закончилась целая эпоха.
ребята вдохнули полной грудью весенний воздух заканчивающегося мая. они.. свободны? но была ли так нужна им эта свобода? хотелось ещё немного задержаться, хотя бы пару недель ещё походить, но только ради того, чтобы снова собраться в курилке и придумать очередной гениальный план, за который ковалёв потом каждого покроет матами и пойдёт разбираться. хотелось, невыносимо хотелось, но назад дороги нет. только вперёд, вперёд в светлое будущее, которое каждый теперь будет строить сам. их история начинается, у каждого своя. теперь они все отдельно и сами по себе. — ребят, — окликнул их в последний момент ковалёв, у которого аж сердце заёкало от удаляющихся спин, — ребята! обернулись. антону пришлось добежать до них, чтоб донести свой план, только что возникший у него в голове. — предлагаю в честь такого события выехать за город, посидеть возле костра, отметить. — о, — платон обернулся на всех, спрашивая взглядом каждого из присутствующих, — мы в деле. — можем хоть сейчас. — согласно кивнул дрочер. — ну, сейчас.. — вадимыч задумчиво почесал затылок, — да можем и сейчас. сколько времени собраться вам дать? — а на чём поедем? — янка скрестила руки на груди в привычной манере. — да можем на наших машинах, — тренер обернулся на девушку, стоящую позади, — да, кать? — а я что, тоже приглашена? — естественно. — да, можем на машинах. — ну и отлично, уместимся вроде. так что по времени? — в шесть тут встретимся? — каждый кивнул, некоторые заторможенно, отсчитывая время на дорогу домой, сборы и дорогу обратно. — всё, решено, — ковалёв довольно улыбнулся, — в шесть здесь, без опозданий, мы пока за продуктами. слишком спонтанно всё вышло, в самом деле. но, это было бы лучшим завершением дня для каждого. нужно, в конце концов, по человечески попрощаться. компания в полном составе снова развернулась, антон вновь наблюдал удаляющиеся спины. — не хочешь их отпускать? — катерина подошла к мужчине, положив руку на его плечо. — они, конечно, так мозги мне выебали, но.. — он уставился в асфальт, хмурясь, — да. не хочу. — поехали, герой. — девушка улыбнулась и направилась к парковке, ковалёв поплёся за ней, попутно закуривая. даня направлялся к своей квартире в полном одиночестве, заткнув уши беспроводными, чтоб хоть как-то скрасить угнетающую его тишину, нарушаемую лишь шорканьем шин. на душе было тяжело, несмотря на всю радость и эйфорию, накрывшую его, когда он стоял на сцене, глядя в озаряемые радостью лица преподавателей и комиссии, глядя в чужие глаза, подобными переглядками бегающие от одного к другому из ребят. все наполнены этим самым счастьем. и он тоже был им наполнен. до момента, пока не направился домой и не накатило понимание, что сегодня, вероятнее всего, будет последний раз, когда они так соберутся. нет, будущее будущим, конечно, они могут и дальше встречаться у кого-то на квартире и нажираться по разным поводам, но.. это лишь иллюзии. так не бывает в самом деле. сложно сохранить это зерно дружбы, когда вы порознь. тем более, он бы и не назвал ребят своими самыми близкими. разве что.. никиту? меньше всего ему хочется прощаться именно с ним. не знамо почему. они, вроде, и не такие уж лучшие друзья, тем не менее, он ему близок по духу. очень близок. такой же взрывной, подъёбливый, такой же светящийся. в отличие от макеева, никита прост. всё, что хочешь узнать, читаемо у него на лице. он прямолинеен и решителен, он резок и периодами агрессивен. но он чист. чист и открыт этому миру, и не в наивности дело, дело в чём-то другом. в его честном взгляде на мир. а никита честен, с самим собой и с другими. он не терпит грязи. да он вообще, не сказать, что самый терпеливый человек. но в этом его очаровательная особенность. даня мог бы даже сказать, что он в определённой степени влюблён в этого парня. его тянуло к нему как прокажённого. хотелось быть рядом, ближе, ещё ближе, залезть к нему под кожу и впитывать все его чувства и мысли. конечно, он читаем, но не всё в нём настолько открыто. хотелось знать, чем он живёт и что его волнует, чего он хочет и чего добьётся. хотелось верить в него и быть рядом все его жизненные этапы. в идеале, конечно, хотелось бы ещё жить с ним и слиться в одно. откуда столько слащавых мыслей в макееве, который, в основном, влюблялся