настроения. Поменять тактику. — Хм, классно, — Симон делает паузу. — Почему? Вилле смотрит на Симона в замешательстве. — Симон, ты знаешь, что я не могу выступать. — Да, но почему? — Симон держит взгляд на нём. — Я не могу, — Вилле некомфортно ерзает под взглядом Симона. Симон сочувствует Вилле, но они должны были поговорить об этом. И если Симон немного не надавит, Вилле никогда не расскажет. — Вилле, я знаю ты не можешь выступать, но ты можешь поговорить со мной. Почему? — Ты видел в прошлом году. Меня вырвало, когда я только думал о книжном проекте. — под столом, нога Вилле начинает трястись. Он выдаёт раздраженный смешок. — Почему ты такой настойчивый? — Вилле проводит рукой по волосам. — Вилле, я хочу, чтобы ты со мной поговорил, — Симон проглатывает свое разочарование. Он знал, что должен быть терпеливым. — Здесь не о чем говорить. Я просто не буду выступать. — Вилле, ты можешь поговорить со мной. Мы есть друг у друга. — Симон, давай не сейчас? Симон даже не заметил, как он наклонялся через стол к Вилле. Он подвинулся назад, тихо вздыхая. Он забыл о учениках вокруг, отрывки разговоров всплыли в его голове. — Да, извини, Вилле. Похоже, в последнее время они говорили об этом слишком много. — Всё нормально, — Вилле качает головой, двигая пальцами, чтобы взять Симона за руку. Они меняют тему на все последующее время работы, и, на удивление, даже сделали некоторую часть проекта. Было сложно видеть Вилле, который определённо что-то переживал, а ему не давали помочь. Он не был уверен, что он должен был сделать, чтобы показать Вилле, что он был рядом. . . . После его неудачных попыток, Симон решается оставить эту тему на неопределённое время. Он пытался показать поддержку в более тихих местах. Предалагал объятия, когда он мог сказать, что был тяжёлый день. Осторожно убирал обгрызенные ногти Вилле от его рта и вместо этого крепко сжимал его руку. Его тихая, далёкая поддержка сейчас будет достаточной. Прошёл почти месяц с того момента. И недавно, в последние две недели, Вилле выглядел менее нервным. Симон даже не думал об этом до сегодняшнего утра. Симон потягивается на кровати, поднимая руку, чтобы спрятаться от сияния солнечного света, пробивающегося сквозь щели штор. Он поворачивается и обнаруживает, что Вилле уже наблюдает за ним. — Доброе утро. — Смотришь как я сплю? Немного жутко, не думаешь? — Симон усмехается. — Ничего не могу поделать, — смеётся Вилле. — Посмотрим, насколько этот аргумент будет верен в суде, — говорит Симон, но тянется, чтобы поцеловать Вилле в губы. Вилле закатывает глаза, но наклоняется для поцелуя. Они проводят несколько минут наслаждаясь нежными прикосновениями их губ, прежде чем Вилле отстраняется, вздыхая, когда Симон пытается вернуть его губы, и кладёт руку на талию Симона, чтобы удержать его там, где он был. — Пора вставать. Скоро начнётся завтрак. Симон откатывается, когда Вилле передвигается через него, чтобы встать с кровати, взять одежду, которую они вчера ночью бросили на пол, и неряшливо положить её на стул, перед тем как взять новую пару боксеров из полки. — Почему ты всегда разрываешь наше утро? Вилле ахнул, изо всех сил стараясь скрыть свою ухмылку, когда он надевает на себя поло кремового цвета. — Ты хочешь сказать, что я здесь только ради жарких ночей, а не ради уютного утра? Симон пожимает плечами, вылезая из постели, тоже хватая пару новых боксеров из шкафчика Вилле, пряча соответствующую улыбку. — Это факты обвиняют тебя. Они одеваются тандемом, привыкнув к утренней рутине, когда Симон остаётся на ночь. Симон сидит на краю кровати, завязывая свои ботинки, как только Вилле заканчивает чистить зубы. Он смотрит как Вилле выплевывает остатки пасты изо рта и дотягивается до небольшой полочки над его мини-раковиной. Открывая оранжевую бутылочку, Вилле достает таблетку, перед тем как закинуть её в рот и наклониться, чтобы запить