Самый близкий враг

      Он шел с гордо поднятой головой, как будто не замечая связанные за спиной руки, и конвой, идущий по бокам от него.       — Мы схватили сына главы клана Сенжу, — довольным голосом сообщил отец. — Теперь этим ублюдкам придется принять наши условия, — его мысли уже были заняты успешными переговорами.       Мадара не участвовал в миссии, в ходе которой наследник Сенжу был захвачен. Он смотрел на чужака, не понимая, как этот задохлик мог так долго сопротивляться шиноби из его клана.       Узкий в плечах, на голову ниже его — неужели он, и, правда, настолько опасен?..       Мальчишку грубо втолкнули в выложенное из камня здание, белая макушка скрылась из виду. Мадара поежился.       Он подумал о своих братьях. Те из них, что уже сложили головы в битвах — не перенесли бы плена. Изуна, хоть и храбрился, и делал вид, что все сможет пережить — тоже.       Их быстро сломали бы.       Размышляя о таких страшных вещах, Мадара думал, что окажись кто-то из его братьев в подобной ситуации, он хотел бы, чтобы к ним относились по-человечески. Ведь если снять с них доспехи, и отобрать оружие — перед покалеченными войной взрослыми предстанут обыкновенные дети. Его уже давно злила мысль, что взрослые приносят в жертву новые поколения толпами, чтобы решить свои споры о власти и удержании территорий.       Его братья не заслуживают такой участи!       Никто не заслуживает.       Здание, в котором разместили пленника, охраняло несколько часовых. Раньше тут был амбар, но его перестроили «для военных нужд». Только крышу перестелить забыли. Когда они играли с братьями, и перепрыгивали по крышам домов, Мадара наступил на прогнившую доску, проломившуюся под его весом. В крыше образовался лаз, который он наспех залатал — никто из взрослых не предал этому значения.       А вот теперь пригодилось.       Мадара осторожно отодвинул доску, и бесшумно проник внутрь. В помещении стояла ужасная духота, настоящая парилка. Кожа мгновенно покрылась липким потом, здание нещадно отапливали, будто на улице стояли суровые морозы, хотя сейчас было начало лета.       — Этот малахольный ублюдок специализируется на водных техниках, — предупредил охранников отец. — Будьте осторожнее с ним.       Они специально осушали воздух, чтобы пленник не мог применить суитон, и стал максимально обезвожен. В таком состоянии он не сможет ни сопротивляться, ни убежать.       Мадара утер рукавом лоб и огляделся. Пленник обнаружился в углу: мальчишка лежал на полу, связанный по рукам и ногам, рот заткнут кляпом.       Мадара приблизился к нему: на вид, возраста Изуны, а может, и младше. Он осторожно усадил его, и прислонил к стене.       Светлые волосы слиплись от пота, и торчали иголками, как у ежа. На Мадару устремился мутный взгляд: в такой духоте мальчишке было уже совсем плохо.       — Я принес тебе воды, — произносит Мадара на грани слышимости. — Только тихо, — он убрал кляп, и в запястье ему тут же вцепились острые зубы.       Мадара поморщился: он сильно удивился бы, если бы этого не произошло. Он ухватил мальчишку за подбородок, и потянул вниз, вынуждая разжать челюсти. После минуты возни, пленник тяжело сопел, яростно глядя на Мадару, слизывающего кровь с прокушенного запястья.       — Вот и познакомились, — пробормотал он, снимая крышку с фляги. — Пей, это вода, — он поднес ее ко рту пленника, но тот скривил губы и принялся крутить головой отворачиваясь. — Это вода, ну! — Мадара ухватил его за загривок, чтобы тот перестал крутиться. — Она не отравлена, — он сам сделал небольшой глоток, чтобы мальчишка в этом убедился. — Вот, видишь? — он улыбнулся. — Со мной ничего не случилось.       Он снова поднес к его губам флягу. После недолгих колебаний, мальчишка сделал небольшой глоток. Долго перекатывал жидкость во рту, пытаясь распознать в ней посторонние примеси, потом, зажмурившись, проглотил. Убедившись, что вода безопасна, он принялся жадно пить, пока не осушил флягу полностью.       Вместо благодарности — кивок, Мадара понял, что из этого ершистого паренька ни слова не вытянешь, даже под пытками.       — Мне нужно завязать тебе рот, — с сожалением проговорил Мадара, подцепив пальцами завязку. — Завтра я приду еще.       Мальчишка не ответил, только склонил голову, чтобы Мадаре было удобнее вернуть кляп в прежнее положение. От его одежды и волос странно пахло, Мадара склонился ниже, зарываясь носом в макушку, вдыхая кисло-сладкий запах. Он, почему-то, был ему очень знаком.       Неужели, это… Мадара отодвинул пальцем тугой ворот одежды пленника, и, наконец, понял, что это.       Под одеждой и у кромки волос копошились мошки, покрывая бледную кожу укусами. Мальчишку облили молоком — его запах, усиленный потом, привлекает букашек, для них тут просто рай на такой жаре. Теперь они медленно пожирали свою жертву. Это один из видов пыток, которые, как думал Мадара, теперь не используют.       Мадара стиснул зубы. Отец не мог отдать такой приказ, это «инициатива» кого-то из соклановцев, чей мозг затуманен ненавистью к врагу. А раз так — мальчишка не доживет до даты переговоров, его медленно прикончат, а потом разведут руками, и скажут, что пленник сам представился перед богом.       Он подул на покрытую укусами кожу — мальчишка повел плечами, от холодного воздуха.       — Я тебе помогу, — шепнул он ему на ухо, прижимая пленника к себе как родного брата, которого однажды он не смог спасти.

