«Всё давно позади
Но зато есть вспомнить что и что обсудить
Если решишь уйти на покой
Вдруг раньше, чем я — постой
Стой, можно я с тобой?
С тобой, постой!»
Из песни «Можно я с тобой?» — AP$ENT.
***
Когда Бильбо Бэггинс соглашался идти в поход, он понимал, что будут трудности. Но понимать то он понимал, а вот встретиться с ними лицом к лицу стало тем ещё испытанием. За год он узнал очень много и о походной жизни, и о трудностях в дороге, и о выживании, и о доверии почти незнакомцам, и о дружбе, и, даже, о любви, что стало, конечно, крайне неожиданным открытием, но от того не менее приятным. И сейчас, спустя столько времени, Бильбо с уверенностью утверждает, что над каждым из его узнал, можно смело писать через трудности, так как каждый его опыт был обязательно проверен ими или через них получен. В принципе, это и казалось логичным, а ещё неплохо закрепляло полученные знания и выводы. Теперь он действительно может сказать, что знает очень многое о походах и даже не лукавить.Точнее, он сказал бы, но увы, тот опыт, который он вынес из самой последней из всех трудностей, с которыми он столкнулся, был столь травмирующим и страшным, что уже, казалось, не входил в список похода. Он входил в список войны.
От чего-то, покидая свою дорогую норку в тот злополучный день, в голову Бильбо Бэггинса даже на секунду не промелькнула мысль о смерти. И даже если, казалось бы, эти слова ложь, то нет. Он действительно не задумывался о том, что Торин может умереть. Что за ним обязательно последуют его племянники, и что он сам, в последствии, будет каждый прожитый день думать о том, как ему хочется пойти за всеми ними следом. И возможно, если бы хоть одна такая мысль проскочила в его голове тогда, он не стал бы уходить с ними. Но тот Бильбо читал много человеческих книг о приключениях, в которых не писали о настоящих трудностях. В которых не говорили, что спать на земле очень холодно и не удобно, а утром у тебя обязательно болит всё тело и пухнет лицо. Что приходится неделями ходить грязным. Что еда заканчивается и потом наступает голод. Что кровь неприятно воняет железом, а на руках она сворачивается и превращается в липкие комочки, но ты не замечаешь этого, потому что на этих самых руках сейчас лежит твой друг, твой король, твой любимый. Лежит и говорит какую-то несуразицу, которую ты слушаешь очень внимательно, хотя в голове красным только одна мысль: «Не уходи, не покидай меня, не умирай!». В книгах об этом не говорят, поэтому Бильбо больше к ним не прикасается.Он в принципе ни к чему не прикасается с того дня, как вернулся домой. И вроде бы, пока рядом ошивался Волшебник всё было не так плохо, но стоило только остаться на едине с собственными мыслями, как он начинал медленно сходить с ума. И худшим было то, что никто Бильбо из его сумасшествия не вытаскивал.
Поначалу Бэггинс старался жить. Точнее, старался вернуться к жизни, натягивая на себя обратно шкуру того Бильбо, который покинул нору год назад, но, как оказалось, теперь та была тесновата и неприятно сдавливала вернувшегося из путешествия хоббита. Но он правда пытался, ведь чем больше его мысли занимали подобные хлопоты, тем дольше он мог сдерживать обещание, данное Торину перед его смертью. Сперва он посадил жёлудь, за которым теперь ухаживал его садовник Гэмджи. Далее вернул своё раскраденное имущество и доказал всем, что это действительно он, а не какой-то самозванец. Потом он написал несколько писем в Эребор для Балина. Просто в знак дружбы и в надежде на то, чтобы немного разделить непроходящую боль. Но как только дела закончились и наступила зима, все его попытки жить рухнули, не оставив после себя ничего. В голове каждый день настойчиво звучал голос Торина и его собственные слова, сказанные в тот день уже охладевшему телу его короля. «Можно я с тобой?». Каждый день, каждый час он слышал эти слова, которые в какой-то момент переросли в мантру. А по ночам один и тот же кошмар, в котором Торин прижимает его к своей груди на той скале, говоря самые приятные слова в жизни хоббита, а после его тело насквозь пробивает меч Азога, и гном, в который раз, умирает на его руках. Это становится невыносимым, потому что чем глубже зима, тем чаще он видит сон, в котором иногда появляются Фили и Кили. Особенно часто они появляются во снах вместе с Торином после того, как рядом с Хоббитоном проехал караван из Синих Гор, в котором была принцесса Дис. И если бы не садовник, — единственный хоббит, который действительно беспокоился о закрывшемся Бильбо, — он так и не узнал о этом караване и, вообще, о том что мир за его стенами ещё существует.И тем не менее, в какой-то момент Бильбо стало так плохо, что к нему впервые пришло видение. Видение, в котором Торин тенью проплыл по коридору на выход из Норы.