водой из под крана. Это было что-то новое. Симон никогда не видел, чтобы Вилле принимал выписанные таблетки по утрам. Конечно, время от времени он принимал Тайленол или Адвил, когда у него особенно сильно болела голова, но они обычно были не в оранжевых бутылочках с полным именем человека и определёнными инструкциями. — Что это? Вилле смотрит на Симона, будто забывая, что он был там. – Ой, аа, лекарства. От... головной боли. — Хорошо, — Симон медленно кивает. — Пошли. Мы опоздаем на завтрак. Симон спускается в столовую с Вилле. Не то чтобы он не хотел верить Вилле. Но, снова, таблетки от головной боли не шли в таких контейнерах, если только они не были очень серьёзными. И, ладно, он заглянул туда на выходе, и Симон не думал, что Ксанакс использовался от болей в голове. Больше для снятия стресса, напряжения и тревожности. Симон смотрит как Вилле смеётся и шутит с Генри и Александром за столом, пока их ноги были прижаты друг к другу под столом. Симон был рад, что Вилле избавлялся от своей тревожности. Если верить таблеткам и тайным визитам к Борису. Но он всё ещё не мог понять, почему Вилле был таким неприступным, чтобы поделиться этим с Симоном. Он ближе прижался к его ноге своей. . . . Следующий раз, когда они говорили о тревоге, это была даже не его вина. Как он и решил раньше, в этот раз он правда закончил давить на Вилле с этим. Он позволил этому продолжаться уже месяц. Он даже не задавал лишних вопросов, когда узнал о таблетках от тревожности у Вилле в то утро. Это было после уроков, и оба были снова в комнате Вилле, растянувшись на его кровати. Они учились. Ну, они это делали хотя бы пять хороших минут. Раньше они немного... отвлекались. Подайте на них в суд. Им было по семнадцать, и они были влюблены. Тихая музыка играет на фоне, пока Симон смотрит на уравнение на странице. Математика в этом году была абсолютно жестокой. Он выбрался из водоворота чисел в голове от резкого звонка телефона, музыка резко оборвалась. Вилле смотрит на свой телефон на столе и тихо матерится. — Прости, мне нужно поднять. Это мама. Симон кивает, а Вилле хватает свой телефон. — Здравствуй, älskling. Громкая связь. Видимо Симон был причастен к личным звонкам королевы. Вилле бросает телефон обратно на стол и снова поворачивается к тетради. — Привет, мама. Зачем ты звонишь? — Просто проверяю. Новое лекарство достаточно помогает? Борис рассказал мне и твоему отцу что ты чувствовал себя... — Мама! Мама, я не знаю о чём ты. Он кидает нервный взгляд в сторону Симона. Симон смягчается под волнующимся взглядом Вилле, наблюдающим за ним. Он всё ещё так волновался, что Симон узнает. — В смысле, Вильгельм? Я говорю о... — Мама, я учусь с Симоном. Тишины этих нескольких секунд на той стороне трубки достаточно, чтобы Вилле начал грызть кожу на своём большом пальце. — Оу, понятно. Я на громкой связи тогда, верно? — Да, — Вилле кивает, перед тем как вспомнить, что мама не может его видеть. Симон немного наклоняется к столу. — Здравствуйте, королева Кристина. Ему было немного некомфортно называть маму Вилле "королевой", но он был уверен, что они пройдут через это. У них с Вилле было много чего впереди. — Здравствуй, Симон. Приятно услышать тебя. Вильгельм, gubben, я позвоню тебе, когда смогу. — Хорошо, мама. Пока. Звонок закончился оглушительным щелчком. Теперь, когда звонок закончился, прежняя музыка снова начинает играть. Симон поворачивается к своему домашнему заданию по математике. Он не собирался спрашивать. Это было его правило. Он не собирался спрашивать, нет. Но, кажется, Вилле не нравилось молчание Симона. — Я-я думаю она спутала меня с Ян-Улофом. Симон смотрит на Вилле. Он выдаёт лёгкую улыбку. — С Ян-Улофом? Вилле ничего не может поделать, но улыбается почти как Симон. — Да, конечно. Симон лишь качает головой и хихикает. . . . В конечном итоге это происходит совершенно неожиданно. Вилле