в девушек, по отношению к парню? сам он не ответит. точно нет. вот думается просто и всё. а ещё думается, что он признается сегодня в этом. иначе зачем им последний вечер вместе? прелесть таких мероприятий ведь в том, что именно тогда люди начинают вскрывать свои шрамы, вскрываться как на столе у патологоанатома, истекая всеми своими секретами и отчётливыми тайнами. сегодня нужно быть именно таким. без утайки сказать обо всём и всем, что думалось и что чувствовалось. никита шёл в компании верного скейта, держа его в правой руке и не решаясь на него встать, хотя было бы лаконично, если бы он бороздил улицы, проезжая по этому знакомому и ставшему родным маршруту на нём в последний раз. но не моглось. не хотелось думать о том, что всё это происходит. расставание — самое болезненное, что он переживал. и сейчас переживать то же самое не хочется. тем более в преддверии вечера. такого тёплого и домашнего, в истине уютного. сигарета вспыхнула огоньком и разлилась по воздуху дымом, тающим на глазах. голова медленно заполнялась туманом, а организм, полный накалённых нервов, наконец расслабился. всё. он просто идёт переодеться. и захватит гитару. отцовскую, что после него осталась. хотелось блеснуть талантом в самый последний их раз. никто ведь не знает об этом, парень не давал повода для обнаружения данного факта. в голове возникли счастливые лица каждого. а привлекало больше всего немного вытянутое лицо с остриём скул, синеватыми большими глазами и аккуратно подстриженными русыми волосами. как был смазливым, так и остался. только теперь эта смазливость воспринимается по-другому, манит, притягивает. кто-кто, а даня останется в памяти у никиты надолго. какие же у них были сцепки и драки не пойми из-за чего, какие же гениальные подъёбы происходили между ними, а искренние разговоры за дорогими макеевскими сигаретами? забыть такое себе хуже.было больно.
небо налилось закатом словно готовое к сбору яблоко, стало таким красным, таким прозрачно лёгким. ребята стояли на спортивной площадке в ожидании тренеров. бойко подъехал с внушительным чехлом за спиной. сюда на скейте он решился, обратно боязно. макеев подошёл в это же время, тоскливо поглядывая на товарищей. колонка работала во всю. — о, никитос, ну кто-то, а на тебя и не подумаешь, что решишь нас всех порешать. — платон обернулся, сидя на пригретой солнцем лавке. — ага, тебя первого. — рыжий поднёс сигарету к губам и поджёг край, затягиваясь. — думаешь, они не возьмут алкашку? — макс сидел в панаме, глядя на платона снизу вверх. — да возьмут, куда денутся. последний раз же сидим. — или всё таки сбегаем? — дрочер поддёрнул лямки рюкзака. — что ты туда напихал, дрочер? — егор стукнул по дну рюкзака. — как что? — гена уставился на него в недоумении. — одежда, посуда, аптечка.. — всё, всё, не продолжай. подъехавшие машины подали сигнал. ребята поплелись в полном составе. — я надеюсь, вы догадались взять палатки, потому что у нас не нашлось нужного количества. — вадимыч, не парься, у дрочера вон, всё схвачено. — платонов рассмеялся, открывая дверь. вещи оказались в багажниках. ковалёв ещё долго пытался уложить гитару, поглядывая на никиту как на дурака. девочки с дрочером ушли к кате, парни в комплекте пяти штук сели к ковалёву. моторы заведены, дорога началась. фил, сидящий спереди, включил музыку тренера, заводная "жиган-лимон" разлилась по всей машине, на что антон получил одобрительные возгласы. — раньше ты нас под неё гонял, теперь вместе с нами гонишь в лес. — слушай, вадимыч, а ты точно нас не закапывать везёшь? — платон высунулся вперёд. — как пойдёт, — мужчина поправил очки, — но вариант хороший, спасибо за идею. даня сидел возле окна, прижавшись к самому краю так, чтоб остальным было чуть удобнее, но это не особо помогало. никита, почему-то, примостился рядом, упиваясь острым коленом в чужую ногу. от этого касания у макеева всё неестественно сжималось внутри, хотелось ближе, чтоб вплотную, хотя так и получалось. он старался не смотреть на рыжего, что громко со всеми смеялся. отвернулся к окну, разглядывая мелькающую за окошком трассу и стволы зелёных деревьев. небо всё краснело, солнце скатывалось за горизонт. последний их майский вечер вместе. нет, нельзя об этом думать. он улыбнулся. время шло слишком медленно. — точно