В тот раз Бильбо скинул это на недостаток кислорода из-за своего затворничества или истощение организма, ведь в особенно сильные приливы хандры он не мог даже с кровати встать до вечера или глубокой ночи. Но потом это повторилось, когда он принимал особенно горячую ванную после очередного такого приступа и в тумане пара ему почудился силуэт сидящего на краю ванной Торина. А потом ещё раз на кухне во время утреннего чая, и в гостиной возле камина. Пока вдруг этот призрак не стал жить в его доме, а потом и разговаривать с ним. И самым страшным оказалось не столько присутствие тени мертвеца, сколько то, что для Бильбо это не стало чем-то странным. Он нашёл в этом утешение своему горю и сначала с опаской, а потом и с воодушевлением отвечал призраку, который точно был его плодом фантазий, потому что всегда отвечал то, что Бильбо так отчаянно хотел услышать. И всё отчаяние, вся боль в друг ушли, потому что Торин был рядом, потому что говорил с ним и смотрел нежно, потому что улыбался и говорил, как сильно его любит.Потому что больному от любви хоббиту нужно сойти с ума, чтобы прожить ещё хоть немного.
Так прошла зима и наступила весна. Бильбо разговаривал с Торином, уже совсем не отличая реальность от вымысла, от чего все знакомые считали его странным и «покалеченным» после путешествия. Теперь даже его садовник перестал с ним разговаривать и только ухаживал за цветами, но Бильбо искренне плевал на это, ведь рядом есть Торин, который всегда его послушает и ответит то, что он так жаждет услышать. Они общаются днём и ночью, потому что стоит хоббиту заснуть, и перед глазами стоит какой-то бред, в котором Торин, почему-то, мертвый. Поэтому Бильбо принимает решение не спать вовсе. И в таком режиме проходит ещё несколько недель, пока однажды Бильбо не ломается окончательно. Он сидит в своём любимом кресле в холодной, тёмной гостиной, в которой единственным источником света, уже долгое время является яркая луна, любопытно заглядывающая в маленькое окошко. Вид у него совсем изнеможенный; тёмные тени под глазами, впалые щёки и истощенное тело. Но это не мешает ему продолжать бесконечные беседы с Торином, который во всей своей красе стоит, опершись о камин, как в день их знакомства, когда он стоял на том же месте и пел песню, которую Бильбо никогда не забудет, хотя сейчас едва ли в состоянии помнить даже собственное имя. Он смотрит на короля любящим взглядом и почти не моргает. — Ты так прекрасен, Торин… — шепчет он ослабевшим голосом. Торин только поворачивает голову в его сторону и нежно-нежно улыбается, слегка щуря свои прекрасные глаза, что у Бильбо сердце на секунду останавливается, а потом начинает биться быстрее. — Я так хочу тебя коснуться, Торин, любимый мой… — Так коснись. — отвечает также тихо гном и вновь возвращает взгляд на старый пепел в камине. — Когда я делаю это, то ты тут же исчезаешь, а мне невыносимо, когда тебя нет. — слегка обижено бурчит Бильбо и утыкается носом в подобранные колени. — Ты знаешь, что нужно для этого, Бильбо, любовь моя. — только и говорит Торин, но хоббит на это шмыгает носом и на мгновение устало прикрывает глаза, — Ты знаешь. — надавливает король и Бильбо сдаётся. Он ещё с минуту смотрит в сторону неподвижного Торина, после чего окончательно принимает решение и встаёт с кресла. Бильбо тенью выскальзывает из дома, перед этим быстро черкнув на бумажке:«Отдайте Бэг-Энд моему садовнику».
Ночь стоит такая лунная, что передвигаться по городу можно без фонаря, так что он смело шагает вперёд, а рядом с ним неотрывно идёт Торин. Впервые с окончательного появления короля, они молчат, но в голове Бильбо всё равно настойчиво крутятся собственные слова: «Можно я с тобой?». Они звучат в ней, пока он минует Хоббитон, пока находит дорогу к реке, и замолкают только тогда, когда он оборачивается, чтобы никого рядом с собой не увидеть. Слёзы сами наворачиваются на глаза и большими каплями стекают по щекам. Бильбо задирает голову к небу и с болью смотрит на звёзды. — С того дня, как ты, Торин Дубощит, покинул меня одного в этом мире, заставив дать обещание жить, единственное, чего желает моё сердце, это быть рядом. — шепчет он сорванным от дрожи голосом, остервенело стирая жгучие слёзы с щёк, — И я старался, Торин, действительно старался, но больше так не могу! Не могу, чтоб тебя орки там задрали, жить без тебя здесь! Я так люблю тебя и только поэтому прошу сжалиться и ответить, можно мне с тобой? Ему никто не отвечает, но с неба вдруг падает звезда, а в голове эхом разносится голос Торина. — Можно, Amralimé. Бильбо не знает, является ли этот голос плодом его фантазии, но и не нуждается в ответе. Ему становится так легко, как не было уже очень и очень давно. Он ярко улыбается, всё ещё смотря на звёзды и смаргивая слёзы, после чего падает в воду и даже не старается выплыть, давая холоду сковать конечности и потянуть его, наконец, ко дну.А в голове его всё проносятся те самые слова: «Постой, а можно я с тобой?».