***

      — Отлично! Сегодня запечем кролика! — радовался Изуна, когда Мадара выпутывал из силков попавшуюся туда животину.       Он, как обычно, свежевал тушку убитого зверька. Но сегодня окровавленный мех не был брошен к другим отходам — он ему нужен для дела.       Ночью, дождавшись когда брат заснул, он покинул дом, чтобы снова навестить пленника.       Тот выглядел еще хуже, чем вчера: на скуле разливался синяк, шея покрылась зудящими волдырями от укусов насекомых, которые постепенно переползали на лицо.       — Тебе надо бежать, — тихо произносит Мадара, и сам не верит тому, о чем говорит. Но его воротило от чувства сопричастности к притаившемуся тут ужасу.       Он набросил мальчишке на плечи пахнущую кровью кроличью шкурку. Тот дернулся, попытался скинуть, но Мадара удержал его.       — Это от букашек, — пояснил он. — Их привлечет животный мех, и запах крови.       Тот завис, а потом устало кивнул. Из-за духоты голова плохо соображала, Мадара видел, что он уже на пределе, ему пришлось кормить его с рук. Он напряженно прислушивался к ночной тишине, стараясь не замечать горячий язык, лижущий ему пальцы, испачканные мясным соком.       Переговоры назначены на послезавтра. Разумеется, взрослые, как всегда не смогут договориться, и живым отец его не отпустит. И что ему делать? Предать клан? Или предать самого себя?..       Мальчишка повалился на него, от сытости и духоты его клонило в сон. Мадара увидел, как у того разгладилась складка на лбу, когда он уткнулся носом ему в плечо, и внутри у него что-то екнуло.       — Послушай меня, — он усадил его прямо, надавил ему пальцами за ушами, чтобы прогнать сонливость. — Там, на крыше, третья доска справа, — мальчишка, болезненно жмурясь, кивал. — На рассвете будет смена часовых, — Мадара осторожно просунул кунай под удерживающие его веревки. — Не подведи.       Он не подвел.