закапывать везёт, — снова подал голос платон, — куда так далеко-то? — ой, сиди тихо. все расслабленно откинулись на спинки сидений, разглядывая то машину, то пролетающие виды за окном. в какой-то момент никита настолько расслабился, что задремал. его обросшая рыжими прядями голова, не скрываемая привычной шапкой, скатилась на ближайшее плечо, что было повыше. а даня и не заметил, сам уперевшись лбом в немного дребезжащее стекло и прикрыв глаза. было тепло и хорошо. правая рука свалилась в забытье, так правильно уложившись на чужую, чуть тоньше. — о, нифига кадр. — макс достал телефон и мельком щёлкнул, затем всунув телефон филу, что не мог посмотреть. платон тихо смеялся. это их первая фотография, да ещё в такой забавной ситуации. хотелось быть ближе? держите. только ближе быть неосознанно, во сне, в ковалёвской машине, после выпуска. машина тихо передвигалась по протоптанной дороге, пока совсем не затормозила, оповещая, что время выходить. а кому-то просыпаться. даня проснулся мгновенно, будто и не спал, но он не смог открыть дверь и вывалиться из машины, когда почувствовал на своём плече тяжесть, а под своей рукой тепло чужой руки. парни и тренер вышли, прикрыв за собой двери и топчась навстречу другой машине. никита не хотел просыпаться, он сонно подёргал носом в нежелании разлеплять глаза. макеев, как завороженный, костяшками свободной руки коснулся чужой щеки почти невесомо, подушечками пальцев чуть отодвигая спавшие на глаза огненные волосы. — никит, вставай, приехали. — чуть ли не шепчет. блять, слишком слащаво, боже. но как же хочется так слащаво. — мгм. — промычал сквозь сонную пелену, чуть дёргая головой. рука в испуге отодвинулась. — давай, просыпайся уже, все ждут. только тут бойко наконец открыл глаза, да и то, не совсем открыл, скорее в прищуре скользнул ресницами по нижнему веку. чужой висок перестал давить на кость, медленно поднявшись. — прости, — он потёр глаза, — я на тебе спал? — типа того. — бля, прости. — рыжий рассмеялся, придя в себя. — ничего, пойдем. они выползли самые последние. взрослые открыли багажники и стали разбирать вещи. гитара в чехле спокойно стояла рядом, не боясь быть тронутой и разбитой, всё было в порядке. — я несколько раз головой стукнулся, пока ехали. — дрочер тёр макушку. — да тебя и так головой роняли, тебе уже ничего не страшно. — парировала яна. — а ты что, на коленях у женьки ехал? — платон рассмеялся. — ну, дрочер, ты и кадр. — а что такого? — так, помогайте, что встали-то там? группа б? — ковалёв, почему-то, серьёзничал. — вадимыч, так мы больше не группа б. давайте вы ещё немного ею побудете, мог бы сказать антон, но нет, не мог он трезвым такое сказать, тем более этим мелким. может, только когда нормально наклюкается припасённого коньяка. а он наклюкается. палатки ставились медленно, зато костёр и места сидения в роли нескольких брёвен, пней и раздобытых складных стульчиков были готовы. девчонки, настроенные катей, взялись за готовку, только дрочер сбоку ютился и помогал в нарезках. фил с даней быстрее всех справлялись, поэтому было решено, что остальные спальные места на них. палаток на всех, всё таки, не хватило. даже запаска гены не помогла в этом деле. остальных отправили за хворостом и водой, но так, чтобы макс больше не пропал. вечерело и холодало, с озера бежали тени с вёдрами от тучи комаров, гнавшихся за ними. каждого обрызгали противокомариным спреем, кого не обрызгали — не повезло, тут лишь поминать. утеплённые подростки таки расселись. — сами разберетесь, кто с кем спит, — ковалёв потягивал пиво из тёмно-зелёной стеклянной бутылки, — но учтите, палаток у нас четыре всего, — он ещё немного подумал, а затем выдал, — а, в машинах два спальных. — нормально уляжемся, — сказал платон, отпивая что-то крепкое из стаканчика, — вон, дрочер с женькой, вы вдвоём в машину, — учителя переглянулись, — да, да, с ковалёвым спать никто не решится, а вы с кем-то из нас так тем более не ляжете, — он привычно ехидно ухмыльнулся, — я, видимо, с максом, фил, конечно, с ленкой, янку только куда девать — не понятно, — тот посмеялся, чуть погодя добавил, — владу тоже в машину можно. — я с яной буду, вы фила забирайте. — лена, сидящая в голубой кофте, сделала несколько глотков горячего чая из железной кружки и взяла