ходит перед местом Симона на кровати Вилле. У него только что была конференция с королевским Двором, который, по мнению Симона, является основанием для психического расстройства. Это не помогло и когда на встрече Вилле, нет, кронпринца, проинформировали о многих обязанностях, которые у него возникли в минуту, когда в следующем месяце, или около, заканчивались рождественские каникулы. Ради Бога, это были каникулы. Но вышло так, что Рождество было занято, если ты был кронпринцем Швеции Вильгельмом. Сейчас, Симон наблюдает за своим обеспокоенным бойфрендом, который бродит по полу перед ним, глубоко дыша и говоря со скоростью мили в минуту. — И они хотят, чтобы я говорил перед страной на утро Рождества! Я не могу это сделать, Симон. Я чувствую, что я не могу дышать, когда я должен давать речи и выступать. И-и мама знает это! Она знает, что у меня тревожность! — Вилле делает паузу, опуская руки оттуда, где они тянули его за волосы. Он поворачивается, чтобы увидеть реакцию Симона. Симон просто успокаивающе улыбается. — Возможно тебе снова стоит поговорить с ней об этом. Глаза Вилле расширяются от оговорки его языка. — Симон. Симон, у меня тревожность. Симон дотягивается до руки Вилле, притягивая его к себе, чтобы тот сел напротив. — Вилле, я знаю. Всё нормально. — Ты... Ты не думаешь, что мне надо взять себя в руки? — Вилле смотрит на Симона. Симон крепко сжимает руки Вилле, поднимая их сложенные ладони выше, чтобы поцеловать его костяшки пальцев. — Почему я должен так думать? — спрашивает Симон медово-сладким голосом, наклонив голову, что кудри падали тому в глаза. Вилле не может выдержать такого вида Симона. Такой принимающий. Такой добрый. Такой открытый. Он разрывает зрительный контакт, смотря на их руки и пожимая плечами. — Я не знаю, — шепчет он. — Я не мог это принять долгое время. Моя мама не могла принять это долгое время. Я думал никто не поймёт. — Вилле. Вилле, посмотри на меня, —неохотой Вилле снова встречает наполненный любовью взгляд Симона. — Вилле, я люблю тебя. Ничего это не изменит. Не важно, что у тебя тревожность или что ты кронпринц, или что у тебя ужасный вкус в музыке. — Эй, у меня отличный вкус в музыке, — Вилле качает головой сквозь слезящиеся глаза. Симон закатывает глаза. — Ты слушаешь хип-хоп саунтреки и исключительно Конана Грея, — он сжимает пальцы Вилле сильнее и двигается на кровати ближе к нему. — Суть в том, что я люблю тебя несмотря на это всё. Всё что я хотел, это то, чтобы ты чувствовал что ты можешь доверять мне в этом. — Я доверяю тебе, Симон. Я просто хотел, чтобы это было идеальным. Я хотел быть идеальным для тебя. Симон качает головой. — Я с тобой не потому что ты идеальный. Поверь мне, если бы это была причина, мы бы не были вместе в прошлом году. Вилле издаёт дрожащий смешок. Он отпускает руки Симона и прижимает его ближе. Симон расслабляется, гладя спину Вилле. — Я люблю тебя, Симон. — Я тоже тебя люблю, Вилле. . . . Вилле было нелегко приспособиться к знанию Симона. После столь долгого скрывания, все еще скрывающегося от большинства, было легко забыть, что Симон уже знал. Что Симон знал и все еще любил его, несмотря на все это. Это было легко забыть. Но и одновременно очень легко запомнить. Когда Симон крепко сжимал его руку. Когда Симон ходил вместе с Вилле на его встречи с Борисом. Когда Симон отговаривал Вилле от паники. Когда Симон сжимал Вилле ещё сильнее в объятиях. Симон был ему постоянным напоминанием о том, что все в порядке. Или оно всегда будет таким. Вилле смотрит на Симона со своего места, сидящего на покрытом мхом упавшем бревне, наблюдая за безмятежным озером под пение птиц. Ветер шевелит кудри на его макушке, а уголки розовых губ слегка приподняты. Голова Вилле лежит на плече Симона. Симон вписывается в своего парня, как вторая натура, кладя свою голову на макушку Вилле. Это было очень, очень легко запомнить.