***

      Спустя пятнадцать лет, Мадаре было сложно узнать в высоком, широкоплечем мужчине изнеможенного заморуха, брошенного в темницу. Еще сложнее было делать вид, будто их никогда не было в жизни друг друга.       Он смог подружиться с его братом, но сам Тобирама был хмур и холоден с ним. Будто наказывал его за то, что однажды он посмел предстать перед ним беспомощным и слабым.       Когда стало ясно, что новым Хокаге его не выберут, Мадара хотел покинуть деревню. Его последний близкий человек был предан земле, больше в этих местах его ничто не держало. Он пришел в резиденцию Каге, чтобы передать Хашираме свитки, касающиеся текущей обстановки в квартале Учиха.       Но его друга на месте не было. Вместо него за столом сидел Тобирама, и спал, уронив голову на сложенные перед собой руки.       Мадара осторожно приблизился, будто боялся спугнуть дикое животное во время охоты. Он покосился на меховой воротник, висевший на спинке кресла — возможно, это не так уж далеко от истины. Поддавшись соблазну, он протянул руку, чтобы дотронуться до серебристых волос.       Тобирама моментально распахнул глаза, и ухватил его за запястье. Глаза сузились, Мадара уже приготовился выслушивать желчные замечания в свой адрес, когда что-то неожиданно изменилось.       Тобирама завис, глядя на его руку, а потом сдвинул в сторону край темной перчатки, и увидел его.       Шрам от своего детского укуса.       Складка между белесых бровей разгладилась, Мадара испытал мучительное чувство дежавю. Тобирама медленно выпрямился, в стыде поднимая на него глаза. Мадаре ни разу не доводилось наблюдать, как люди проживают свой стыд. Это не комичные кривляния Хаши, когда он в чем-нибудь облажался. Это не сухое «прости» брата — так он извинялся перед ним, когда был еще жив.       Это молчаливое признание что то, что он сказал или сделал, было не хорошо — наполняло Тобираму жизнью, делало его мягче и чувствительнее.       И еще… Мадара не знал, что люди в такой момент бывают невероятно красивы.       — Я задержался, вы уж меня простите, — в кабинет ввалился Хаширама со стопкой бумаг. — Я… вы что, опять поссорились? — он с подозрением уставился на них.       Мадара поспешил выйти из кабинета, так и не сделав того, зачем пришел.

***

      После той встречи в резиденции все будто бы шло как прежде, но все-таки, изменилось. То Мадара задерживал взгляд на Тобираме, дольше, чем следует. Иногда Сенжу, как будто случайно, задевал в ответ. Хаширама радовался, что вражда между ними поутихла, не замечая развернувшиеся прямо перед его носом социальные игры.       — И тут он его достает, а у него вот такой, — Хаширама развел руки в стороны, — огромный меч! — он делился с ним впечатлениями от встречи с делегацией Киригакуре. — Да, Тобирама?       Тобирама спал, доверчиво привалившись к плечу Мадары. Они все немного выпили: и если Хашираму тянуло болтать без умолку, то его брат от спиртного становился заторможенным и неповоротливым, как медведь.       — Эй, братишка, ты что, заснул там? — Хаширама, с глупой улыбкой на лице протянул руку, чтобы ущипнуть его за нос.       — Отстань от него, — Мадара закатил глаза, и оттолкнул его руку. Иногда излишнее ребячество Хаширамы его раздражало.       Хаширама хотел было поспорить, но тут его глаза округлились от ужаса:       — Я же обещал зайти к Хьюга, поговорить со старейшинами! — он хлопнул себя по коленям и вскочил. Направил чакру в ноги и сорвался с места, Мадара даже не успел с ним попрощаться.       Солнце почти село, закатные лучи окрасили комнату красным.       Тобирама медленно отлепился от плеча Мадары, устало разминая шею. Он был помятым и сонным, волосы торчали в разные стороны.       Мадара не сдержал улыбку.       — Нам нужно поговорить, — неожиданно произнес Тобирама своим ледяным тоном. Мадара напрягся. — Мне жаль, что я, — на его лице возникло виноватое выражение. — Прости, — Тобирама на мгновенье зажмурился. — Я всегда думал о тебе. Мы были детьми, и… Я думал, что убил тебя тогда, — слова давались ему с трудом. — То есть, я думал, что убил того, кто помог мне сбежать…       — Ты убил моего брата, — в голосе Мадары скользнула горечь. — Мы с ним похожи.       Тобирама в изнеможении провел ладонью по лицу. Его снова мучил стыд, и никакое «прости», уже ничего не исправит. Мех на плечах задрожал. И здоровенный, как медведь, вдруг сделался маленьким. Мадара снова увидел мальчишку, брошенного в душную камеру.       Только теперь Тобирама заточил в нее себя сам.       Мадара закрыл глаза и обнял этого угловатого мальчишку, как родной брат.       — Я прощаю тебя.       Под веками у него заплясал свет. Это было похоже на счастье. Только ощущение это сводилось не к тому, что он чувствовал. А к тому, чего он не чувствовал.       Мадара больше не чувствовал боли.