подругу за руку. фил непонимающе на неё уставился. — а я куда? — а ты, никитос, вот, с мажориком нашим. вы сладкая парочка у нас теперь, хорошо вдвоём спите. — парни загоготали, никита от произнесённого начал чуть ли не вскипать. — так, давайте без пиздеца сегодня, всё, отдыхаем. тишина наполняла лёгкие. было приятно рассматривать небо, что озарялась светом сотни звёзд, и слушать треск брёвен, тлеющих под натиском огня. словно в семейном кругу, они сидели и переглядывались, не зная, о чём сказать, да и стоит ли. музыка из заряженной колонки тихо наигрывала очередную мелодию, не мешая каждому думать о своём. — вадимыч, давай уже тост, заманал с постным ебалом сидеть. — егор отвечал за организацию празднества, очевидно. — да какой вам тост, вы ещё не в той кондиции, чтоб воспринимать. — ну антон вадимович, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. — ребята поддержали хлопками. — так, группа б, вы тренера собрались строить? — мужчина посмеялся. — хорошо, скажу. — он сделал ещё глоток пива и откинулся на спинку складного стула. — за это время, пока я был с вами, вот, честное слово, понял, что после вас я могу тренировать кого угодно. я пережил вас, за это мне уже должны премию выписать. — не важничай, вадимыч, давай по существу. — по существу, значит, — взгляд от костра медленно стал проходить по лицам, в глазах на которых отблеском сияли рыжие завитки, — я вообще не рад, что вы выпустились. нет, разумеется, теперь ваш путь лежит только в светлое будущее без схемок и тому подобное, но в какой-то момент я подумал, что буду скучать по вам. по постоянному этому охуеванию с ваших выходок, по решению ваших проблем, которые вы натворили просто с ничего. я говорил сидеть спокойно, нет, мы пойдём и вытворим какую-нибудь хуйню. но я буду скучать по этому. таких дебилов, как вы, надо ещё поискать, а я точно уже не найду. — умеешь тосты говорить. — фил улыбнулся. — предлагаю выпить за вадимыча, — платонов поднял стакан, сияя улыбкой, — скажу от себя, что ты просто охуенный мужик, тренер, может, херня, но мужик хороший. ура! послышался звон бутылок и стук стаканов. ребята рассмеялись, обмениваясь шутками. глаза ковалёва намокли так резко и неожиданно, что он прятал их за тенью кепки, стараясь не выдавать своих слёз. — можно я скажу? — дрочер поднялся со своего места, уже шатаясь. — ребят, я не думал, что мы поладим. мы все такие разные, а всё таки сошлись. и я рад, что провёл с вами это время, я в центре девушку встретил, которая со мной целуется, представляете? а вы всё шутили, ай, дрочер, не найдет себе никого. так вот, я рад. всему, что было. и что, надеюсь, будет. ура? новый звон и стук. дрочер присел с помощью жени, чтоб не свалиться. — да, ребят, я тоже рада, что мы с вами встретились, и что вы, антон вадимович, пришли к нам. без вас, однажды, я бы не поняла, что важно себя любить и принимать. — женя приподняла свой бокал и отпила. даня сидел рядом с никитой, чуть отодвинувшись, так, чтоб можно было смотреть на него и не привлекать этим внимание. рыжие волосы в свете огня полыхали, искрились своим ярким цветом, а веснушки озарялись с брызганьем искр. он сидел, укутанный в красный клетчатый плед, в светло-сером худи, и улыбался. тепло. даня ни разу не видел этой тёплой улыбки, обращённой к ним ко всем. он хотел видеть эту улыбку, но обращённую к нему. всегда. ему хотелось взять его за руку и сесть ближе. он даже рад, что сегодня они разделят одну палатку. конечно, поселился страх, что бойко его не поймёт, может, спьяну набьёт морду, но так хотелось верить в лучшее. а никита в свете огня просто тихо сидел, посмеиваясь. ему не хотелось ничего говорить, лишь слушать, молчать и слушать. он не обращал внимания на взгляды сбоку, не замечал, а если бы и заметил, то улыбнулся бы в ответ ещё шире. ведь сегодня их последний вечер. сегодня можно побыть своей спокойной версией и позволить всему идти своим чередом. — антон вадимович, вы, правда, лучший, — яна чуть придвинулась ближе к огню, обращая свой взгляд на тренера, — вы лучший учитель и мировой мужик. вы столько всего пережили с нами и каждый раз выручали, а такое не каждый вытерпит. вот эдик стопудово бы слился. — хватит, — шмыг, — хватит уже меня нахваливать. — вадимыч, ты растрогался что ли? катерина коснулась мужского плеча, пытаясь заглянуть в глаза, скрытые тенью. на кофте оказались маленькие мокрые пятна. действительно, плачет. никита обернулся в этот момент на даню, чтобы посмеяться вместе с ним, но застал полный нежности и вожделения взгляд. он смотрел хитрым прищуром, но с такой мягкой улыбкой, что и не верилось, макеев ли это, их зажравшийся мажор, который, конечно, уже перерос всё это в их компании, но за ним как закрепилось. он сидел напротив, совершенно не смущённый, что его застали врасплох, будто ничего такого и не происходит. но на его лице было сказано так много, что даже бойко понял. видимо, вечерок действительно будет весёлый. а может и хмель так говорит за них.. — что ж, пока ковалёв плачет, предлагаю намешать чего-то ядрёного, всё таки, не зря собрались. — платонов поднялся, чтобы нашарить в пакете несколько бутылок с крепким алкоголем. остальные лишь подставляли стаканы. все, кроме лены и кати. рыжий сделал глоток намешанного и уже пожалел, что доверился лысому пареньку. горло сильно жгло, аж глаза намокли. надо было закусывать, слава богу, было вообще чем. он потянулся за гитарой, покрытой чёрным чехлом. зашумела молния, с нею ребята, обратившие внимание на данный феномен. их чистейшей души гопник умеет играть на чём-то кроме чужих поломанных костей? знаменательное, историческое, они бы даже сказали, событие. пальцы сомкнулись на струнах, правая рука провела по железу. расстроена. бойко подсел ближе к костру, чтоб разглядеть хоть что-то, и стал выкручивать, на слух пытаясь найти правильный звук. наконец, нашёл. — давай не будем разочаровывать ковалёва в его мыслях о том, что все мы бандиты, гопники и будущие зэки, — посмеялся платон, — сыграй-ка воровское. — что, например? — а давай лирическую, "девочка-пай". гриф под тяжестью передвигающихся пальцев зашелестел, струны изгибались. первые аккорды были найдены. даже ковалёв отвлёкся от своих пьяных слезливых изречений и уставился на бойко в удивлении. всё таки не расстреливать он их приехал, а открыть себя с другой стороны. мелодия полилась как алкоголь по бедным побитым стаканам. ребята сомкнулись в круг, уложив руки по ближайшим плечам, раскачиваясь и подпевая. даня не знал. для него было приятным удивлением. но больше стало открытием, что у рыжего настолько длинные пальцы, красивые в собственных изгибах, и настолько приятный голос, что проникает в рёбра, плавно стекая в конечности. его так и тянуло прикоснуться к этим только зажившим костяшкам губами, оцеловывая каждый миллиметр. и всё таки, откуда такая сладкость? а никита, если бы услышал его мысли, смущённо бы улыбнулся. его, в самом деле, реакция макеева интересовала больше всех. может, потому что все романтические песни, что следовали дальше, он посвящал ему, украдкой на него поглядывая? — хорош, хорош. — подростки аплодировали, тут же накидывая сверху запросы, а никита молча улыбался, отбивая новые ритмы по кругу. по началу его учил отец, но затем он совсем спился и забыл всё, что умел, потому приходилось самому нагонять, с дворовыми друзьями. раньше он ставил своему мальчику ещё крохотные пальцы на жёсткие струны, сверху надавливая, в правильном аккорде, и наигрывал вместе с ним песни "кино". а потом окончательно скатился в собственно вырытую яму, забыв о сыне и какой-либо морали. а ещё, рыжего очень интересовало фортепьяно, он бы хотел однажды научиться двигать пальцами по чёрно-белым клавишам, играя очередную классику. но всё некогда в стремлении выжить, да и учителя не было. вечер зажёгся в темени ночи, музыка не играла, она буквально орала, выкрученная на всю. дрочер, за которым нужен глаз да глаз, чуть ли не ползал, носом прокапывая новый тоннель. ковалёв всё никак не мог успокоиться, пьянея и рыдая на глазах у всех, чем вызывал один лишь смех. катя пыталась уговорить его уйти спать, но он на это лишь отмахивался и пытался успокоиться. платонов с максом мешали всё, что только можно было, не боясь проснуться в собственной луже рвоты. фил притянул лену к себе за талию, ведя медленный танец даже под не подходящую для него музыку, перешёптываясь с ней о своём. яна разговаривала с владой о чём-то, хотя, по косым взглядам в сторону дани, понятно было, о чём. а макеев.. макеев открыто залипал. и не стеснялся. он перешучивался с никитой, громко смеясь и иногда сгибаясь пополам от чего-то. они вспоминали будни, проведённые вместе. как в первую их встречу, даня выкладывал дурацкие тиктоки с избиением парней, где он даже притаптывал бойко. как рыжий, после этого увидев его в спортивном зале, накинулся, будучи бешеным, и разбил ему нос. как потом они никак не могли усмирить свой пыл и постоянно рвались в драку, лишь бы другой пожалел о своём неудачном подъёбе. много вещей было, однако. — слушай, а ты через костёр сможешь перепрыгнуть? — у русого в глазах бесы, сам он уже почти бес, сидит, нога на ногу, рогов, копыт и хвоста не хватает, но никита слишком пьян, чтоб о этом думать. — а хули нет-то? парня не шатало, нет, он ходил практически ровно. и бегал тоже. перепрыгнуть костёр? да запросто. так сказал пьяный бойко. трезвый бойко бы подумал, что идея охуенная и надо делать. пьяный не думал, он сразу оказался в позе для разбега, наконец, разбежался и прыгнул так высоко, насколько мог. костёр оказался под пятками, где-то там, далеко. летящие искры впивались в след, оставленный на воздухе. почему даня влюбился в этого парня? вот почему. весь ответ. и не нужно никаких других. — нихуя ты, никитос, я тоже хочу. — платонов с координацией не дружил, не останавливать его никто не стал. как и других парней. кроме, конечно, дрочера, который не дружил вообще ни с чем в данный момент времени, лёжа щекой на мягкой зелёной траве, примятой им ещё минутой назад. макеев откровенно ржал и громко хлопал проделанному трюку и последующим попыткам повторить. он встал и приобнял парня за плечо, вытягивая из своей бутылки остатки. жар тела рядом расслаблял, а вместе с этим приливал к паху. было тяжело. — пойдём к озеру? — шепнул на ухо рыжему. — тут жарко слишком. — пошли. — жарко только от шёпота и объятий с ним. от костра не веяло ничем, кроме нахлынувшей ностальгии по тому, чего уже не будет. пропали они незаметно для всех. остальные остались на поляне, погружённые в собственную атмосферу. снова они творили какую-то хуйню, но теперь ковалёв был лишь наблюдателем, он не мог остановить это. а катерине было слишком не до них, мужчина, который ей нравился, был слишком пьян и чувствителен. брести сквозь кусты пьяными — то ещё приключение. ещё пару минут назад никита, перепрыгнувший костёр, чувствовал себя совершенно трезво, но стоило наткнуться на одну корягу, он тут же полетел кубарем вниз, цепляя по пути все травинки и сучки, с чего даня лишь посмеивался, немного подрагивая. не от холода, от внезапной липкой тревоги, возникшей где-то в лёгких. он серьёзно собирается сказать? нет, говорить уже не хочется. хочется только касаться. — ну ты, блять, чего? — он открыто смеялся над пьяной неловкостью. — ногами двигай. — да я вообще хуею с этой тропы, блять, которой нет. — никита встал, цепляясь костлявыми пальцами за чужое плечо, используя его в роли поддержки, и засмеялся, громко, но так радостно, что душу согревало лучше костра, что находился в сантиметрах от лица. берег был пуст, вдали лишь маленькие точки — огоньки, свет фонарей ближайшего отеля. они опустились на холодный песок, прикрываясь от жужжащих комаров, и стукнулись бутылками, что взяли с собой. алкоголь согревал, больше согревало тепло обоих тел, тесно прижатых друг к другу. даня ненавязчиво схватился за чужую руку, ближе жась. ему было так хорошо сейчас. никите тоже. он всё глупо смеялся, переплетаясь с товарищем по пьяной беде вытянутыми ногами в попытке согреться. а грелось хорошо. — пиздато играешь, — сделал глоток, — сам учился? — типа, — бойко уставился в светящийся обруч вдали, — сначала отец, потом он забухал, дальше сам. — самое время произнести тост, не думаешь? — макеев приподнял в воздухе свою бутылку, прикрывая ею луну. — думаю, — бойко сделал то же самое, — смотри, как она смешно отражается. — оба пьяно рассмеялись, глядя на луну сквозь стёкла, что искажали её свет в забавную волну. — я люблю тебя. блять, нет, слишком резко. нет, не так. а как иначе? макеев, что за каша в голове, соберись, ёбаный ты свет. нет, не может. или он правильно сказал? да, правильно, вроде. это и хотел сказать. — и я тебя, братан. — чужой лоб прижался к плечу в смешливом бодании, выражая поддержку. — не, ты не понял, — остановись, даня, остановись, — я люблю тебя. тебя, в смысле, как мужика, — никита не отрывался от плеча, — в смысле, я рад, что жизнь привела меня к вам и показала саму суть. так бы я и остался в орионе за папкины деньги, но я с вами прошёл столько всего, что если бы вернулся назад, я бы хотел пережить всё то же самое, — он набрал побольше воздуха в лёгких, чувствуя, как его не хватает, всё на одном дыхании выдал, — и самое главное, что я встретил тебя. бля, рыжий, я серьёзно тебя люблю, на серьёзных щах сейчас говорю. ты лучшее, что со мной случилось. не бей. — не собирался. — наконец, отрывается. макеев оборачивается и смотрит в свои, по-настоящему свои голубые глаза, что наливаются темнотой без доступа к свету. не видно ни одного его любимейшего оранжевого пятнышка, что он готов был сейчас в неистовстве собственных эмоций расцеловать. — не собирался? — вторит, а сам внутри радуется, как ребёнок, ей-богу, радуется. — я тоже тебя люблю, — говорит, а голос подрагивает. в тёмных зрачках видит своё отражение и отводит взгляд в смущении, — как мужика, бля, да, дань, как мужика. и я тебя люблю. мне не хочется, чтоб всё заканчивалось. — мне тоже. — уже шепчет, а глаза полны слёз. пьяный, он сильно пьяный. — я хочу продолжать ездить на скейте к центру, останавливаться и курить, с тобой курить, твой всратый чапман или ричмонд, хочу сидеть с тобой у эдика и обсуждать вспышки агрессии, хочу пиздиться с тобой до потери сознания, а потом обниматься. я не хочу терять, это слишком всё.. — больно. — да, да. больно. мне так больно не было даже когда отец меня пиздил. — рыжий рассмеялся ещё громче, делая глоток. теперь он смотрел на парня. — можно я тебя поцелую? — да. у дани вспышки фейерверков в глазах. внутри тоже. нет, внутри только пьяное трепетное тепло, словно он наконец нашёл свой островок безмятежности и крайнего спокойствия. он и сам, честно говоря, разобраться не может, что происходит. лишь смазано целует, точнее, чмокает. губы тянутся навстречу, но теперь уже аккуратно и осторожно, словно боятся спугнуть. а пугать здесь некого, разве что ковалёва, если он вдруг решил выйти посрать в кустах, а тут два его ученика, парня, целуются. тем более, главное, кто целуется, макеев и бойко. вчера они готовы были убить друг друга, а сегодня между ними налаживается общая гармония, даже не она, между ними полыхает всё пестреющим пламенем, заставляющим их сливаться в одно идеально подходящее друг другу огнево. никита осторожничает, в ласковости перебирая губы, одну, затем вторую, кончиком языка касаясь. а даня поддаётся общему настроению, сталкиваясь с ним носами. ему хочется до упоения целовать рыжего сейчас. когда его не оттолкнули, когда они сидят в свете луны и на озёрном прибрежье, поросшем камышами. — пойдём в воду? — отрывается с придыханием, спрашивает. получает кивок. одежда комками летит на песок, всё, вместе с трусами. голые стопы касаются поверхности воды. холодная, что пиздец, но без разницы. они заходят в воду по-тихоньку, в ребячестве обрызгивая друг друга водой, смеясь, как дети малые, шатаясь, как ужратые взрослые. по пояс стоя в воде, подходят уже друг к другу. даня выше, намного выше, чуть ли пополам не сгибается, но хватает за подбородок и притягивает к себе, заставляя привстать на носочки, пальцами зарываясь в песок. впивается в губы настойчиво, серьёзно, языком проникая в послушно приоткрытый рот. никита хватается ледяными ладонями за лицо напротив, ближе к себе, хватается за шею. быть ближе, ближе, ещё ближе. они ничего не стесняются, даже собственной наготы. сталкиваются чем только можно, но почти становятся одним целым. лишь бы не отпустить сейчас, нет, только не сейчас. бойко кусается, что в его стиле. он поддёвывает нижнюю губу зубами, втягивая, прикусывая её, но не до боли, лишь мычание получает в ответ. обоих потряхивает, вода слишком ледяная, контрастирует с жаром от алкоголя и распалённостью от накатившего возбуждения. даня шарит по чужому телу ладонями, за поясницу притягивая к себе вплотную. его ладонь тут же скользит вниз, пальцы проходятся по длине, кончики пальцев чуть притаптывают прикосновения до. рыжий разрывает поцелуй со стоном. в свете луны уже видны веснушки, а ещё покрасневшие щёки и нос. и белящиеся ресницы, короткие, но рассеивающие свет. а глаза становятся отражением воды, так же глубоко. парни дышат тяжело, глядя друг на друга и решаясь на что-то. понятное дело, на что. это казалось бы им неправильным, но сейчас так плевать. сейчас не хочется упускать возможности, не хочется оставлять всё так. и не упускают. пальцы никиты уходят под воду. они касаются друг друга неловко, но это не так важно, как сами ощущения. ладони сжимаются на стволах одновременно. дрочить друг другу в воде — сильное и смелое решение. одновременно начинают движение, проходясь большими пальцами по головкам, чуть сжимая. свободная ладонь дани проходится по чужой пояснице и стремится вниз, касаясь ягодицы, рука никиты на крепком плече в качестве точки опоры. они смотрят друг другу в глаза, касаясь взглядами друг друга везде. губы бойко быстро находят шею, он тянется вперед. выцеловывает резко, умудряясь кусать, и дышит тяжело. макеев сжимает скрытое водой бедро, изо рта вырывается тихий стон. шея — слабое место. темп идёт в разброс. русый, что стоит спиной к луне, в свете её кажется ангелом, совершенством, чем-то недосягаемым, но вот он, в миллиметрах от лица рыжего, набирает скорость, нагибаясь и кусая ключицу, вызывая неожиданный стон. красивый, как самая сладко звучащая музыка. даня понимает, что слушать это хочет вечно. эти выстанывания с прерываемым тяжёлым дыханием. водная гладь под ними превращается в сплошные круги, что расходятся вокруг них волнами. никита то сбивает темп, то набирает, двигая рукой. он чуть не выгибается в спине, когда ладонь в воде сжимает его бедро так сильно, что хочется увидеть там синяки, но их не будет. зато шея и ключицы ими пестреют. как и данины. бойко жмётся, затрагивая головкой чужую прохладную кожу, он кусается, сдерживается, но чужая ладонь двигается с нужным ему темпом до звёздочек под прикрытыми веками. даня двигает бёдрами навстречу, затем накрывает руку своей и задаёт нужный темп. круги расходятся быстрее. стопы чуть не проваливаются в песок, а кожа переполнена стаями мурашек. наконец, оба добиваются разрядки, валясь друг другу в объятия. русый аккуратно зацеловывает открытую шею с дребезжащими венками, затем целует в макушку, никита устало целует бледное плечо, в свете луны кажущееся совершенно белым. — ты такой красивый, рыжик. — бойко улыбается и снова обветренными губами касается кожи. — а ты смазливый. очень. но теперь по-другому. оба счастливы, а душу греет уже не алкоголь, а самая настоящая искренность, родившаяся несколько месяцев назад. сверху ещё и близость, душевно-физическая, на каком-то ином уровне кружащая голову. хочется утонуть в этой близости, в этой обоюдной любви. погрязнуть и не вынырнуть. никита не знал, что он может влюбиться в парня, даня не знал, что он может влюбиться настолько сильно. но вот, они стоят друг напротив друга, плавясь в бесконечности собственной любви, и чувствуют себя чуть выше седьмого облака. выходят из воды. мокрые, натягивают сухую холодную одежду, думая, что отогреются возле костра. по невыбитой тропе идут, держась за руки, молча. словно здесь не нужны никакие слова. взглядами всё и так было давным давно сказано. их плечи сталкиваются. на поляне никого, лишь затухающий понемногу костёр. поляна погружена в полное безмолвие и тишину. ни одной живой души. неужели они были так долго? ай, какая разница. костёр был затушен через полчаса. в палатке было холодно, зато было одеяло, добытое не пойми где. даня ложится, вытянув одну руку, на которую никита доверчиво укладывает голову, лбом прижимаясь к чужой груди. они обнимаются, губы находят открытый лоб. а затем желанные костяшки, к которым макеев тянется, аккуратно прикладываясь к коже, втягивая и покусывая её, оставляя и в этом странном месте свои алые отпечатки, что на глазах багровеют. — я не хочу думать, что было бы, если бы я не повстречал вас. не повстречал бы тебя. — шёпотом, боясь чужих ушей, говорит макеев в рыжую макушку. — не думай, — усмехается бойко, — спи. — пообещай, что мы вернёмся и это не останется каким-то дурацким сном. — обещаю. — пообещай, что будешь жить со мной и спать так вечность. — бля, да завали уже, — тихий смех вперемешку с бурчанием, — обещаю. он пообещал. а если он обещает, значит будет исполнено. русый прикрывает глаза в удовольствии, улавливая мгновенное сопение.главное проснуться завтра и понять, что это всё взаправду.